— Нет, — Анатолий покачал головой и тоже махнул рукой, — выходи, дескать, сам, здесь удобнее.
— Тоже верно, — согласился Костя. Он выключил газ, с сожалением посмотрел на свой ужин, набросил куртку и, погасив свет, вышел.
Вода стекала с навеса прямо на голову Анатолия, на плече, похоже, лилась за воротник, а он то ли не замечал холодных струй, то ли нарочно встал под этот душ. Уже не было в нем обычной напористости и превосходства. На пороге топтался обычный парень тридцати с лишним лет с поднятым воротником и неуверенной улыбкой.
— Не помешал? — спросил он, и Косте стало неловко, будто Анатолий сам уступал свое первенство, но уступал как-то униженно, прося снисхождения.
— Как не помешали, Анатолий Васильевич, — проговорил Костя, не торопясь принимать новые условия. — Даже поесть не успел. Вам легче, говорят, неплохое мясо подают в аэропортовском ресторане?
— Это только говорят, — поморщился Анатолий, услышав про аэропорт, ресторан, ужин, закончившийся так неудачно.
Они прошли к маленькой круглой беседке, стоявшей посредине двора, сели на скамейки у противоположных сторон. Костя поднял руку над головой, нащупал выключатель. Вверху вспыхнула маленькая желтоватая лампочка. Со стороны можно было подумать, что в беседке разговаривают двое припозднившихся приятелей, которых дождь загнал в это неуютное место.
— Ну что… не обойдется? — спросил Анатолий, помолчав.
— Вряд ли… Скорость была слишком большая.
— Откуда он взялся, ума не приложу!
— Из-за угла вышел. А когда на середине дороги оказался, его ослепило. У него, похоже, с глазами неважно, он же в очках был…
— Когда ты успел все заметить?
— Да, в очках, в берете, светлом плаще, с портфелем под мышкой. Что-то ценное было там для него… Бумаги, записи, книжки…
— Деньги, — подсказал Анатолий.
— Нет, он не из денежных. Стоптанные туфли, бахрома на штанах…
— И это увидел?!
— Мы рядом проехали. Он сделал самое разумное — остался стоять на осевой. Будь скорость поменьше, можно было легко проскочить… Дорога свободная, встречных машин нет…
— Да я бы и на этой скорости проскочил! — подхватил Анатолий! — Асфальт мокрый, а в этом месте он, кажется, еще и новый, жирный… Ах, как нехорошо, как паршиво все сложилось! Что бы нам придумать, а, Костя?
— Нас видели в аэропорту…
— Откуда им знать, что наши следы нужно искать именно так?
— Трасса. Человек сбит машиной, которая шла со стороны аэропорта. Как раз после восемнадцатого рейса. Ко мне грузчик подходил, прикуривал, мы с ним немного поболтали…
— О чем?
— Да ни о чем! Взял сигаретку, спросил, кого ждут…
— А ты?
— Сказал — начальника жду. — В этом месте Костя понял вдруг, что он не может быть до конца откровенным, он вспомнил, что вроде сказал об Анатолии больше. Да, он, кажется, назвал его начальником стройуправления…
— Он больше ничего не спрашивал?
— Про духи спросил… Хорошими, дескать, духами в машине пахнет.
— Ну?!
— Сказал, что пассажирку подвез, — соврал Костя. — Господи, Анатолий Васильевич! Да вы в ресторане были едва ли не единственным… Официанты наверняка запомнили вас еще по прошлым приездам.
— Слушай, Костя, да у тебя не голова, а машина! Тебе в милицию надо идти работать.
— Шофер потому что… Что сказать, Анатолий Васильевич… Они уже знают, что это была черная «Волга».
— Неужели допрут?
— Тут много ума не надо.
— Слушай, Костя, — Анатолий присел рядом, понизил голос. — Виноват, конечно, я, тут ничего не попишешь… Похоже, придется распрощаться и с работой, и со свободой, и с… В общем, со многим. Для меня эта история — конец… Давай поговорим серьезно. Ты и я. И между нами никого. Ни парня в плаще, ни девушки в куртке… Возьми эту историю на себя!
