Куда пропали снегири? - Сухинина Наталия Евгеньевна 6 стр.

Несколько шагов от обители и вот он - источник. Из железной трубы вырывается ровная серебрящаяся струйка, ударяется о землю, пробивая в ней неболь­шое русло, и течёт дальше весёлым ручьём. Делаю несколько глотков, и с удивлением ощущаю вкус хо­рошей минеральной воды. Она имеет небольшой прив­кус, но он совсем не портит воду, а наоборот, придаёт ей своеобразную пикантность. Минеральная вода. Оказывается, не просто минеральная, а настоящее чу­до природы. По-научному - йодисто-радоновая. Гид­рогеологи подтверждают, что для северных мест это большая редкость. Есть и ещё одна интересная осо­бенность у этой воды. Как правило, святые родники, бьющие из-под земли, обжигающе холодные, плюс че­тыре градуса, не больше. Я уже приготовилась при­нять в ладони ледяную струю. А она оказалась тёплой. Конечно, не такой, как бывает черноморская вода в разгар курортного сезона, но всё-таки... Тёплый ис­точник, бьющий из-под земли. Но всё, что мне удалось пока узнать, ещё не характеризует Оятский родник как святой. Есть у нас в России минеральные йодисто-радоновые ключи, есть горячие, есть тёплые. Ещё один? Нет, конечно. Чудесные свойства оятской свя­той воды многочисленны.

В источнике почти вся таблица Менделеева. Но он имеет и духовную силу. Бесы боятся этой воды, было несколько случаев исцеления от одержимости.

Рассказала матушка и о таком:

- Обитель посетил Тихвинский епископ. Позвал всех на источник. Один иподиакон очень сильно простудился и не хотел идти. Но владыка Симон его уговорил. Тот облился на морозе водой из источника и уехал совершенно здоровым. А два года назад при­ехала в монастырь молодая женщина Елена с пятилет­ней дочкой Дашенькой. У девочки было тяжелейшее заболевание органов дыхания с поражением стенки бронхов. Бронхиальная астма сопровождалась при­ступами удушья, хрипами, иммунная система была очень ослаблена, ножки не ходили, девочка всё время лежала. Мать на руках носила девочку на источник, ставила на снег, обливала водой из ведра. Она стала крепнуть на глазах, становилась живой и подвижной. Сейчас диагноз «астма» врачами уже не ставится, приступы удушья прекратились.

А рабу Божиему Николаю из Павловска предстоя­ла операция на сердце. Знакомые посоветовали по­ехать на Оятский источник. Возвращался Николай с него абсолютно здоровым, необходимость в опера­ции отпала. Вскоре вновь приехал в монастырь - бла­годарить. А одна девочка, подросток Наташа, очень страдала аллергией. Лицо и тело покрылось красной коркой, мучилась страшно. Пока не приехала на Оять. Получила полное исцеление после первого омовения в источнике.

Трудно писать о чудесах через запятую. Есть в этом непростительная дерзость: всуе говорить о значимом.

Поэтому - я ставлю точку. Пока. А дальше расскажу вам о собственном опыте исцеления. Подъезжая к Пе­тербургу, я не могла ответить на приветствие проводни­цы: «Доброе утро». Пропал голос. Резко заболело гор­ло. Думаю, что вагонные сквозняки прошлись по мне ночью с удовольствием. К вечеру я уже залегла в пос­тель в полном недомогании. Питерские друзья грели молоко с содой, горстями скармливали мне гомеопати­ческие горошины, даже убедили принять ударную норму аскорбинки - аж двадцать таблеток сразу. Не по­могло. А утром нам ехать на Оять - уже договорились с машиной. Командировка оказалась под угрозой.

И я решила - будь что будет. Утром кисло улыба­лась, подбадривала сама себя - ничего, как-нибудь. По монастырю ходила на ватных ногах.

