Тут у Владимира Ивановича вновь ожил мобильный, отчим глянул на дисплей, и снова его лицо стало жестким.
– Алло! Опять! Почему не пристрелил? Как это нет патронов! Принесите со склада! Надоели! Что? Хорошо, предлагаю другой вариант: если нельзя пристрелить, можно придушить! Чем, чем! Да веревкой, ремнем, шнурками, простыней, подушкой… Вы работать будете? Нет, сам не приеду, имею я право на медовый месяц? Вот-вот, сделайте шефу подарок, живенько разберитесь с этими… ну ты понял, чудаками.
Высказавшись, отчим сунул трубку в карман и шумно выдохнул.
– А вы кем работаете? – я решился задать мучивший меня вопрос и положил на стол мобильный.
Владимир Иванович схватил стакан с водой, залпом осушил его и ответил:
– Бизнес у меня, Ванек, я хозяин, плачу налоги и сплю спокойно.
– Принесли еду? – закричала Николетта, подбегая к столику. – Я твердо намерена получить зайку. Фу, Вава, какой у тебя страшный телефон. Когда купишь приличный?
Николетта схватила мой сотовый, повертела его, потом открыла сумочку и достала пудреницу, я занялся едой.
Спустя сорок минут мы снова подошли к весам.
– Опять счастья попытать хотите? – заулыбалась баба.
– Давай сто рублей, – ажитированно потребовала у меня маменька, становясь на педали.
Купюра исчезла в автомате, грабельки вздрогнули и двинулись вперед, замерли, опустились, зацепили что-то черное, с изогнутой палкой, и выбросили в лоток.
– А где зайка? – обиженно протянула маменька. – Вы мне обещали вон того пушистика.
– Не, – протянула баба, глядя на стрелки, – по вашему весу смерть выходит!
Николетта схватилась за сердце.
– Кто?
Тетка запустила в лоток корявую лапу, вытащила черное страшилище и пустилась в объяснения:
– Тута, в ящике, прикольные штучки есть, вот это: смерть с косой, смешно, да?
– До слез, – ответил я, – просто ухохотаться.
– Во, и я того же мнения, – подхватила баба, – еще черепа были и скелеты, да кончились.
– Но я хочу зайку! – надулась Николетта.
– Так че я приметила, – тоном великого ученого вещала тетка, – если у кого вес пятьдесят один кило, то ему смерть выпадает, а коли ровно на полтинник тянет, тому зайка обламывается.
– Ваш прибор врет! – возмутилась Николетта. – Он должен сейчас ровнехонько полцентнера показать, я считала!
– Так небось утром, в ванной взвешивались, – не растерялась хозяйка плюшевой горы, – ясное дело, ближе к ночи человек тяжелеет.
– Вы полагаете, любезная? – проявил неподдельный интерес к разговору Владимир Иванович.
– Сомнений нет, – хмыкнула собеседница, – сколько мы за день жрем!
– В «Лобстерхаусе» неправильно указывают вес порций, – затопала ногами Николетта, – обманщики!
– Скорей уж они больше граммов в меню припишут, – протянул Владимир Иванович.
– Это все вода! – осенило меня. – Николетта, ты же запивала ужин!
– Ну и что? – плаксиво протянула маменька, – разве от жидкости вес прибавится?
– Конечно, – улыбнулся я.
– Но в меню ничего не было про минералку, – напряглась она.
– И тем не менее ты после салата выпила бокал, двести пятьдесят миллиграммов, затем осушила еще один, поедая лобстера, следом запила стейк из акулы, а напоследок, отказавшись от кофе, выпила еще стаканчик минералки. Вот он, лишний литр, – быстро произвел я подсчеты.
Маменька погрозила мне пальцем:
– Вава, не надо держать женщин за дур! Я очень хорошо знаю, литр жидкий, при чем тут килограммы?
Я все же умудрился объяснить ей суть проблемы, поверьте, это было не просто. Николетта принадлежит к категории людей, которые на вопрос: что тяжелее, килограмм пуха или килограмм гвоздей, возмущенно отвечают – понятное дело, железо весит больше. То, что килограмм, он и в Африке килограмм, хоть что ни взвешивай, до многих милых дам отчего-то не доходит.
