Только новых танков Т-60, имевших в два раза больший боезапас и скорость хода, чем соответствующие по параметрам Pz. II F (модификации 1940 года), советской промышленностью было выпущено 6045 штук. Этому незаслуженно униженному «пренебрежением» танку в 1942 году пришел на смену Т-70 с увеличившейся до 45 мм броней и 45-мм пушкой 20КМ. Всего было выпущено 8226 машин Т-70.
Вместе с тем еще до 30 июня 1941 года промышленность выпустила 1865 сверхновейших танков , подобных которым не имела ни одна страна мира. В том числе 1126 машин составляли Т-34 и 693—КВ, против которых «немецкие танковые и противотанковые пушки были бессильны» – они поражались только 88-мм зенитной немецкой пушкой [56] . Поэтому Сталин был вправе ожидать от военных достойного противостояния начавшейся агрессии.
Сложнее оказалась ситуация на момент московской битвы. За вторую половину 1941 года советская промышленность изготовила 4500 танков, из них 1885 машин Т-34 и около 1700 танков – Т-40 и Т-60. Но в течение 1942 года, когда в основном завершилась эвакуация промышленности на восток, в СССР было произведено уже 24 500 танков, из них 12 500 составили Т-34, и около 9600 – Т-60 и Т-70. Наряду с «тридцатьчетверками» эти… выносливые машины стали «основными боевыми танками» Красной Армии.
Однако подготовка к войне выражалась не только в количестве реальных боевых машин, имевшихся в войсках на день нападения противника. Главным военным потенциалом Победы, заложенным Сталиным, стала сама советская промышленность, в том числе и танковая, созданная им накануне войны.
Ее эффективность поражает воображение. За весь период войны, начиная с июля 1941 года, в СССР было около 94 тыс. танков и самоходных установок – 81 тыс. до конца 1944 года и еще 13 тыс. до июня 1945 года. В их числе КВ-85, выпуск которых начался в сентябре 1943 года, а с декабря на фронты стал поступать новый тяжелый танк ИС-1 (ИС-85); затем, «в самом начале 1944 года, появился ИС-2, вооруженный пушкой 122-мм Д-25Т» [57] .
Не менее грозной силой являлась и советская авиация. Уже в конце 1940-го в начале 1941 года в войска поступило 2650 новейших самолетов, в их числе: истребители МиГ-1 – 111 штук, МиГ-3 – 1289 штук, ЯК-1 – 399, ЛаГГ-3 – 22 штуки, штурмовики Ил-2 – 249 штук, пикирующие бомбардировщики Пе-2 – 459 штук.
Не соответствуют действительности утверждения военных мемуаристов, что советская авиация была «уничтожена в день нападения на аэродромах». Объективная информация свидетельствует об ином. В частности, « аэродромы Киевского и Одесского округов практически не пострадали от «воздушного блицкрига» 22 июня. Общие потери составили всего 180 машин ». По данным М. Мельтюхова, производство самолетов перед войной составило:На начало войны только Юго-Западный фронт имел 1730 одномоторных истребителей против 336 в немецкой армии «Юг» и 1820 бомбардировщиков – против 427 у немцев, 170 тактических разведчиков – против 70.
Всего ЮЗФ имел 3720 самолетов, в то время как немецкая авиация располагала на этом участке советско-германского фронта лишь 835 машинами (перевес в пользу ЮЗФ в 4,45 раза).
Начальник управления политпропаганды ЮЗФ бригадный комиссар Михайлов докладывал: «ВВС ЮЗФ с 22.06 по 07.07.1941 выполняли задачу по уничтожению прорвавшихся моточастей противника, прикрывали железнодорожные узлы, населенные пункты, вели разведку и прикрывали отход своих войск. Частями ВВС фронта с 22 июня по 1 июля сего года потеряно 354 самолета (в первую неделю боев из 3720. – К. Р. ), в том числе на аэродромах (главным образом 22.06) – 180, сбито зенитной артиллерией – 29, сбито в воздушном бою – 154».
В уже цитируемом докладе начальника Генерального штаба Жукова на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) в конце мая 1941 года говорилось и о возможностях Военно-морского флота: «Только за 11 месяцев 1940 года спущено на воду 100 миноносцев, подводных лодок, тральщиков, торпедных катеров, отличающихся высокими боевыми качествами. Всего в 1940 году строилось 270 боевых кораблей всех классов…
За период с 1931 по 1941 год огневые возможности сухопутных войск увеличились более чем в три раза, число боевых самолетов – в 7 раз, танков – в 43 раза. За это время вступило в строй 312 боевых кораблей, в том числе 206 подводных лодок» [58] .
