– Так я ошиблась с именем, значит, – виноватым голосом сказала предводительница храмовников.
– С каким именем? Не понял… – Дед Мороз был откровенно сбит с толку.
– Ну, как же? Выходит, неправильно я себе имя выбрала. Святые-то вы, а не я… – Она зарычала вдруг, потрясая кулаками: – Ты даже не представляешь, старый дурак, какую ты мне свинью подложил! Я, как узнала, тебя ведь и правда убить хотела! И сейчас хочу, только нужен ты мне еще.
– Чем же я вашей милости могу быть полезен, дозвольте узнать?
– Не ерничай, умник! А ну, говори, где Доктор?!
– Так откуда же мне знать, голубушка? – сложил на груди руки Дед Мороз. – Я ведь к тебе и с тем еще торопился, чтобы о том же узнать… Мне-то ведь позарез этот Доктор нужен. Ты что, думаешь, я просто так в его логово сунулся? Слыхала, небось, что я чуть было не помер?
– Слыхала. Жаль, поспешила обрадоваться.
– Вот-вот! Это ведь Подземный Доктор меня на ноги поставил, сердечко мое изношенное завел. Только предупредил, что заводу того надолго не хватит, опять заводить потребуется. Вот я и подумал: сейчас этот Доктор сидит в своей норе, а завтра – кто его знает? Не лучше ли его к себе прибрать, чтобы всегда под рукой был? Вот и…
– … прибрал? – с деланым равнодушием закончила за Деда Святая. Однако тот на подвох не купился. Заохал, заахал:
– Так вот нет же, не вышло! Удрал паскудник. Мои за ним в погоню кинулись, а там твои патрули… А ведь я же отдал приказ, чтобы твоих не трогали, вот и…
– Ну ты и нахалюга! – задохнулась от возмущения храмовница. – Так всё вывернул, что теперь не ты, а я оказалась во всём виноватой!
– Нет-нет, – поспешно замахал руками Дед Мороз, – я тебя не виню! Поясняю лишь, почему Доктора взять не удалось.
– Ну спасибо, что не винишь, – криво улыбнулась Святая, – а то чем бы и расплачиваться пришлось, чтобы вину загладить. Только знаешь что?..
– Слушаю тебя…
– Отдай мне Доктора по-хорошему. Поверь, так лучше для всех будет. И для тебя в первую очередь. Потому что шила в мешке всё равно не утаить, а когда я узнаю, что он у тебя, – извинениями не обойдешься. Тогда – только война.
– Да я не понимаю разве? – взвился Дед Мороз. – Да разве бы я стал?.. Не веришь – отправь ко мне своего человека, я ему всё в доме открою, любой закуток покажу! Давай прямо сейчас, чтобы потом не сказала, что я перепрятать успел.
Святая не верила в искренность Деда; всё равно подозревала, что тот блефует. Но полной уверенности не было. А посылать своего человека в Резиденцию, как он предлагает, – рискованно, можно пойматься на удочку. Что, если Геннадия и в самом деле там нет? Тогда Дед Мороз автоматически станет невинно оболганным, а она – в лучшем случае психованным параноиком, а в худшем – искательницей поводов для разжигания войны. И потом, кто сказал, что хитрожопый Раев прячет Геннадия именно в Резиденции? Судя по его чрезмерно обиженно-честному виду, он заранее всё предусмотрел, в том числе и это «приглашение на осмотр».
– Никого я к тебе посылать не буду, – отрезала предводительница храмовников. – Я свое сказала, а ты на ус мотай или что там у тебя еще есть подлиннее. Узна́ю – война. И на этом закончим.
Святая повернулась и зашагала к столу, показывая этим, что аудиенция закончена. Однако уйти Дед Мороз не успел. В дверь в очередной раз постучали.
Увидев шагнувшего за порог охранника, храмовница не выдержала:
– Да что это за день открытых дверей сегодня? У меня уже башка трещит. Дайте мне отдохнуть хотя бы с полчасика! Скажи там, пусть подождут или завтра приходят.
– Говорят, очень срочно, – многозначительно поиграл бровями охранник. – Вопрос жизни и смерти.
