– Э-эх! – с досадой махнул рукой Геннадий Валерьевич, в сердцах затушил «беломорину» в старой мраморной пепельнице. – Пропал наш Юрка!
Марина встала и ушла, ничего не сказав.
А ведь могла бы вдохновлять парня на подвиги, с горечью подумал Геннадий Валерьевич. Один ее ласковый взгляд – и Юрка этого «радетеля народных чаяний» двумя словами уложил бы на лопатки!
Надя, собирая в сумку Ольгины вещи, обнаружила в шкафу картину – робкий, едва занимающийся рассвет.
Картина была написана маслом и отличалась от всех Ольгиных работ трогательной незавершенностью – словно художник торопился или боялся чего-то.
Впрочем, Надя точно знала – боялся. Ольга полтора года не рисовала. Столько же, сколько она убивалась по Димке.
Надя повесила картину на стену – прикрепила кнопкой с вызывающей оранжевой шляпкой. А чего красоту в шкафу зарывать? Пусть интерьер украшает. И напоминает – не способна никакая Оксана поставить крест на твоем таланте.
Только смерть может поставить точку. Только смерть. На таланте, любви и мечтах…
Ее мысли прервала Машка. Она подбежала, дернула Надю за руку и позвала:
– Теть Надь!
– Что, Машунь? Мама приехала?
– Нет. Компьютер сломался, – трагически сообщила Маша.
– Вирусов нахватали? – всполошилась Надежда. Она взяла Машу за руку и повела в детскую. – Пойдем, посмотрим!
Она ничего не понимала в вирусах, но не проявить к проблеме внимания не могла. Посмотрит и скажет – мастера позовем!
Ей бы обратить внимание на шкодное Машкино лицо, но она все еще была погружена в свои мысли.
Она зашла в детскую, деловито проверила вилку в розетке, поправила коврик под мышкой и уставилась в темный экран.
– Так… И что с этой железякой делать?
Наверное, надо было как-то по-другому спросить, потому что Костик и Маша переглянулись, а Дим Димыч так вообще прыснул.
Разозлившись на себя за то, что проявила такую некомпетентность, Надя резко нажала «enter». Экран вспыхнул, и с него, выпучив глаза, дал автоматную очередь зеленый чешуйчатый монстр.
Надя завизжала и отскочила, сбив стул. Дети захохотали. Повизгивая от смеха, Дим Димыч упал на кровать и уткнулся в подушку. Костик и Маша бросились убегать. Надя помчалась за ними.
– Как не стыдно! – весело закричала она. – Ну, я вам задам! Чуть инфаркт меня не хватил!
Хохот затих в прихожей. Когда Надя прибежала туда – ни Кости, ни Машки не было.
– Ну и ладно! Значит, чай с тортиком я буду пить одна! – громко сказала Надя, уходя на кухню.
В шкафу, за спиной, послышались возбужденный шепот и возня, потом скрипнула дверца, и жалобный Машкин голосок произнес:
– Теть Надь! А мы тортик того… съели уже!
Нужно было наказать эту братию – хотя бы нотацию прочитать, – но Надя расхохоталась…
Если Градов будет так мямлить, они ничего не добьются.
И на месте детдома вырастет коттеджный поселок, потому что про завод – это предвыборная сказка. Антонов местным богачам живописный участок отдаст. Не забесплатно, разумеется.
Эх, ей бы микрофон и на сцену. Уж она бы сказала. Она бы нашла слова.
Интересно, если бы она согласилась стать Юркиной женой, он так же вяло отстаивал бы свои интересы? Вернее, интересы детей…
Юрка ей нравился – иногда даже казалось, что слишком нравится, особенно в последнее время, когда он ринулся отвоевывать коттеджные земли.
Все-таки, если бы она была рядом, он бы не мямлил. А может быть, даже никогда не сказал бы ей: «Я не подлец» и не ушел бы к беременной подружке.
Очень хотелось поговорить об этом с отцом, но она не могла. Не хотела давать ему надежды, что она когда-нибудь выйдет замуж.