О том, что Сталин и руководство армии не только ожидали нападения Германии, но и принимали меры для его отражения, свидетельствуют и конкретные факты из этого же выступления начальника Генштаба.
В конце мая 1941 года он докладывал: « В связи с угрозой войны принимаются меры по реализации планов прикрытия и стратегического развертывания войск . В январе 1941 года войскам особых округов (Киевского и Белорусского) приказано перейти на повышенную боевую готовность. Срочно стягиваются стратегические резервы из Забайкалья, с Урала, из Восточной Сибири и Туркестана. По директивам Генерального штаба 13 мая 1941 года на рубежи Западная Двина – Днепр перебазировались: 22-я армия – из Уральского военного округа, 21-я – из Приволжского, 19-я – из Северо-Кавказского, 25-й стрелковый корпус – из Харьковского военного округа. С 22 мая сего года началась переброска 16-й армии – из Забайкальского военного округа на Правобережную Украину.
В марте 1941 года Генеральный штаб закончил разработку мобилизационного плана для промышленности по производству военной продукции на случай войны… В заключение доклада хочу отметить, что благодаря мудрым решениям партии об индустриализации страны и коллективизации сельского хозяйства, режиму экономии в вооруженных силах созданы стратегические запасы горюче-смазочных материалов, продовольствия, обмундирования, которых в случае войны хватит на несколько лет ».
Советские историки, объяснявшие причины неудач Красной Армии в 1941 году, откровенно лукавили, когда указывали на неожиданность нападения Германии и якобы «устаревшую» военную технику, которой были оснащены войска. Они не хотели знать всей правды: она не вписывалась в антисталинские мифы. Ибо все обстояло как раз наоборот.
Примечательно, что, завершая выступление, начальник Генерального штаба заверил участников совещания: «Учащимся военных академий прививается мысль, что войны в нынешнею эпоху не объявляются, что агрессор стремится иметь на своей стороне все преимущества внезапного нападения, поэтому каждая воинская часть должна быть готова в любую минуту к отражению нападения ».
После смерти Сталина Жуков забыл свои же слова. И повторим, что главными причинами отступления стала не «внезапность», а неумение командования всех уровней организовать целенаправленное управление боевыми действиями частей. В первые дни войны даже Генштаб не имел сколько-нибудь достоверной информации о положении на фронтах. Деятельность Генштаба в этот период носила даже не характер очевидной растерянности. Она была парализована. Еще больший беспорядок царил во фронтовых штабах.
Между тем весь мир, и Европа в особенности, с напряжением воспринимал информацию о начавшейся битве гигантов, развернувшейся на огромной протяженности фронта. И то, что происходило на грандиозной арене сражения, в первое время было трудно понять и правильно оценить. Постепенно становилось очевидно, что наступление немцев идет успешно. Они захватывают все новые и новые рубежи, а «русские», видимо, проигрывают войну. Красные флажки на картах неумолимо передвигались ближе к Москве, и даже сочувствовавшие СССР политики приходили к выводу, что Россия оказалась на краю гибели.
Сталин видел, как слабеют его армии, пятившиеся в глубь страны, оставлявшие агрессору все новые и новые территории, утрачивающие технику и оружие, теряющие контингент своих частей. С этим было трудно смириться. Уже потому, что он прекрасно знал: в этой схватке, один на один с напавшим на страну врагом, Красная Армия имела все необходимое для ведения эффективных боевых действий. В начале войны она превосходила Вермахт как по вооружению, так и по численности. Армия могла остановить агрессора.
Однако стратегия молниеносной войны, обкатанная на территории Европы, на полях Франции, Бельгии, Дании, Норвегии, Болгарии, Югославии и Польши, оправдала себя. Не ввязываясь в затяжные бои с советскими частями, немецкие генералы и фельдмаршалы обходили их, спеша захватить пространство и выиграть время.
8 июля 1941 года генерал-фельдмаршал Бок, командующий войсками группы «Центр», отмечал в приказе: «Сражение в районе Белосток – Минск завершено. Войска группы армий сражались с четырьмя русскими армиями, в состав которых входило около 32 стрелковых, 8 танковых дивизий, 6 мотомеханизированных бригад и 3 кавалерийских дивизии. Из них разгромлено 22 стрелковых дивизии, 7 танковых дивизий, 6 мотомеханизированных бригад, 3 кавалерийских дивизии…
Подсчет пленных и трофеев к сегодняшнему дню выявил: 287 704 пленных, в том числе несколько командиров корпусов и дивизий; 2585 захваченных или уничтоженных танков, 1449 орудий, 246 самолетов, множество ручного оружия, боеприпасов, транспортных средств, склады продовольствия и горючего… Наши потери были не выше, чем те, какие готовы понести мужественные войска».
