– Да уж! – Надя подскочила и сбегала за веником и совком. – Семейная жизнь – это постоянная тяжелая работа! – подметая символичные осколки, заявила она.
– Скажи еще, каторга, – усмехнулась Ольга. – Так не должно быть.
Где-то в коридоре запиликал Надин мобильник.
– Вот где действительно каторга, – указала она веником в сторону коридора и умчалась. – Але! – услышала Ольга ее отдаленный и чуточку возмущенный голос. – Ну, что еще там случилось?! А без меня вы это решить не можете? Хорошо, я подумаю.
Она вернулась уже без совка и без веника, совершенно растерянная.
– Сговорились все, что ли? Просят приехать в «Солнечный ветер».
– Что-то срочное? – обеспокоилась Ольга.
– Не знаю.
– Из-за пустяков звонить не стали бы. Надо ехать, Надюш.
Ольга пошла в спальню, полная решимости сделать для агентства хоть что-нибудь, пока… Пока она может это сделать.
Она села напротив зеркала и стала краситься. Пришла Надя, посмотрела на нее и раздраженно сказала:
– Терпеть не могу это слово – надо! Надо перебороть себя, надо настроиться и поруководить фирмой! А я не хочу! Не могу, не получается!
Чертово колесо бесконечных страхов – вспомнила Ольга. Вот нарисовала она рассвет. А ведь нет никакой уверенности, что опять сможет заставить себя взять кисти и краски. Так и Надя – один раз приехала в «Солнечный ветер», вроде переступила боязнь ходить по тем коридорам, где встретила Димку, где его присутствием пропитаны даже стены, – но повторить свой подвиг не может, не хватает сил…
– Надюш, успокойся, – попросила она.
– Не поеду, – отрезала Надя. – Пусть решают без меня.
– Ну, хорошо. Не волнуйся так. Я сама съезжу.
Ольга достала из шкафа белый брючный костюм.
В белом почему-то все вопросы решаются легче.
«Солнечный ветер» встретил ее пустой стойкой ресепшн, разрывающимся от звонков телефоном и поникшей от недостаточного полива пальмой.
– «Солнечный ветер»! – схватив трубку, ответила Ольга, стараясь бодрым голосом показать, что абонент позвонил в преуспевающую фирму.
– Извините, ошибся, – буркнул старческий голос.
Ольга разочарованно положила трубку и огляделась.
А ведь при Димке здесь царила совсем другая жизнь – она ключом била, и никогда не было такого, чтобы на звонок никто не отвечал, и стойка ресепшн не пустовала, и пальма от недостатка ухода не сникала.
Неужели вчерашний заказ никак не повлиял на работоспособность сотрудников?
– Девушка, вы к кому? – раздался за спиной голос Тимура. Ольга оглянулась и рассмеялась.
– Ой, Тимур! Не узнал? Привет. А где все? Что-то случилось?
– Я ж тебе говорил вчера, – не разделяя ее веселья, вздохнул Тимур. – Все очень серьезно, Оль! Агентство на грани развала… Народ работу ищет!
– Подожди… А как же «Бахманн»? Там приличные деньги!
– Этого хватит только на то, чтобы погасить задолженности по кредитам и зарплатам. Так Нина Наумовна сказала.
– Но надо же что-то делать!
– Вот и я говорю! Оль, тут такое потрясающее предложение подвернулось! Я поэтому и позвонил. Пойдем, я тебе все расскажу.
– Сначала пальму надо полить.
– Что?
– Ну какой же это «Солнечный ветер», если пальмы завяли?
– А, да…
Тимур схватил кувшин с подоконника и пошел за водой.
А через пять минут он с горящими глазами в кабинете Грозовского объяснял Ольге суть «потрясающего предложения».
– Фирма «Питер Ренессанс», гостиничный бизнес, представляешь?! Но их интересует реклама, направленная не на клиентов, а на будущих партнеров. Они собираются выкупать старинные здания, памятники архитектуры, реставрировать их или даже заново строить…
– Да, интересный проект, – Ольга села в Димкино кресло. – Такого мы еще не делали. А в финансовом плане это нас спасет?
– Да, если к «Бахманну» этот «Питер Ренессанс» получить, то «Солнечный ветер» точно выстоит! – В подтверждение своих слов Тимур взлохматил буйную шевелюру и умоляюще посмотрел на Ольгу. – Нам очень нужен еще один известный бренд!
– Значит, надо его получить, – заявила Ольга.
– Начальник сказал надо – значит, надо! – Тимур, вытянувшись, шутовски отдал честь и, присев на край стола, осторожно поинтересовался: – Оль… Ольга Михайловна, нам не пора перейти на «вы»?
