Галера для рабов - Кирилл Казанцев 15 стр.


– А ты не боишься, что кто-то из этих людей может скатиться в самодеятельность, станет вытворять то, чего никто не ожидает? Ведь люди в отчаянии непредсказуемы, не забывай.

– Пусть занимаются самодеятельностью, это их право. Любая самодеятельность в данной ситуации – если она не связана с массовыми убийствами и реальным суицидом – пойдет нам только на пользу…

– Кто на очереди, Никита?

– Посмотрим, любимая, сейчас это трудно сказать… Меня беспокоит майор из Владивостока – пока он действует в русле заданной программы, но проницательностью и чутьем дьявол его наградил. Он может догадаться… Если до него, конечно, другие не догадаются. Посмотрю, что можно с ним сделать. Кстати, кроме него, в компании хватает умных людей, их просто так не подловишь, сейчас они будут грозно фыркать на каждого, кто к ним приближается.

– Опасно, Никита, опять по краю ходим… Да, все хотела тебе сказать, – женщина в руках мужчины как-то игриво шевельнулась, – имеется неплохая новость…

– Давай, повествуй, – обрадовался Никита. – Что случилось приятного за истекший период? Президента отправляют на Марс?

– Не смеши… – она издала сдавленный смешок, закопалась у Никиты под мышкой. – Та задержка оказалась всего лишь задержкой. Вот-вот настанут слякотные дни…

– Это хорошая новость? – задумался Никита. – Ладно, – он вздохнул, – будем считать, что хорошая. Не до детей сейчас, время тяжелое, военное… – несколько мгновений в темноте прослушивалась подозрительная возня, звуки поцелуев. – Знаешь, дорогая… – шепот Никиты ломался, звучал с придыханием, – с тобой невозможно просто разговаривать. Мы должны немедленно, пока не началось… вступить в неформальные отношения…

– Родной, давай останемся друзьями… – шептала Ксюша, гладя его ласковыми ладошками по щекам. – А потом, когда-нибудь…

– Издеваешься? – бормотал Никита, расстегивая вредные упирающиеся пуговицы. – Как же я буду с тобой дружить, когда у меня тут, как бы, эрекция?

– О, боже, ну, давай скорее, поторопимся, романтик ты мой неотесанный…


Наутро каюта номер четыре стала юдолью скорби и сквернословия. Люди поднимались, держась за головы, хрипели, обволакивали пространство мутными взорами. Поднялась раскудлаченная Евгения Дмитриевна – страшнее сказочного персонажа со ступой, волосы колом, лицо опухшее, декольте наружу, прохрипела чужим голосом:

– Боже правый, какой головняк, что мы вчера пили? Нас снова опоили…

– Какой пессимизм, мэм… – хрипел полковник, собирая глаза в кучку. Заржал, как конь. – Гы-гы, у вас такая пышная, хм… прическа, Евгения Дмитриевна, просто загляденье.

– Да шли бы вы лесом, полковник. Господи, где мы? – она поднялась и шатко побрела в санузел. Промахнулась – врезалась в косяк, побрела обратно – по ломаной траектории, словно сомнамбула.

– Поразила, блин, ворота… – исторг ужасным голосом Бобрович и потянулся к иллюминатору. – Господа, а реально, где мы? Опять это море… Нас куда-то сносит, мы же не стоим на месте? Скоро, видимо, страна Болгария…

– А там еще немного – и Прованс… – простонал Зуев и принялся яростно вычесывать из себя остатки сна и угнетающую головную боль.

Привстала лохматая блондинка с подозрительным цветом лица, исполненная пессимизма. Принялась что-то делать, чтобы занять руки и голову.

– Вы так эротично натягиваете наволочку на подушку, – заметил Вышинский. – Но уже не надо, Маргарита Юрьевна. Или вы собираетесь еще разок вздремнуть? Кстати, вы не держите личного дерматолога?

– Нет, а что? – просипела работница налоговой инспекции.