– Бразильское мыло, – буркнула Святая. – Кто там помирать собрался?
– Не могу знать. А рвется к вам на прием Полетаев.
– Что еще за Полетаев? Пусть идет полетает! – отмахнулась храмовница, да так с поднятой рукой и замерла. – Полетаев?.. Тим?.. Срочно его сюда!
– Так мне уйти? – деликатно кашлянул Дед Мороз.
– Нет-нет, останься! Это может быть важным для всех.
Глаза Святой казались не испуганными даже, а скорее такими, с которыми ждут, куда поставит судьба запятую в известной фразе «казнить нельзя помиловать». А вот во взгляде ворвавшегося в кабинет Тимофея Полетаева никаких сомнений насчет этого не было.
– Глеб! – шумно выдохнул он.
– Что? Что?! – метнулась к нему Святая.
– Подземный Доктор… Он там, с Глебом.
– Где «там»? Как он может быть с Глебом?!
– В подземелье у Доктора. Они пришли вместе…
– Но там же трое наших в засаде!
– Они мертвы. Их убил «дикий», который привез нас в лодке. Я хотел дать им сигнал, но он меня вырубил. Прикладом по голове, вот… – показал Тим на перевязанную голову.
– Плевать на твою голову! Что с Глебом, ты можешь сказать?!
Полетаев вздрогнул; взгляд, направленный на предводительницу храмовников, подернулся болью, но он продолжил:
– Когда я очнулся, Глеб и Подземный Доктор были уже там. Они меня не видели, но я слышал их разговор…
– О чем разговор? Говори же, идиот! – зарычала Святая. – Почему из тебя приходится тянуть слова клещами?!
Тим стал похож на побитую собаку. Опустив голову, он процедил:
– Доктор сказал, что ему некому будет ассистировать на операции, но он справится. Сказал, что пойдет готовиться, а Глебу велел привести донора.
Предводительница храмовников грязно выругалась. Потом схватила Тима за грудки и затрясла:
– И ты не мог убить его, перегрызть ему глотку?!. Ты, который клялся мне в своей верности, который говорил, что готов ради меня на всё?! Несчастный трус! Жалкий предатель! Предал Геннадия, теперь предал меня!
– Я не… предавал… тебя… – задыхаясь, прошептал мертвецки бледный Полетаев. – Если хочешь, убей…
– Да нахрен ты мне сдался, ничтожество! – оттолкнула Святая Тима и заметалась по кабинету.
Все смотрели на нее с вытаращенными от изумления глазами.
– Объясни, что происходит, – первым пришел в себя Денисов. – Кто такой Геннадий? О какой операции идет речь?
– Геннадий – мой бывший муж! – затрясла поднятыми кулаками храмовница. – Он хочет пересадить мозг Глеба в тело своего тупого сына!
– А Подземный Доктор? – Дед Мороз моргал так, будто в его глазах что-то замкнуло.
– Геннадий и есть Подземный Доктор, тупица! – проорала Святая и вдруг, словно очнувшись, замерла и совсем другим, привыкшим повелевать тоном, выкрикнула: – Все бегом туда! – Она рявкнула на съежившегося Полетаева: – Жалеть себя будешь потом, а сейчас веди нас к ним! – Подбежав к двери, она приказала охраннику: – Ты тоже с нами. И тех двоих, что пришли, тоже хватай, и всех, кто есть рядом с оружием.
– Но мой пост здесь… – пробормотал охранник.
– Твой пост – я! – отрезала храмовница и, вытолкав его за дверь, выскочила следом.
На шум из потайной спаленки выглянула Саша. Хмель у нее уже прошел, но девушка явно еще не проснулась.
– Что случилось? – зевнула она.
– Жди здесь, Глеб в беде! – ответил рванувший к выходу Пистолетец.
– Сам подумай, что сказал! – обгоняя Денисова, завопила Саша и, отпихнув нерешительно мявшегося у дверей «дедушку», вылетела в коридор.
Там она сразу на кого-то налетела. Собралась уже оттолкнуть помеху, когда поняла, что это приведший ее к Святой дозорный, Венчик.