Попила водички. По маленькому руслу ручейка вода из источника стекает в небольшой заросший пруд с ярко-жёлтым, весёлым песчаным берегом. Я подошла к пруду в нерешительности. Войти в него было страшно и моё маловерие набирало силу. Дума­ла не о благодатном действии святой воды, а о воз­можном воспалении лёгких, несостоявшемся отпус­ке, больничной палате. Заставляю себя не думать о земном. Скорее, дабы не раздумать, плюхаюсь в пруд и три раза с крестным знамением окунаюсь. Надо сказать, что захолодало накануне так, что не попадал зуб на зуб. Моросил мелкий, противный дождик, ветер прогуливался как хотел по оятской обители. Дрожа, в ужасе от содеянного, выскочила из воды. Согрелась быстро. Выпила горячего чая из термоса. Поехали дальше. Через час дороги я уже чувствовала себя совершенно здоровой. Попутчики, смотревшие на меня с опаской, стали глядеть с удив­лением. Но - молчали. Прошёл ещё час дороги. Здо­рова! Кашель исчез, горло не першит, насморка будто и не было, температура снизилась. Мне было очень стыдно за своё малодушие и неверие. Стыдно и сей­час, потому что знаю, что Оятский святой пруд дару­ет исцеления более серьёзные, почти невероятные. Ему по плечу даже онкология.

«Два года назад в монастырь приехала из Мурман­ска раба Божия Наталья. Диагноз - онкологическое заболевание позвоночника. Мучили очень сильные бо­ли, выпали на голове все волосы. Ходила на источник, обливалась. Жила в обители год, несла послушание в трапезной. Уезжала полностью исцелённая. Мы ей, когда уезжала, косички заплетали», - вспоминали насельницы обители. Другая женщина, Анна, приехала сюда с медицинским свидетельством на руках, под­тверждающим наличие раковой опухоли. Предстояла операция. Знакомые посоветовали съездить на Оять. Ходила на источник, трудилась, не жалея сил, в мо­настыре. Повторное обследование зафиксировало полное исчезновение опухоли.

А недалеко от Введено-Оятского монастыря, в Подпорожье, живёт учительница музыки, для кото­рой святой оятский источник до сих пор - последняя надежда. У её четырнадцатилетней дочери Оленьки тяжёлое онкологическое заболевание. Клочками вы­падали волосы, девочка облысела окончательно. Ездили в Евпаторию на целебные ключи - никакой пользы. Приехали сюда. За месяц волосы у девочки выросли. Но уехали домой - опять началось. Вот вер­нулись, живут здесь пока, девочка в местную школу ходит. Волосы опять отросли, парик уже не нужен. Пока придётся здесь жить.

А я добавлю - и молиться. Молиться о даровании дочке чуда полного исцеления. Эта мать - образчик смирения и веры, которых так не хватает нам, кото­рых мы боимся и малодушествуем в этом страхе. А вот насельницы монастырские страха не ведают. Для них пруд со святой водой - лекарство от всех болезней. Идут сюда всяк со своей хворью. Настоя­тельница, как главврач, прописывает всем одно и то же: «Идите на источник». И паломников благослов­ляет. Правда, оговаривается: «Если верующие - поправитесь, если неверующие - я вам помочь не могу».

Ежедневно в Введенско-Оятском монастыре со­вершаются вокруг обители крестные ходы. Ограж­дающие её от врагов, видимых и невидимых. Идут матушки в грязи по колено, по сугробам, по пыльной знойной тропе. Идут и просят в молитвах Матерь Божию покрыть Своим омофором место сие, где древние подвижники Александр Свирский, родители его, Стефан и Васса, передали эстафету молитвенно­го подвига из глубокой старины в наше время.

Мы очень ругаем его, наше время. Но разве мы к нему справедливы? По молитвам нашей современ­ницы изводится святой источник. Его целебные свойства уникальны. Источник доступен, он не «за бугром», не в вожделенной для многих Америке, он наш, он родной, он даже не испытывает наше дози­рованное мужество ледяной водой, посылая нам в ладонь тёплую струю и одаривая чудесами. А вот самим бы нам себя поругать. И ругать нещадно, не стесняясь в выражениях и площадной брани. Пото­му что ищем виновных, а сами... Под лежачий камень вода не течёт. Уж не про святые ли это ис­точники? Будешь пребывать в лености - не увидишь чуда, не испытаешь его силы, пугающей явной бли­зостью благословляющего Господа. Трудиться. Только трудиться и уповать на чудодейственную си­лу. Именно об этом говорила незадолго до смерти матушка Фёкла.

