– Какому еще Ивану Петровичу? – насторожился Юрка.
У Барышева в глазах опять мелькнула насмешка, он встал, ударил Градова по плечу.
– Голубеву. Ты разве не знаешь? Избранник Марины.
– Избранник?! – Юрка схватил Барышева за грудки. – Ты… – Он задохнулся теперь не от дыма, от гнева. – Кто он?
– Поехали, познакомлю, – невозмутимо ответил Сергей, даже не пытаясь оторвать его руки от своего пиджака.
– Я же его убью…
– Не думаю. Он тебе понравится.
Барышев подмигнул ему и пошел в коридор обуваться.
Дождь промочил ее насквозь – зонтик она конечно же забыла дома, – но Марина не ощущала ни намокшего платья, ни мокрых волос, которые она, как назло, сегодня не заплела в косу, а распустила.
Думать она могла только об одном – вчера из опеки уволилась толстая тетка с золотыми цепями, и на ее место пришла интеллигентная пожилая женщина, которая, просмотрев ее бумаги, доброжелательно посоветовала:
– Попробуйте новые документы собрать… Эти уже устарели, три месяца прошло. И… зарплату чуть-чуть увеличить бы…
Она так произнесла – «увеличить бы», – что Марина поняла, можно немного схитрить. Не обмануть, а, например, приплюсовать к доходам деньги отца.
Геннадий Валерьевич вышагивал рядом с ней, тоже очень мокрый и крайне воодушевленный.
– Заявление новое в опеку я уже написала! – взахлеб рассказывала ему Марина. – Галина Федоровна мне отличную характеристику выдала! Еще, пап, понадобится справка о зарплате. У меня она маленькая. Если что – будем ссылаться на твою!
– Само собой! – отозвался отец.
Он на ходу снял куртку, отжал ее и снова надел.
– Жилплощадь тоже твоя. Понадобится заявление, что ты не против, чтобы прописать Ваню.
– Ну, конечно, не против! – возмутился отец. – О чем ты говоришь! Что там еще?
– Справка о состоянии моего здоровья, об отсутствии судимости… и еще куча справок! Надо быстро их собрать, потому что они действительны в течение трех месяцев!
– Вот бюрократы! – опять вскипел отец и ускорил шаг. – И когда ж их только повыведут?!
– Папа! Будь оптимистом!
– А я кто? У нас иначе нельзя! У нас только оптимисты до моего возраста доживают.
Они подошли к крыльцу детского дома, поднялись по сбитым ступеням к ветхой двери.
– Ну, я пришла. До вечера, пап. – Марина тряхнула мокрыми волосами и вдруг подумала: видел бы ее сейчас Юрка! Сразу бы разлюбил такую мокрую курицу…
– Ужин сам приготовлю, – пообещал отец.
– Только пока на двоих, пап, а не на четверых, – засмеялась Марина.
– Ты мне тут не указывай, сколько щей варить! Тренироваться никто не запретил.
Он развернулся и пошел бодрым размашистым шагом, словно торопясь на репетицию по приготовлению ужина для большой дружной семьи.
Дождь вдруг закончился, и выглянуло солнце.
Градов пару раз пролетел на красный и развернулся в неположенном месте, но не потому, что на его «Мерседесе» стояли номера администрации, а потому, что… сердце рвалось от воспоминаний…
– Марина с Колей встречалась, когда я ей предложение сделал. Отказала. Они уже к свадьбе готовились. Мне повеситься тогда хотелось… А я вместо этого женился. Считай, на первой встречной. У Марины с Колей не сложилось, а у меня – со Светой…
– Может, это судьба? – Барышев мужественно выдержал очередной Юркин водительский кульбит – выезд на встречку. Попросил только: – Правее возьми… А ты не пытался с Мариной еще раз поговорить?
Юрка занял крайний правый ряд и, снизив скорость до двадцати, потащился с трагичностью похоронной процессии, пристроившись за троллейбусом.