– Ой, прости, а я про тебя и забыла…
– Ничего, – шмыгнул носом парень. – А чего вы тут носитесь как угорелые?
– Не спрашивай, сама не в курсе. Знаю только, что с моим Глебом беда. Так что пока, спасибо, я побежала!
– Я с вами! – взметнулся Венчик, но Саши уже и след простыл.
Зато его услышал собирающий с ближайших постов бойцов охранник.
– Кто такой? – строго спросил он.
– Вениамин Карпухин. Дозорный. Ну… пока еще стажер.
– Оружие есть?
– Нет…
– Тогда свободен, дозорный, – сказал охранник и вместе с набранными людьми бросился догонять предводительницу.
– Вот уж фиг вам! – буркнул Венчик и ринулся следом.
Глава 27 Суматоха
Глебу совсем не было страшно. Он смотрел на происходящее будто со стороны. Причем совершенно равнодушно, ему даже было не очень-то интересно. Горел очень яркий – такой, что больно было глазам, – свет. Какой-то клоун в надетом задом наперед костюме, зачем-то напяливший на голову зеленую грязную шапку и – вот дурак-то! – завязавший себе рот повязкой, укладывал на два стоящих рядом стола молодого парня – совсем еще мальчишку – и громадного мохнатого урода, на которого и глядеть было тошно. Он хотел отвернуться, но сделать это не получилось – что-то прочно, будто в тисках, держало его голову. Попробовал шевельнуться – тоже не вышло; тело оказалось привязано ремнями к столу.
Лишь тогда Глеб понял, что мохнатый урод – это он и есть. Вспомнилось также имя лежавшего на соседнем столе мальчика – Вовка. А вот клоун… Он был уверен, что тоже его знает, но сейчас, кто это такой, не помнил. И вспоминать почему-то совсем не хотелось.
Лишь тогда Глеб понял, что мохнатый урод – это он и есть. Вспомнилось также имя лежавшего на соседнем столе мальчика – Вовка. А вот клоун… Он был уверен, что тоже его знает, но сейчас, кто это такой, не помнил. И вспоминать почему-то совсем не хотелось.
Глеб еще раз попробовал ремни на прочность – нет, слишком крепкие…
– Не дергайся, – сказал клоун. – Сейчас я сделаю укол, и ты уснешь. А проснешься уже человеком. Не бойся, всё получится. Я готовился к этой операции столько лет, делал такое уже столько раз, что провел бы ее и с завязанными глазами.
Клоун казался очень веселым, но совсем не смешным. «“Архангельский демон” – вот как его зовут, – вспомнил вдруг Глеб. – Нет, Подземный Доктор…» И тут наваждение спало. Глеб снова всё помнил и знал. Несмешной клоун был его отцом, который собирался сейчас вынуть его мозги и засунуть их в череп Вовки. Интересно, а влезут они туда? Все-таки парень куда меньше его, и его голова тоже. Неужели отец не предусмотрел этого? Вот будет смешно поглядеть на его лицо, когда он поймет, что мозг одного сына не помещается в череп другого! Правда, глядеть будет нечем, да и смеяться тоже. Похоже, он свое уже отсмеялся. Сказать, что ли, отцу? Нет уж, пусть обломается. Хотя ему, Глебу, этим и не суждено насладиться, всё равно приятно осознавать, как великий и ужасный «архангельский демон» сядет в лужу. Кстати, а почему архангельский?
– А почему тебя называют именно архангельским демоном? – щурясь от бьющего в глаза света, спросил он, хотя еще пару секунд назад не собирался этого делать. – Почему не устюжским, не вологодским? При чем здесь Архангельск?
– При том, что я работал в Архангельске. В одном очень важном НИИ, благодаря которому у меня теперь есть то, что сделает тебя человеком.
– А я думал, то, чем делают человеков, раздают не в НИИ. Или это только у тебя так? Тоже, видать, мутантом родился.
– Любишь пошутить? Очень хорошее качество. Только шутить будем после операции, ладно? А то дрогнет рука…
– … вот и нет дурака, – закончил Глеб фразу. – Ты мне окажешь этим большую услугу, папа. Кстати, как тебя зовут? Хоть познакомиться напоследок, чтобы знать на том свете, кого благодарить.