- Наш источник чудесный. Воистину Божия Ма­терь нам его подарила. Кто с верой приходит, тот по­лучает просимое. Но нужно и потрудиться. Нельзя го­ворить: «Дай, а с меня ничего не спрашивай». Уж если просишь, сам готов будь дать. Скажи так: «Господи, помоги мне в моей болезни, а я, что смогу, то ради Те­бя сделаю».

Господи, пошли в Оять благодарных просителей.

ПО СЕМЕЙНЫМ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ

Человек предполагает, а Бог располагает. В ис­тинности этой народной мудрости я убедилась ещё раз совсем недавно, отправившись по ре­дакционному заданию.

Астрахань Москву не принимала: туман. Но мне по­сидеть пару часов в Домодедове совсем необремени­тельно: есть свежие журналы, есть весело попыхиваю­щий на буфетной стойке самовар. И - ожидание праздника в душе. Потому что еду туда, где ждут, и где завтра престольный праздник - Казанская.

Астраханский Казанский собор красив, его неда­ром называют жемчужиной Поволжья. Я успела к всенощной и вошла под высокие своды красавца юбиляра (а ему нынче девяносто лет). Служба уже шла, была в ней неповторимая благодать храмового праздника, которая как золотая ниточка по просто­му холсту - насквозь. Пели удивительно. Казанская икона Божией Матери в центре храма на аналое уто­пает в белых розах и голубой парче. Цветов море. В больших и маленьких вазах, на полу, перед икона­ми, на амвоне - повсюду. Прихожане принаряжен­ные, красивые. Мальчики из воскресной школы в бе­лоснежных сорочках, девочки в нарядных косыноч­ках. Красота. Праздник. Усталости от перелёта нет и в помине. Поднимаю глаза к огромному паникадилу, сверкающему светом заждавшихся праздника лам­почек.

- Новое, - тихо говорит мне стоящая рядом прихо­жанка, - только перед службой повесили, ох и торо­пились...

А я думаю о том, что у меня ещё никогда не было такой радостной Казанской. Всё как-то суечусь, всё бегом-бегом, опомнюсь - вчера была Казанская, а я вчера как раз мимо храма... Но сегодняшняя всенощ­ная компенсирует мои «бега». Сегодняшняя Казан­ская - особая. Уж очень благодатно, молитвенно, светло. Подхожу под благословение к настоятелю храма отцу Валерию (Павлову).

- Завтра непременно приходите. Гостей много ждём, служить будет епископ Иона.

На Казанскую небо просветлело. Все волновались - а ну как дождь! Крестным ходом идти и под дождём? Но Божия Матерь ради праздника Своего благослови­ла Астрахань синевой чистого неба.

Задерживаюсь у стенда, сооружённого прихожана­ми к юбилею. Чёрно-белые снимки из архива. Мер­зость запустения, кучи мусора, следы от кострищ, а в центре вместо аналоя - старенькая тумбочка, на ней Евангелие, икона. Так начинал отец Валерий. Так начинался приход. Внизу повеселее: цветные фото­карточки - день сегодняшний. Яркая зелень Троицы, светлые детские лица, обновлённые фрески на стенах, витраж при входе. Много успели за семь лет как храм открыли вновь. Много трудились. Много вынесли. Много молились. Но главное, не только стенам дали вторую жизнь - приход возродили. А ведь именно им, приходом, и определяется каждодневная жизнь лю­бой церкви.

- Люди у нас замечательные. Для храма ничего не жалеют, во славу Божию трудятся. Если бы не они... - говорит отец Валерий, когда подошла к нему с позд­равлениями.

Ликование. Праздник! Казанская! Божия Матерь с одной из самых почитаемых на Руси икон взирает на обновлённые стены Казанского собора. «Заступница усердная...» - поёт хор. Душа поёт, не словами только, а светлыми чувствами. Прекрасней есть ли что-нибудь ещё?

