Моя первоначальная досада тем, что Смольников назвал меня по имени-отчеству (мог бы невесту назвать, к примеру, Лизонькой!), и явное презрение к его меркантильной зависимости от какой-то тетушки немедленно лопнули, как мыльные пузырики. Как же я сразу не поняла этого прозрачнейшего намека! Симеон Симеонович! Да ведь это имя-отчество городского прокурора! А «тетушка Минни», о которой появились какие-то новости? Минни! Минск! Пришли срочные и важные известия из Минска – настолько важные, что требуется немедленное наше со Смольниковым присутствие. Однако быстро работает телеграф, истинное чудо техники! Видимо, Смольников заранее обговорил с Птицыным такой вариант развития событий. И правильно сделал! Его предусмотрительность оказалась как нельзя более кстати! Теперь мы можем убраться отсюда под самым приличным предлогом.
– Ах, тетушка Минни, бедняжка! – срываюсь я с места со всей возможной прытью. – Надеюсь, ничего страшного не случилось. Мы должны ехать, Жорж, и как можно скорее!
Тончайшая, но совершенная змеиная усмешка, которая скользнула по губам Смольникова и быстренько спряталась в его усики, надеюсь, не была отмечена никем, кроме меня. Хочется верить, что он одобрял таким образом мою догадливость насчет «тетушки Минни», а вовсе не издевался над этой обмолвкой. Ведь я все-таки назвала его Жоржем!
Смольников торопливо прощается с Вильбушевичем и Красильщиковым, чмокает ручку у Лаллы, которая качается из стороны в сторону, словно общеизвестная тонкая рябина, и деловито шагает к выходу, в полной уверенности, что я следую за ним. Но ведь я тоже должна проститься с Лаллой! И вот тут-то меня ждет неожиданность, которую я совершенно не могу назвать приятной. Лалла, все последнее время находившаяся не то в состоянии прострации, не то в полусне, так что даже не обратила особенного внимания на исчезновение обожаемого Гошеньки, вдруг кидается ко мне на шею и принимается покрывать поцелуями мое лицо. У меня такое ощущение, что в считаные секунды я делаюсь обильно полита портвейном и посыпана сахарной пудрой, чувствую себя липкой и сладкой, словно глазированный пряник!
– Повезло тебе, Бетси, – жарко шепчет Лалла. – Повезло! Да ты небось и сама понимаешь. Такой мужчина тебе достался, такой… – Тут она употребила некое слово, значение которого я не вполне поняла, однако нюхом уловила в нем что-то не просто грубое и откровенное, но и совершенно непристойное. – Что вытаращилась, дурашка? Неужто он тебе не по нраву пришелся? Погоди, погоди-ка… – Лалла отодвигает меня от себя на расстояние вытянутой руки и принимается разглядывать насмешливо и чуточку брезгливо, словно какую-то неизвестную зверушку. – Чего ты косоротишься? Неужто не понимаешь, о чем я? Неужели ты и впрямь… – Она вытаращивает глаза и шепчет с придыханием, с пренебрежением, словно изрекает что-то непристойное: – Неужели ты и впрямь еще девица?! Ну и ну!
Лалла так это произносит, что мне становится стыдно. Я растерянно топчусь на месте, не зная, что сказать, чувствуя острое желание оправдаться по поводу своего и впрямь затянувшегося девичества. Главное дело, я никогда не страдала из-за этого, а сейчас вдруг подумала, что, может быть, в самом деле зря сделалась этакой воинствующей амазонкой? Одно дело брак, который закабаляет женщину, не дает ей воли и простора, да и рождение ребенка налагает на нее хоть и приятные, но вовсе уж неодолимые оковы, и совсем другое дело – свободная любовь, в защиту которой я кое-что слышала. Кто знает, может быть, и правда в радостях плоти есть нечто иное, а не только те пошлости и гадости, о которых приличные дамы стесняются говорить даже самыми «толстыми» намеками!