А Владимир Иванович, вместо того чтобы прийти мне на помощь, снова выпал из действительности – похоже, у моего отчима защитная реакция, как у хамелеона. Тот тоже в момент опасности каменеет и пытается слиться с окружающим пейзажем. Интересно, кто его закалил подобным образом? Тут явно не обошлось без особы женского пола, лишь при общении с прелестницами представители сильной части человечества обретают реакции ящеров. Впрочем, кто бы ни была предшественница Николетты, она не годится маменьке и в подметки. Поживет Владимир Иванович в тесном контакте с госпожой Адилье и научится еще в придачу к окаменению менять цвет кожи.
Глава 23
– Я хочу зайку, – разрыдалась маменька.
– Милая, дорогая, – заметался вокруг жены Владимир Иванович, – сейчас принесу, котеночек!
Я не успел и моргнуть, как он рысью бросился в глубь торгового центра.
– Зайку, – капризничала Николетта, – Вава, сделай что-нибудь!
– Если грабли реагируют на вес, то, боюсь…
Тут маменька стукнула кулачком по стене.
– Не занудничай! Быстро придумай, как мне потерять килограмм!
– Не знаю, – честно признался я, – может, побегать по коридорам?
Баба заржала.
– Ты в туалет сходи.
– Не хочу, – ответила Николетта.
– Тогда жди, пока приспичит, – веселилась тетка.
– Вава! – велела маменька. – Ступай в аптеку.
– Зачем? – насторожился я.
– Купи немедленно слабительный чай!
– Но, Николетта, он же подействует через десять часов, не меньше, – попытался я образумить маменьку.
– Ах вот как, – возмутилась капризница, – элементарной просьбы выполнить не можешь! Так я и умру без помощи!
Решив не спорить с закусившей удила Николеттой, я потрусил по магазину в поисках лавки с лекарствами. Пришлось потратить довольно много времени, чтобы приобрести нужное. Провизор был молодой, но работал невероятно медленно, будто под наркозом.
Через полчаса я вернулся к ящику, набитому плюшевыми уродцами, и обнаружил там лишь одну бабу, восседавшую на стуле.
– А твою-то милиция замела, – радостно возвестила она.
Я чуть не упал от неожиданности.
– Как?
– Очень просто. Руки за спину заломили и утянули, – веселилась тетка, – чистый цирк. Она одного мента укусила, второго лягнула, а как орала! Я думала, ща крыша рухнет.
– Вы ничего не путаете? – обморочным голосом поинтересовался я. – Николетта светская дама, по какой причине ее в участок забрали?
Бабища зафыркала, словно попавшая под дождь кошка.
– Сказали, что статья имеется, за гиб… кс… изьм! Слово больно заковыристое! Во, я и не вспомню.
– И куда ее повели?
– Туточки близенько, налево и до конца галереи, – охотно пояснила баба, – да, зайку она вытащила! Вот настырная! Ухитрилась-таки!
На секунду мне стало интересно, каким образом маменька достигла цели, но, поскольку ящик с игрушками выглядел целым, а его хозяйка невредимой, я решил заняться более серьезными вопросами.
Я побежал по коридору и в конце концов уперся в серую дверь с надписью «Милиция». Потянул ручку и чуть не оглох.
– Сейчас за мной придут! Вы ответите! Немедленно позовите сюда мужа и Ваву! Адвоката! Врача! У меня инфаркт! «Скорую»! Фу, чем тут воняет! Уберите этого парня, он ел чеснок! Кто вам разрешил употреблять этот овощ? На дух его не переношу! Откройте форточку! Закройте, дует! Воды! Нет, не этой! Минеральной! Фу! Фу! Я не пью из-под крана! Отвратительное обращение!
Переведя дух, я вошел в маленькую комнатку, где за письменным столом восседал мужчина моих лет с мелкими звездами на погонах. У стены жался молоденький сержантик, вид у него был не ахти, бледный и запуганный. Я пожалел паренька, Николетта, если ее обозлить, страшна в своем гневе. А сейчас устроившаяся на колченогом стуле маменька напоминала настоящую фурию.