Марина разлила по тарелкам борщ и выглянула из кухни.
– Пап, ты ужинать будешь?
Отец чинил в коридоре старенький велик, на котором она ездила в детстве.
– Мариш, Ванька на велосипеде умеет кататься? – не услышав ее, спросил он.
– Да откуда ж в детдоме велосипеды?
– Ничего, научим! Рыбу он уже вон как наловчился подсекать… – Отец подтянул гайки заднего колеса, проверил натяжение цепи. – Если бы еще не вопил от радости, когда клюет, точно бы карпа поймал.
Марина засмеялась, вспомнив, как Ванька, увидев, что дернулся поплавок, закричал, словно оглашенный: «Клюет!!!» Рыба, естественно, сорвалась, а рыдающему Ваньке пришлось долго объяснять, что рыбалка – не футбол, тут тишина нужна и сноровка. Ванька сидел тихо недолго – как только снова пошла поклевка, он опять не удержался и закричал: «Клюет!!!»
– Ничего, – утешил его отец. – Первые два годика покричишь, потом привыкнешь…
Марина, прислонившись к косяку, спросила задумчиво:
– Пап… Я тебя хотела спросить… Как ты думаешь, если я Ваньку усыновлю?
Отец снова будто не услышал ее, стал неторопливо складывать инструменты в специальный чемоданчик, обстоятельно протирая каждый ветошью.
– Папа!
– А чего ты спрашиваешь? – глухо ответил он, отворачиваясь так, чтобы она не видела его лица. – Решила ведь уже.
– А ты как к этому отнесешься?
– Я уж и не знаю, как теперь без Ваньки, Мариш… – Отец обернулся, в глазах его блестели слезы. – Мы с тобой без Ваньки – никуда.
Марина обняла его и поцеловала в твердую, пропахшую ядреным табаком щеку.
– Я так и знала!
Отец, высвободившись из ее объятий, пошел на кухню и старательно вымыл руки средством для мытья посуды.
– Это правильно, – твердо сказал он. – У всех должна быть семья. Мать. И отец!
– Пап, ну я прошу тебя! – взмолилась Марина. – Ну что ты опять…
– Да, опять! – Он схватил полотенце и стал вытирать руки совсем как хирург – каждый палец отдельно. – А что ты все прячешься, поговорить с тобой нормально нельзя! Вот, Юрка твой – каким большим человеком стал! А все один. Все ждет кого-то. А кого?! Не тебя ли?!
– Юрка – не мой! Мы вообще сейчас не о нем говорим!
– Не о нем… – Отец скомкал полотенце и отбросил его на стол, едва не угодив в тарелку с борщом. – А пацану обязательно отец нужен! Чтобы настоящим мужиком рос!
– Ваня и так настоящий мужик! – Марина отшвырнула полотенце на подоконник, характерец у нее был еще тот – отцовский. И вдруг представила, как это выглядит со стороны: ругаются они из-за Юрки, кричат, и бедное полотенце из угла в угол швыряют. – Пап, – засмеялась она, – зато у Ваньки будет самый лучший в мире дед!
Отец не сдержался – тоже расплылся в улыбке.
– Дед… Только папаша для полного комплекта все равно нужен!
– Ты прям как опека…
– Я не опека. Я хуже. Лучше, то есть…
Они захохотали.
– Борщ-то остыл! – закричала Марина.
– А мы холодненький! Со сметанкой!
Отец потер руки и сел за стол.
– А тарелки почему три? – удивился он.
– Не знаю… – растерялась Марина, глядя на разлитый по трем тарелкам борщ. – Наверное, о Ваньке думала.
– Неправильно налила, – захохотал отец. – Четыре тарелки должно быть!
– Надя! Какой монстр?! Откуда они его взяли?! – Ольга словно в ловушке стояла в автомобильной пробке уже пятнадцать минут.
А еще нужно успеть собрать вещи перед отъездом.
Позвонила Надя и взахлеб стала рассказывать про какого-то зеленого монстра с автоматом, которого на нее натравили дети.