О господи! Да что это со мной?! Что за чушь лезет в голову? Это, конечно, от испытанных сегодня потрясений. Сейчас мы приедем в присутствие – и все пройдет. А потом я вернусь домой, лягу в свою узкую, белую, девичью постель, успокоюсь…
Я никак не отвечаю Лалле на ее оскорбительный вопрос: поспешно чмокаю ее в щечку и поворачиваюсь, чтобы проститься с Вильбушевичем и Красильщиковым – играть так играть до конца! – однако их в холле почему-то нет. Неужто они воспользовались тем, что внимание хозяйки отвлечено, и потихоньку сбежали на половину доктора, даже не простившись? Ну и хорошо, я очень рада. Пусть втайне обсуждают, как им ускользнуть от карающей руки правосудия! Нас со Смольниковым им уже не достать, зато мы их достанем! Первое, что сделаю, вернувшись, это доложу обо всем, что здесь видела, а главное – о новой клеенке на столе Вильбушевича!
Со всех ног спешу к выходу. Из-под платка, накрывшего клетку попугая, доносится сердитое квохтанье.
– Спокойной ночи, Гамлет! – тихонько желаю я.
– Уснуть и не проснуться! – скрипуче желает мне милая птичка.
– На свою голову! – бормочу я в ответ, как учила Павла («Ежели кто тебе недоброе что скажет, ты ему сразу и верни пожелание, «На свою голову!» – сказавши!»), и поспешно выхожу из дому. На крыльце от меня шарахается Дарьюшка – ей-богу, словно суевер, отправившийся ночью прогуляться по кладбищу, от встретившегося ему ожившего мертвеца!
Проплываю мимо, делая вид, что не замечаю ее, и подхожу к пролетке. Смольников уже внутри, на козлах нахохлился кучер. Такое ощущение, что он прячет от меня лицо, и я его вполне понимаю, ибо кучер сей – не кто иной, как Филя Филимонов. Да бог с ним! Сейчас я даже ему рада!
Из пролетки высовывается рука. Опираюсь на нее и оказываюсь внутри. И немедленно сажусь на самый краешек сиденья, отвернувшись от «жениха»: во мне вдруг оживают воспоминания о том, как я вчера ехала в этой пролетке!
Мы трогаемся, Смольников молчит. Мне до смерти хочется рассказать ему обо всем, что я видела, о письме «Милвертона», но причина его молчания очевидна: при Филе не стоит откровенничать. Конечно, в кучера_ прокуратуры берут только надежных, проверенных людей, однако кто его, этого малого, знает, сболтнет еще невзначай своей пассии, кухарочке какой-нибудь, вроде той же Дарьюшки…
Мы едем, и что-то начинает беспокоить меня – сильнее и сильнее с каждой минутой.
Что-то знакомое. Раздражающе-знакомое…
Запах! Это запах карболки!
Не веря себе, я резко поворачиваюсь, пытаясь вглядеться в темноту, и в то же мгновение чьи-то руки хватают меня что было сил, а другие руки зажимают мне рот.
Нижний Новгород. Наши дни
Алена покачала головой. Если дать задание искать в Интернете просто фамилию Лопухин, то она будет до завтрашнего дня разбираться с этими Лопухиными, начиная со Степана Федоровича, камердинера императора Петра II, очень может статься, замешанного в его преждевременной смерти! Готова спорить, что система выдаст не меньше сотни вариантов всевозможных Лопухиных. Вот если бы узнать имя-отчество мужа Нонны… Может быть, их знает Света?