— Не понял! — отшатнулся Костя.
— Не надо, — поморщился Анатолий. — Ты прекрасно все понимаешь. До тебя доходит раньше, чем до меня. Возьми, Костя! Вроде за рулем сидел ты, а мы с Таней подтверждаем, что человек тот неожиданно выскочил из кустов, чтобы перебежать через дорогу, что остановить машину не было возможности. Самое большее, что тебе грозит, — лишат прав. Но это я улажу. Переведу слесарем, механиком, кем хочешь. В деньгах ты не потеряешь, скажу больше — выиграешь, даже если… В общем, настолько выиграешь, что можешь год-два не работать.
— Мне нельзя не работать, в тунеядцы запишут. Да и пенсию надо зарабатывать.
Костя молча ходил по беседке, останавливался, глядя на струи воды, падающие с крыши рядом с его лицом, присаживался.
— Ну что, Костя? — обернулся Анатолий.
— Знаете… Не могу.
— Почему?
— Не знаю. — Костя беспомощно улыбнулся. — Жить хочется.
— Послушай, ты чего-то не понимаешь… Повторяю — ты ничем не рискуешь. Даже если лишат прав, ты только выиграешь — я слов зря не бросаю. Ты это знаешь. Знаешь?
— Да.
— Права вернут через месяц-второй… Любая машина — твоя, ремонт в первую очередь. О запчастях и думать забудешь… Захочешь повыситься — никаких проблем. В пределах моих возможностей, конечно. Ну? Согласен?
Костя молчал.
— Ведь не умышленно же я его сбил!
— Анатолий Васильевич, вы не подумайте только, что я торгуюсь… Все это не кончится через день, когда меня лишат прав, не кончится через три месяца, когда мне их вернут… И через год, когда я буду первым человеком в вашем гараже, все это будет продолжаться. Сегодняшняя ночь еще долго протянется… Во всяком случае, для меня. И все это время быть убийцей… Наверное, я смог бы соврать, взять на себя вину, выручить друзей или, простите, любимого начальника… Но я не смогу жить убийцей. А вы мне предлагаете именно это… Не смогу, Анатолий Васильевич. Вы понадеетесь на меня, а я подведу.
— А если откровенно?
— Если откровенно, то и не хочу. Вы говорите о запчастях, правах, о том, что в деньгах я здорово выиграю… Но ведь все это летит к чертовой матери от одного вопроса следователя.
— Какого вопроса? — быстро спросил Анатолий.
— Не знаю. — Костя пожал плечами. — И никто не знает. Ведь не можете вы сейчас предугадать все вопросы, выводы экспертов, решения суда… Но неожиданности будут.
— Конечно, я мог бы во всем признаться… — проговорил Анатолий раздумчиво, — но дело в том, что я пьян. Вообще-то я никогда не был трезвее, чем сейчас, но выпивку они усекут. Им достаточно запаха. Во в какой дыре оказался — от запаха все зависит!
— Анатолий Васильевич, я бы вам посоветовал…
— Советуй кому-нибудь другому, Костя, ладно?
— Понимаете, я в любом случае оказываюсь виновным. Моей машиной сбит человек. Я доверил руль пьяному. У меня нет даже путевки на эту поездку. Я совершил преступление, просто выехав из гаража. А если при этом еще и человека сбил…
— Да? — переспросил Анатолий с таким выражением, будто услышал нечто новое. — Что же делать?
— Надо идти в милицию.
— Кому?
— Вам.
— Ты что, за дурака меня принимаешь?!
— Иначе мне самому придется пойти туда. Пусть не сейчас, но утром я обязан это сделать. Иначе получается, что я прячусь, скрываюсь. А это еще одна статья, еще одно нарушение… Мы с каждым часов вязнем, Анатолий Васильевич! Мы в трясине и медленно погружаемся все глубже.
— Давай выбираться!
— Не возражаю… Но ведь карабкаться на плечи друг другу… Это не выход.