– Тимур, ну что ты! – смутилась Ольга. Она так боялась этого разговора, но он все-таки состоялся. Не нужно было приходить в Димкин кабинет, а тем более – садится в его кресло. – Какой я начальник? Просто помогаю Наде. Ей сейчас очень тяжело, а мне эта работа в радость. Кстати, расскажи, что уже наработали по «Бахманну».
– Кое-что наработали, – довольно улыбнулся Тимур. – Есть идея рекламного ролика. Техника «Бахманн» создает домашний уют, освобождая время для любимых дел.
– Отлично, – кивнула Ольга.
– Вот представь, – Тимур спрыгнул со стола и воодушевленно прошелся по кабинету, размахивая руками. – Наш герой учится, работает, отдыхает, а на его кухне постоянно что-то жарится, варится, стирается и так далее! Такой вот ритм современной жизни! Надо снять динамично, с драйвом!
– Здорово! Мне нравится! – засмеялась Ольга, а сама подумала – господи, с каким удовольствием она сейчас погрузилась бы в эту работу вместо того, чтобы ехать в Новосибирск! Но Сергей – как и она, и Надя, – один раз поборов свой страх, не избавился от него навсегда. Он боится отпустить ее даже на шаг. Боится ее самостоятельности. И хоть ни слова не сказал, когда она опоздала с работы, чуть с ума не сошел от страха ее потерять. Кухня, спальня, дети – вот что стало его девизом и должно стать ее уделом для его спокойствия. Никто не может перешагнуть свои страхи – Надька никогда не полюбит, она, Ольга, не сможет рисовать с прежним удовольствием, а Сергей… не позволит ей работать.
– Я бы даже сама снялась в твоем ролике! – с грустной улыбкой вздохнула Ольга.
– Оль, а нет мысли возглавить «Солнечный ветер»? – Тимур задал этот вопрос с мольбой и надеждой в голосе. – Надежда Петровна будет не против…
– Мне сейчас нужно уехать из Москвы, Тимур, – Ольга отвела взгляд. – А потом мы вернемся к этому вопросу. И к питерскому проекту тоже. Хорошо?
– Хорошо… – разочарованно сказал Тимур. В нем словно сломался какой-то стержень, энтузиазм в глазах погас, он обессиленно опустился на стул. – Оля! – глядя в пол, произнес он. – Нам важно принять решение по Питеру как можно быстрее. Иначе можем упустить…
Ольга встала. И – решилась. Зря она, что ли, надела белый костюм?
– Тогда так! – начальственным тоном заявила она. – Звони в Питер и договаривайся. И держи меня в курсе!
Тимур расцвел, но, едва приготовился что-то сказать, как в кабинет зашла секретарша:
– Ольга Михайловна! Вот, из отдела кадров сказали вам передать.
Она положила на стол перед ней бумагу, на которой неровным почерком было крупно написано: «Заявление об уходе». И далее – «Я, Олег Горин, прошу уволить меня по собственному желанию в связи с переходом на другую работу»…
Ну, Надька, с досадой подумала Ольга, не успела дня поработать, а уже такие репрессии. Ничего, сегодня директор – она. Сегодня день мира, согласия и новых планов на жизнь.
– Горина – ко мне! – весело приказала она секретарше.
Петр Петрович Стрельников воспринял известие о его отъезде стойко.
– Надолго? – только и спросил верный незаменимый зам.
– Месяц, Петь, не меньше. – Сергей собрал в папку все расчеты и чертежи, необходимые для строительства детского дома.
– Но… – Стрельников хотел что-то сказать, но махнул рукой. – Ладно, справимся.
– А я и не сомневаюсь, что справитесь! Там я сейчас нужнее… – Сергей просмотрел бумаги – не забыл ли чего, и застегнул папку. – Юрка должен победить, иначе и браться не стоило.
Петр Петрович, который выслушал до этого подробный рассказ о друге детства Градове – отличном парне, решившем стать мэром, – кивнул:
– Победит. Детский дом хороший пиар-ход.
– Это не пиар-ход, – возмутился было Сергей, но понял – про рыжего Ваньку, про щели и трещины в несущих стенах детдома нет времени рассказывать. – Ладно, называй, как хочешь… Но Норильск возьми на себя.
– Уже! – усмехнулся Стрельников. – А куда деваться? Я же твоя правая рука!
– И левая тоже, Петь. – Сергей крепко пожал заму руку и вышел из кабинета.
На Стрельникова он полагался как на себя. А может, даже больше.
– Олег, вы уходите из-за Надежды Петровны? – мягко спросила его Барышева и еще мягче добавила: – Я прошу вас не торопиться!
– Надежда Петровна тут ни при чем. Это мое решение.
Чистую правду сказал – но Ольга Михайловна не поверила… Потому что глаза отвела и головой покачала – мол, сильный мужик, а женских капризов понять не можешь!