Может, да, а может, и нет. Во всяком случае, она сейчас на выезде и ей не до ответов на вопросы доморощенных сыщиков. Как бы это выяснить… Ага, очень просто! То есть не очень просто, но вполне доступно. Через тех самых старичков, бывших соседей Лопухиных! Как же была их фамилия?.. Помнится, Алена спросила Свету, куда они едут, какой повод для вызова, а та ответила: «Повод такой, что, видимо, инсульт. Там дедуля по фамилии Маслаченко загибается, надо торопиться!» Или что-то в этом роде. За точность слов Алена не ручается, но фамилию запомнила. А по какому адресу ездили? Проспект Ленина, дом неизвестно какой, но, может быть, для справочной этого довольно будет?
Она набрала 09 и попросила домашний телефон Маслаченко, живущих на проспекте Ленина. Голос в трубке сначала сердито потребовал имени и отчества, но потом вдруг перестал сердиться и выдал страшную тайну. Номер оказался простейший, и Алена быстренько набрала его. Боялась, что старики залягут рано спать, как это и водится у нижегородцев, а отложить удовлетворение своего любопытства до завтра было ей уже нестерпимо.
Женский голос, зазвучавший в трубке, она узнала сразу.
– Здравствуйте, Мария Николаевна, это вас из «Скорой помощи» беспокоят. Хочу узнать, как здоровье вашего супруга, помните, мы к вам в пятницу приезжали?
– Конечно, помню, – отозвалась бабуля. – Какие вы милые девочки, что спрашиваете! Все хорошо у Петюни, дай бог, чтобы и у вас все было хорошо!
– Вы меня, ради бога, извините, – покаянно сказала Алена. – Но я к вам еще по одному делу звоню. Вы не припомните, как вашего соседа, Лопухина, было имя-отчество?
– Василий Васильевич. А она – Нонна Павловна была, – мигом выдала информацию Марья Николаевна. – А вам зачем? Он умер, она здесь больше не живет…
– Алло, алло? – начала причитать Алена. – Что-то я вас не слышу, Марья Николаевна! Алло! Что-то с телефоном…
– Я вас отлично слышу! – надрывалась легковерная бабуля. – Говорите, девушка!
– Я вам перезвоню! – выкрикнула на прощанье Алена и положила трубку. Разумеется, она не собиралась никуда перезванивать. Придется Марье Николаевне немножко пострадать от любопытства. Хотелось верить, что она не станет названивать на подстанцию и требовать докторшу, которая приезжала к ней в пятницу… А впрочем, это уже не Аленины проблемы, она узнала, что хотела, имя-отчество Лопухина, а там хоть трава не расти!
– Я вам перезвоню! – выкрикнула на прощанье Алена и положила трубку. Разумеется, она не собиралась никуда перезванивать. Придется Марье Николаевне немножко пострадать от любопытства. Хотелось верить, что она не станет названивать на подстанцию и требовать докторшу, которая приезжала к ней в пятницу… А впрочем, это уже не Аленины проблемы, она узнала, что хотела, имя-отчество Лопухина, а там хоть трава не расти!
Вошла в Интернет и запустила «Rambler», написав в окошечке «Поиск» – «Лопухин Василий Васильевич». Через минуту получила ответ:
«Вы искали: ЛОПУХИН ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ, найдено сайтов: 3, документов: 4».
Однако из этих четырех документов только один имел отношение к тому человеку, который заинтересовал Алену. Это была заметка четырехлетней давности из газеты «Губернские ведомости». Называлась она «Чупа-чупс и лохотрон».
«В архиве Комитета Российской Федерации по патентам и товарным знакам сохранился прелюбопытный документ, датированный 17 декабря 1997 г.: «Описание изобретения устройства для проведения мгновенной лотереи «Вовремя остановись» к патенту Российской Федерации». Столь необходимое в народном хозяйстве изобретение было сделано еще в 1995 г. неким Василием Васильевичем Лопухиным в компании с человеком, широко известным россиянам, как Чупа-чупс. О первом изобретателе известно, что он был учредителем двух фирм в Нижнем Новгороде и приятелем небезызвестного нижегородского авторитета Бурланова. А второй – бывший российский премьер. Изобретенная Чупа-чупсом лотерея «Вовремя остановись» была одной из сотен процветавших на постсоветском пространстве разновидностей лотерей-«стиралок». Правда, без нововведений не обошлось: суть изобретения, изложенная Чупа-чупсом в заявке на патент, состояла в том, что игрок видит количество нулей причитающейся ему в случае выигрыша суммы. По мнению изобретателей, это должно было заводить азартных граждан больше обычного и «значительно повысить потребительский и экономический эффект от использования таких лотерей».
