Выпрыгнув из вагона на пустой перрон, Дэн зябко поежился, и огляделся.
Городишко, судя по вокзалу, был тем еще местом. Пустынно, уныло, безлико. Таких ведь городов пруд пруди по России, почему же это вдруг Садиков уехал именно сюда?
Ах, да, совершенно забыл после мучительной ночи на жестком ложе!
Сима Садиков поехал сюда следом за своей женой, сестрой или матерью. Пока еще оставалось тайной, кем приходится ему Садикова Нина, проживающая на Зеленопольской улице в доме номер девятнадцать. По сети ему ребята пробили номер, узнали хозяина машины, его адрес, да и только. Не боги же, в самом деле! Все остальное — это уже его дело. Вот и придется теперь тащиться на эту самую Зеленопольскую…
Улица оказалась городу под стать. Кривобокая, в рытвинах и ухабах, в ледяных торосах, словно бородавками, усеянная одноэтажными бараками. Дом номер девятнадцать Дэн нашел без особого труда, но тут его ждало горькое разочарование.
Садикова Нина, будучи там прописанной, давно в этом доме не проживала. И где она проживает в настоящий момент, никто не знал. Или никто не хотел говорить…
Пришлось Дэну снова раскошелиться. А Олеська еще чего-то нос воротила от его методов! Стоило полтинник первому подвернувшемуся возле барака забулдыге сунуть, как сразу все и узнал.
И кто такая Нинка Садикова узнал, и кем она приходится Симе Садикову. И где работает, даже его просветили. Даже постоянное место жительства указали приблизительное. Но Дэн туда не пошел, рванув сразу в прокуратуру. Хоть сегодняшним днем была и суббота, в прокуратуре, он знал, всегда был дежурный.
Разумеется, назвать адрес помощника прокурора ему там отказались. Но внемля просьбе, набрали домашний номер Садиковой и, когда та ответила, передали трубку Дэну.
— Добрый день, — поздоровался он мягким, вкрадчивым голосом. — Меня зову Денис… Денис Мирошин.
— Добрый день, Денис Мирошин, — удивленно произнес приятный женский голос. — Мне сказали, что у вам ко мне дело. Слушаю…
— Скорее не к вам, а к вашему мужу, но, учитывая ваше должностное положение, думаю, вы тоже могли бы быть мне полезны, — пер в наглую Дэн, совершенно не заботясь о приличиях.
— Вот как?! — в голосе собеседницы зазвучали металлические нотки. — И что это? О чем речь?
— Это не телефонный разговор, — напустив тумана, ответил Дэн, но тут же поспешил исправиться, а ну как дама осерчает и бросит трубку. — Дело касается одного убийства, произошедшего на глазах вашего мужа. Я говорю о том городе, из которого он уехал не так давно, точнее…
— Я знаю, в какой день он оттуда уехал! — прервала его Садикова по-казенному строго. — Так что там с убийством? При чем тут мой муж? Каким он боком, я хотела бы знать, к этому самому убийству?
Дэну было неведомо, каких сил стоило Нине говорить с ним так вот суховато, без истеричных ноток. На самом деле, она так перепугалась, что еле-еле устояла на ногах.
Чуяло ее сердце! Чуяло, что ее благоверный затевает что-то со своей любовницей. Но чтобы убийство!.. Такого она даже предполагать не могла. Привезла, называется, на свою голову!
— А с убийством все просто, — Дэн оглянулся на миловидную девушку, дежурившую этим субботним днем в прокуратуре, подмигнул ей и, тут же приложив руку к сердцу, принялся строчить невидимой авторучкой по воздуху, требуя телефончик. — Ваш муж утаивает от следствия улики, могущие пролить свет на истинного виновника данного преступления. И по этой самой причине в тю— ремной камере сидит сейчас совершенно не виновный человек. Предположительно…
Садикова помолчала несколько минут, потом назвала ему свой адрес, пригласив приехать.
Дэн торжествовал. А Олеська еще в нем сомневалась! Он же сейчас все буквально узнает! Увидит, бог даст, фотографии, на которых запечатлен момент убийства и…
— Так нету у меня здесь этих фотографий, — промямлил виновато Сима Садиков, съежившись в кожаном кресле в кабинете жены.
За стенкой шумели его пацаны, который день выражая буйную радость по поводу того, что отец наконец-то вернулся с заработков. Визжала на кухне микроволновка, останавливаясь. Они ведь только собрались позавтракать и разогревали еду. Как тут принесла нелегкая этого чудика!..
Дэн и в самом деле производил впечатление чудаковатое. В куртке не по росту. С копной непричесанных волос. В измятом после плацкартной койки джемпере и измятых джинсах. Нина его даже поначалу на порог не хотела пускать, но парень мог быть настойчивым, и вот теперь они все закрылись в Нинкином кабинете и держали совет.
Вернее, совет держали Нина и Дэн, Садикову оставалось лишь бояться.
А боялся он всего.
Перво-наперво боялся того, что ему придется отвечать перед органами правопорядка за совершенное преступление. Он же фотографировал убийство и не сообщил никуда, это преступление.
Потом этот шантаж, что они с Галкой затеяли…
Писарев не такой уж и дурак, вдруг сообщил, куда следует. Если он, конечно же, ни в чем не виноват.
Шантаж — это еще одна статья!
И крайним во всем этом деле окажется не кто-нибудь, а именно он. Он!!! Галя, почуяв неладное, быстренько умыла ручонки. Он звонил ей уже отсюда, из Нинкиной квартиры. Украдкой звонил, пока жена была в ванной. Утешиться хотел, идиот! Она его так утешила…
Так утешила, что до сих пор вспоминать тошно.
— Я, Симуля, уезжаю далеко и надолго! И советую мой номерок забыть! И если вдруг на меня за шантаж наедут, так и знай, тебя подставлю! Я совершенно ни при чем!
И отбилась — сука носатая, оставив его одного…
Во-вторых, Сима боялся того, что этот неаккуратный малый, никакой не частный детектив, коим он им представился, а бандит самый настоящий. И заслал его сюда Писарев. И теперь, выследив Симу, эти ребята… В этом месте ему становилось особенно жутко.
В-третьих, Сима боялся Нинкиного гнева. Она же теперь не кто-нибудь, а помощник прокурора. Гневаться может и имеет права. Бровью не поведет, упрячет его туда, куда Макар телят не гонял. Или выгонит…
И, к удивлению своему, Сима вдруг ловил себя на мысли, что не хочет никуда уезжать ни от нее, ни от близнецов своих, которые обрадовались ему так, что у него в носу защипало как-то по-странному, когда он их одинаковые головы к своим плечам прижимал.
Что-то теперь будет!.. Что-то же будет точно…
Паркетный пол легонько поскрипывал под тяжелой поступью его Нинки. Сколько ни пытался Сима поймать ее взгляд, чтобы догадаться о той участи, что его ждет, все было бесполезно. Жена упорно прятала глаза.
— Вот что! — вдруг резко оборвала она свое хождение и уставилась на странного пришельца. — Конечно же, вы занимаетесь самодеятельностью, и мы оба с вами это понимаем! Но вами движет благородный порыв, и я, как представитель правоохранительных структур, не могу оставить без внимания данный факт. Мы поедем с вами обратно, извлечем из тайника фотографии, сделанные моим… мужем. И представим их следствию, что уж они будут с этим делать, пускай решают сами.
— Как ехать?! — простонал Серафим испуганно и молитвенно сложил руки на груди. — Нинок! Я не хочу никуда ехать! Можно я здесь останусь, а, Нинок! Ты же не оставишь ребят одних, а, Нинок!!! Что же, я только приехал и снова за чемоданы! Что пацаны подумают?
Ей оставалось только ахнуть в ответ и головой покачать. Потом подумала недолго, сочла, что его трусливые доводы не лишены оснований, и нехотя согласилась:
— Ладно, черт с тобой, Садиков! Оставайся с детьми, но учти… Если с их головы упадет хоть один волос, из-под земли тебя достану и на куски порву.
— Не забывай, что это и мои дети тоже! — вскинулся оскорбленный Садиков, он и в самом деле оскорбился вполне искренне. — А ты там смотри это… осторожнее. Чтобы возвращалась живой и невредимой…
Сказал, а про себя подумал: вот и не верь после этого в то, что не было счастья, да несчастье помогло. Может, все и устроится. Может, и получиться все еще сможет. Пацаны-то славные, и любят его, кажется.
На сборы ей понадобилось чуть меньше часа. Еще меньше времени на то, чтобы выгнать машину из гаража. И, уже выезжая за город, она вдруг обронила с тоской, ни к кому конкретно не обращаясь, и уж к Дэну тем более:
— И почему я иду у него на поводу?! Сама не пойму! Люблю я, что ли, это ничтожество?..
Глава 18
Очнулась Олеся оттого, что глаза нещадно жгло и щипало. Она попыталась было их приоткрыть, но тщетно, боль становилась только сильнее. Как оказалось, причиной тому был чудовищно яркий свет, направленный ей в лицо.
Ага! Ее, кажется, собираются допрашивать. Оттого и свет в глаза, и темнота по углам. Сейчас в соответствии с жанром должен будет зазвучать сухой, как звук выстрела, голос и…
Между тем ее совершенно обыденно спросили:
— Голова не болит?
— Пока не пойму, — ответила она честно и покрутила головой туда-сюда. — Кажется, все в порядке. А вы мне, что же, по голове били, пока везли сюда?
Между тем ее совершенно обыденно спросили:
— Голова не болит?
— Пока не пойму, — ответила она честно и покрутила головой туда-сюда. — Кажется, все в порядке. А вы мне, что же, по голове били, пока везли сюда?
— Да нет. Просто после хлороформа могут мучить головные боли, — голос был все тем же и принадлежал тому самому мужчине, что целился в нее из пистолета совсем рядом с ее домом.
Олеся пошевелилась, обнаружила, что руки и ноги у нее не связаны, и чуть повеселела. Потом привстала, ощупав ложе под собой. Убедилась, что это самый обычный диван под самым обычным гобеленовым одеялом. И тогда уже села совершенно без опасений, откидываясь на спинку.
— А вы не могли бы свет этот ужасный убрать, а? — попросила она, сморщив лицо.
— Мешает? — с пониманием хмыкнул мужчина.
— И мешает, и театрально как-то. Как в глупом кино про преступников и тех, кто их пытается поймать. У нас с вами все как раз наоборот…
— Не понял! — проворчал мужчина, но свет сместил, направив луч в потолок.
Представившейся возможности осмотреться, Олеся не порадовалась. Вернее, сначала порадовалась, но тут же поскучнела.
Убийца Марины Хабаровой спрятал ее в каком-то подвале. Стены из бетонных блоков. Перекрытие бетонное. Дверь металлическая и, судя по виду, очень тяжелая. Выбраться отсюда, то есть попытаться убежать, нечего и думать.
Из мебели имелся диван, на котором она сейчас сидела. И одинокий стул посреди подвала, на котором восседал сейчас человек, похитивший ее среди бела дня.
К слову сказать, он показался ей очень симпатичным. Взгляд вполне нормального человека, без каких бы то ни было маниакально-депрессивных признаков. Чего вот только от нее ему хочется, непонятно! Хотя, как непонятно. Она же ищет, рыщет, пытается что-то делать, а это не в его интересах.
— Что вам нужно? — не выдержала она паузы, которая затянулась неприлично долго. — Хотите, чтобы я отказалась от мысли разобраться во всем этом деле? Зря стараетесь! Я не могу допустить, чтобы невиновный человек отвечал за чьи-то преступления!
— А с чего вы решили, что преступление это совершил именно… — он вдруг замялся, словно думал, продолжать дальше говорить или нет, потом все же решился. — С чего вы вдруг решили, что убил Писарев Григорий Иванович? Почему вы вдруг взялись обвинять именно его?
— С ума сойти можно! — Олеся оторопело заморгала. — Кто это вам брякнул ненароком, что я подозреваю Писарева? Я и не думала вовсе, что это убивал он!
— А кто, по-вашему? — на лице молодого мужчины не дрогнул ни один мускул, но что-то подсказало ей, что он удивлен. — Кто, по-вашему, убийца?
И тогда Олеся удивила его еще раз. Коротко хмыкнув, она обронила:
— Вы!
— Интересно… — протянул он совершенно озадаченно и первый раз поменял позу, склонившись вперед и упирая подбородок в крепко сжатый кулак. — С чего вдруг такая убежденность, что я убийца? Узнать можно?
— Почему нет? — она пожала плечами, ссутулившись. — Судя по ситуации, мне отсюда все равно не выбраться, так хоть выскажусь напоследок. Человек, который видел машину Писарева Григория Ивановича на месте преступления, видел и вас, выходящим из нее.
— Вот как?! Меня, значит?!
Мужчина вдруг встал и медленно заходил по подвальному помещению. На нее почти не смотрел, лишь время от времени бросая скорее удивленные, чем гневные взгляды. Хотя, казалось бы, должно было быть наоборот: она же только что обвинила его в убийстве.
— А кто этот человек? — предполагаемый убийца остановился напротив Олеси и присел перед ней на корточки, глядя ей в глаза почти с жалостью. — Кто тот человек, который якобы меня видел?
Ага! Как же! Сейчас она прямо так возьмет и выдаст Дугова! Мало тому испытаний выпало за последнее время, так она его еще и в руки убийце сдаст. Поэтому коротко улыбнувшись, она и проговорила:
— Не скажу!
— А если я начну вас пытать, милая? — его пальцы слегка коснулись ее щеки, проехались вниз до подбородка и больно сжали. — Начну мучить вас так, что вы забудете, как вас зовут, а? Тогда как?
— Тогда? Тогда я тем более не скажу вам имя этого человека. Раз забуду собственное имя, не вспомню и его, — резонно возразила Олеся, замирая от мерзкого холодного ужаса.