Некоторое время они молчали.
Шумел дождь, стучали капли по пластиковой крыше беседки, прошла поздняя электричка, где-то за домами долго и истерично лаяла собака. И Анатолий, и Костя за это время не произнесли ни слова, но что-то происходило в них, зрели какие-то доводы, выводы, обоих охватывало чувство беды и необратимости.
— Видишь ли, Костя… — заговорил Анатолий. — Мы можем, конечно, посудачить о том, что такое хорошо, что такое плохо… Мы все частенько этим занимаемся и очень нравимся себе в такие моменты… Но время от времени происходят события, когда важно поступить. Так или этак. А все разговоры оказываются в конце концов просто колебанием воздуха. Я недавно распинался насчет смежных специальностей… Все это пьяный треп. Но за ним кое-что стоит, Костя… Мы можем дружить, можем ссориться, завидовать, ненавидеть, но наступает однажды час, когда наши обычные отношения теряют всякую цену. Остаешься ты и твой поступок. И весь ты в этом своем поступке, и вся твоя жизнь, и кем был, и кем будешь… И с кем будешь.
— И даже, кем буду? — усмехнулся Костя.
— Конечно. Собственно, будущее и состоит из наших сегодняшних решений… Кем мы войдем в будущее, с кем мы туда войдем, от кого откажемся, через кого переступим… Это происходит каждый день. Со всеми, Костя, со всеми… Сегодня я попал под колеса. Завтра попадет кто-то другой. И на каждый день требуется мужество. И каждый день приходится чем-то жертвовать. Мы не приобретаем, нет, мы каждый день от чего-то отказываемся. Расстаться с женщиной, отказать отцу, помочь другу… Ничто не дается легко. Да, я оказался в преступниках… Я спасаюсь. Чего проще, пойти и сказать — виноват, судите. Суд разрешит мою жизнь, но ничего не добавит к наказанию… Меня посадят только для того, чтобы другим неповадно было. В назидание. Я уже наказан, и никакой приговор не ударит меня сильнее, чем эта вот ночка.
— Значит, если я возьму на себя наезд — хорошим буду, не возьму — плохим, да?
— Нет, Костя… Ты в любом случае останешься хорошим. Так что… Спи спокойно. Да, путевку я тебе оформлю завтра утром, поездка будет вполне законна. Причину придумаем, это несложно. Тебе даже пальцем никто не погрозит. Ты чист. Ты чист и непорочен, Костя. Иди, я оторвал тебя от ужина. Приятного аппетита.
Анатолий вышел из беседки и, не разбирая дороги, зашагал по проезжей части в сторону слабого сияния, висевшего над домами.
Через пятнадцать минут его догнал таксист.
Улицы были пустынными, редкие фонари почти не освещали дороги, из-под колес летели брызги, шины влажно шуршали по лужам. Запахнувшись в промокший плащ, Анатолий неотрывно смотрел на дорогу. Иногда он невнятно бормотал что-то, и водитель косился на него не то опасливо, не то усмешливо.
— Я смотрю, досталось тебе сегодня, парень, — обронил он.
— Досталось, — кивнул Анатолий. — Сильней не бывает.
— Женщина?
— Наверно, все-таки женщина… Хотя и мужики руку приложили. А с чего ты взял?
— Ну как… Ночь, дождь, такси, сам вроде, трезвый… Да и едем на Садовую… Похоже, к женскому общежитию… А?
— Да, у входа остановишься. Подождешь?
— Подожду… Возить в третьем часу все равно некого, а счетчик будет работать.
— Я быстро, — сказал Анатолий, выходя.
Быстро не получилось. Пришлось долго стучать в запертые двери подъезда, подходить к окнам, возвращаться. Наконец в полумраке вестибюля показался вахтер. Он с подозрением всматривался в темноту, колебался, вредничал, не торопясь открывать двери, прикидывался, что не понимает, чего от него хотят.
— Открой, батя! Важное дело.
— Какое дело?