Барышев стойко вынес и этот его маневр. Он ждал от него ответа, но рассказывать про то, второе предложение у Юрия не было сил…
В глазах стояла ее насмешка, в ушах звучал ее голос и звонкий смех:
«Ты шутишь, Юр? Меня теперь на аркане замуж не затащить!»
Барышев ждал ответа и настойчиво повторил:
– Ты с ней еще раз поговорил?
– Да не судьба, Сереж! – вспылил Юрка. – Не хочет она больше ничего! Два раза, мол, в одну воду не входят! А я думаю… – Градов набрал в грудь воздуха и сказал то, что ему труднее всего было произнести: – Я думаю, не любит она меня.
– Ты за себя отвечай. Ты чего хочешь? – Сергей в упор уставился на него, как… врач-психиатр, как следователь, как лучший друг, требуя предельно честного ответа.
– Да ну, Серег, хорош! Завел тему…
Юрка газанул, обогнал увальня-троллейбус и вжарил по левой под сотню.
Жалко, мигалки нет.
Чего он хочет… Дождь, звонок в дверь, и она – промокшая… И чтоб ей больше некуда было идти.
Неужели непонятно?!
У детского дома Юрка так резко затормозил, что Барышев носом клюнул в лобовое стекло и недовольно посмотрел на него.
Платье не успело просохнуть, а волосы так и висели мокрыми прядями, когда в детдом неожиданно нагрянула высокая делегация – Барышев и Градов.
Марина постаралась не попасться им на глаза, когда они заходили в кабинет Галины Федоровны, но дети облепили ее с криками: «Марина Геннадьевна! Мы хотим показать проекты!»
Громче всех кричал Ванька.
И отказать им было нельзя, потому что она сама три дня назад объявила конкурс на лучший рисунок нового детского дома.
– Проект! – поправил ее Ванька. – Что мы, маленькие, что ли, рисунки рисовать!
Марина согласилась на эту поправку, не догадываясь, что проекты, в отличие от рисунков, следует показывать главному строителю и утверждать в администрации города.
В общем, предстояло встретиться с высокими гостями в совсем непрезентабельном виде.
Сергей с Юркой вышли из кабинета директора минут через пятнадцать. В коридоре их поджидали дети во главе с Ванькой. Марина села на подоконник, предпочитая оставаться в тени, ведь главным во всем этом мероприятии был Ванька.
Но Градов сразу увидел ее и, кажется, только ее. Он замер и побледнел, словно она была привидением.
Смотри, смотри, какая я мокрая курица… И разлюби прямо сейчас!
Чтобы не мучиться.
– Здрасте! – громко поздоровался Ванька и протянул Барышеву стопку альбомных листов. – Вот! У нас тут проекты.
Градов смотрел на нее, не отрываясь и не моргая.
Марина смутилась – он что, под дождь сам никогда не попадал?
Юрка не отводил потрясенного взгляда все время, пока Сергей с серьезным видом просматривал «проекты».
Марина знала, что на каждом рисунке рядом с домиком нарисованы три человека – мама, папа и я.
– Спасибо, Иван, – Барышев пожал Ваньке руку и положил все рисунки в папку, которую держал под мышкой. – Я обязательно передам это в инстанцию!
Дети радостно загалдели, а Сергей вдруг подхватил Ваньку на руки и повернулся к Юрке, зачарованно пялившемуся на Марину.
– Знакомься, Вань, Юрий Владимирович. Это, брат, такая инстанция! Самая надежная инстанция! Юр! – Сергей тряхнул Градова за плечо. – Это тот самый Иван Петрович, которому я слово дал!
Юрка вышел из ступора, оторвал наконец взгляд от Марины и перевел его на Ваньку.
– Голубев, – протянул ему руку пацан.
– Градов… – слегка поклонился Юрка и пожал маленькую ладошку. – Юрий Владимирович.
Марина соскользнула с подоконника и, пока Градов ее не видел, скрылась за углом в коридоре.