– Разрешите войти? – вежливо поинтересовался я, очень удивленный нарядом Нико.
По какой причине она закуталась в милицейскую шинель?
– Уйди, мужик, – устало махнул капитан, – потом заглянешь.
Николетта повернула голову и усилила звук.
– Произвол! Геноцид! Непременно пожалуюсь в Комиссию по правам человека! Возбужу дело в Международном суде в Гааге! Это Вава!
– Кто? – обморочным голосом спросил капитан.
– Иван Павлович Подушкин, – быстро представился я, – сын дамы, которую вы арестовали.
– Вава, – подскочила маменька, – какой сын! Разве у молодой женщины могут быть старые дети!
– Что случилось? – спросил я.
И тут в отделение с охапкой плюшевых зайцев в руках ворвался Владимир Иванович.
– Нико, – громовым голосом заорал он, – ты жива?
– Да, – моментально растеряв злобу, ответила маменька, – ой, зайчики. Это мне?
– Конечно, любимая, – засюсюкал Владимир Иванович, приблизился к супруге и услышал призывный плач своего мобильного.
– Ну чтоб им пусто стало! – разъярился отчим.
Он быстро высыпал длинноухих на стол перед совершенно обалдевшим капитаном, вытащил из кармана сотовый и громогласно заявил:
– И? Патроны не достали? Уроды! Почему? Как нету на складе? Приеду, всех урою. Что с Петькой? Его еще не пристрелили? Ребята, вы меня доведете до ручки. Я рассержусь! Еще два часа назад я велел разобраться с Петькой, Анютой и Сенькой. Вы это сделали? Анюты уже нет? Классно! Почему у нас Петька с Сеней живы? А? Отвечай! Ничего сами не способны сделать! Я лично должен на место прибыть? Сказал же: у меня медовый месяц! Медовый месяц! Я тоже человек и не могу постоянно париться по поводу отсутствующих патронов. Придушите его, сварите в кипятке, положите под танк, воткните в глотку зонтик и откройте, сделайте хоть что-нибудь, но до полуночи он должен помереть!
– И? Патроны не достали? Уроды! Почему? Как нету на складе? Приеду, всех урою. Что с Петькой? Его еще не пристрелили? Ребята, вы меня доведете до ручки. Я рассержусь! Еще два часа назад я велел разобраться с Петькой, Анютой и Сенькой. Вы это сделали? Анюты уже нет? Классно! Почему у нас Петька с Сеней живы? А? Отвечай! Ничего сами не способны сделать! Я лично должен на место прибыть? Сказал же: у меня медовый месяц! Медовый месяц! Я тоже человек и не могу постоянно париться по поводу отсутствующих патронов. Придушите его, сварите в кипятке, положите под танк, воткните в глотку зонтик и откройте, сделайте хоть что-нибудь, но до полуночи он должен помереть!
Молоденький сержантик, став серым, тихо опустился на корточки, капитан вытаращил глаза, мне стало неловко, а Владимир Иванович, запихнув мобильный в пиджак, каменным тоном осведомился у милиционера:
– За что арестовали мою жену?
– Эгисбиеционизьм, – выдавил из себя капитан.
– Эксгибиционизм, – машинально поправил я дежурного и удивился: – Вы шутите?
– Нет, – помотал головой капитан, – мы шли с обходом, видим: стоит на весах голая тетка.
– Я вам не тетка, – подскочила маменька.
– Но ведь и не мужик, – не принял возражений капитан. – Машинист управления хохочет. Не дело это!
– Какой машинист? – потряс головой Владимир Иванович. – Тут железная дорога есть?
– Галка, – подал с пола голос сержантик, – она при весах дежурит, должность ейная называется машинист управления автоматическими весами автомата автоматической выдачи игрушек ценой в сто рублей.
У меня закружилась голова.
– Милая, – растерянно спросил Владимир Иванович у дражайшей половины, – зачем ты сняла одежду, так и до простуды недалеко!
Маменька вытащила из-под шинели косорылого кролика.
– Вот, грабельками достала! Как хотела, так и сделала!
