Покончив с этим, они принялись за расчеты: какую скорость после стыковки должны развить суда, чтобы достичь субсветового предела. Связь между компьютерами должна быть идеальной, расчеты очень сложны и требуют высокой точности, машины должны знать досконально, что несут суда и на что они способны. Калькуляция была завершена еще прежде, чем закончилась установка переходной камеры, по которой можно было переходить из корабля в корабль.
Миро услышал неспешные шаги, приближающиеся к шлюзу. Он повернул кресло — медленно, теперь он все делал медленно — и увидел, как она входит к нему на мостик. Наклонив голову, шагнула в дверь, хотя, если уж на то пошло, она была не очень высокого роста. Волосы почти седые, некоторые пряди сохранили былой пепельно-темный цвет. В возрасте, но не старуха. Если она и нервничала перед встречей с ним, она этого не показала. Но судя по тому, что рассказывали о ней Эндрю и Джейн, ей приходилось встречаться с людьми куда более страшными и опасными, чем двадцатилетний калека.
— Миро? — спросила она.
— Кто ж еще? — буркнул он.
Прошло какое-то мгновение, один удар сердца, прежде чем она узнала в странных звуках, вырвавшихся из его рта, нормальные человеческие слова. Он привык к этой вынужденной паузе, но по-прежнему ненавидел ее.
— Я Валентина, — сказала она.
— Знаю, — ответил он.
Он вовсе не пытался облегчить себе жизнь, отвечая столь лаконично, но что еще можно было сказать? И пусть эта встреча не была встречей на высшем уровне, где главы государств должны обсудить ряд жизненно важных вопросов, но ему пришлось приложить некоторые усилия, чтобы не выглядеть чересчур враждебно.
— Твое имя Миро. Если не ошибаюсь, оно переводится как «Я гляжу»?
— «Я всматриваюсь». Или, может быть, «Я обращаю внимание».
— Знаешь, твою речь не так уж сложно понять, — заметила Валентина.
Он был потрясен тем, как открыто она говорит о его ущербности.
— Думаю, у меня больше затруднений с португальским акцентом, чем с твоей мозговой травмой.
Сердце, словно молот, забухало у него в груди — она говорила о его состоянии более откровенно, чем кто-либо, не считая Эндрю. Но ведь не зря же она сестра Эндрю. Ему следовало бы догадаться, что изъясняться она будет так же прямо.
— Или ты предпочитаешь, чтобы мы притворялись, будто между тобой и остальными людьми вовсе не существует никакого барьера?
Очевидно, она почувствовала его потрясение. Но он уже поостыл, и только сейчас до него дошло, что, вероятно, ему не следовало так раздражаться, наоборот, он должен радоваться, что им теперь не придется всячески избегать обсуждения этой темы. Однако он все-таки разозлился, и ему потребовалась пара секунд, чтобы понять, в чем причина. А затем он понял.
— Вас моя мозговая травма никоим образом не касается, — грубо ответил он.
— Если так, мне будет сложнее понимать тебя. Значит, с этой проблемой я должна как-то справляться. И не надо ершиться, молодой человек. Я только начала надоедать тебе, а ты только начал надоедать мне. Поэтому не стоит кипятиться из-за того, что я вдруг сочла твою мозговую травму своей проблемой. Я вовсе не собираюсь следить за каждым произнесенным словом из боязни каким-то образом оскорбить излишне чувствительного юношу, который считает, что весь мир крутится вокруг его разочарований.
Миро пришел в ярость от того, насколько быстро она осудила его — и насколько резко. Это нечестно, просто нечестно. Демосфен, прославленный автор исторических трудов, не может быть таким.
— А я вовсе и не считаю, что весь мир вращается вокруг моих разочарований! Но неужели вы думаете, что можете вот так явиться сюда и устанавливать свои порядки на моем корабле?! — Вот истинная причина его ярости. Дело не в том, что она ему наговорила. Она была права: ее слова суть ничто. Его взбесило ее отношение, ее откровенная самоуверенность. Он не привык, чтобы люди относились к нему без жалости и сострадания.
Валентина опустилась в кресло рядом с ним. Миро изогнулся, чтобы повернуться к ней. Она, в свою очередь, не отвела взгляд, а, наоборот, внимательно изучала его тело, с головы до пят, — холодные, оценивающие глаза.
— Он сказал мне, что ты очень сильный человек. Что ты искалечен, но не сломлен.
— А, так вы мой терапевт?
— А ты, значит, мой враг?
— Мне им стать? — осведомился Миро.