Кажется, у завхоза Галины Ивановны она когда-то видела фен. Нужно привести себя в порядок и…
Перестать думать о Юрке.
Этот день принес Барышеву удовлетворение и радость – особенно детские рисунки.
Он разложил их перед собой за ужином и просматривал, отмечая на каждом три человеческие фигурки рядом с причудливыми домами. Только возле Ванькиного дома, очень простого, кстати, и лаконичного, – два этажа, строгая крыша, балкон, – были пририсованы две фигурки. Одна маленькая, с рыжими волосами, другая – в юбке, с длинной косой.
Ольга взяла этот «проект» и положила перед собой.
– Вот этот очень хороший, – грустно сказала она. – От него больше всего сжимается сердце…
– Ты бы видела детские лица, когда они услышали про эти инстанции! – улыбнулся Сергей. – А Юрка… по-моему, он напугался! Не привык к такой аудитории. Потому что своих детей нет.
Сергей съел ложку уже остывшего супа и снова начал перебирать «проекты». Дворцы, избушки и даже пагоды…
– Так надо его женить после выборов, Сереж! – вдруг воодушевленно предложила Ольга, и глаза ее загорелись. – Вот бы с Надей его познакомить!
– С Надей?! – опешил Сергей.
– А что? Аккуратненько так… – Она встала, убрала тарелку с недоеденным супом и отрезала большой кусок рыбного пирога. – Как бы между прочим познакомить…
Сергей захохотал, представив «нечаянное» знакомство своенравной, вздорной Надьки, у которой «иммунитет взрывается» от всех мужиков, и влюбленного по уши в Марину Юрки…
Да они вдрызг разругаются в первые же пять минут!
– Чего ты, Сереж? – обиделась Ольга. – Что смешного я сказала?
– Знаешь, Оль… Мне кажется, Юрка еще не перегорел… У него любовь неземная.
– Знаешь, Оль… Мне кажется, Юрка еще не перегорел… У него любовь неземная.
– К Марине? – догадалась Ольга.
– Вот видишь, даже ты поняла.
Сергей только принялся за пирог, как на кухню ворвались дети и, отбирая друг у друга пульт от телевизора, наперебой закричали:
– Там мамин ролик идет!
– По второму каналу!
– Прико-ольный!
Экран вспыхнул, на нем замелькали веселые нарисованные слоны, призывающие попробовать удивительно вкусное и полезное детское питание.
– Старый, – улыбнулась Ольга, замерев перед телевизором. – «Солнечный ветер» по моим эскизам делал.
В ее позе, в ее голосе было столько тоски по любимой работе, что Сергею неожиданно стало стыдно.
Очень.
Он встал и обнял ее.
– Скучно тебе, Оль?
– Что? – не поняла она и рассеянно, с наигранной небрежностью, добавила: – Нет, нет… Просто сейчас я бы по-другому сделала…
Наверное, я последняя сволочь, подумал Сергей. Наверное, отец бы меня не одобрил.
Но… я так боюсь, так не хочу, чтобы кроме семьи у нее появилась еще любовь.
Пусть даже к работе.
И как избавиться от этого страха – не знаю.
Нужно сказать сейчас, немедленно: «Если хочешь… возвращайся в «Солнечный ветер».
Но он не смог.
Не созрел. Смалодушничал.
Испугался.
Потому что вспомнил свою жизнь без нее.
Чтобы подписать заявление об уходе, пришлось ехать за город.
О том, что Надежда Петровна живет у Барышевых, ему сказал Тимур. И предупредил – Ольга с мужем уехали.
Тем лучше, решил Олег. Почему-то ему была приятна мысль, что Надя одна в большом доме…
Едва подъехав к воротам, он услышал звонкий детский голос:
– Мам! Что поливать?!
– Да все подряд! – ответила Надя.
Дим Димыч, догадался Олег. Он знал, как Грозовский гордился сыном, а особенно тем, что у них одинаковые имена.
