- Неужто уже?
Я кивнул, признаваясь. А он, нахмурив лоб, взял меня под локоток, отвел в сторонку и проникновенно сказал:
- А ну-ка, рассказывай давай все, Иваныч.
И я все откровенно и без утайки рассказал. Рассказал про первый случай нападения, из-за которого я был вынужден в спешке покидать Москву, рассказал про недавний визит Баринцева. Подробно рассказал о нашей ссоре и моем едва сдержанном желании разбить нос шантажисту. Степан Ильич внимательно меня выслушал, крякнул от досады, когда я описал, как Баринцев выбегал из комнаты, а потом спросил меня:
- Иваныч, ты дурак?
Я нахмурил брови, намереваясь обидеться.
- Кто ж так с людьми-то разговаривает? - продолжил он, не щадя моих "нежных" чувств. - А если он дворянин и на тебя в суд подаст?
- Не дворянин он. Простой управляющий.
- А все равно - дурак. Что теперь делать собрался?
Я махнул рукой.
- Ждем нападения на предприятие. Но волноваться не о чем - мы его как следует встретим.
- А в полицию обращался?
- А что я им скажу? Так, мол, и так, оскорбил уважаемого человека и теперь опасаюсь его мести? И доказательств у меня никаких на его планы нет. Я могу только предполагать.
Степан Ильич задумчиво покивал головой, словно соглашаясь с моими доводами.
- А если он нападет то, что ты будешь делать?
- Да я не знаю пока. Ребра пересчитаем, наверное, а там посмотрим. В полицию сдадим - там разберутся.
- Моя помощь нужна? - участливо спросил он.
- Нет, сами справимся. У нас все под контролем.
- Ну-ну, под контролем у него, - ехидно пробубнил Мальцев. - Но если что - обращайся. Помогу чем смогу. Я в столице еще с неделю буду.
- Хорошо, Степан Ильич, непременно обращусь. А где вы остановились?
И на этой фразе Мальцев как-то хитро сощурился, улыбнулся в бороду:
- В гостинице... пока. А думал у тебя остановиться. Пустишь переночевать по старой памяти?
- Конечно, пущу! - воскликнул я. - Надо было сразу ко мне приезжать.
- Только я не один, - добавил он и довольный хлопнул меня по плечу. - Я с Маришкой приехал.
Ну как можно было отказать хитрому старику? Конечно же, он воспользовался моим гостеприимством, и дочь свою ко мне поближе пристроил. Уж не знаю, какова основная цель его визита в Петербург - по делам ли или нет, но вот главную цель в своей жизни - выдать дочь замуж, он из виду не терял. И, похоже, на роль счастливого жениха он выбрал именно меня.
Мишке пришла в голову хорошая мысль - он решил пропиариться на нашей беде. А что, напомнить о себе лишний раз дело хорошее, а повод для этого просто замечательный. Он в красках описал мне будущую статью - как мы с ним станем несчастной жертвой жадных до денег и рабочего пота фабрикантов-конкурентов, которым не понравились наши нововведения. Он и журналиста под эту статью уже нашел и договорился о публикации в одном из центральных изданий. Журналист, кстати, уже несколько дней безвылазно сидел вместе с моими хлопцами в засаде и нетерпеливо ожидал нападения.
Прошло еще несколько дней, а у нас так ничего и не происходило. Рабочие будни шли своим чередом, наш заводик круглосуточно выпускал различную канцелярию и потихоньку штамповал пробную партию кнопок-застежек. НИОКР тоже работал в своем привычном режиме. Мои охранники уже извелись от безделья, откровенно маялись, ходили из угла в угол и смолили одну папиросу за другой. Они стали беззлобно ворчать на меня, на Василия и что есть свет костерить нерешительного Баринцева. И вправду, ожидание что-то затянулось, уже давно было пора этому "оскорбленному достоинству" совершить справедливый акт мести. И вот, наконец, в ночь с субботы на воскресенье это случилось.
Черной безлунной ночью, когда казалось, собственной руки не было видно, в конце улицы появилось три крытых экипажа. Не доезжая до проходной нашего завода пару сотен метров, они остановились, возницы притушили фонари, и из недр появилось с десяток темных фигур. Собрались в кучу возле первого экипажа, и высокий человек с тростью в руках последний раз напомнил им об исполняемых ролях. Потом через пару минут рассыпались в разные стороны и медленно двинулись в сторону проходной.
Мои ребята заметили начало атаки вовремя. Василий поднял своих бойцов и они тихо, что б никто не заметил, высыпали на улицу. Одного человека, как и было условлено заранее, он бегом отправил в НИОКР. Там был телефон и оттуда мне должны были сообщить о нападении.
Я уже глубоко спал и видел цветные сны из будущего, когда меня настойчиво растормошила Варвара - женщина в преклонных годах из прислуги. Я проснулся мгновенно, с полтычка включив сознание.
- Звонили? - резко спросил я, соскакивая с кровати.
- Да, Василий Иванович. Телефон звонит.
- Кто?
- Я не знаю, я не отвечала, - опасливо ответила она. Как и большинство людей в возрасте, сталкивающихся с новой техникой, она побаивалась необычного аппарата и всеми правдами и неправдами уклонялась от обязанности отвечать на телефонные вызовы.
- Ч-черт! - выругался я и как был, в кальсонах выбежал из комнаты. Сорвал с рожка подпрыгивающую трубу динамика.
- Алле! Кто это? - заорал я что есть мочи в аппарат.
- Василий Иванович, - донесся до меня искаженный голос моего подчиненного. - На нас нападают.
- Когда случилось?
- Только что! Еще не закончилось. Стреляют!
- Твою мать! - злобно выругался я и крикнул в ответ. - Я еду. Поаккуратней там. Понятно?
- Так точно! - прохрипела мне в ухо трубка, и я спешно надавил на отбой.
- Варвара, штаны мне! - заорал я, будя всех кого только можно. - И Козинцева предупреди, пусть полицию вызывает. Срочно!
На шум выглянул заспанный Мальцев. В белоснежных кальсонах на завязках и в такой же рубахе.
- Чего шумишь, Иваныч? - спросил он, растирая заспанную рожу.
- Напали на нас! До стрельбы дошло.
- Ох ты ж..., - мгновенно взбодрился старик. - Ты едешь? Я с тобой!
- Нет уж. Дудки, - воспротивился я, спешно напяливая на задницу штаны. - Случись, что как я буду перед Мариной Степановной объясняться? Что я ей потом скажу?
- Ну, тогда я точно поеду, - решил Мальцев и, не терпя возражений ни моих, ни своей дочери, стал спешно одеваться.
Через десять минут мы втроем уже неслись до нашего предприятия. Мишка тоже не захотел оставаться в стороне, вырвался из цепких лап Анны Павловны, надел штаны, накинул на прямо на голое тело пиджак и прихватил с собой пистолет. Мой короткоствольный "Бульдог" тоже болтался в кармане пиджака, вселяя в меня малую толику успокоения. Мальцев же поехал с голыми руками, но лицо у него было такое суровое, что думалось, будто у него подмышкой спрятан целый пулемет "Максима". Он был готов серьезной драке.
Мы прилетели на наш завод, когда уже все закончилось. На проходной были разбиты фонари, стекла выбиты и с мясом выломана из косяка наружная дверь. Нас встретил Василий.
- Ну что? - с ходу прокричал я обеспокоенно.
- Нормально все, Василий Иванович. Всех скрутили, - ответил он довольно и поздоровался за руку с Мишкой и на всякий случай с Мальцевым.
- Говорят - стреляли?
- Да, - кивнул он. - Был тут одни смелый, стрелять в нас вздумал. Ну, так мы его....
- Неужто убили? - ужаснулся я, пытаясь рассмотреть в потемках кровь.
- Зачем убили? Ногу прострелили и все. Потом я ему лично зубы пересчитал. Лежит он сейчас в комнате спеленатый - страдает в свое удовольствие.
- А остальные?
- И остальные там же, - подтвердил мою догадку Василий. - Никто не ушел. Всех взяли.
У нас как гора с плеч свалилась. Пережили мы этот давно ожидаемый ужасный день. Мальцев сразу расслабился, вытер потный лоб рукавом, будто сбросил с себя невидимый, но такой тяжелый пулемет.
- Сами-то как? - поинтересовался я, когда слегка успокоился. - Пострадавшие есть?
- Да не, все в порядке. Мы их лихо скрутили, они даже сделать ничего не смогли. Как дети, честное слово.
В помещении было темно. Единственная уцелевшая керосиновая лампа не могла дать много света и потому по стенам прыгали длинные черные тени. Видимо, от пережитых тревог и волнений, эти прыгающие сумерки меня раздражали. В глаза словно песка сыпанули и они заслезились. Я отвернулся от белого пламени одинокой керосинки и пальцами потер по векам, разгоняя застоявшуюся кровь.
- Ты что там - плачешь что ли? - недоуменно спросил меня Мишка. - Ты чего?
- Да нет, свет просто..., - ответил я, понимая как нелепо выглядит мое оправдание. И потому снова разозлившись сам на себя и заведясь, крикнул. - Принесите еще света! Что мы как во тьме Египетской сидим?
Освещение организовали довольно быстро. Стало светло и я, наконец, смог разглядеть своих широкоплечих бойцов. Они были довольны, нервное напряжение потихоньку их покидало, они стали шутить, смеяться и вспоминать детали захвата. Василий времени даром не терял, отвел рябого в сторону и что-то ему выговаривал. Рябой вяло отбрехивался, но в целом признавал свой проступок. Как потом мне рассказали, он, когда скручивали нападавших, сильно переусердствовал и сломал об спину высокого, что был руководителем диверсионной операции, его же собственную трость.