– Меня зовут Геной. Геннадий Александрович Подволоцкий, к вашим услугам, – дурашливо поклонился отец.
– Гена… – проговорил, будто пробуя имя на вкус, Глеб. – Надо же, мне мама в детстве песенку пела: «Теперь я вместе с Геной, он необыкновенный, он самый лучший в мире крокодил». Это она про тебя, да, папа?
– Всё, всё, пора баиньки, мой маленький болтунишка, – сказал Подземный Доктор, набирая в шприц жидкость из ампулы. – Сейчас комарик укусит – и…
– Сначала Вовке, – сказал Глеб. – А то знаю я тебя, решишь сэкономить – так его резать начнешь.
– Ну, Вовке так Вовке, – улыбнулся отец. – Добрый ты, сын. Трудно жить доброму на этом свете.
– Зато на том легко.
Подземный Доктор обогнул стол Глеба, подошел к испуганно моргающему юноше, склонился над ним, поднес к руке шприц…
Дикий звериный рык слился в сознании Глеба с промелькнувшей над ним грязно-розовой тенью. А потом раздался вой. Сначала мутант подумал, что воет всё тот же непонятно откуда взявшийся зверь. Но нет, это выл человек. Только раньше Глебу не доводилось слышать, чтобы так, по-звериному, выли люди. Посмотреть, что же там происходит, он не мог – ремни оказались слишком прочными, голова тоже была зафиксирована. Но, судя по звукам, какой-то зверь терзал его отца, Подземного Доктора. И по этим же звукам становилось понятно, насколько больно Доктору, какие муки он испытывает.
Вопли оборвались, послышалось влажное чавканье. «Он же ест отца! – понял мутант. – Этому нужно как-то помешать!» И он закричал, постаравшись придать голосу больше уверенности:
– Эй, ты! А ну, оставь его! Брысь отсюда!
Чавканье прекратилось. Боковым зрением Глеб уловил движение: похоже, зверь встал передними лапами на стол. Но не на тот, где лежал он, а на соседний, с Вовкой. Неимоверным усилием мутанту всё же удалось чуть повернуть голову, и то, что он увидел, повергло его в еще больший ужас. Над лицом мальчишки, голова которого тоже была прочно зафиксирована, нависла уродливая, окровавленная морда волка-мутанта. Раскрылась клыкастая пасть…
– Не-е-еет!!! – завопил Глеб. – Не его! Жри меня, тварь!
Но волк лишь на мгновение дернул желтыми глазами в его сторону, а потом… высунул длинный, алый от крови Подземного Доктора язык и облизал лицо Вовки.
Юноша не завопил от страха, не заплакал – он зашелся в счастливом смехе!.. И стал радостно выкрикивать:
– Та-ма! Та-ма!..
Мутант ахнул. Так вот оно что! Ужасный зверь оказался не просто случайно забредшим в подземелье хищником – это была волчица Тамара, Вовкина мать. Она все-таки отомстила своему мучителю, «архангельскому демону». Но что же будет теперь? Сумеет ли она перегрызть ремни и освободить их с Вовкой?.. Впрочем, даже если это у нее и получится, вряд ли она станет помогать ему, Глебу, – ее цель очевидна: спасти сына.
Тамара, будто услышав мысли мутанта, вцепилась зубами в стягивающие тело мальчика ремни. Со стороны могло показаться, что она терзает самого Вовку. Именно так, скорее всего, подумал и тот, кто выпустил в волчицу разорвавшую тишину автоматную очередь. Тамару отбросило от стола, она жалобно заскулила, но волчий плач быстро оборвался. Зато заголосил Вовка, вперемешку с рыданиями повторяя:
– Та-ма! Та-ма! Та-ма!..
– Вовка, не плачь! – непонятно откуда выскочила Нюра и принялась гладить испачканные кровью Доктора волосы мальчика.
А над Глебом вдруг склонилось лицо Сашки.