– Поймите, ей сейчас трудно, плохо. Она на взводе. Ей бывает больно от таких вещей, которых мы с вами просто не замечаем!
Он-то как раз замечал…
И понимал больше, чем другие. Но не говорить же Ольге Михайловне, что Надя его вчера не обидела. И уж тем более – не заставила написать это заявление.
Женщина с глазами его мамы – не может обидеть. Хотя… барыню она, конечно, вчера включила.
– Ольга Михайловна, – сказал Олег, – это мое решение. Я нашел работу по профессии.
Опять – не поверила. Ее белоснежный костюм делал ее эмоции очень прозрачными. Кривить душой в таком наряде немыслимо.
– Но… вы же, я слышала, профессиональный гонщик? – недоверчиво уточнила Ольга.
– Да. В большой спорт я уже не вернусь, а вот тренерская работа… – Олег не хотел этого говорить – но сказал. Может, на эту неожиданную откровенность его сподвиг все тот же белый костюм? Цвет невест, врачей и… лучшей подруги Нади. Он ей очень идет. – Меня позвали тренировать юношескую команду. Я ведь сам подростком гонять начинал, – улыбнулся он.
Ольга Михайловна явно расстроилась.
– Почему же вы здесь работали? – спросила она, но, спохватившись, добавила: – Впрочем, неважно, можете не отвечать.
– Нет, важно, – серьезно сказал Олег. Ему вдруг захотелось, чтобы Надя знала – он уволился не из-за ее прихоти, а по собственному желанию, по велению сердца. – Я отвечу, Ольга Михайловна. Я ушел из спорта после травмы позвоночника. Считалось, что я не буду даже ходить. Меня спас и фактически поставил на ноги мой одноклассник Дима Грозовский.
– Дима – ваш одноклассник?
– Да. Он помог мне с лечением, устроил в клинику. Но мне категорически запретили быструю езду. Из-за больших нагрузок на позвоночник. Тогда Дима взял меня в агентство простым водителем. А теперь… Я снова хочу ездить. По-настоящему, а не только от светофора до светофора!
Ольга Михайловна внимательно на него смотрела, пока он это говорил. А он слишком разгорячился под конец своего монолога – поэтому немного смутился. Просто очень уж счастливым и неожиданным стало для него предложение одного старого знакомого, сделанное вчера вечером.
Словно Надя своим «Уволю!» подстегнула его судьбу к удачному повороту.
– Олег… Но у меня нет права подписи, – сказала Барышева виновато.
Олег, не удержавшись, рассмеялся. То есть уговаривать его остаться у нее есть право, а подписать заявление она не может. Логично!
– Вам придется отвезти заявление Надежде Петровне.
– Хорошо, я отвезу. – Он встал, забрав со стола заявление. И чуть не добавил: «С удовольствием!»
– И по закону полагается две недели отработки, – извиняющимся тоном добавила Ольга.
– Да, конечно. Я постараюсь найти себе замену. До свидания.
Он вышел, стараясь не прихрамывать, потому что нельзя, чтобы жалели. Ленка, жена, докучливо ему это объяснила. А он усвоил.
Через две недели начнется другая жизнь. Настоящая. Со скоростью, драйвом, и пусть минимальным – но риском.
Парня, гоняющего со скоростью света, никому не придет в голову пожалеть.
Она сделала все, что могла.
Пора возвращаться к своему уделу – кухня, дети, спальня…
Ольга вышла из кабинета Грозовского и вдруг поняла – нет, не все сделала. Кое-что упустила.
– Тимур, – она заглянула в комнату художников, – можно тебя на минуточку?
Они отошли к политой и слегка ожившей пальме, и Ольга сказала:
– У меня к тебе просьба, Тимур! Я уезжаю. А Надежда Петровна… я пока точно не знаю, но возможно, она останется здесь. Вы уж ее не бросайте! Ну, может, продукты купить, отвезти ее с сыном куда-то… Она же одна…
– Я понимаю, Оль. Не бросим! – с улыбкой пообещал Тимур. – И пальму поливать каждый день будем. Иначе какой же это «Солнечный ветер»?
Предвыборная кампания высосала из него все соки.
Вымотала, вытрясла, измучила.
Но Градов все равно был доволен. Не ожидал он от себя такой стойкости.
Когда Марина ему отказала, он думал – мир рухнул. Чтобы спастись, не запить с горя, он окунулся в политику – с головой нырнул, и вот что вышло…
До победы – маленький шаг. Самый трудный, но маленький.
И если Серега ему поможет, то… Город, конечно, он осчастливит своей широкой благородной натурой – уж расстарается для народа! Но главной победой будет, если Марина хоть чуть-чуть пожалеет о своем обидном отказе.
И может быть – позвонит. Или придет…
Юрке почему-то часто снился один и тот же сон.
За окном ливень, звонок в дверь, он открывает, а там – промокшая, дрожащая Марина с распущенными волосами.