– Откуда взяли! – фыркнула она. – Из Интернета, наверное! Представляешь, Оль?!
– Весело у вас там! А я в пробке застряла. Слушай! – Ольга выставила руку с телефоном в окно, дав Наде послушать истеричные автомобильные гудки и нетерпеливые перегазовки.
– Круто. Как думаешь, надолго застряла?
– Ой, Надюш, извини, у меня вторая линия! – Она переключилась и очень удивилась, услышав знакомый голос с акцентом.
– Ольга Михайловна!
– Теодор? Здравствуйте! Что случилось?
– Мне сказаль, что Надя сейчас у вас! – взволнованно произнес немец. – Дайте мне! Срочно дайте мне Надя!
– Нет, Нади рядом нет! – Ольга пыталась перекричать гул клаксонов. – Она дома! Если вы хотите поговорить по проекту, то им занимаюсь я!
– Это не проект! Это лично для Надя! Я хотел ей отдать вчера, но не решался! А потом она ушла!
– Хотите, я вернусь, и вы передадите это через меня? – предложила Ольга, хотя понятия не имела, как развернуться в этой пробке.
– Нет, нет, у меня самолет, я уже спешить… – Ей показалось, что Теодор всхлипнул. – И я должен обязательно сам, – пояснил он. – Я приеду где-то в август, тогда сам увидеть Надю и отдам! Оля! Не говорите ей о моем секрете и о нашем разговоре вообще! Я потом сам!
Теодор отключился, пробка тронулась, Ольга улыбнулась.
Секрет так секрет. А вдруг Майер хочет сделать Наде предложение?
Сейчас она швырнет ему подарок в лицо, а в августе…
До августа много воды утечет. Грозовского, конечно, она не забудет, но, может быть, привыкнет к мысли, что нужно жить без него.
До дома Ольга домчалась за тридцать минут.
Надя во дворе накрывала стол, в закрытом мангале доходило мясо, запах которого Ольга почувствовала, едва подъехав к воротам.
Под ложечкой засосало, Ольга стала помогать Наде расставлять тарелки. Ее подмывало рассказать о звонке Теодора, но она удержалась.
– Ужас, сколько времени в пробке потеряла, собраться вообще не успела. Сережа скажет – саботирую отъезд.
– Да ничего он не скажет! – Надя подмигнула Ольге, взяла яркий помидор из миски и начала его резать. – Ты ж все собрала!
– Надька, – засмеялась Ольга. – Ты чемоданы мои упаковала?!
– Мы с Машей все сделали, не волнуйся.
– Ох… – подхватив огурец, Ольга тонкой стружкой стала срезать с него кожицу. – Ты лучшая в мире подруга. Спасибо, Надя!
– Не за что.
Они сели рядом, бок о бок, и слаженно стали резать овощи. Надя – помидоры, Ольга – огурцы.
– Чемоданы – это ерунда, Оль, – вздохнула Надя. – Плохо другое. В Новосибирск ты едешь не по собственному желанию, а по «семейным обстоятельствам».
Ольга хотела ответить, что собственные желания и семейные обстоятельства стали для нее одним целым с тех пор, как появилась семья, и нет в этом никакой трагедии, – но не успела. Приехал Сергей и словно заполнил собой весь двор – голосом, жестами, улыбкой. Он поцеловал Ольгу, забрал у нее недорезанный огурец.
– Есть хочу, умираю! – жуя, сообщил он.
– Я у ворот почувствовала, что у нас шашлыки, – засмеялась Ольга.
– Да? А я еще на работе! В пробках сигналил громче всех!
– Так! Все! Начинаем! – скомандовала Надежда, снимая с мангала шампуры с исходящим соком мясом. – Костя! Маша! Дима!
Уже давно стемнело, было все съедено и почти все выпито, а они никак не могли разойтись – так хорош был тихий и теплый вечер.
– Надеюсь, в следующий раз будем есть шашлык с мэром Юрием Градовым, – сказал Барышев Ольге.