— Нет нужды, как мне нет нужды лечить тебя от чего бы то ни было. Эндрю не затем послал тебя нам навстречу, чтобы я заботилась о тебе. Он хотел, чтобы ты помог мне. Если ты не согласен — прекрасно. Позволь мне объяснить тебе кое-что. У меня довольно плотное расписание, и каждую минуту, когда я бодрствую, я стараюсь посвятить пропагандистским статьям, чтобы поднять общественное негодование на Ста Мирах и в колониях. Я пытаюсь восстановить людей против флота, который послал Звездный Конгресс, чтобы уничтожить Лузитанию. Разрушить твою планету, не мою, заметь.
— Ваш брат находится на ней. — Он вовсе не собирался позволять ей прикидываться полнейшей альтруисткой.
— Да, и у тебя, и у меня там семьи. И нас обоих волнует проблема уничтожения пеквенинос. И потом, мы знаем, что Эндер поселил в твоем мире Королеву Улья. Таким образом, если Звездный Конгресс возьмет верх, будут уничтожены сразу две разумные расы. На кон поставлено многое, и я уже делаю все, что в моих силах, чтобы остановить флот. Вывод: если несколько часов, потраченные на беседу с тобой, помогут мне в этом деле, значит, это того стоит. Но я не собираюсь тратить время на всякие треволнения по поводу того, не обижу ли я тебя чем-нибудь вдруг. Так что, если ты намереваешься составить мне оппозицию, сиди здесь один, а я пойду поработаю.
— Эндрю сказал, что вы лучший человек из всех, каких ему когда-либо приходилось встречать.
— Он сделал этот вывод несколько преждевременно — с тех пор я успела воспитать троих совершенно диких детишек. Насколько я помню, у твоей матери вас шестеро.
— Верно.
— И ты самый старший.
— Да.
— Очень плохо. Родители обычно совершают самые непоправимые ошибки со старшими детьми. Именно тогда родители знают меньше всего, зато забота бьет через край, поэтому существует наибольшая вероятность, что они не правы, но ведут они себя так, будто правы всегда.
Миро пришлись не по нраву нападки этой женщины на его мать.
— Она не то что вы! — вспыхнул он.
— Разумеется. — Валентина наклонилась вперед в своем кресле. — Ну, что ты решил?
— Насчет чего?
— Либо мы работаем вместе, либо ты забавы ради на тридцать лет вычеркнул себя из истории человечества.
— Что именно вы хотите получить?
— Рассказы, естественно. Факты я могу добыть из компьютера.
— Рассказы о чем?
— О тебе. О свинксах. О тебе и свинксах. По сути дела, вся эта заварушка вокруг флота на Лузитанию началась именно с твоих отношений со свинксами. Потому что ты вмешался и их жизнь, и таким образом…
— Мы помогли им!
— О, что, опять не то слово?
Миро яростно взглянул на нее, хотя понимал, что правда на ее стороне. Он действительно излишне чувствителен. Слово «вмешиваться» в научном контексте обладало нейтральной окраской. Оно просто означало, что он ввел какие-то изменяющие факторы в изучаемую им культуру. А отрицательное значение оно приобретало только по его вине — он изменил науке, прекратил изучение пеквенинос и начал обращаться с ними, как с друзьями. Здесь он виноват. Нет, не виноват — он гордится своими поступками.
— Продолжайте, — кивнул он.
— Все началось из-за того, что ты нарушил закон и свинксы начали выращивать амарант.
— С амарантом покончено.
— Да, ирония судьбы. Вирус Десколады проник в культуру и убил каждый штамм амаранта из тех, что твоя сестра вывела для свинксов. Таким образом, ваше вмешательство оказалось впустую.
— Неправда, — возразил Миро. — Они учатся.
— Да, я знаю. А еще точнее, они выбирают. Чему учиться, что делать. Вы принесли им свободу. Я всем сердцем одобряю ваше решение. Но моя задача — рассказать о тебе населению Ста Миров и колоний, примыкающих к ним, а эти люди не обязательно увидят ваши поступки в таком свете. Поэтому единственное, что мне требуется от тебя, — это рассказ о том, каким образом и почему ты решил преступить закон и вмешаться в жизнь свинксов и почему правительство и народ Лузитании предпочли восстать против Конгресса, а не отослать тебя, чтобы тебя судили и подвергли за твои проступки соответствующему наказанию.
— Эндрю уже рассказывал вам об этом.
— А я, в свою очередь, уже описывала случившееся в общих чертах. Сейчас мне нужны личные впечатления. Я хочу, чтобы все остальные увидели в этих так называемых свинксах разумных существ. Я хочу представить тебя людям как индивидуума, как личность. Если все пойдет так, как я предполагаю, то, узнав тебя, они тебя полюбят. И тогда посланный на Лузитанию флот предстанет в подлинном обличье — как многократно преувеличенная реакция на угрозу, которой, собственно, никогда не существовало.
— Этот флот — чистой воды ксеноцид.
— Именно так я и выражаюсь в своих статьях, — кивнула Валентина.
Его раздражала ее самоуверенность. Ему претила ее непоколебимая вера в себя. Значит, ему придется противостоять ей, и поэтому он начал выдавать идеи, которых сам еще до конца не продумал. Мысли, которые кружились в его голове в виде полуоформившихся предположений.
— Но, кроме того, флот еще и средство самозащиты.
Это возымело желаемый эффект: она мгновенно замолчала и даже вопросительно приподняла брови. Вот тут-то и началось самое неприятное, теперь следовало объяснить, что он имел в виду.
— Десколада, — проговорил он. — Это самая опасная жизненная форма, которая когда-либо существовала.
— Естественный ответ — карантин. Они же послали вооруженный Маленьким Доктором флот и теперь спокойно разнесут Лузитанию и всех находящихся на ней на мельчайшие частички межзвездной пыли.
— Вы всегда так уверены в своей правоте?
— Я уверена, что Звездный Конгресс даже подумать не вправе об уничтожении любой разумной расы.
— Свинксы не могут существовать без Десколады, — покачал головой Миро, — а если она случайно будет занесена на другую планету, то мгновенно уничтожит на ней все живое. Непременно уничтожит.
Он с удовольствием взирал на Валентину. Похоже, ему все-таки удалось загнать ее в угол.
— Но, мне казалось, были найдены какие-то средства для удержания Десколады. Твои бабушка и дедушка нашли способ расправиться с ней, приспособить человеческий организм к вирусу.
— Десколада обладает невероятной способностью к адаптации, — ответил Миро. — Джейн рассказала мне, что пару раз она уже менялась. Моя мать и моя сестра Эла работают над этим: пытаются удержать Десколаду на прежних позициях. Но иногда складывается такое впечатление, будто Десколада действует осознанно. Разумно. Изыскивает всяческие пути, чтобы обойти химические препараты, которыми мы пользуемся, не давая ей убивать людей. Она проникает в земные культуры, которые требуются людям для выживания на Лузитании. Уже сейчас жителям колонии приходится постоянно опрыскивать их. Но что будет, если Десколада все-таки прорвется через барьеры, которые мы перед ней воздвигли?
Валентина молчала. На этот раз никаких самоуверенных реплик не последовало. Она еще не задавалась этим вопросом. Да и никто не задавался, кроме Миро.
— Я даже Джейн решил пока не рассказывать об этом, — печально продолжал Миро. — Но что, если флот — это выход? Что, если единственный способ спасти человечество от Десколады — это уничтожить Лузитанию?
— Нет, — наконец проговорила Валентина. — На самом деле это не имеет ничего общего с целями, которые преследовал Звездный Конгресс, посылая флот. Их причины, все до одной, завязаны на вопросах межзвездной политики, они хотят показать колониям, кто здесь хозяин. В этом виновны вышедшие из-под контроля бюрократы и военные, которые…
— Да послушайте меня наконец! — выкрикнул Миро. — Вы утверждали, что хотите выслушать мой рассказ. Вот, получите! Неважно, чем они руководствуются. Пускай весь Конгресс — просто стая кровожадных бестий. Плевать я хотел. Важно одно: может, и в самом деле стоит взорвать Лузитанию?
— Что же ты за человек? — в ответ спросила Валентина.
В ее голосе смешались и благоговейный трепет, и глубокое отвращение.
— Вы здесь поклонница морализаторской философии, — с сарказмом поклонился Миро. — Вот вы мне и скажите. Должны ли мы настолько возлюбить пеквенинос, чтобы позволить вирусу, который они несут в своих телах, уничтожить человечество?
— Конечно, нет. Мы должны найти способ нейтрализовать Десколаду.
— А что, если такого способа мы не найдем?
— Тогда наложим на Лузитанию карантин. Пусть все люди на планете умрут — твоя семья, моя, — но пеквенинос останутся.
— Да неужели? — поднял брови Миро. — А как насчет Королевы Улья?
— Эндер сказал мне, что она мало-помалу восстанавливает силы, но…
— Она содержит внутри себя готовое индустриальное общество. Она построит космические корабли и улетит с планеты.
— Но она не понесет с собой Десколаду!
— У нее нет выбора. Десколада уже поселилась в ней. Как и во мне.
Тут он ее достал. Он видел ее глаза — в них отразился страх.