- Вас к телефону, Москва... - одна из прихожанок пробирается сквозь толпу молящихся, машет мне ру­кой.

Как скоры вы, скорбные вести! Именно на Казан­скую рано утром умер мой отец.

- Я сейчас вылетаю, - кричу в трубку. - Я сейчас вылетаю...

«Заступница усердная...» - поёт хор. А я тихо пла­чу, присев на краешек кресла, среди стопок книг, цер­ковной утвари, календарей. Входит батюшка. Взгляд сострадательный. В руках икона:

- На Казанскую умер, значит, утешение вам. Божия Матерь в такой праздник к себе забрала. Многие бы так хотели. Примите от меня Казанскую, пусть икона укрепит вас, поможет перенести скорбь.

Заступница усердная. Только десять минут назад она ликованием сердца делила со мной радость. И вот уже делит беду... Беру себя в руки, вытираю слёзы. Папа жил в Донецке, мне надо срочно лететь туда.

- Когда ближайший самолёт на Донецк?

- На Донецк из Астрахани - рейсов нет...

- Поезд на Донецк...

- Поезда на Донецк не ходят.

Решаю лететь в Москву, оттуда проще...

- Ближайший рейс на Москву завтра, но над Астра­ханью снова туман, рейс может задержаться.

Не успеваю. Надо взять себя в руки и успокоиться. Но я не успеваю...

Подходит коренастый мужчина в свитере, неболь­шая бородка, открытый взгляд. Батюшка знакомит меня с ним, говорит, что это один из самых активных прихожан.

- Что вы решили?

Рассказываю: самолёты не летают, поездом до Москвы двое суток, а там ещё сутки... Не успеваю. Не знаю, что делать.

- А я знаю. Повезу вас машиной.

Через двадцать минут прихожане уже собирали нам в дорогу сумку с продуктами. Праздничная трапе­за по случаю Казанской благословила мне от своих щедрот паёк в скорбную дорогу. Подошла небольшо­го роста женщина, большие очки чуть затемнены. Я видела её в храме. Она что-то втолковывала перед службой девочкам из воскресной школы.

- Я с вами поеду. Батюшка благословил, дорога неблизкая, мало ли что. Мой муж вас повезёт, только заедем на десять минут домой переодеться.

Собирались они по-военному: быстро, чётко, без разговоров. Вера Фёдоровна и Василий Петрович -муж и жена. Вчера ещё чужие, а сегодня первыми при­шедшие на помощь.

Мы ехали по вечернему притихшему городу. Астра­ханский красавец кремль на секунду предстал перед моими глазами и скрылся. Я покидала город, который не успела полюбить и не успела узнать, даже рассмот­реть не успела. Сердце тревожно ныло - ведь впереди больше тысячи километров, а времени совсем в обрез.

Калмыцкие степи. Мокрый снег лепит не переста­вая. Мы останавливаемся, чтобы сбить наледь с подкрыльников. Ближе к ночи снег утих, но мороз уси­лился, едем по сплошному льду.

- Не волнуйтесь, успеем, дальше дорога будет луч­ше.

Справа вдали огни города. Элиста, столица Калмы­кии. Опять степи. Часто фары выхватывают стреми­тельную тень - лисы, перепуганные нечаянным «жигулёнком», прыгают в придорожную канаву. Од­ну, зазевавшуюся, мы чуть-чуть не придавили. Скрип­нули тормоза — обошлось.

На пару часов сделали передышку. Я вышла в мо­розную ночь пропахшей травами калмыцкой степи. Ветер гулял по бескрайним просторам, прибивая к земле высокий сушняк. Звёзды. Они будто опроки­дывались на наш автомобиль, будто хотели попугать своим нездешним, неземным присутствием. Опять подступили к горлу слёзы. Может быть, папина душа в этот ночной час напомнила о себе, просила молитв?

Я стала молиться, стоя на холодном степном ветру под звёздами, и, как всегда бывает после молитвы, от­пустило, стало легче.