– Живой! – обхватила она, насколько смогла дотянуться, его неподвижное мохнатое тело, обильно поливая его слезами. – Живой, мой любимый, мой родненький!..
Однако любвеобильные причитания жены продолжались недолго. Сашка вдруг замолчала, слегка отстранилась – как выяснилось, для более эффективного замаха – и принялась что есть силы колотить по груди Глеба кулаками.
– Идиот! Тупица! Убогий дурак! – вопила при этом она, добавив пару слов и выражений, не входящих обычно в ее лексикон.
– Ну-ну, успокойся, – проговорил мутант. – Да, я дурак, да, тупица, да, то самое – это тоже я. Но ты же кулачки отобьешь!..
– Кулачки?! – сделала передышку супруга. – Ты прав… Где-то я видела здесь такую тяжелую штуку… – принялась она вертеть головой, но вдруг снова расплакалась и стала гладить его лицо в безуспешных попытках дотянуться до него губами. – Зачем?.. Глупенький, зачем ты решил это сделать? Я ведь люблю тебя! Люблю, понимаешь? Будь ты хоть мохнатый, хоть чешуей покрытый, хоть лягушачьей кожей! Неужто ты так и не понял, что любят не за шкуру, а за то, что под ней?
– Я думал, тебе неприятно, противно… – пробубнил расплывшийся в улыбке Глеб.
– Мне неприятно и противно слышать такое! И обидно, между прочим. Ты что, хочешь сказать, что я всё это время притворялась, говоря тебе о любви? Ты слушал мои слова, принимал мои поцелуи и ласки, а сам мне… не верил?.. – В ход снова пошли кулачки: – Мерзавец! Скотина! Предатель!
– Стоп! – оборвал гневную тираду мутант. – Я согласен со всеми обвинениями, кроме последнего. Я тебя никогда не предавал.
– Ты предал мою любовь! – трагически заломила руки Сашка. – А между тем Славик…
– Александра, будьте любезны, отойдите, – подошел к девушке мужчина в черной храмовницкой форме. – Я хочу освободить вашего мужа от ремней.
– А лучше бы так и лежал, – отодвигаясь, буркнула Сашка. – И я бы с ним делала всё, что хотела.
– Очень интересно, – улыбнулся Глеб. – А чуть подробнее можно?
– Дурак! Извращенец! – вспыхнула девушка. – И вообще, привязанный ты бы никуда не сбежал. А то сегодня тебе человеческое тело подавай, завтра – крылья, послезавтра – рога!..
– Э! Э!.. – возмущенно пальнул в нее взглядом мутант, голову которого только что освободили от зажимов. – Я вот тебе покажу рога!..
– Да я же не в том смысле!.. – еще больше покраснела Сашка. – Ну тебя, я лучше мальчику пойду помогать, он непристойностей девушкам говорить не станет.
Она приблизилась к столу юноши, которого уже освобождала от ремней пара храмовников. Тот посмотрел на Сашку и выдал:
– Бьять!
– Что?!. – поперхнулась девушка.
– Бьять! – повторил Вовка.
Не удержавшись, прыснули отвязывающие мальчика храмовники. Рассмеялся и Глеб.
– Ну, тогда я не знаю, – развела руками обалдевшая Сашка. – Говорить не умеет, а туда же. Куда катится мир!..
– Он сказал: «Брать», – хмуро пояснила стоявшая рядом Нюра. – Хочет, штоб забрали его отсель поскорее. А ты иди к своему уроду, а к Вовке не лезь!
– Его Вовкой зовут, – пояснил Глеб.
– Очень хорошее имя, – улыбнулась Сашка, возвращаясь к уже развязанному мужу.
Кто-то наконец выключил ослепляющий свет, но в глазах у мутанта продолжали висеть ярко-малиновые пятна. Он проморгался, встал со стола и с удивлением обнаружил вокруг кучу народу. Помимо Саши, Нюры и вооруженных храмовников – они входили и выходили, поэтому точное количество он подсчитать не сумел, но бойцов шесть-семь здесь суетилось точно, – в операционной присутствовали мрачный, белый в прозелень, словно покойник, Тим, Анатолий Денисов и даже Святая с Дедом Морозом.