– Юр, – говорит она, – меня папа из дома выгнал…
Юрка начинает хохотать, потому что знает – дядя Гена отличный мужик, и Маринку он из дома только с одной целью выставил – чтобы она к нему пришла. Чтобы промокла как следует под дождем, промерзла и поняла, кто ее по-настоящему любит…
Он – Юрка!
Любую ее возьмет – мокрую, несчастную, надломленную, простоволосую…
Он подхватывает Марину на руки – она невесомая – и заносит в квартиру. Но до дивана донести не успевает – она тает, испаряется, превращается в фантом и… звонко отдаленно смеется над его сном.
Так же, как тогда – отказывая ему.
Он почему-то верил, что когда-нибудь она постучится к нему. Промокшая и с распущенными волосами. Иначе – к чему тогда этот сон?
Но он должен создать обстоятельства, при которых она захочет к нему постучаться. Нобелевская премия ему не светит, поэтому надо хотя бы стать мэром.
Для начала.
А там посмотрим. Если только она постучится, он и первой леди ее сделает, потому что достойнее Марины на эту вакансию кандидаток в стране нет.
Сегодня предстоял последний рывок в предвыборной гонке – очень ответственный, – теледебаты с Романом Антоновым. Роман оказался сильным соперником – крепкий хозяйственник, как принято говорить, он поднял из руин два колхоза и занимал должность заместителя мэра по аграрной политике. А главное, он не страдал от безответной любви. Впрочем, может быть, в этом и было его слабое место. Он просто хотел стать мэром. А Юрка стремился звезду достать для любимой.
Дебаты состоялись на том самом участке земли, которую Барышев выбрал для строительства нового детского дома – так было задумано режиссером трансляции, чтобы подчеркнуть остроту момента. На импровизированной трибуне, сооруженной из досок, Антонов в пафосном черном костюме от Бриони и галстуке метался с микрофоном в руке перед Градовым, который предпочел для ответственного мероприятия джинсы и черный свитер.
Оператор едва поспевал за Романом.
– Надо обеспечить людей рабочими местами! – втолковывал немногочисленной массовке и телезрителям Антонов. – Для этого нужно строить за-во-ды! – Роман даже топнул ногой в запале. – Вот здесь, на этом самом месте, – он вонзил палец в пространство, указывая на деревянный настил, – я хотел построить новый завод на тысячу рабочих мест! Но его не будет! Эту землю продают!
В массовке раздался неодобрительный гул.
– Продают! – выкрикнул Антонов, вложив в это слово весь свой сарказм и презрение и метнув грозный взгляд на Градова.
«А вдруг она дебаты не смотрит, – подумал Юрий. – Вдруг она принципиально не смотрит программы, в которых участвую я?!»
От такой мысли ухнуло сердце и пересохло во рту. И вообще, с чего он взял, что, если станет мэром, – да хоть нобелевским лауреатом! – она постучит в его дверь промокшая, озябшая, с распущенными волосами?..
– Папа! – Марина вцепилась в руку отца. – Пап, ну что же Юра молчит?
Геннадий Валерьевич хмыкнул и прикурил «беломорину». Не нравился ему Юрка. Вялый какой-то.
Еще немного – и этот Антонов «уроет» его, оттянув на себя большинство избирателей. Он взял пульт и прибавил звук. И мысленно подстегнул Градова, о котором давно почему-то думал как о зяте: «Ну, Юрка, давай!»
Если бы вместо дебатов показывали футбол, он без стеснения закричал бы: «Обходи его!»
– Вы же прекрасно знаете, кому и для чего выделяют эту землю, – скованно сказал Градов. – Здесь будет новый детский дом. Трудоспособные взрослые могут позаботиться о себе, а дети-сироты – нет!
– Хорошо иметь московского покровителя-инвестора! – поставленным «театральным» голосом вскричал Антонов. – И наобещать можно что угодно, лишь бы теплое место занять! А люди как были без зарплаты, так и останутся!
Его пафос поддержали жидкие аплодисменты и крики «Верно!».
Марина опять схватила отца за руку.
– Папа, что же это делается?! Он не прав!
– Зато трещит как сорока, – проворчал Геннадий Валерьевич. – И пируэты, вишь, какие по сцене пишет… Эх, надо было Юрке бальными танцами перед выборами заниматься…
Тем временем на экране запойного вида мужик проорал:
– Правильно говорит Антонов! Что мне сироты?! О моих детях кто позаботится?!
– Да обходи ты его! – не выдержав, крикнул отец.
Но Градов вдруг отложил микрофон и ушел со сцены.
– Э-эх! – с досадой махнул рукой Геннадий Валерьевич, в сердцах затушил «беломорину» в старой мраморной пепельнице. – Пропал наш Юрка!