Как-то еще держалась, не выла и не дергалась в его руках. Выдержки в ней, что ли, столько? Хотя, какая к черту выдержка? Это хлороформ, скорее всего, оказал такую неоценимую услугу. Не затуманься мозги его парами, давно бы уже валялась у ног этого маньяка в глубоком обмороке.
— Вы — Олеся Данилец — очень смелая и очень дерзкая девушка, — вдруг вынес ей вердикт убийца со странной, блуждающей на губах улыбкой.
Он встал на ноги, одернул брюки и сел через минуту обратно на стул. Скрестив руки, какое-то время ее пристально рассматривал, и вдруг спросил с грубым таким напором:
— Если существует такая уверенность в том, что убийца — это я, а не Писарев Григорий Иванович, то какого черта ты вздумала шантажировать именно его, а, дрянь?!
Наступил черед удивляться Олесе.
Она вытаращила глаза, приоткрыла рот и какое-то время беззвучно шевелила губами, пытаясь справиться с изумлением. Потом все же нашла в себе силы выдохнуть:
— Садиков! Этот гад до него все-таки добрался!!! Дэн мне говорил, а я не верила… Нет, ну какая же скотина!..
— Кто такой Садиков, кто такой Дэн?! Ты не могла бы выражаться яснее! — прикрикнул на нее тюремщик ворчливо, но без прежней угрозы в голосе. — Давай, Олеся, рассказывай все, что тебе известно, и так уже времени много потеряно.
И ей вдруг показалось, что ее похищение ничем страшным не грозит. И этот мужчина, который изо всех сил старается казаться ужасным, не так ужасен. Озабочен скорее.
— Это такая запутанная история, — пробормотала она с виноватой улыбкой. — Значит, вы не тот человек, который сидел за рулем машины Григория Ивановича? Понятно… А я-то, если честно, думала, что вы это — он… Ну, что вы и есть убийца Марины Хабаровой…
— А можно без лирических отступлений! — прикрикнул тот на нее и выразительно постучал пальцем по крупному циферблату своих наручных часов…
— Можно, — Олеся снова виновато улыбнулась. — Началось все с того, что я ходила с подписными листами по квартирам…
Она говорила долго и с подробностями, вставляя в качестве отступлений свою собственную точку зрения, восклицая при этом:
— Это я так думаю!
Или:
— Мне так показалось!
Единственное, что она себе позволила в качестве небольшого отступления, так это то, что не стала конкретизировать имени любовника Марины Хабаровой. Она так и не назвала этому человеку Дугова.
Когда она замолчала, дверь подвала неожиданно отворилась, и по ступенькам к ним спустился сам Писарев Григорий Иванович. Олеся даже голову в плечи вжала, настолько была ошеломлена этой неожиданной встречей. Она уж было совсем помирать собралась, а тут же все вдруг меняется на ходу.
— Здрасьте, — брякнула, когда Григорий Иванович — в домашнем теплом костюме, в тапочках на босу ногу — остановился напротив нее.
— День добрый, — бесцветным голосом поприветствовал тот, скользнул по ней неприязненным взглядом, тут же отвернулся и спросил: — Что делать будем, Володя? Как думаешь, врет?
— Я не вру! — воскликнула Олеся с чувством и сделала попытку привстать, но то ли от пережитого страха, то ли от хлороформа, а может, и от того и от другого вместе, ноги так ослабели, что попытка не удалась. — Я правда не вру, Григорий Иванович! Вы можете позвонить Хальченкову Виктору Георгиевичу и спросить у него! Он вам все расскажет!
— Это следователь, — пояснил Володя, посматривая на нее, кажется, с сочувствием. — Он ведет дело об убийстве Хабаровой и…
— Вот только этого мне и не хватало! — зло фыркнул Писарев. — Давайте позвоним следователю в милицию, потом в прокуратуру позвоним, следом журналистам… Мне и так это грязное дело уже на зубах вязнет, стану я еще звонить кому-то! Мы просто вот что сейчас сделаем…
Писарев прошелся вдоль бетонной стены подвала, постоял минуты две в раздумьях за спиной Володи и проговорил затем:
— Мы просто возьмем сейчас и навестим этого вашего Садикова.
— Так нету его! Пропал он! — воскликнула огорченно Олеся, кажется, ей никто здесь не верил. — Я уже рассказывала вашему помощнику, что Дэн…
— Да слышал я, слышал, — отмахнулся от нее, как от мухи, Писарев и недовольно поморщился. — Все до слова слышал. Но это не значит, что я должен всему сказанному верить. Где гарантия, что вы не оговариваете честного человека?! Гарантий нет. Стало быть, следует проверить и только…
Писарев знал, что Садикова нет дома. Наблюдение, установленное за его квартирой и фотостудией, пока никаких результатов не дало. Но девчонка тоже мутная какая-то. Кого-то покрывает, о чем-то не договаривает.