– Заведите. Обязательно. Ваше лицо меня пугает.

– Не трогайте меня, а то я вас поколочу… – исторгла с надрывным кашлем Маргарита Юрьевна, отыскала свою сумочку, принялась выкапывать из нее многочисленные косметические принадлежности, призванные превратить лохматую ведьму в подобие привлекательной женщины.

– Паранджу купите, – посоветовал Вышинский. – Такая экономия для семейного бюджета.

– Снова вы? – взорвалась блондинка. – Да когда же вы все исчезнете, Господи правый? – Дамские аксессуары вываливались из рук, она их судорожно перебирала, не знала, за что хвататься.

– Да оставьте, – отмахнулся полковник. – Нам совершенно безразлично, как вы выглядите. Даже как-то забавно, когда вы похожи на стареющую вурдалачку…

– И вы туда же?! – подскочила блондинка и рухнула обратно – ноги не держали, голову накрыли плотные разрывы артиллерийских снарядов.

Евгения Дмитриевна предприняла вторую попытку пробиться в санузел – стала заходить по широкой дуге и снова уткнулась в косяк, больно ободрав плечо.

– Ну, вот, а говорят, что в России не соблюдаются никакие законы, – прокомментировал Зуев, а Бобрович засмеялся пугающим надрывным смехом.

– Кстати, по поводу «Когда же вы все исчезнете», – насторожился Вышинский, пересчитал присутствующих и задумался. И через мгновение его физиономия, растерявшая за двое суток весь свой лоск, стала приобретать тот же оттенок, что у Маргариты Юрьевны.

Люди тупо смотрели друг на друга, начинали понемногу соображать. Снова возвращался панический ужас. В их компании определенно кого-то не хватало. Евгения Дмитриевна, собравшись с духом, попала с третьей попытки в санузел и вскоре вернулась – дрожащая, с безвольно обвисшим подбородком.

– Господи, Желтухина нет…

– Чушь какая-то, не может быть, вы охренели… – скрипнул Костровой и снова принялся пересчитывать и разглядывать всех пассажиров, как будто это могло что-то изменить.

Желтухина в каюте не было. Взоры всех присутствующих переместились на дверь. Лом, которым ее подперли, валялся в стороне. Больше всех растерялся полковник, для него это было жестоким ударом. Он подбежал к двери, распахнул ее (дверь была не заперта), высунулся в коридор. А когда вернулся, все смотрели на него с ужасом.

– Да нет, абсурд, – сказал полковник, и голос его сломался. – Майор на яхте, просто проснулся раньше всех, вышел…

– Нет, это выше моих сил, я скоро умру от страха… – пролепетала Статская, закрывая лицо руками. – Это невозможно, я чувствую, что следующей буду я.

– Нет, подождите, это бред… – Вышинский начал ковыряться в шевелюре грязными ногтями. – Дверь подпиралась ломом, значит, открыть ее могли только изнутри… Даже если среди нас находится не тот, за кого он себя выдает, он не мог просто так вытащить физически подготовленного человека, был бы шум…

– Неужели вы еще не поняли, что нам вчера снова что-то подсыпали… например, в сок, который пили все! – хрипло выкрикнула Евгения Дмитриевна. – Мы спали, как мертвые, мы бы ни хрена не услышали.

– Нужно выпить, – вышел с замечательным предложением Зуев.

– Поднимаемся в кают-компанию, – проворчал Бобрович. – Никто не отстает. И черт меня побери… – воспаленные глаза чиновника МЧС засверкали звериным блеском. Он схватился за топор, с которым спал в обнимку, – если я увижу, что кто-то из вас ведет себя не так, я лично ему снесу башку! – и все уставились на него, как на пришельца.