Да, внешний ход событий выглядел так, будто бы немцы приближались к решающему успеху. Не дожидаясь своих полевых армий, с ходу, 10—11 июля, они форсировали Днепр. Командующий 2-й танковой группой Гудериан писал после войны: «Наша пехота могла подойти не раньше чем через две недели. За это время русские могли в значительной степени усилить свою оборону. Кроме того, сомнительно было, удастся ли пехоте опрокинуть хорошо организованную оборону на участке реки и снова продолжить маневренную войну…
Я считался с опасностью сильного контрудара противника по открытым флангам, которые будут иметь три моих танковых корпуса после форсирования Днепра. Несмотря на это, я был настолько проникнут важностью стоящей передо мной задачи и верой в ее разрешимость… что немедленно отдал приказ форсировать Днепр и продолжать наступление на Смоленск».
В принципе Гудериан даже особо не рисковал. Завороженные стремительным наступлением немцев, еще не почувствовавшие вкус побед, советские военачальники действовали нерешительно. Вместо того чтобы наносить фланговые удары по противнику, советские армии упорно двигались вдоль дорог, по которым наступали гитлеровские войска, постоянно пытаясь «забежать вперед».
В это же время на Юго-Западном фронте, где после ожесточенных боев в районе Бердичева 11-я танковая дивизия потеряла 2 тысячи человек, 16 июля немецкие войска заняли Кишинев. На следующий день 11-я танковая армия Клейста форсировала Днестр. Сражение за Бессарабию было закончено.
Итак, запланированные еще накануне войны начальником Генерального штаба Жуковым «операции вторжения» обернулись поражением. И германское руководство было убеждено: теперь на пути осуществления блицкрига уже нет никаких препятствий.
Еще в июле 1940 года, формулируя замысел «Барбароссы», начальник германского генштаба Гальдер записал в дневнике: «Цель: уничтожение жизненной силы России. Составные части: первый удар на Киев, направление на Днепр. Авиация разрушает коммуникации в районе Одессы. Второй удар: на Прибалтийские государства в направлении на Москву. Вслед за этим соединение сил с юга и севера ».
Браухич при постановке задач армии заявил, что ближайшей целью для группы армий «Север» должны быть Псков и Ленинград, для группы армий «Центр» – Смоленск и Москва, а для группы армий «Юг» – Киев. Таким образом, вся предстоящая кампания в формуле немецкой военной мысли свелась к интерпретации этих трех основных ударов – Ленинград, Москва, Киев.
Оптимизм прогнозов в осуществлении блицкрига был присущ всем разработчикам плана вторжения: «Генерал-майор Эрих Маркс предполагал, что операцию «Барбаросса» можно будет провести за 9—17 недель, полковник Зоденштерн – за 16 недель, генерал Паулюс – за 8—10 недель, фельдмаршал Браухич – за 6—10 недель». Главная идея концепции молниеносной войны состояла в психологическом разложении Красной Армии путем ударных операций на суше и в воздухе, при проведении действий там, где их меньше всего ожидают.
И казалось, что первые две недели войны с непререкаемой убедительностью свидетельствовали об успехе выполнения плана «Барбаросса». 5 июля 1941 года Геббельс записал в дневнике: «По неопровержимым и подтвержденным фактам, две трети большевистских сил уничтожены или же сильно потрепаны. Пять шестых большевистских воздушных и танковых сил могут считаться уничтоженными… Придется вести целый ряд сражений, но от полученных ударов большевистские вооруженные силы уже больше не оправятся».
Вникая все глубже «в управление войной», Сталин настоятельно стремился изменить ее течение. После краха Западного фронта по его приказу в действие вошли армии второго стратегического эшелона. Чтобы не допустить дальнейшего продвижения противника, оборона строилась вдоль рек Западная Двина и Днепр. Но главное, театром должны были стать подступы к Смоленску. Здесь части Красной Армии должны были вступить во встречное сражение с танковыми группами Гудериана и Готта.
Смоленское сражение началось уже через неделю после выступления Сталина по радио – 10 июля 1941 года. Оно продолжалось два месяца. В день его начала ГКО принял решение об образовании Главных командований Северо-Западного, Западного и Юго-Западного направлений. Одновременно Ставка Главного командования была преобразована в Ставку Верховного командования.
В день начала операции Сталин телеграфировал 1-му секретарю ЦК КП(б) Украины и члену Военного совета ЮЗФ Хрущеву: «Ваши предложения об уничтожении всего имущества противоречат установкам, данным в речи т. Сталина (речь от 3 июля 1941 года, где говорилось об уничтожении имущества в связи с вынужденным отходом частей Красной Армии. – К. Р. ).