- Дайте мне лампу, я хочу на них посмотреть, - попросил я.
Мне подали керосинку и я с другом, Мальцевым и настырным журналистом вошли в комнату, где в потемках сидели понурые мужики, которым так сильно не повезло. Я прошелся мимо каждого из них, освещая лица. Удивленно отметил грустного мужика в рваной одежде и с куском колючей проволоки насмерть вцепившейся в штанину. Такое не распутать, только ножницами вырезать. Потом ненадолго остановился возле раненого. Тот сидел, прислонившись к стене и отвернув голову. Простреленная нога была умело перебинтована прямо поверх штанины. Беглого взгляда хватило понять, что с ним ничего серьезного - просто навылет прострелянная ляжка. Кость цела, крупные сосуды не задеты. Если заражения не будет, то заживет довольно быстро.
Потеряв к нему интерес, мы продвинулись к другому человеку. Тому самому длинному. Поднес лампу поближе, заставляя того щуриться от яркого света и отворачиваться. А типчик-то оказался из богатеньких. Золотая цепочка от часов чего только стоила. А были еще и щегольские постриженные усики, и болтающийся на груди монокль в золотой оправе.
- Это кто ж у нас такой будет? - с интересом спросил я. - А ну-ка, господин хороший, повернитесь к свету.
Он нехотя исполнил просьбу. Повернул голову к свету и нагло, с вызовом уставился на меня.
- Вас как зовут?
- Вам мое имя без надобности, - сухо буркнул он и сжал губы в узкую полоску. Глубокие морщины обезобразили его сухое лицо.
- И все же? - повторил я, но длинный мне не ответил, демонстративно отвернувшись от света. - Вы на Баринцева работаете?
Он едва заметно усмехнулся. И по его усмешке я понял, что Баринцев ему не работодатель. Длинный был как минимум из той же обоймы. Что удивительно, люди из высшей когорты всегда стремятся проворачивать темные делишки чужими руками, но никак не собственными. А этот, видимо, не из таких.
- Да черт с ним, Вася, пусть и дальше мнит из себя оскорбленное достоинство, - обратился ко мне Мишка. - Полиция во всем разберется. От нее мы все и узнаем. Они-то церемониться не будут - враз все ребра пересчитают и до истины достучатся.
- Ладно, пойдемте, - согласился я с доводами друга.
Полиция притащилась примерно через час. Все сонные, недовольные тем, что их подняли с постели. Самый старший из них, сдвинув кустистые брови, с некой угрюмой ленцой подошел к нам. Приставив пару пальцев к козырьку фуражки, представился:
- Околоточный надзиратель Хруцкий. Это у вас тут стреляли? - и величественно пригладил шикарные усы.
- Да, у нас, - подтвердил я. - На нас произошло нападение.
Полицейский устало прочистил горло легким кашлем.
- Ограбление? Разбой?
- Я б назвал это попыткой диверсии.
- Вот как? - усмехнулся он и нисколько не стесняясь с громким хрипом высморкался прямо в пальцы. Затем размазал свое художество по стене. - Что ж, разберемся, - сказал он и, достав из кармана простой ситцевый платочек, вытер ладонь от известки. - Нападавшие, конечно же, скрылись?
- Всех задержали, - возразил я.
- Сами? - удивился он. - Так это вы стреляли?
- Мы только защищались, - ответил я, пожимая плечами. Не нравилось мне, как потек наш разговор. Хруцкий то ли мне не верил, то ли просто был недоволен тем, что его подняли с постели посреди глубокой. - Мы всех повязали, одного слегка ранили в ногу, но он в нас сам стрелял. Вон они там все, в комнате запертые сидят.
- И сколько их? - лениво поинтересовался околоточный.
Я вопросительно посмотрел на Василия и тот быстро подсказал.
- Одиннадцать человек.
Околоточный усмехнулся, но более не стал нас ни о чем спрашивать. Кивком показал на дверь, требуя ее открыть. Затем, взяв лампу в руки, заглянул:
- Ба! - воскликнул он через несколько секунд созерцания. - Коваль, ты ли это? Ну что, голубчик, добегался? А я ведь тебя, засранца, предупреждал что добегаешься. Получил теперь по сусалам?
Ему, естественно, никто не ответил. Тогда, околоточный, кликнул одного из своих подчиненных:
- Ванин, вытаскивай всех этих субчиков из конуры и вези в участок. Разбираться будем. А ты, Евстафьев, зафиксируй тут все, запиши как надо. Ну, ты знаешь. У всех присутствующих здесь имя, фамилию, дату рождения, где проживает. Все-все, просыпаемся! Работать надо!