И вновь «железный поход» через добрую половину осточертевшего «Ковчега». Костровой прокладывал дорогу, источал крылатые выражения, покрывал матом всю Россию и ближнее зарубежье, а также всех людей, их населяющих. Театр абсурда вновь открывал свои двери, на сцене завершались последние приготовления. Механик Панов выкручивал отверткой из щита с электрооборудованием угловатый аппарат с тумблерами. Покосился на толпу с топором, ничего не сказал. Пассажиры не придумали, что можно сделать – поздравить с добрым утром, врезать по почкам, отрубить голову… Вереницей просочились мимо, стараясь держаться от него подальше. Стюард Малышкин длинноногой щеткой подметал палубу. Смиренно кивнул, узрев звероподобный оскал наезжающего полковника, и снова уткнулся в свою палубу. Они вели себя так, как будто вчера ничего не произошло. Пассажиры потрясенно переглядывались. Полковник схватил стюарда за ворот, беззвучно пыхтел ему в физиономию, злобно вращая глазами. Тот сделал испуганное лицо и ничего не делал, щетка упала, руки обвисли. Пришлось отпустить его. Зуев робко предложил выбросить поганца за борт, но полковник засомневался – стоит ли отягощать свое положение преднамеренным убийством? Он отшвырнул стюарда с дороги и побрел дальше. Из камбуза доносился непринужденный женский смех. Люди недоуменно переглянулись, храбрый полковник шагнул вперед, припал ухом к двери.

– Вот я и говорю ему: Малышкин, ты слишком откровенен – похоже, ты что-то скрываешь, – доносился с камбуза щебет официантки. – А ну, признавайся, сколько баб у тебя до меня было! А по глазам ведь все понятно. Я чуть не охренела, ни одной, представляешь? Это что за мужик такой ущербный мне достался?

Полковник распахнул дверь, и Алиса, оседлавшая решетчатый стеллаж и эротично закинувшая ногу на ногу, подавилась печенюшкой. Стала кашлять, возмущенно махать руками. Подлетела Виолетта Игоревна в переднике и с распущенными волосами (то есть явно ничего не готовила), стала хлопать ее по спине, осуждающе глядя на Кострового.

– Завтрак будет? – прорычал полковник.

– Суд вам будет, – неласково отозвалась Виолетта Игоревна. – За намеренную порчу корабельного имущества. А завтрака не будет. Забастовка у нас. В знак протеста.

– Сидячая, – откашлявшись, добавила Алиса и сделала небрежный жест пальчиками. – Брысь отсюда.

– Чего? – побагровел полковник.

– Он еще и глухой, – всплеснула руками судовая повариха и как бы невзначай взяла за ручку увесистую чугунную сковородку. – Мужчина, вам ясно сказано, освободите помещение. Посторонние на камбуз не допускаются.

– Охренеть, – не поверил ушам полковник.

– Федор Иванович, топайте дальше, – устало возвестила Евгения Дмитриевна. – И не выдумывайте причину, почему вам не хочется заходить на камбуз. Ведь удар сковородкой по лбу – это не причина, верно? Они еще ответят за все – эти скверные людишки…

Помощник капитана Шварц переставлял столики на носовой палубе. Подтаскивал к ним тяжелые зонты. Потом полез в открытый люк, расположенный неподалеку, – там был еще один проход в трюм. Узрев уставившуюся на него компанию, сухо кивнул и пропал в чреве яхты, закрыв за собой крышку. Люди обогнули надстройку, выбрались под палящее солнце и задрали головы. Яхта никуда не плыла, но за толстым стеклом на капитанском мостике просматривался усатый лик капитана. Он презрительно уставился на кучку пассажиров где-то внизу. Полковник скорчил суровую «челябинскую» физиономию. Женщины, не сговариваясь, подняли руки и выставили средние пальцы. Капитан в долгу не остался – прилип к стеклу, вскинул правую руку со сжатым кулаком и резко ударил по сгибу локтя. После чего отъехал в сумрачную зону.

– Таракан, сука… – с ненавистью прошипел Костровой.