— Преступление! — гаркнул Анатолий, потеряв терпение, надеясь этим словом расшевелить подозрительного старика. — Убийство! — Громыхнули запоры, и дверь открылась. — В двести шестнадцатой живет Татьяна Николаевна. Позовите ее, пожалуйста. Она знает, что я должен подойти.
— Это которая недавно пришла?
— Она самая. Еще не спит, наверно.
— Что же мне вот так всю ночь и шастать по этажам? — начал было ворчать вахтер, но Анатолий перебил его.
— Хорошо, сам схожу.
— Сиди! — строго приказал старик. — А то еще за тобой придется идти… Попробуй потом вытащи тебя из комнаты… Знаем, насмотрены, наслышаны… Вас только пусти, вам только дай волю..
Анатолий сел в продавленное кресло. Однако ждать, не пришлось. Через несколько минут спустилась Татьяна. Увидев Анатолия, она подошла, присела рядом в такое же кресло.
— А знаешь, тебе в халатике куда лучше, чем в этих ресторанных нарядах, — сказал Анатолий.
— Спасибо. Что-нибудь случилось?
— Так… кое-что… Человека сшиб.
— Да? — переспросила Таня. — И что же?
— Да вот не знаю, как дальше быть… Подумал, может, ты подскажешь.
— Боюсь, что я в этих делах не сильна.
— А в каких сильна?
— Во всех остальных.
— Слушай внимательно. Ты должна мне помочь.
— Должна? Почему?
— По многим причинам. Потому что мы с тобой знакомы, потому что люди обязаны помогать друг другу, потому что нужно оставаться человеком, даже когда ближнему паршиво.
— А, тогда, конечно. Так бы сразу и сказал.
— Есть только один способ нам всем выйти сухими из этой мокрой ночи. Нужно, чтобы за рулем сидел Костя.
— Но именно на этом он и настаивал в аэропорту.
— Это было давно. С тех пор многое изменилось. И мы все — ты, я, Костя — живем в другом мире, с другими законами, с другими обязанностями… Но и эти условия просуществуют недолго, к утру они исчезнут, и мы свалимся в…
— Я все понимаю, Толя. Чего ты хочешь?
— Чтобы за рулем сидел Костя.
— Усвоила. Дальше.
— А мы с тобой должны оказаться на заднем сиденье.
— Сядем на заднее, если ты не будешь хватать меня за коленки.
— Не сядем, Таня! Мы с тобой сидели на заднем! А хватал я тебя за коленки или не хватал — это уж ты решай сама. Как тебе будет удобнее.
— Мне удобнее, чтоб хватал. Только не здесь. Вахтер очень переживает.
— Договорились.
— Мне можно идти?
— Я пришел говорить с тобой не о коленках, хотя готов говорить о них когда угодно и сколько угодно. Но не в эту ночь. Костя сидел за рулем. Мы с тобой — сзади. И подтверждаем всем и везде, что было именно так.
— И чего добиваемся?
— Я остаюсь на своем месте.
— Начальником управления?
— Да. И ты остаешься на своем месте.
— Чертежницей?
— Ты остаешься моим самым лучшим, самым близким и самым любимым другом.
— Явное повышение? — улыбнулась Татьяна.
— Называй это как хочешь. Костя тоже остается на своем месте. Через три месяца, ровно через три месяца мы покончим с этой историей. Но мы в один голос должны подтвердить, что тот человек сам, понимаешь, сам неожиданно выскочил из кустов и попал под машину. Что в общем-то соответствует действительности. И все. Конец. Мы с тобой едем к морю. Хочешь — на месяц, хочешь — на два.
— И Костя едет с нами?
— При чем тут Костя?
— Ну как же… Ему тоже есть что забыть, есть что смывать морскими волнами.
— Что же ты ему предлагаешь смывать?
— Кровь.
Анатолий встал, прошелся по вестибюлю, постоял у входной двери, глядя на поджидавшее его такси, вернулся к Тане. Вахтер настороженно следил за каждым его движением. Анатолий сел на край кресла, взял руки Тани в свои ладони.