– Шланг сломался! – крикнул Димка.
– Значит, будем поливать из лейки! – громко сказала Надежда, и за воротами что-то загремело, будто из груды железяк вытащили самую нижнюю…
Олег усмехнулся.
Он разгладил заявление и положил его в прозрачную папку-файл.
На звонок никто не ответил, но калитка легко и беззвучно открылась…
Среди буйно цветущей сирени и огромных клумб с нежными ландышами бродил пацаненок с лейкой и поливал все подряд – цветы, кустарники, резные ограждения клумб, дорожки, посыпанные крупным гравием, и свои собственные сандалии.
– Ну, брат, ты даешь, – присел перед ним Олег, пряча за спину заявление, чтобы в папку не попала вода. – Что же ты воду не экономишь?
– А чего ее экономить-то? – спросил пацаненок, уставившись на Олега темными глазами Грозовского. – Вода же…
– И то правда, – согласился Олег. – Только сандалии-то, смотри, не испорти.
Дим Димыч внимательно посмотрел на мокрые сандалии, потом на Олега и вдруг попросил:
– Ты только маме не говори, что я сам себя поливал… Она будет ругаться.
Олег видел, что Надя уже вышла из дома и слышит их разговор, но пообещал:
– Зуб даю!
Он встал и подошел к Надежде, отметив, что она нисколько не удивлена его появлением.
На ней был длинный розовый сарафан, а на голове – широкополая соломенная шляпа, из-под которой выбивались рыжие непослушные пряди. Зеленые глаза смотрели без малейшего смущения, если не сказать – с вызовом.
– Здравствуйте, Олег!
– Здравствуйте, Надежда Петровна.
Он достал заявление из прозрачной папки, протянул ей.
– Давайте, – усмехнулась она и быстро пробежала глазами написанное. И вдруг посмотрела на него без вызова, без насмешки, а как будто бы виновато.
– Олег… Я думала, вы поняли… Я не собиралась вас увольнять! Это было сказано сгоряча… – Виноватый взгляд не шел ей. Куда больше она ему нравилась колючей и своенравной.
– Я понял, Надежда Петровна, но дело не в этом. Я нашел другую работу. По профессии.
Как и Ольга, она не поверила. Полыхнула в него гневным взглядом и уже совсем без чувства вины отрезала начальственным тоном, в котором сквозил металл:
– Ваша профессия – водить машину. Я прибавлю вам зарплату, если в этом дело.
– Пожалуйста, подпишите заявление, – твердо сказал Олег.
Дальнейший ход событий – торжественное разрывание заявления на четыре части – прервал ледяной душ. Он обрушился мощной струей на Олега, на Надю, на заявление, превратив его в мокрый бесполезный клочок бумаги. Надя взвизгнула, отвернувшись, и прикрыла заявлением лицо. Олег засмеялся, потому что на всякий непредвиденный случай во внутреннем кармане у него лежал еще один экземпляр – и он вряд ли успел намокнуть…
– Я не хотел… – пробормотал Дим Димыч, у которого вместо лейки в руках оказался шланг, извергающий струю холодной воды. Олег подскочил к вентилю и перекрыл его.
– Он не работал, – опять виновато пробормотала Надя, снимая с головы шляпу и стряхивая с нее воду.
Олег, засучив рукава, за пару минут настроил насадку-распылитель на шланге. Дим Димыч и Надя наблюдали за его работой, не проронив ни слова.
– Готово, – сказал он, возвращая рукава ветровки в первоначальное положение. – Теперь можете поливать цветы, не задевая гостей.
– Спасибо, – сказала Надежда.
Он не без злорадства протянул ей целехонькое заявление, извлеченное из внутреннего кармана, и ручку. Ей ничего не оставалось, как подписать… При этом она закусила губу и нахмурилась.
– Спасибо, – поблагодарил Олег, убирая заявление в карман.
– На здоровье, – буркнула Надя, опять став сердитой.