– Обменялись утренними любезностями, – невесело рассмеялся Вышинский. – Ладно, господа, поднимаемся в кают-компанию. Нужно срочно опохмелиться. Надеюсь, эти твари не изъяли остатки спиртного.

– И не подсыпали в них чего-нибудь, – пробормотала Евгения Дмитриевна.

Желтухин не появился. В кают-компании его тоже не было. Запасы спиртного остались в целости и сохранности, но «месть кота Леопольда», похоже, состоялась: по всему пространству кают-компании стелился едкий дух.

– Какая гадость, – проворчал Зуев, затыкая нос. – Это запах того продукта, что сладок на халяву, или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, – закашлялся Бобрович. – Уксус разлили, твари… Ладно, будет еще на нашей улице праздник. Дверь не закрывайте, пусть проветривается…

Люди, фыркая, рассаживались. Полковник первым делом потащился к бару, зазвенел бокалами.

– Добрый совет, Федор Иванович, – подал голос Вышинский, – не наливайте то, что уже пили. Откупорьте новые бутылки, неважно, что – водку, бурбон, коньяк. Хоть как-то себя обезопасить.

Полковник проворчал, что ему и без сопливых скользко, продолжал греметь посудой, плескал в бокалы.

– Сами подходите, – проворчал он, удаляясь с доверху наполненным бокалом к дивану. – Лакеев не держим.

Люди жадно пили, приходили в себя. Но лица не светлели. Желтухин по-прежнему не приходил. Это было не к добру. Зуев поднялся, кряхтя, как старый дед, подобрался к окну, принялся созерцать надоевший морской пейзаж. Потом угрюмо смотрел, как по палубе вновь блуждал помощник капитана, перекинулся парой фраз с механиком Пановым. Оба искоса глянули на застекленную кают-компанию и удалились в разные стороны.

– Чего делать будем? – проговорила между приступами икоты одуревшая от страха и спиртного Статская.

– Как и предлагал Желтухин, – проворчал Бобрович. – Сейчас еще малость опохмелимся, потом вторгаемся на камбуз, берем жратву и оккупируем носовую палубу. Там зонты, не расклеимся. Будем ждать у моря погоды. Третьи сутки, пора бы уже…

– Точно, – тряхнул грязной шевелюрой Вышинский. – Держим оборону, пресекаем любые попытки нас разлучить. Протесты индивидуалистов рассматриваются как сепаратизм и жестоко пресекаются.

– А в туалет ходим по трое, – крякнул Зуев.

– Я что-то не поняла, – задумалась Евгения Дмитриевна – она машинально пыталась распутать связавшиеся узлами волосы. – Мы уже не считаем, что кто-то из нас – пособник преступников или самый главный преступник? Давненько мы что-то не обсуждали эту волнующую тему.

Снова воцарилось насыщенное мукой молчание. Люди украдкой посматривали друг на друга.

– Кхм, – выразительно сказал полковник. – Если кому-то тут интересно мое мнение… А что бы вы обо мне ни говорили, господа хорошие, мое мнение должно быть вам интересно – как мнение человека, определенно не связанного с преступниками…

– Да уж, это точно, – пробормотала Статская, пряча глаза. – Такие, как вы, с подобными преступниками не связываются…

– Спасибо, Маргарита Юрьевна. – Костровой плотоядно осклабился. – Ваше оскорбление звучит как комплимент. Так вот, мое мнение, как человека, немного разбирающегося в психологии и методике организации преступлений, таково: один из присутствующих в этом зале непосредственно входит в состав преступной группы. Еще один… или одна – находится в составе экипажа. Не исключаю, что есть кто-то еще, используемый вслепую. Остальные непричастны и тоже не понимают, что за хрень тут происходит. В число последних входит капитан Руденко – с большой долей вероятности капитан не в теме. Его вина в том, что он не умеет правильно подбирать себе подчиненных. Остальные – все под подозрением.

Люди сидели не шевелясь, боясь смотреть друг другу в глаза. А полковник их пытливо разглядывал.