— Таня, постарайся меня понять, мне нельзя признаваться. Они сразу поймут, что я выпил, это подтвердят официанты. И тогда я становлюсь преступником.
— Ты говорил с Костей?
— Да. Я только что от него.
— Что он тебе ответил?
— А! Не могу, говорит. Совесть у него завелась или еще что-то.
— Чего ты хочешь от меня?
— Чтобы ты согласилась помочь мне. Чтобы ты подтвердила…
— Что человека сшиб Костя?
— Да, — замявшись, ответил Анатолий.
— Но это же… подло, Толя?
— Костя трусит. Боится, сам не зная чего.
— Если я правильно поняла, ты предлагаешь ему взять на себя преступление, а он не хочет? Ты предлагаешь ему сесть на скамью подсудимых, а он сопротивляется?
— Можно сказать и так, — поморщился Анатолий. — Хотя мне и не нравится, как ты все это изложила.
— Моя помощь должна свестись к тому, чтобы я оговорила Костю?
— Он не понимает, в чем наше спасение! Он не понимает того, что, если я сяду, ему никто уже не поможет. И тебе никто не поможет. Мы все становимся одинокими и беспомощными.
— Но почему ты…
— Когда тебе, Таня, было паршиво, я не спрашивал у тебя, почему, как, зачем… Когда ты не смогла поступить в институт, я не укорял тебя за плохое понимание математики, не выяснял, почему ты слаба в физике и как объяснить отсутствие знаний по химии. Я пошел и сделал. И тебя зачислили. И ты уже на третьем курсе. И у тебя все в порядке. Когда ты не могла найти себе жилье, я только спросил: тебя устроит улица Садовая, отдельная комната со всеми удобствами? Она тебя устроила. Если бы ты пришла ко мне после такой же кровавой истории, я не задавал бы лишних вопросов. Я вообще не задаю лишних вопросов. Может быть, это плохо, может быть, это не вписывается в твою нравственность, но, если человек просит помощи и у меня есть возможность помочь, я помогаю.
— Толя, скажи… Мы дружим или только делаем, что расплачиваемся за услуги?
— Вот как ты понимаешь…
— А ты понимаешь иначе?
— Да, — кивнул Анатолий. — Иначе. Мне удалось кое-что сделать для тебя, когда еще не за что было расплачиваться. Я считаю, что и сейчас мне не за что с тобой расплачиваться. Или все-таки я задолжал?
— Извини. Ты слишком далеко продлил мой вопрос. Я не это имела в виду.
— Всего доброго, Таня. Рад был тебя повидать. Спокойной ночи. — Анатолий поднялся.
— Сядь. Вот так… Что я должна сделать?
— Если тебе трудно сказать, что за рулем сидел Костя, ты можешь уговорить его. Пусть это же скажет он сам.
— Думаешь, у меня получится?
— Получится. Он сохнет по тебе, Таня.
— Но тем охотнее он посадит тебя.
— Ты слишком плохо о нем думаешь, нельзя так думать о человеке, — усмехнулся Анатолий. — Я ведь не думаю о тебе плохо.
— У тебя есть основания?
— При желании я мог бы их найти.
— Давай. Внимательно тебя слушаю.
— Может, не стоит?
— Отложим на потом?
— Мне бы не хотелось, чтобы это выглядело укором… Я не хочу, чтобы ты думала, будто я беру тебя за горло.
— А я не смогу идти к Косте, зная, что за спиной остался ты со своими обидами.
— Это не обиды.
— Тем более. Давай, Толя. Выкладывай.
— Вторую бутылку коньяка заказала ты. После первой тебе показалось, что я недостаточно пьян. Я понимаю, что за этим стояло… После первой бутылки я чем-то был опасен, нежелателен… А после двух я уже ничего… собой не представлял… Ты знала, я обязательно сяду за руль. Это же не первый раз… Ты бы не возражала, если бы я наехал на столб, свалился в канаву, слегка столкнулся с другой машиной… Тебе хотелось видеть меня поверженным. Конечно, ты не ждала ничьей смерти, ты и мне не желала зла. Но это случилось.