– Ну что, брат, пока? – Олег протянул Дим Димычу руку, но тот, вместо того чтобы пожать ее, порылся в кармане шортов и вложил ему в ладонь подтаявшую конфету.
– Спасибо, – растрогался Олег и, развернув липкий фантик, тут же сунул конфету в рот.
Никто никогда не угощал его своей последней конфетой.
– Дима! – прикрикнула Надя на сына.
– А вы завтра отвезете нас к бабушке Ангелине? – не обращая внимания на ее окрик, спросил у него Дим Димыч.
– Дима! – снова прикрикнула Надя.
– Я с удовольствием, – улыбнулся Олег. – Если мама позволит.
– Я только что вас уволила! – фыркнула Надя.
Олег улыбнулся еще шире. Он не стал ей напоминать, что уволился сам. Он просто подумал, что… повезло Димке Грозовскому.
– Пока! – он помахал рукой и направился к калитке в наилучшем расположении духа.
Ольга варила суп, когда зазвонил телефон.
– Оля, здравствуй, это Тимур!
– Думаешь, я могу тебя не узнать? – засмеялась она, всыпая вермишель в куриный бульон.
– Ну, мало ли… – Ольга почувствовала – Тимур улыбается на том конце. – Ну, что, поздравляю нас!
– С чем?
– С Питером, кажется, все складывается. Они нам заказали разработку сайта! Я сейчас над слоганом думаю… Как тебе такой вариант: «Новый дом – новая судьба»?
– По-моему, слишком пафосно… – Ольга забыла, что из пакета тонкой струйкой сыплется вермишель. – И не по теме! Они же реставрацией еще не занимаются, только собираются… Основная сфера их деятельности – гостиничный бизнес. Это и есть тема слогана. Ой! – Она отдернула пакет с вермишелью от кастрюли, но было уже поздно – ее масса превысила критическую, и суп превратился в вязкую кашу.
– Что, Оль?
– Да нет, это я так… А как у вас вообще настроение?
– Боевое! Стараемся не расслабляться. А если так: «Питер Ренессанс – гостеприимство по-питерски»…
– Подумай еще, Тимур. А лучше – дай задание копирайтерам. Ты же художник! Зачем всю работу на себя берешь?!
Ее перебил звонок в дверь.
– Ой, Тимур, извини, ко мне пришли. Созвонимся еще, держи меня в курсе.
Она нажала отбой, сняла безнадежно испорченный суп с плиты и пошла открывать, подумав, что Сергей прав – работа и домашние дела несовместимы, где-нибудь да допустишь оплошность.
Ольга знала, что пришла Марина. Она сама позвонила ей и попросила забрать подарки для детского дома, – поэтому распахнула дверь, даже не глянув в глазок.
Марина выглядела смущенной.
Она теребила переброшенную на грудь косу, восхищенно разглядывая разложенные на диване игрушки, детские книги, наборы фломастеров, альбомы и краски.
– Это мои дети для твоих воспитанников подарки собрали, – объяснила Ольга. – Представляешь, копилку свою разорили и еще у отца денег выпросили!
– Спасибо… – Марина растроганно тронула ее за руку.
– Я тебе помогу все отвезти, – пообещала Ольга. – Такси возьмем, сумки у меня есть. А пока… давай чайку попьем! Суп я испортила, а вот пирог с яблоками, кажется, получился.
– А давай! – весело согласилась Марина.
Горячий чай с неостывшим еще пирогом располагал к откровенности, поэтому через пятнадцать минут Ольга знала невеселую историю Марины.
– Я беременной была, мы с Колей так хотели ребенка! А потом… преждевременные роды, долго в больнице лежала, – рассказывала Марина не без горечи, но с обреченностью человека, у которого давно все переболело и он смирился со своим несчастьем. – Врачи сказали, что больше детей не будет. Я об этом честно Коле сказала… И он… меня бросил. – Она усмехнулась, словно показывая, что чудес не бывает.