– Власть портит людей, – назидательно заявила Машка.
– Маша! Ничего себе! – изумилась Ольга. – Ты чего это…
– Ну, Юрка мужик крепкий, не испортится, – со смехом перебил ее Сергей и потрепал Машку по голове. – А поесть он любит! Так что не переживай, Машунь!
– Я не за него переживаю, а за тебя, – Маша перебралась к отцу на колени и обняла за шею.
– И я! Я тоже переживаю! – Костик ревниво подвинул Машу и тоже взгромоздился на Барышева.
Только Дим Димыч грустно вздохнул и прижался к Наде.
– Вот так! – растроганно обнял ребят Сергей. – А дети-то растут…
Надя вздохнула и крепче прижала Димку к себе. Ольге показалось, что у нее дрогнули губы. Еще бы – опять ей придется вернуться в квартиру, где было столько горя и орудовали грязные руки воров…
– Надюш… – Ольга взяла ее за руку. – А может, ты поедешь с нами? Да, Сереж? – Она посмотрела на Барышева, ища у него поддержки, но он только сухо кивнул и посмотрел на часы.
– Нет, спасибо. Я останусь здесь, – отрезала Надя.
– Здесь? – удивленно приподнял брови Сергей.
– Да нет, к себе, конечно, уеду, – усмехнулась Надя. – Я имею в виду – в Москве.
И опять от беспросветного одиночества потянется к бутылке, тоскливо подумала Ольга. Нет, все же надо, наверное, ей сказать, что в августе Теодор приготовил ей какой-то сюрприз. Если не предложение, то хотя бы бриллиантовое колье и приглашение погостить у него в Мюнхене.
– Мне надо учиться жить своей жизнью, – словно уговаривая себя, медленно произнесла Надя. – Своей…
– Тогда вот что… – Сергей набрал в грудь воздуха, внутренне на что-то решаясь, и выпалил: – А оставайся-ка здесь! Все-таки лучше, чем взаперти в московской квартире!
Ольга благодарно на него посмотрела, Костик и Машка закричали «Ура!» этому единственно верному решению, а Дим Димыч захлопал в ладоши.
Надя смутилась и вопросительно посмотрела на Ольгу.
– Конечно! – обняла та подругу. – Будешь тут как принцесса в замке!
– Да, только когда приедет какой-нибудь принц, вы у него документы проверяйте, – с прежней назидательностью посоветовала Маша и, нахмурив брови, добавила: – Сейчас никому нельзя доверять!
– Обязательно! – заверила ее Надя.
– Маша, ты сегодня в ударе! – захохотала Ольга.
– Пожалуй, дядя Юра тебя своим советником назначит. – Барышев поцеловал Машу в щеку, и Костик ревниво тут же подставил свою.
Еще оставалось немного вина в бутылке, Сергей разлил его по бокалам, встал и провозгласил тост:
– За наших прекрасных и мудрых принцесс!
Они уехали под утро, шумной веселой гурьбой сели в такси и укатили, оставив во дворе дома аромат Ольгиных духов и сумку с детскими игрушками.
– Вот растяпы, забыли! – Надя подхватила сумку и пошла в дом.
Предстояло перемыть после пикника всю посуду. И попробовать жить в этом доме одной. Вернее, с Димкой, конечно, но без Ольгиной поддержки, ее внимания и оптимизма.
Надя поставила в кресло сумку с игрушками и посмотрела на написанный Ольгой рассвет, прикрепленный к стене оранжевой кнопкой.
Вот и ей нужен свой рассвет. И тот, кто достанет его из шкафа и неоново-яркой кнопкой пришпилит на стену, как начало ее новой жизни. Вернее – другой. Без Димки.
Надя провела рукой по трогательно незавершенной картине и пошла мыть посуду.
Градов задремал в кресле с газетой, потому что сил не было читать злобную бездарную статейку.
