Кого? О чем?
Злило еще и то, что в автосервисе никто толком ничего им сообщить не сумел.
Да, пригнали машину в то утро, и что с того? Кто-то делал, кажется. А, может, это только кажется. Вроде договоренность была с Хабаровым. Но его в тот день на работе и вовсе не было.
С Хабаровым! Именно с Хабаровым договаривался водитель Писарева. Именно с Владом они забили на девять утра стрелку. А тот вдруг взял и ушел с работы. Жена Ленка ни о какой договоренности не знала и знать не могла. Она просто пригнала машину, поставила ее у входа в гараж и смылась по своим делам. А некто…
Некто, кому позарез вдруг понадобилось отъехать ненадолго на встречу с Хабаровой, с чего-то решил воспользоваться именно этой машиной.
С какой-такой, спрашивается, стати? Кого он хотел подставить, усаживаясь за руль: Влада или Писарева? В чьем стане искать врагов?
Вот приблизительно какие вопросы сейчас волновали Григория Ивановича. И неожиданный ответ он вдруг получил от диковатой на вид девчонки, которую они приволокли в подвал как возможного организатора грязного шантажа.
— Думаю, что это кто-то из автосервиса. Это кто-то из близких Владу людей, — проговорила Олеся, настороженно посматривая в сторону мужчин. — Ваша профессиональная деятельность, думаю, тут совершенно ни при чем. Кто станет так заморачиваться, желая вас подставить?! Этот человек должен был быть любовником Марины Хабаровой — раз. Второе — у них была назначена встреча на конкретном месте в конкретное время. Третье — машина! Водитель мог и не гонять вашу машину в тот день в автосервис. Мало ли по какой причине!.. Вы просто-напросто могли никуда не выезжать и все! Что же тогда весь план коту под хвост? Нет… Тут дело в другом… Влад рассказывал мне, что когда Марина говорила с этим человеком и увидела вдруг его, выходящего из укрытия, она… Она тут же продублировала ситуацию своему собеседнику. И, кажется, тот был очень зол на нее. Она оправдывалась, во всяком случае. Уж не знаю, что там их связывало, но…
— Но?! — одновременно выдохнули Писарев с Володей.
Девчонка говорила толковые вещи. И как-то сразу все становилось понятным без лишних сложностей и страхов.
И в самом деле! Стал бы профессионал делать ставку на случайности, желая его — Писарева — подставить? Да никогда!
Вдруг бы и правда не поехал он в то утро никуда, а остался дома, как потом целую неделю это делал? И машину не разрешил бы взять водителю? И вообще при чем тут какая-то Хабарова Марина? Он ее знать не знает и в глаза никогда не видел.
— Ваша машина просто по роковой случайности оказалась под рукой, вот и все! — выпалила Олеся, воодушевившись вниманием, с которым они ее слушали. — Или ее взяли по другой причине… По причине того, что ею должен был заниматься Влад Хабаров. В нем все дело! В нем и в его покойной жене! С кем же у нее в этом автосервисе был роман? С кем-то же был! Как думаете?
— Думаю, вы правы, — вдруг легко согласился с ней Володя, снова вспоминая о вежливости и переходя на «вы». — Только вот кто это? Кажется… Кажется, вы упоминали здесь, что еще один любовник Марины Хабаровой видел этого человека в лицо? Может быть, он сумел бы опознать или…
— Или нарисовать нам его портрет, — закончила за него Олеся и пожаловалась с тяжелым вздохом. — Он так на меня теперь обидится!..
Глава 19
Хальченков Виктор Георгиевич с недоумением рассматривал сидящих перед ним молодого парня и женщину и ничего ровным счетом не понимал.
Он только что вернулся из бани, где совершенно беззаботно провел три часа. Его расслабленное тело, вкупе с мозгами, никак не желало переваривать информацию, которую на него выплеснули эти двое. Так мало того, они еще и фотографии присовокупили. Послал бы их Виктор с удовольствием, да дама уж больно важной оказалась. Корочками перед его носом махнула, как та Лебедушка, без приглашения в квартиру вошла и сидела теперь за его обеденным столом и пила жиденький кофе из его чашки.
— Вы хотите сказать, что на этих фотографиях запечатлен убийца? — в третий раз переспросил Хальченков, хотя это было очевидно.
Но он с тупым равнодушием, разбавленным конечно изрядной порцией «Арсенального», смотрел на снимки и верить ни во что не хотел.
То, что его версия с причастностью Хабарова, летит ко всем чертям в тартарары, он понял уже давно. И как бы уже и смирился с этим. Но вот с тем, что в этом деле фигурантом является одна из важных персон, протирающая штаны в депутатском кресле, Хальченков мириться не желал.
— Что скажете? — суетливо подбирая крошки от сухаря с маком, спросил его взлохмаченный парень.
— А ничего не скажу! — вдруг окрысился на него Виктор Георгиевич. — Фигня все это, и все! Ты вон у приятельницы своей спроси, имею ли я право, основываясь на этих фотографиях, предъявить обвинение этому уважаемому в городе человеку? Ты спроси, спроси!
Нина отодвинула от себя пустую чашку, хоть кофе был и дрянной, она его выпила весь. Переволновалась, утомилась в дороге, нервничала из-за Симки и из-за ребят, которых с ним оставила. Яда, наверное, выпила бы, не заметив.
— Вы правы, конечно, без санкции прокурора эти фотографии — лажа. Но!.. Существует объективная реальность направить следствие совершенно по другому руслу.
— А я не хочу!!! — озверел окончательно Хальченков и от объективной этой реальности, портившей все, и от невозмутимости этой прокурорской леди. — Может, я не хочу направлять никуда ничего!
Нина удивленно заморгала. А парень, что явился вместе с ней портить ему кровь, обеспокоенно заерзал, не переставая истреблять его сухари, которые он себе на утро к чаю купил, между прочим.
— Да, ладно! Не смотрите на меня так. Шучу я… Просто… Просто бытовая семейная ссора с убийством едва ли не политический подтекст приобретает. Просто хоть плачь! — и для убедительности Хальченков добавил слезливости в голос.
Он не стал им рассказывать, что, проснувшись сегодняшним утром, вдруг понял, где и что ему следует искать. Понял и сделал даже пару звонков, чтобы убедиться. Убедился. Обрадовался, конечно, и даже позвонил этой вертихвостке — Олесе Данилец, с тем, чтобы привлечь ее в союзники.
Но она отказалась, хотя и могла бы скрасить его субботний день своим присутствием. В ее же, в конечном итоге, это интересах.
Отказалась? И ладно! И он до понедельника подождет. Ему-то уж точно не к спеху. Ну, просидит еще пару лишних дней Хабаров под стражей, ему-то что!
Ну, свредничал, свредничал, а он и не оправдывается. Свредничал и взбунтовался. В конце концов, он имеет право на полноценный отдых в законный выходной?! Имеет, конечно!
Хальченков, забив на все, договорился с приятелями о встрече в бане. Накупил пива, рыбы и поехал полноценно отдыхать и расслабляться.
Расслабился, называется!
— Что вы думаете по поводу этих фотографий? — спросил парень, усыпав крошками от сухарей весь его стол, свой замызганный свитер и пол под ногами.
— Пока ничего, — проговорил Хальченков, тасуя снимки словно карточную колоду. — О том, что на этой фотографии Писарев, я не верю. Лица, заметьте, нигде не видно. Хотя другие факторы очевидны: машина, одежда… Так, погодите-ка, погодите… А это кто же там такой притаился?..
Нина с Дэном удивленно наблюдали за тем, как меняется в лице Хальченков.
Буквально только что кис, ныл, не желая признавать очевидного, и тут же будто метлой по его щекам махнули. Заулыбался, глаза загорелись. И на них уже смотрел без прежнего брезгливого уныния.
— Вот видите этого человечка на заднем фоне? — его палец ткнул в крохотную непокрытую голову мужчины, который явно прятался за углом ангара и подсматривал за романтическим пока еще свиданием. — Знаете, кто это?
— Нет! — одновременно ответили Нина и Дэн, и даже головой качнули синхронно для убедительности. — А кто это?!
— А это, господа мои хорошие, не кто иной, как Дугов Николай Иванович собственной персоной! Один из персонажей нашего любовного треугольника… Теперь уж и не треугольник получается, а квадрат просто какой-то! Однако, милая Мариночка… как тут не пожалеть бедного Хабарова!
На Хальченкова, невзирая на позднее время — шел десятый час ночи, — вдруг напала жажда деятельности. Он снова принялся названивать Олесе Данилец: очень уж хотелось ему щелкнуть по носу упрямую девицу неопровержимыми фактами причастности Дугова.
Заступалась, понимаешь, она за художника! Не виноват, переживает, и все такое…
А он тем временем за углом стоял. Мало того, что видел все своими глазами и не вмешался, не помешал, так может… Может, с его попустительства все и произошло?
Ох, и гадкое дело! Ох, и гадкое!.. Чем больше он разгребает, тем все зловоннее и зловоннее.
— Где же это вашу подругу носит в такой-то час? — ехидно поинтересовался он у парня. — Звоню, а она не отвечает.
— Где же это вашу подругу носит в такой-то час? — ехидно поинтересовался он у парня. — Звоню, а она не отвечает.
— Не знаю.
Дэн оставался совершенно спокойным, с тоской посматривая на опустевшую корзинку. Там оставался последний сухарь, взять который отчаянно хотелось, но было как-то неудобно.
— Ладно, потом позвоню, а сейчас, попрошу меня извинить, мне надо ехать! — Хальченков натянул свой любимый пуховик, застегнув его по привычке под самый подбородок, и выразительно сделал гостям знак рукой, призывающий выметаться.
— А вы куда? — вскинулся сразу любознательный Олесин приятель. — А мне с вами можно?
— Да бога ради же! Мне не жалко! А поедем мы с вами в «Солнечные ключи» к Дугову Николаю Ивановичу, чья макушка запечатлена на одной из этих фотографий. — А вы, Ниночка? Вы как?
Нина ехать с ними отказалась наотрез и уже через десять минут выруливала со двора дома, в котором жил Хальченков. А эти двое, без лишних слов, загрузившись в «Жигули» Хальченкова, взяли курс на санаторный поселок…
Глава 20
Дугова Николая Ивановича они застали за работой. Посреди уютной гостиной был установлен огромный мольберт, кругом краски, кисти. Сам хозяин, все в том же льняном костюме, уже успел перемазаться. Но, кажется, был доволен своей работой.
Олеся вот лично пока еще ничего не сумела рассмотреть в разрозненном нагромождении ярких линий, контрастирующих с черными и белыми полосами.
— Вы же не художник! — пожал плечами Дугов в ответ на ее недоумение. Тут же выразительно глянул за ее плечо и спросил, недовольно сжав губы. — Я разве просил вас привозить ко мне представителей местной власти? Что-то не припомню!
— Извините, но… Так сложились обстоятельства, — зашептала она громко, но так, чтобы эти двое за ее спиной не услышали. — Они начали обвинять меня в каком-то странном шантаже, представляете! А я ничего такого…
— Итак! — Дугов взял ее за плечи и просто переставил себе за спину, обращаясь к приезжим. — Господа, я хотел бы знать о цели вашего визита!
— Цель на удивление проста и совершенно не причинит вам никаких неудобств, — с очаровательной улыбкой объяснил Володя, доставая из кармана фотографии. — Взгляните, прошу вас!
Дугов через великую неохоту принял фотографии из его рук. Прошел к высокому креслу у камина, демонстративно уселся в него спиной ко всем присутствующим и принялся рассматривать.
Смотрел долго, как всем показалось. Вглядывался, снова и снова перелистывал снимки, тасовал, снова вглядывался, и так до бесконечности. Потом, не оборачиваясь, вытянул руку в направлении Володи и проговорил с изумлением:
— Мне и не требовалось смотреть на все это. Все это я видел и воочию, так что… Надо же, кому-то пришла в голову идея все это сфотографировать! Зачем, спрашивается?
— Чтобы разбогатеть, наверное, — подал голос Писарев. Он тоже присел, но к столу. Не раздеваясь, только шапку снял, швырнул ее на скатерть. — Засняли якобы меня, убивающего эту женщину. И давай, поганцы такие, портить кровь и нервы.
— Понятно… — задумчиво протянул Дугов, вдруг потянулся большим и сильным телом, зевнул и, повернувшись к Писареву, спросил с деланным равнодушием. — Ну, а от меня вы все чего хотите? У вас, как я понял, проблемы. Я-то тут при чем?
Писарев коротко глянул на Олесю и сделал ей знак подбородком. Мол, давай, выступай, твоя партия. Она согласно кивнула и, сделав шаг к креслу, в котором потягивался хозяин, пробормотала:
— Вы можете нам всем помочь, Николай Иванович! Всем сразу причем!
— О, как!!! — Дугов кривовато ухмыльнулся. — И чем же? Погодите, попробую угадать… Я должен снять подозрения с вашего жениха, пардон, с мужа покойной — Хабарова, как там, бишь, его зовут?..
— Влад! Его зовут Влад! — терпеливо снесла она его кривляния.
— Ах, да! Ну, конечно! Как я мог позабыть об имени этого несчастного рогоносца!.. Я его должен спасти от тюрьмы. Потом я должен спасти от шантажа и, соответственно, от возможного скандала, следующего за шантажом, вас, Григорий Иванович? Я угадал?
— Абсолютно! — Писарев скрипнул зубами, мысленно послав кучу проклятий в адрес своего водителя и жены, по чьей вине, по сути, он все это сейчас терпел.
— Хорошо, я это понял. И даже знаю, как я могу это сделать. Только вот не могу понять: зачем мне это делать? Это, пожалуй, самый главный вопрос на сегодняшний момент.
Он над ними издевается! Мысленно ахнула Олеся. Над всеми их чувствами, страхами, опасениями и желаниями восстановить справедливость. Он издевается, этот чертов павлин, возомнивший себя великим художником. А она-то его еще жалела…
И тут вдруг тишину, повисшую в комнате натянувшейся пружиной, разрезал вальяжно-ленивый голос Хальченкова:
— А ты его, милая Олеся Данилец, еще и жалеть смела. Неприятный же человечек, скажу я тебе!
Все резко дернулись от звука постороннего голоса и разом обернулись ко входу.
Хальченков Виктор Георгиевич собственной персоной стоял у порога гостиной и, премило всем улыбаясь, раскачивался с пятки на носок. За его спиной безликой тенью маялся Дэн, делая Олесе какие-то загадочные знаки руками.
— Добрый, добрый, добрый всем вечер! — продекламировал между тем Хальченков и вошел, тут же повернулся к остолбеневшему Дугову, шутливо поклонился и проговорил: — И вам здрассти, конечно, тоже!
— Как вы сюда?.. — хотел было тот возмутиться, но севший голос ему этого не позволил, и закончил Николай Иванович уже вполне по-человечески: — Могли бы и позвонить в дверь, между прочим.
— Да я и хотел, между прочим! — воскликнул Хальченков, продолжая играть роль развязного нахала. — Потом смотрю, в доме гости! Да какие!.. Думаю, не помешаем же мы с Денисом. И, оказывается, мы как раз вовремя!
— С чего это вы так решили? — Дугов неприятно улыбнулся одними губами.
— А с того, милейший вы наш, Николай Иванович, что я могу ответить на ваш вопрос.
— Это на который? — все еще продолжал упорствовать хозяин дома и ухмыляться продолжал, но глаза тут же будто остекленели, сделавшись совершенно чужими.
— Зачем вам это нужно?! — осклабившись в хищной улыбке, выпалил Хальченков. — Когда я сюда входил, гм-м… с коллегой, то слышал, как вы спрашивали, зачем вам нужно кого-то от чего-то спасать. Ну, там кого от возможного шантажа и неприятной огласки, кого от тюремной камеры… Так ведь? Я не ослышался?
Все присутствующие, кроме Дугова, конечно, разом качнули головой.
— Ну вот, видите! Я не ошибся! Так вот я готов вам ответить на поставленный вопрос. Я скажу, зачем вам это нужно, правда, для этого мне придется процитировать Уголовный кодекс Российской Федерации. Не весь, конечно же, упаси меня, господь, так утомлять присутствующих! Отдельные статьи его, Николай Иванович. Те самые, в соответствии с которыми вы, мой дорогой художник, можете прямиком отправиться в тюрьму. И занять соседнюю с Хабаровым койку!
— Это еще почему?! — вскинулся Дугов и как-то сразу поник, будто сделался меньше ростом.
— А потому, что утаиваете или покрываете от следствия возможного подозреваемого — раз. Утаили факт, что сами находились на том самом месте в момент совершения преступления — это два. Что мне мешает, Николай Иванович, начать подозревать вас? Вдруг это вы убийца и есть?! — Хальченков разошелся не на шутку и, чтобы уж окончательно добить бедного Дугова, извлек откуда-то из карманов наручники и выразительно потряс ими в воздухе. — Так что? Едем?..
— Никуда я не поеду! Не придумывайте, бога ради! — взвился поникший было Дугов, глянул на Олесю и пожаловался. — Ну, до чего же неприятный тип! Как вы только можете с ним общаться… Я никуда не поеду, потому что я никого не убивал.
— Пусть так, — легко согласился с ним Хальченков, усаживаясь за стол напротив Писарева тоже не снимая куртки. — Но вы видели убийцу! И отказываетесь нам его назвать!
Дугова просто сорвало с кресла. Развевая по ветру широченными штанами и рукавами льняного изляпанного краской костюма, он подлетел к столу и с силой обрушил на него кулак.
— Я не отказываюсь вам его назвать! — заорал Дугов, забыв о том, что причислял себя к плеяде истинно интеллигентных людей. — Я не отказываюсь, я просто не могу!
— Почему? — Хальченков, нарочито испуганно распахнув глаза, глянул на Дугова и снова повторил. — Почему?
— Да потому что я его не знаю! Потому что я с ним никогда не был знаком! Марина берегла нас от встреч, понимаете?! Вот поэтому я не могу его вам назвать!
— Так нарисуйте, господи ты, боже мой! — еще минута, и, казалось, Хальченков заржет в полный голос, так его распирало. — Вы же художник, Николай Иванович! Памятью обладаете профессиональной! Я ничего не перепутал по простоте душевной?
— Нет, — буркнул недовольно Дугов, но предложению явно обрадовался.