Ваши же предложения имеют в виду немедленное уничтожение всего ценного имущества, хлеба, скота в районе 100—150 километров от противника, независимо от состояния фронта. Такое мероприятие может деморализовать население, вызвать недовольство Советской властью, расстроить тыл Красной Армии и создать как в армии, так и среди населения настроение обязательного отхода вместо решимости давать отпор врагу».
То была правда, недоступная примитивному уму будущего «развенчателя» Вождя. После смерти Сталина политический компаньон Хрущева, страдавшего панической торопливостью, Жуков писал, что он вообще предлагал Сталину сразу сдать Киев. И якобы вследствие этого произошел его конфликт с Верховным главнокомандующим.
Как бы то ни было, но Сталину доложили о предложениях по сдаче Киева еще до Жукова. И 11 июля Вождь снова с возмущением отчитал Хрущева: «Получены достоверные сведения, что вы все, от командующего Юго-Западным фронтом до членов Военного совета, настроены панически и намерены произвести отвод войск на левый берег Днепра.
Предупреждаю вас, что, если вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода войск на левый берег Днепра, не будете до последней возможности защищать районы УРов на правом брегу Днепра, вас всех постигнет кара как трусов и дезертиров».
Уже на следующий день Хрущев и командующий фронтом Кирпонос послали ответ, отрицая обвинения в намерениях сдачи города. Сталин в зародыше пресек панические настроения. Одной из черт, присущих ему, было то, что в самые тяжелые моменты войны он не терял мужества и твердости духа.
Маршал Баграмян пишет, что «железное самообладание, исключавшее всякую нервозность и неуверенность в руководстве боевыми действиями в ходе войны, было одной из самых примечательных черт И.В. Сталина и благотворно отражалось на военно-политической и полководческой деятельности».
Приступая к Смоленской операции, в состав Западного фронта Сталин выделил из своего резерва и развернул против противника шесть армий. Командующим направлением он назначил Тимошенко. Для удержания Смоленских ворот – междуречья Западной Двины и Днестра в районе Витебска – были сосредоточены 16-я, 19-я и 20-я армии. Могилевское направление прикрывала 13-я армия. Южнее встала 21-я, а правое крыло заняла 22-я армия. Остатки 4-й армии отошли в тыл на переформирование.
Группа армий «Центр» наносила удар на Смоленск по сходящимся направлениям силами 2-й танковой группы, форсировавшей Днепр, и 3-й танковой группы, прорвавшей оборону Западного фронта и захватившей 11 июля Витебск. Сталин приказал Тимошенко нанести контрудар на Бобруйском направлении – во фланг группировки, наступавшей на Могилев. Он поставил задачу ликвидировать прорыв из Витебска и удержать рубеж Орша – Могилев.
Выполняя его приказ, 13 июля 21-я армия генерал-полковника Ф.И. Кузнецова начала наступление на Бобруйск. Она форсировала Днепр, освободила Рогачев и Жлобин и с упорными боями стала продвигаться в северо-западном направлении.
Стремясь остановить советское наступление, командующий группой «Центр» генерал-фельдмаршал Ф. фон Бок был вынужден перебросить сюда 2-ю полевую армию, но по ее тылам в район Бобруйска прорвалась кавалерия генерала О. Городовикова. Для борьбы с ней германскому командованию пришлось выделить из резерва еще три пехотные дивизии. Тем временем 13-я армия генерал-лейтенанта Ф. Герасименко, занявшая оборону в районе Могилева, и действия 21-й армии задержали продвижение немцев на Рославльском направлении.
Но немцы рассчитывали на легкую победу. И 15 июля Геббельс самодовольно записал в дневнике: «Кто бы мог нам предсказать пять лет назад, что в июле 1941 года мы будем вести пропаганду из Москвы!»
Действительно, в центре Западного фронта германские войска имели успех. Продолжая наступление, во второй половине июля они вошли в район Орша, Ярцево, Ельня, Смоленск, Кричев, Пропойск. Танковая группа Готта захватила Витебск, а 16 июля 29-я мотодивизия из группы войск Гудериана заняла часть Смоленска.
18 июля Геббельс резюмировал для истории: «Общая картина действий на Востоке сводится к тому, что враг как будто бросил в бой свои последние резервы». Но так только казалось. В этот период оба фланга группы «Центр» оказались под угрозой контрударов 22-й, 29-й и 30-й армий с севера, а с юга – 13-й и 21-й армий. Создалась благоприятная обстановка для уничтожения смоленской группировки противника.