«На самом деле лотереи-«стиралки» или «скретч»-лотереи, как их называют на Западе, – это те же наперстки, – рассказал нам ведущий специалист по налогообложению азартных игр, сотрудник Управления налоговой полиции, пожелавший остаться неизвестным. – И в том и в другом случае от игрока не зависит ровным счетом ничего. Если нормальная лотерея построена на везении, то в «стиралках» и наперстках принцип один – человек, который крутит шарик или печатает билеты, всегда и стопроцентно остается в выигрыше. Не зря ведь такие лотереи у нас окрестили лохотронами.
Все без исключения «стиралки», с которыми приходилось сталкиваться налоговой полиции, были абсолютно безвыигрышными. Про печатание «левого» тиража я и не говорю: ну попробуйте проверить, выпустили они сто тысяч билетов, как заявили, или двести! Реализуют-то их на улицах. В налоговой полиции считают, что 99 процентов лотерей-«стиралок» – одноразовые. Схема надувательства проста: сначала получают лицензию, печатают несколько миллионов карточек, которые быстро реализуют на улицах, а фирма-организатор спокойно пакует вещи и переезжает в другой крупный город – до следующей лотереи. Кстати, по имеющейся у нас информации из департамента финансов Нижегородской области, в Нижнем и области лицензии на проведение чупа-чупсовой лотереи не выдавались. А фирма «Нижегородская дирекция лотерей», которая устраивала игру «Вовремя остановись», даже и регистрацию в Нижнем не проходила. Кстати, известно, что дележом барышей компаньоны остались недовольны. То есть Чупа-чупс ничего по этому поводу не говорил, однако Лопухин во всеуслышание обвинял бывшего приятеля в нечестной игре (ха-ха!) и уверял, что Чупа-чупс ограбил его, все доходы обманным путем переведя в свой банк «Гарантия ваших прав». Защиты против недобросовестного партнера Лопухин намеревался искать у своего старинного приятеля Бурланова, который тоже оказывал одно время покровительство умному мальчику Чупа-чупсу. Однако внезапная смерть от инфаркта помешала Лопухину осуществить свою угрозу».
Ого, вот это сюжет! Алена брезгливо сморщилась, глядя на экран компьютера. Итак, не желая делиться доходами от лохотрона, Чупа-чупс переспал с женой компаньона и послал ему кассету с видеозаписью. Видимо, этот Лопухин крепко любил Нонну, и Чупа-чупс знал, что весть о ее измене – и с кем?! – будет для него смерти подобна.
А впрочем, нет. Скорее всего, связь его с Нонной началась куда раньше: может быть, пленка снята просто ради забавы двух раскрепощенных любовников, но потом, когда Чупа-чупс захотел расквитаться с бывшим компаньоном, который обвинял его в нечестной игре, он и послал ему кассету.
Грязная история в любом случае. Вообще все, что касается Чупа-чупса, – мерзко и грязно. Вон, даже с авторитетом каким-то дружил, с Бурлановым…
Алена нахмурилась. Ее чем-то зацепила эта фамилия. Бурланов, Бурланов… Стоп! Да ведь о его гибели в перестрелке на днях было сообщение в «Новостях» по какому-то местному каналу!
Алена снова запустила поисковую систему – на фамилию Бурланов. Отсутствие имени-отчества в данном случае нисколько ей не мешало: слишком редкая фамилия.