— А потом и вы ее подхватите. Даже если вы сбежите на свой корабль, запечатаете меня здесь и всячески будете предохраняться от инфекции, как только вы приземлитесь на Лузитании, Десколада доберется до вас, до вашего мужа, до ваших детей. Всю оставшуюся жизнь вам придется вместе с пищей потреблять всевозможные химикаты. И никогда вы не покинете Лузитанию, иначе с собой вы понесете смерть и разрушение.
— Думаю, мы догадывались о подобном исходе, — кивнула Валентина.
— Когда вы улетали, все было на уровне догадок, не более. Мы считали, что вскоре Десколада окажется под контролем. Но теперь мать и Эла сильно сомневаются, можно ли вообще взять ее под контроль. Это означает, что, прилетев на Лузитанию, вы навсегда останетесь на планете.
— Надеюсь, нам придется по душе тамошний климат.
Миро внимательно изучал ее лицо; он пытался понять, как она восприняла рассказанное им. Первоначальный страх бесследно пропал. Она снова стала прежней — она размышляла.
— Вот что я думаю, — сказал Миро. — Мне кажется, каким бы ужасным ни казался Конгресс, какие бы жестокие планы он ни вынашивал, но этот флот может явиться истинным спасением всему человечеству.
Валентина ответила вдумчиво, тщательно подбирая слова. Миро было приятно столкнуться с этой стороной ее натуры: она никогда не бросалась необдуманными фразами. И она училась.
— Ну, если события будут развиваться по-твоему, придет время, когда… нет, это маловероятно. Скажем так: зная о смертельной опасности вируса, Королева Улья вряд ли станет строить космические суда, которые разнесут Десколаду по Вселенной.
— А вы что, хорошо знакомы с Королевой Улья? — настаивал на своем Миро. — Вы что, понимаете ее?
— Даже если она все-таки решится на это, — возразила Валентина, — твоя мать и сестра продолжают искать решение проблемы. К тому времени, как мы достигнем Лузитании, — к тому времени, как флот достигнет планеты, очень может быть, что они уже найдут способ расправиться с Десколадой.
— Да, — откликнулся Миро, — но вправе ли они будут воспользоваться им?
— А почему нет?
— Так просто вирус Десколады не убьешь. Ведь он является неотъемлемой частью жизненного цикла пеквенинос. Когда умирает телесная форма пеквенинос, именно вирус Десколады делает возможной трансформацию в древесное состояние, переход в — как ее называют сами свинксы — третью жизнь, и только в этой третьей жизни, в виде дерева, самцы пеквенинос могут оплодотворять самок. Если вирус погибнет, вместе с ним умрет и третья жизнь, и тогда поколение свинксов, что живет сейчас, — последнее.
— Пусть так, но не надо сразу считать проблему неразрешимой, она просто становится чуточку труднее. Твоя мать и сестра должны найти способ нейтрализовать Десколаду в человеке и тех культурах, которые мы употребляем в пищу, чтобы вирус при этом сохранил способность переводить пеквенинос во взрослое состояние.
— И на все про все им отпущено меньше пятнадцати лет, — покачал головой Миро. — Вряд ли.
— Но не невозможно.
— Да. Какая-то вероятность существует. И на ее основе вы хотите развернуть флот?
— Флот был послан, чтобы уничтожить Лузитанию, независимо от того, справимся мы к тому времени с вирусом или нет.
— Я еще раз повторяю: мотивы пославших его не относятся к делу. Какой бы ни была причина, уничтожение Лузитании, может быть, — единственный гарант для человечества.
— А я считаю, что ты не прав.
— Вы Демосфен, если я не ошибаюсь? Эндрю сказал мне, что это действительно так.
— Да.
— Значит, это вы придумали Иерархию Чужеродности. Утланнинги — это чужестранцы из нашего собственного мира. Фрамлинги — люди нашей расы, прилетевшие с другой планеты. Раман — разумные существа другой расы, но способные на общение с нами, на сосуществование бок о бок с человечеством. И, наконец, варелез — кто ж они такие?
— Пеквенинос ни в коем случае не варелез. Как и Королева Улья.
— Зато Десколада — варелез. Чуждая нам форма, способная уничтожить человечество…
— Если только нам не удастся вступить с ней в контакт…
— …С которой у нас нет общего языка, раса, настолько отличная от нас, что мы не можем ужиться вместе. Вы сами утверждали, что в таком случае война неизбежна. Если разумная раса настроена на жестокую расправу с нами и мы не можем с нею общаться, не можем ее понять, если не существует никакой возможности заставить их изменить свое решение мирным путем, тогда мы совершенно оправданно можем использовать для своего спасения любые способы, включая полное уничтожение этой самой расы.