Он очнулся от звонка в дверь и заметался по квартире, приглаживая волосы, натягивая рубашку, ведь за окном шел проливной дождь, и звонить могла только она, Марина. Промокшая, продрогшая, с распущенными волосами, которые темно-каштановой волной закрывали почти всю ее хрупкую фигуру.
Юрка рывком распахнул дверь. И обозвал себя дураком. С чего он взял, что утром, в дождь, Марина захочет его увидеть…
Похоже, у него просто психоз, вызванный неразделенной любовью. И той статьей, разбередившей бессильную злость.
– Здорово, барин! – Барышев толкнул его в грудь и шагнул в прихожую, которая от его присутствия стала вдруг ниже и уже…
– Привет, Сереж, – мрачно поздоровался Градов, переставая застегивать рубашку.
– Ого! Что за лицо?! – присмотрелся к нему Сергей и скинул мокрые туфли.
Юрка, махнув рукой, пошел в гостиную, шаркая по полу тапками, как старый дед.
– Да что случилось-то, Юр?!
Градов молча поднял с пола газету и протянул Барышеву.
– «Набравшись опыта в администрации, Градов научился манипулировать словами и людьми, – монотонно забормотал Сергей, пробегая глазами статью. – Он, не стесняясь, использует запрещенные приемы, играет на чувстве жалости к детям-сиротам…»
– Да сядь, чего ты стоишь! – Юрка закурил и так глубоко затянулся, что, поперхнувшись дымом, закашлялся.
Господи, да если бы вместо Сереги тут стояла Марина, он задохнулся бы от счастья, а не от дыма, и плевать ему было бы на эту паскудную статейку!
Сергей огляделся – в холостяцкой берлоге Градова и присесть-то особенно было негде. В кресле валялось несвежее кухонное полотенце, на диване отчего-то белел рассыпанный стиральный порошок, а на единственном стуле стоит сковородка с недоеденной яичницей и пивная кружка.
Барышев выбрал кресло и, двумя пальцами сдвинув полотенце с жирными пятнами, присел на краешек.
– Извини, бардак, хозяйством заняться некогда, – буркнул Юрка и, вырвав газету из рук Сергея, начал громко, с сарказмом, читать:
– «Но что получается? Если Градов не выиграет выборы, то дети-сироты останутся без нового дома? Кто и как объяснит им потом, что они были просто козырем в политической игре?!» – Голос у него сорвался, он отшвырнул газету.
– Не обращай внимания, – усмехнулся Сергей, рассматривая свой носок, к которому прицепилось нечто, напоминающее скелет мойвы. – Это твой конкурент проплатил, ты ж понимаешь!
– Извини, пива с горя вчера выпил! – Юрка отцепил от его носка рыбный скелет и выбросил в открытую форточку.
Барышев рассмеялся и вдруг, словно иглу в сердце, загнал вопрос:
– Ты мне лучше скажи, когда ты женишься?
– Серег, при чем тут это?! – вспылив, завопил Градов. – Я о серьезных вещах говорю!
– Я тоже. Это что? – Сергей ткнул пальцем в пятно на его брюках. – А это? – указал он на сковородку с яичницей. – Притон дикого холостяка, а не квартира будущего мэра!
Юрка переставил сковородку и кружку на стол. Потер пальцем пятно на брюках.
А если б и правда Марина пришла, а он – в таком виде? В засаленных штанах ее, мокрую, на руки – и на диван? А на диване порошок стиральный рассыпан – бог знает, откуда он взялся… Да что ж это Серега так насмешливо на него смотрит? На лице у него, что ли, написано, как он Маринку к себе прижимает, согреть хочет, одеялом укутать и чаем горячим с медом напоить, если кружка, конечно, чистая в доме найдется.
– Мне директриса детдома звонила, – мрачно буркнул Юрка, переводя разговор с опасной темы. – Дети, говорит, телевизор посмотрели и теперь спрашивают: «А дядя строитель нас не бросит?»
– Дядя строитель не бросит, – хмыкнул Сергей. – Я ведь не только тебе обещал, но и Ивану Петровичу.
– Какому еще Ивану Петровичу? – насторожился Юрка.