Информация не заставила себя долго ждать. Это оказались только две короткие заметки: очевидно, бывший авторитет не пользовался популярностью у создателей информационных сайтов. Одна заметочка была совсем свежая и повторяла то, о чем Алена уже знала: о гибели Бурланова. Написана статейка была в модно-ехидных тонах, однако в ней воздавалось должное тому влиянию, которое Бурланов имел в криминальной среде. Например, упоминалось, что его слово было весомым при выборе хранителя общака, в решении участи проштрафившегося или ссучившегося вора. Его трепетал даже сам Степан Бусыгин, бывший приятель знаменитого Чужанина, севший за общие прегрешения в тюрьму в то время, когда Чужанин протекцией Первого Папы выбился в вице-премьеры. Если уж Бурланов ополчался на кого-то, этому человеку было одно спасение: купить маскарадный костюм пингвина и скрыться на Южном полюсе! Некоторые предпочитали сдаться правоохранительным органам и принять на себя все мыслимые и немыслимые грехи, чтобы только скрыться под крылышком закона от разбушевавшегося Бурланова! И вот он убит, оплот воровской порядочности покинул сей мир, так что отморозки теперь окончательно отморозятся.
Вторая информация, выданная на фамилию Бурланов, касалась времен куда более отдаленных, однако Алена прочла ее с немалым интересом:
«По Нижнему Новгороду до сих пор ходит легенда: все коммерческие успехи экс-премьера объяснялись тем, что в начале 90-х Чупа-чупсу, как комсомольскому бизнесмену, перепала немалая часть пресловутого «золота партии». На, так сказать, развитие зарождающейся молодежной инициативы. Впрочем, первая из организованных Сухаренко фирм только называлась загадочно – АМК. Расшифровывалась красивая абревиатура просто – Акционерный молодежный концерн. А бизнес был еще проще – концерн приторговывал кукурузными хлопьями, обувью и прочим челночным ширпотребом. Как-то, правда, один из охранников спер у комсомольцев несколько коробок с обувкой. Других афер в истории фирмы не обнаружилось, как, впрочем, и следов партийных миллиардов. Было другое. Неожиданно для всех Чупа-чупс вознесся на должность руководителя одного из самых крупных банков в Нижнем Новгороде. Возглавляя нижегородский банк «Гарантия ваших прав», Сухаренко при помощи губернатора Глеба Чужанина разработал и осуществил уникальную схему прокручивания пенсионных денег всей Нижегородской области. В итоге через банк «Гарантия» к середине 90-х прокрутились почти два триллиона пенсионных рублей. Многомесячные задержки пенсий и голодные обмороки старушек младореформаторов не трогали. А к моменту переезда Чупа-чупса в Москву его банк остался должен государству и пенсионерам более пятисот сорока миллиардов рублей. Такую аферу без надежной бандитской «крыши» провернуть вряд ли было возможно. И, судя по всему, у молодого банкира такая «крыша» имелась. Среди учредителей банка «Гарантия» и близких друзей Чупа-чупса числился весьма серьезный нижегородский авторитет по фамилии Бурланов. Дружба эта внезапно прервалась, когда Чупа-чупс устроил известный дефолт. Бурланов даже грозился убить бывшего приятеля, однако потом они все же поладили. Во всяком случае, для публики, а уж какие страсти кипят под спудом – сие покрыто мраком неизвестности…»
– Боже мой… – пробормотала Алена. – Боже мой!
Да ведь совершенно понятно, почему милиция вдруг бросилась брать в оборот ушедшего на покой авторитета! Потому что решили, будто он осуществил-таки свои угрозы в адрес Чупа-чупса! Ну, какая моча ударила Бурланову в голову и почему он затеял перестрелку при аресте – это не суть важно (может, в припадке делириума!). Значит, тот труп в яме – это и в самом деле труп Чупа-чупса! Теперь не осталось никаких сомнений.