– Забавно, господа, – объявил он после долгой паузы. – Пропадают в первую очередь те, кого точно не заподозришь в связях со злоумышленниками. Глуховец, Аркадьев. Да, собственно, и Полина Викторовна, хм… Желтухин опять же. Остаются те, о которых лично я не могу сказать ничего определенного, за исключением того, что мотаю на ус, но пока не озвучиваю, – полковник усмехнулся. – Если среди вас имеется злодей, то пусть знает, что не только у Желтухина в этой компании работали мозги, так что пусть не расслабляется.

– Господи, полковник, что за бред вы несете… – схватилась за стакан Евгения Дмитриевна и принялась лакать, как кошка.

– Я не в теме, понятно? – надрывно изрекла Статская.

– Можно подумать, я тоже похож на злоумышленника, – возбудился Бобрович. – Да я уже четыре года на ответственных должностях…

– А я восемь, – проворчал Зуев. – После института сразу повезло… Вернее, не повезло, а сам своим трудом всего добился.

– А я три, но это ничего не меняет, – огрызнулся Вышинский. – И не рано ли вы хороните Желтухина, господа? Этот скользкий тип хитер, как лис.

– Увы, – вздохнула Статская. – Чудес не бывает…

– В этой стране бывает все, Маргарита Юрьевна, – прозвучал за шторой насмешливый голос. – Ведь наша страна, как известно, исключение из правил.

Все резко обернулись, расплескивая алкоголь. Взорам потрясенной публики предстал майор Желтухин собственной персоной. Живой, невредимый и сохранивший боевой настрой. Он вкрадчиво, отогнув шторку, вошел в кают-компанию. Глаза хитровато поблескивали, физиономия была загадочной, как у сфинкса.

– Блин, – проговорил Бобрович, обрывая потрясенную паузу. – Все окончили нормальные школы, а вы, Желтухин, – как видно, разведшколу.

– Твою-то мать… – приторможенно пробормотал полковник. – Лопни мои глаза и разрази меня гонорея…

– Охренеть, – простодушно сказала Евгения Дмитриевна.

– Желтухин, тысяча чертей… – обмякла, как спущенный шарик, Статская. – Никогда бы не подумала, что буду рада вас видеть.

– Обниматься не будем, но событие выдающееся, – согласился Вышинский.

– Но какого черта?! – возмутился Зуев. – Вы специально решили помотать наши стальные нервы, чтобы мы тут окончательно впали в панику?! Вы что творите, Желтухин?!

– Что пить будете? – осклабился полковник.

– Что нальете, то и буду, Федор Иванович, – полковник загремел стаканами, а майор лисьей поступью добрался до стула и вальяжно расселся. Он видел всех. И людям от его пытливого едкого взгляда становилось не по себе. – Трагедия положений, так понимаю, продолжается, – вкрадчиво сказал Желтухин. – Спасибо, Роман Сергеевич, за «хитрого лиса», а вам, Федор Иванович, за признание моих умственных заслуг. На самом же деле ничего выдающегося в моих извилинах нет… Прошу прощения, если заставил вас понервничать, просто я тоже хотел кое-что предпринять – обидно, что резвятся только наши противники. Собственно, господа, мне плевать, что вы обо мне думаете. Не секрет, что в первую очередь я переживаю за себя, а потом уж за вас. Меня им не взять, поскольку я не такой лопух, как некоторые… Вы спали, я вышел из каюты, пошатался по судну, украдкой понаблюдал за командой, которая занимается сегодня своими делами, словно ничего и не было. Это, знаете ли, любопытно… Весьма познавательно, господа, наблюдать за людьми, которые не знают, что за ними наблюдают. То же самое касается и вас – я следил с кормы за вашими перемещениями, потом поднялся через надстройку, стараясь не спотыкаться о членов экипажа, внимательно слушал вас, отчасти подглядывал.

Назад Дальше