А ещё подумалось: как самонадеянны мы и как ма­ловерны. Всё рассчитала: вернусь из командировки, отпишусь, поеду к отцу на традиционную встречу в конце ноября. Я всегда выбиралась к нему в конце ноября, перед Рождественским постом. Даже позво­нила перед командировкой, сказала: «Жди!» А Гос­подь по-другому рассудил. Господь в который раз вразумил: не надо надеяться на человеческие календа­ри и мерки. Есть другие календари и другие мерки. И вот начало ноября, и до традиционной встречи ещё почти месяц, а вместо неё скоро другая, в которой я увижу отца, а он меня нет... Кто бы сказал мне, что бу­дут в моей жизни эти звёзды, что буду стоять на ноч­ном сквозняке и молиться, и плакать...

По Ставрополью ехали проворнее. Вера Фёдоровна заботливо подтыкала мне под бока плед, Василий Петрович изредка останавливался и вглядывался в до­рожную карту. Утром мы остановились перекусить в маленьком кафе у дороги. Бойкий черноглазый па­ренёк ловко смёл снег с пластикового столика, принёс табуретки.

- Шашлык, хотите шашлык?

А мы достали собранный нам на приходе «тормозок». Попросили горячего чая. Паренёк, желая уго­дить, врубил музыку. Она гремела над безлюдным шоссе вызывающе, утверждая, несмотря ни на что, земную жизнь со всеми её достоинствами и недостат­ками. Здесь, в придорожном кафе без названия, с не­знакомыми людьми, посланными мне Господом в по­мощь и утешение, мы помянули раба Божиего ново­преставленного Евгения.

В Ростов въехали днём. Поплутали по его шумным улицам, выбрались на Таганрогское шоссе. Остава­лось совсем немного...

Теперь, когда наше путешествие позади, понимаю, как деликатны и предупредительны были мои друзья. Они не терзали душу соболезнованиями, не пытались отвлечь меня разговорами от грустных мыслей. Мы иногда переговаривались о чём-то незначительном, но больше молчали. Каждый думал о своём. Немного гово­рили об отце Валерии, о том, что возрождение Казан­ского храма его большая заслуга. А мне всё думалось о прихожанах. Большая, дружная семья. Живут одними радостями, одними заботами. Создать такой приход ни­чуть не легче, чем возродить из руин храм. Настоящая христианская любовь к ближнему, не пример ли её - ис­тория со мной, человеком для прихода чужим, незнако­мым, случайным? Ведь дела свои были, проблемы нере­шённые. Всё оставили, отправились в опасный путь ради самой непонятной из всех существующих корысти - по­мочь человеку, попавшему в беду. Вера Фёдоровна сиде­ла, закутавшись в плед, читала. Что? Оказывается, Псалтырь за моего отца.

Ровно через сутки мы подъехали к знакомому подъезду отцовского дома.

- Держитесь, - Василий Петрович крепко жмёт мне руку.

- Помоги вам, Господи, - обнимает Вера Фёдоров­на.

А я... Даже поблагодарить не успела по-человечес­ки. Боюсь, что и сейчас тоже не смогу найти подходя­щие к случаю слова. Привычные «спасибо, благода­рю» говорить не хочется, потому что есть в этих словах некий налёт дежурной вежливости. А особые слова, где их найти? Только пусть знают: в душе моей есть отныне уголок, где живёт тёплое и удивительное чувство особого христианского родства. Оно есть, это родство, оно не в генах, не в метриках, не в схожести глаз и профилей. Оно в чём-то другом, что больше, прочнее и - основательней. Люди, которые своими поступками напоминают об этом родстве, уже угоди­ли Богу.

Подарки отца всегда были для меня в радость. Ухо­дя в другой мир, он остался верен себе и подарил мне знакомство с людьми, которых сам не знал, но кото­рых, может быть, вымолил в первые часы своего предстояния - там. Чудны дела Твои, Господи! При­хожане Казанского храма, разделив со мной скорбь, тут же одарили радостью. Она в том, что мы не одино­ки, что мы очень многое можем по законам нашего на­дёжного христианского родства. Помню, как владыка Иона говорил в праздничной речи на Казанскую: