Мужчины переглянулись.
– Спецслужба, говоришь... – протянул очкастый. – Это нехорошо...
– Шеф, я ей быстро язык развяжу! – Константин вскочил со стула, сунул руку в карман пиджака.
– Константин, я же тебя просил – не гони лошадей! – остановил его очкастый. – Ты слышал, что она сказала? Ее пасет спецслужба. Если она исчезнет – они будут землю рыть носом. Так что придется работать аккуратно...
– Я и аккуратно могу! – оживился Константин. – Обещаю, никаких следов не будет...
– Ну да, как тот раз, с этим курьером из Новочеркасска. Тогда ты тоже обещал, что следов не будет!
– Ну, сколько можно мне об этом напоминать! – обиделся Константин. – Ну, тогда я увлекся...
Мужчина в позолоченных очках задумчиво потер переносицу, скользнул по лицу Оксаны равнодушным взглядом и мотнул головой:
– Константин, выйдем! Нужно поговорить!
Небритый брюнет злобно зыркнул на Оксану и вслед за шефом вышел из комнаты.
Едва дверь за ними закрылась, Оксана вскочила со стула, подкралась к вентиляционной решетке, встала на цыпочки и прислушалась.
Из-за решетки доносились приглушенные, но вполне различимые голоса, в которых она узнала голоса только что допрашивавших ее мужчин.
– Шеф, позвольте мне ее как следует прижать! – донесся из-за решетки хриплый голос Константина. – Я вам точно говорю – она через пять минут расколется!
– Костя, ты иногда головой думаешь или только кулаками? – оборвал его мягкий баритон очкастого. – Ты хоть слушал, что она говорила? Она под колпаком у Конторы. Я тебя знаю, после твоих методов допроса ее придется закатать в бетон. А если она исчезнет – Контора будет рыть землю носом и выйдет на нас. Ты представляешь, как это понравится Михаилу Степановичу?
– А тогда какого черта мы ее вообще взяли?
– Костя! – очкастый тяжело вздохнул. – Учись думать! Что нам сейчас нужнее всего?
– Вернуть пропавшие деньги...
– Верно, деньги пропали, и деньги большие. Михаил Степанович очень недоволен. Но нам нужно не только найти и вернуть эти деньги, нам нужно узнать, кто за всем этим стоит...
– Да она и стоит! – выпалил Константин. – Если она единственная выжила, значит, она и украла деньги...
– Костя! – взмолился шеф. – Думай же ты головой! Кто она вообще такая? Как она могла одна провернуть такую операцию?
На этот раз Константин промолчал, и его шеф продолжил:
– Костя, давай рассуждать логично, хоть ты к этому и не привык. Наши люди перевозили из Москвы, от Костыля, большие деньги. Деньги черные, предназначенные сам знаешь для чего. Об этом никто не знал, кроме нас, Костыля и, разумеется, Михаила Степановича. Тем не менее кто-то устроил взрыв в вагоне, курьер и охранник погибли, а деньги пропали...
Константин снова перебил шефа:
– Из всех пассажиров трех купе выжила только она, значит, она и украла эти деньги...
– Костя! – взмолился шеф. – Ну подумай же хоть немного! Конечно, она в этом деле замешана, но одна она не смогла бы ничего сделать. Ну, куда бы она чемоданчик с деньгами дела? Ведь она на виду была... А я узнавал, у нее все вещи сгорели. Как ушла с маленькой сумочкой – так и была с ней. И что это значит?
– И что? – тупо переспросил Костя.
– А то, – веско сказал шеф, – что в поезде у нее должен быть сообщник. И нам нужно его найти. Если мы найдем этого сообщника – мы найдем и деньги, а главное...
Оксана вслушивалась в разговор, стараясь не пропустить ни слова, – и удивлялась все больше и больше.
Выходит, в том же поезде, где ехала она, даже в том же самом вагоне, ехал не только вице-губернатор Туманов, но еще и какой-то курьер криминальных структур, перевозивший большие деньги... как все перепуталось!
– Шеф, я ее расколю, узнаю, кто этот сообщник...
– Ничего ты не узнаешь! Дослушай меня! Я тебе еще раз повторяю: про деньги знали Костыль, Михаил Степанович и мы с тобой...
– И еще курьер с охранником...
– Они вне подозрений, потому что оба погибли, трупы их опознаны. Смерть – это самое надежное доказательство их невиновности. А вот денег даже следов там не нашли. Значит, кого подозревает Михаил Степанович?
– Кого?
– Ты меня иногда просто поражаешь своей недогадливостью! Нас с тобой, Костя, нас с тобой!
– Нас?! – удивленно переспросил Константин.
– Именно нас! Ведь мы с тобой знали про эти деньги, мы готовили перевозку. А деньги такие большие, что кто угодно мог на них соблазниться. Так что нам, Костя, гораздо важнее доказать ему свою невиновность, чем найти эти деньги! И если мы сейчас отработаем эту девицу, если мы закатаем ее в бетон – его подозрения усилятся! Михаил Степанович подумает, что мы с тобой прячем концы в воду!
– Так что же нам теперь делать?
– Отпустить ее, Костя!
– Отпустить?
– Именно!
– Да как ее можно отпускать? – взвыл Константин. – Она – единственный наш след...
– Вот поставь, Костя, себя на ее место. Представь, что тебя взяли, предположим, люди Вареного, а потом отпустили. Что ты сделаешь?
– Постараюсь связаться со своими... с вами, шеф...
– Ну, вот видишь! Я не сомневаюсь, если она в деле – после того, как мы ее отпустим, она постарается связаться со своим сообщником, чтобы все ему рассказать и получить новые инструкции. Тут-то мы его и возьмем...
– А если она сорвется с крючка? – с сомнением проговорил Константин.
– Не сорвется! Мы за ней пошлем надежных людей, а для верности поставим на ней электронную метку, чтобы она не могла ускользнуть от слежки.
– Ну, если электронную...
– Больше того, по ее поведению мы поймем, действительно ли она в деле или попала в него чисто случайно. Если она ни при чем – отправится домой, если в деле – постарается отделаться от «хвоста» и выйдет на связь со своим напарником.
– Ну, если так, тогда конечно... – неуверенно протянул Константин.
– А сейчас вернемся и доиграем сцену до конца, чтобы как следует ее напугать. По этой части ты мастер и можешь развернуться по полной... только без контакта!
Разговор явно закончился, и Оксана метнулась обратно к своему стулу.
Едва она приняла прежнюю позу, то есть скорчилась на стуле с самым унылым видом, как дверь открылась и в комнату вошли те же двое. Константин нес в правой руке плоский металлический чемоданчик.
– Ну что, – проговорил шеф, потирая руки. – Подумали над своим положением? Поняли, что никто вас отсюда не вытащит, и единственный ваш шанс – рассказать нам все? Рассказать о том, кто поручил вам эту операцию, от кого вы узнали о деньгах, кто, кроме вас, был в поезде, и главное – где вы спрятали деньги?
– Отвечай шефу! – рявкнул Константин, наклонившись над Оксаной и сделав зверскую рожу.
Оксана вжала голову в плечи, зажмурилась.
– Где деньги? – повторил Константин и схватил ее за волосы. – Я тебя изуродую! Я тебе нос отрежу, сука! Говори!
– Я не знаю, о чем вы... – искренне ответила Оксана.
– Ах, не знаешь? – Константин отступил на шаг, открыл чемоданчик, и Оксана увидела сверкающие хромом хирургические инструменты. Хотя она и подслушала разговор своих мучителей и знала, что шеф разрешил Константину только напугать ее, – при виде этих инструментов у нее засосало под ложечкой и потемнело в глазах от страха.
– Ну что, не передумала? – Константин пристально взглянул на нее. – Не вспомнила, где деньги?
– Мне нечего вспоминать! Я не знаю ни о каких деньгах!
– Ну, пеняй на себя!
Он достал из чемоданчика большой шприц, примерился и воткнул иглу в запястье Оксаны. Она вскрикнула от неожиданности – ведь шеф разрешил Константину только припугнуть ее, не переходя к физическим методам воздействия!
Но в ту же секунду у нее закружилась голова, комната поплыла перед глазами, свет померк, и Оксана потеряла сознание.
* * *Брат Бернар возвратился в епископский дворец. Но прежде чем отправиться в комнату для допросов, где его дожидался очередной доносчик, он вошел в свою келью, упал ничком на каменный пол и долго, истово молился.
Он просил Создателя указать ему свет в том страшном тупике, в который попал. Неужели этой ночью он свиделся с самим Дьяволом, просил у него исполнения заветного желания? Неужели участвовал в отвратительном шабаше, разделял кощунственную трапезу с ведьмами, колдунами и прочей нечистью?
Или это был только кошмарный сон, внушенный ему Врагом рода человеческого, дабы лишить его твердости и неподкупности при осуществлении обязанностей инквизитора?
Но нет, все детали, все подробности шабаша совпадали с тем, что описано в великой книге братьев Шпренгера и Инститориса, в книге «Молот ведьм», совпадали с тем, в чем признавались на дыбе и колесе разоблаченные ведьмы и еретики...
Значит, отныне он сам – еретик и чернокнижник, недостойный не только монашеского сана и благородного звания инквизитора, но не смеющий даже находиться под священными сводами церкви, не смеющий принимать Святое Причастие...
Значит, отныне он сам – еретик и чернокнижник, недостойный не только монашеского сана и благородного звания инквизитора, но не смеющий даже находиться под священными сводами церкви, не смеющий принимать Святое Причастие...
Но тут же мысли инквизитора приобрели иное направление.
Чтобы искупить свой страшный грех, он должен с удвоенной, утроенной энергией бороться с ересью, преследовать еретиков, в каком бы обличье они ни скрывались, – и тогда Создатель простит его прегрешения и снова примет с распростертыми объятиями в лоно Церкви...
А до тех пор он должен таить свой грех, скрывать его от всех, даже от братьев по ордену, особенно же – от других инквизиторов, потому что они привлекут его к суду, тем самым лишив возможности бороться с ересью.
Придя к такой утешительной мысли, брат Бернар подверг себя суровому бичеванию, затем облачился в чистую сутану и проследовал в комнату для допросов.
Там в это время его помощник беседовал с фрау Визель, вдовой лесоторговца.
– Послушайте эту женщину, брат Бернар! – помощник инквизитора почтительно встал, приветствуя своего патрона. – Мне кажется, речь идет о серьезной ереси!
– Еще какой серьезной, достопочтенный брат инквизитор! – воскликнула вдова, прижав руки к взволнованно вздымающейся груди. – Говорю вам, она настоящая ведьма! Я своими глазами видела, как она в пятницу на рассвете ходила по лугу, собирая росу! Для чего ей могла понадобиться пятничная роса, как не для колдовства? Сами посудите – как бы она могла сохранить девичий цвет лица аж до тридцати лет, если бы сам Дьявол не помогал ей! – упомянув Дьявола, доносчица истово перекрестилась.
– О ком ты говоришь, дочь моя? – осведомился инквизитор, желая поскорее вникнуть в суть дела.
– Конечно, о ней, о своей соседке Маргарите! – заторопилась вдова. – Говорю вам – она настоящая ведьма! Иначе как могла бы она соблазнить этого святого человека, своего мужа? Ведь в ней нет ничего хорошего! Тоща, как жердь, волосы бесцветные, глаза, как у коровы... не иначе, она вызнала у самого Дьявола секрет приворотного зелья, которым и опоила господина Генриха! Ведь он – мужчина хоть куда, он мог жениться на ком угодно, на первых красавицах города... сказать по чести, я и сама бы вышла за него, кабы родители не сосватали меня за старика-лесоторговца, а уж я не ей чета...
Вдова привстала, дабы инквизитор мог по достоинству оценить ее статную фигуру, крутые бедра и высокую грудь, поиграла темными глазами.
– Уймись, дочь моя! – строго произнес инквизитор. – Ты стоишь перед лицом служителей Церкви! Мы здесь находимся для того, чтобы искоренять ересь, а не выслушивать скабрезности!
– Так вот я и говорю о настоящей ереси! – спохватилась вдова. – Она – истинная еретичка! Она приворожила господина Генриха своими худосочными прелестями до такой степени, что он и не смотрит на других женщин...
– Это говорит лишь о его высокой морали, которую Церковь весьма одобряет! – прервал ее брат Бернар.
– О морали, как же! – скривилась вдова. – Мне их служанка, хромая Клара, сама говорила, что, взбивая подушки, как-то раз нашла в напернике пучок какой-то травы. Не иначе, Маргарита нашептала чего-то на эту траву, чтобы крепче приворожить к себе господина Генриха! Уж если это не колдовство, достопочтенный брат, то я и не знаю, что называется колдовством...
– Говоришь, дочь моя, служанка Клара говорила это тебе лично? – насторожился инквизитор.
– Клянусь ранами Христовыми! – выпалила вдова и быстро перекрестилась. – Она говорила мне это возле колодца, в присутствии других женщин!
– Записал ли ты эти слова, брат Мартин? – осведомился инквизитор у своего помощника.
– Дословно! – подтвердил тот.
– Что ж, это, несомненно, подпадает под определение ведовства... – Инквизитор перелистал «Молот ведьм», нашел соответствующее место и отчеркнул его пером. – Несомненно, подпадает. Скажи, брат Мартин, я пропустил начало допроса и не знаю, о ком из жительниц города идет речь...
– О жене богатого торговца фрау Маргарите Ситтов! – услужливо сообщил брат Мартин, сверившись со своими записями. – Благочестивая фрау Визель живет по соседству с подозреваемой, видит ее ежедневно, поэтому она имеет возможность наблюдать за ее нечестивым поведением...
– Фрау Ситтов? – переспросил инквизитор, и комната поплыла перед его глазами.
Он хотел что-то возразить, хотел гневно отмести любые обвинения в адрес женщины с медовыми глазами, хотел воскликнуть, что она чиста, как снег, и непорочна, как агнец божий, но вовремя удержался, сообразив, что такие необдуманные слова могут поставить его самого в крайне уязвимое положение.
– Каковы будут ваши распоряжения, брат Бернар? – осведомился его помощник.
Инквизитор едва слышал его.
Сердце его билось, как скворец в клетке, разрываемое противоречивыми чувствами.
Она невинна... конечно, она невинна, не может быть ведьмой женщина с такими глазами!
Нет, она виновна, она и его сумела околдовать, приворожить своим темным колдовством! Ведь он и впрямь околдован ею, он не может думать ни о чем другом, ни о чем и ни о ком, кроме нее... Едва он закрывает глаза, как видит эту женщину, ее медовые волосы, ее глаза, осыпающие все вокруг золотыми искрами... Она заворожила его, и дело тут не обошлось без Врага рода человеческого...
И тут инквизитор вспомнил минувшую ночь, страшное сборище на берегу горного озера, вспомнил чудовищное существо, восседающее на каменном троне, вспомнил громовой, всепроникающий голос, которым это существо обратилось к нему и обещало исполнить его самое сокровенное желание.
– Она будет твоей! – прогремел в его голове тот страшный голос. – Она будет в полной твоей власти!
«Вот оно! – подумал брат Бернар. – Он уже исполняет свое обещание! Ведь обвинение в колдовстве, выдвинутое против фрау Ситтов, полностью передает ее в руки инквизиции, то есть в мои руки! Она будет безраздельно принадлежать мне! Ее медовые волосы, ее прекрасные глаза... в моей воле будет поступить с ней, как мне заблагорассудится! Может ли быть власть более сладкая, более волнующая, чем власть над жизнью и смертью обожаемого существа?»
Инквизитор поднял глаза на своего помощника и сурово проговорил:
– Немедленно пошли капитана ландскнехтов! Пусть арестует фрау Маргариту Ситтов по обвинению в колдовстве!
* * *Оксана пришла в себя от холода, пошевелилась и открыла глаза.
Она сидела на садовой скамейке в сквере перед Казанским собором. Рядом с ней симпатичная старушка кормила голубей, на соседней скамье целовалась парочка готов.
Чувствовала себя Оксана отвратительно – во рту было сухо, как в архиве перед праздником, глаза резало от света, голова раскалывалась от боли. Еще почему-то болела левая рука, но на общем фоне это была мелочь.
Оксана невольно застонала и попыталась встать. Старушка опасливо покосилась на нее и пересела на другую скамью, голуби дружной стайкой переместились вслед за ней, зато готы перестали целоваться, взглянули сочувственно, и парень осведомился:
– Что, колбасит?
– Не то слово, – честно призналась Оксана и со второго раза смогла встать. – Водички нету?
– Держи! – гот протянул ей пластиковую бутылку.
Оксана припала к ней, сделала несколько жадных глотков, и ей стало чуть легче.
Она даже смогла собрать в кучку разбегающиеся мысли и вспомнить то, что предшествовало этому ужасному пробуждению.
Ее похитили какие-то криминальные личности, допрашивали в подвале. Ей удалось подслушать их разговор, из которого она узнала, что в том же злополучном поезде, в котором она ехала из Москвы, криминальная структура перевозила большие деньги, и эти деньги пропали...
Похитители решили отпустить ее и проследить, куда она первым делом отправится и с кем попытается связаться. С этой целью они намеревались пустить за ней «хвост».
Оксана огляделась по сторонам.
Все скамейки в сквере были заняты общительными старушками, молодежью, молодыми мамашами с колясками и прочей обыкновенной публикой. Только один человек явно не вписывался в эту оптимистическую картину. Это был мужчина лет тридцати в черном плаще с поднятым воротником и надвинутой на глаза кепке. В руках у него была газета, но он эту газету не читал, а только прикрывал ею нижнюю часть лица, то и дело бросая по сторонам настороженные взгляды. Оксане с ее скамейки не была видна эта газета, но она бы ничуть не удивилась, если бы та была позавчерашней, а то и прошлогодней.
Наверняка это его приставили к ней для слежки!