А затем, раздав первичные указания, обратился ко мне как к старшему:
- Простите, не помню ваше имя....
Я охотно представился. Но руки для знакомства не подал. Не любят в эту эпоху ни полицейских, ни жандармов. Никто бы ни понял моей вежливости. Да и околоточный, похоже, ничего подобного от меня не ожидал.
- Что ж, Василий Иванович, давайте-ка рассказывайте все по порядку.
После моего недлинного рассказа Хруцкий понял, что дело не по его части. Его задача была следить за порядком, гонять мелкую шушеру, разнимать семейные свары и по-тихому брать на лапу. Наш случай относился, скорее, к охранному отделению и потому с чистой совестью он выполнил часть своей работы и распрощался с нами, передав все бумаги в местное КГБ.
А через пару дней нас стали вызывать на допрос. Сначала мои охранники по очереди отметились на Фонтанке, затем по неведомым причинам под раздачу попал журналист, а после и я был вынужден посетить Департамент полиции.
Петр, наш штатный извозчик, подвез меня до самого входа, помог спуститься.
- Мы вас с Семеном ждать будем, Василий Иванович, - сказал он, придерживая меня под локоть. Истомин, что остался сидеть в люльке, подал портфель. Он после происшествия теперь сопровождал меня почти повсюду, выполнял роль личного телохранителя. Он первым высказался по поводу моей безопасности и сам же вызвался выполнять обязанности личной охраны. Я б и не стал его привлекать из-за его увечья, но видя его горячее желание, отказать не смог.
- Хорошо, - ответил я Петру, принимая портфель и поправляя на голове черный котелок. Хотя, правильнее было бы на встречу надеть цилиндр, но я ненавидел его носить. Он был чертовски неудобен - высок, тяжел, давил на голову. Котелок в этом плане был намного комфортнее. - Я, наверное, там надолго. Можете зайти в ресторан пообедать.
- Ба! - воскликнул насмешливо Петр. - Ресторан! Это ж деньжищи какие! Нет, мы с Семеном лучше в трактир. Здесь недалеко есть хороший.
- Как знаете, - ответил я и на подрагивающих коленках поплелся к центральному входу зловещей здания. Много страшных историй я слышал про работу этого отделения и никогда я не думал, что придется мне с ним столкнуться столь рано. Думал, что году эдак в четвертом-пятом, когда по стране пойдут волнения, я буду иметь честь лично познакомиться с работниками тайного сыска и политических репрессий, но никак не сейчас.
На входе меня встретили, выспросили причину визита, а затем проводили до невзрачного кабинета с толстой дверью. Провели вовнутрь, усадили на жесткий стул перед пустым столом и приказали ждать. И пока я ждал - осмотрелся.
Кабинет был обычен для своего времени. Одно большое окно, высокие потолки, гипсовая лепнина и свечные канделябры на стенах. Несколько массивных столов, за которыми восседали служащие, кипы бумаг у них перед носами, скрип дешевых перьевых ручек, что царапали и рвали бумагу, и раздражающий запах бумажной пыли. Что заметил - у каждого на столе были наши скрепки. Этот факт меня слегка порадовал и немного успокоил.
Наконец, объявился хозяин моего стола. Мужчина средних лет с одутловатым, красного цвета лицом выпивохи и с мясистым шмыгающим носом. Пройдя мимо меня, он плюхнулся на свой стул, бросил на стол головной убор. Поерзал, поудобнее устраиваясь, болезненно шмыгнул и, безо всяких любезностей, сразу обратился ко мне с требованием.
- Паспортную книжку.
Я безропотно протянул ему документ. Чиновник взял его в руки и, до боли мне знакомыми движениями, стал начальственно, слюнявя указательный палец, листать страницы. Дошел до последней, удовлетворился увиденными и отложил документ в сторону. А затем, достав чистый лист бумаги и обмакнув перо в чернила, принялся за сам допрос.
- Фамилия, имя, отчество?
- Рыбалко Василий Иванович.
Он старательно записал мой ответ.
- Дата рождения и место?
- Одна тысяча восемьсот семьдесят первый, двадцать седьмого марта. Город Верхнеудинск, Забайкальской области.
- Вероисповедание?
- Православный.
И это было записано с угрюмым молчанием. После этого он откинулся на спинку стула, устало вздохнул.
- Ну-с, Василий Иванович, давайте рассказывайте.
Ну я и рассказал. Все как есть без утайки. Рассказал про свои нововведения на заводе, про свои "заигрывания" с рабочими, про ультиматум Баринцева, про наш конфликт. Чего мне стесняться, зачем врать? Я чувствовал себя правым и знал, что ничего предосудительного не сделал. Баринцева за лацкан пиджака оттаскал - это да. Но и только. А мои нововведения на заводе это моя забота и моя головная боль и никого они не должны касаться.