– Ты решила избавиться от лишнего веса, – осенило меня, – поэтому и разделась.
– Ну да, – пожала плечами маменька, – не успела зайку взять, как невесть откуда появляется бомж, цапает мой костюм, я его на стул повесила, и уносится прочь. Я прямо растерялась, и тут выруливают двое полицейских и, вместо того чтобы броситься за вором, кидаются на меня, заворачивают в вонючий кусачий плащ и притаскивают сюда! Милый, разберись!
Владимир Иванович оперся руками о стол.
– Любезнейший, – улыбнулся он.
– Это не плащ, – быстро сказал капитан, – а шинель!
– Какая разница, – топнула ногой Николетта, – царапает и кусается. И вообще, она воняет кошкой, а у меня на них аллергия!
Скажите, вас никогда не удивлял странный факт: многие женщины жалуются на сенную лихорадку, кричат точь-в-точь как сейчас Николетта.
– У меня почесуха от кошек.
Но почему тогда ни одна из них не отказалась от норковой шубы? Да простят меня зоологи, но норка и кошка вроде бы родственницы, если вас покрывает прыщами от прикосновения к одной, то вы должны чихать и от общения с другой.
– Любезнейший, – улыбнулся Владимир Иванович, – вот моя визитка, давайте решим дело миром. Жена не хотела ничего плохого, мечтала всего лишь добыть зайку.
– Кролика? – растерянно уточнил капитан, изучая надпись на этикетке. – Ой! Вы тот самый? Да?
– Ну, – зарделся Владимир Иванович, – не люблю шума, обычно я соблюдаю инкогнито, но… да! Тот самый.
– И бандиты ваши?
– Да.
– И со Зверем знакомы? – с детской радостью продолжал капитан.
– Верно, мы дружим.
– Скажите, он правда такой? Ну… этакий! Понимаете?
– Конечно, – кивнул Владимир Иванович, – знаете, вне, так сказать, служебных рамок, Зверь тихий человек, у него даже хомячки живут.
– Можете мне на своей визитке автограф оставить? – взмолился капитан. – Пожалуйста!
– Нет проблем, – кивнул Владимир Иванович.
– А грабежи еще будут?
– Планируем на июнь, – спокойно ответил отчим.
– Вот бы мне к вам попасть, – щелкнул языком капитан, – небось платите хорошо!
– У каждого своя ставка.
– А Зверю сколько дают?
– Право, мне не слишком удобно разглашать чужой секрет, – замялся Владимир Иванович, – но вам, если пообещаете не болтать, скажу: три тысячи в день.
– Рублей?
– Нет, конечно, долларов.
– Мама родная, – присвистнул капитан, – ну не дурак ли я был, когда в ментовку пошел!
– Так я могу забрать жену? – поинтересовался отчим.
Капитан вскочил на ноги.
– Конечно, ясное дело, безо всяких вопросов. Уж простите, коли чего не так вышло. Мы плохого не хотели! Боялись, простудится дама, стоит на весах в одном бельишке. Это не я! Это Андрюха хай поднял! Начал в вашу жену пальцем тыкать: «Глядите, Александр Петрович, безобразие».
– Не переживайте, любезнейший, – милостиво улыбнулся отчим, – все в порядке. Ванек, держи портмоне, сбегай, милый, в ближайшую лавку, прихвати пальтецо, не может же Нико до машины в шинели идти!
Я взял пухлый бумажник и отправился выполнять поручение. В бархатном, вежливом голосе Владимира Ивановича звучали железные нотки, не позволявшие его ослушаться. Пока я шел к магазину, лихорадочно пытался найти ответ на вопрос: кем же работает Владимир Иванович, что за бизнес у «папы», в какую неприятность вляпалась маменька, выскочив за него?
К Эдите Львовне я приехал около полудня, слегка успокоенный сведениями, полученными из больницы, где лежал Егор. Дружинину, правда, пока не стало легче, но, как сообщила врач Татьяна Михайловна, «наметилась положительная динамика». Значит, мне нужно ускорить процесс поиска Трофимова. Смерть Лены внесла некий диссонанс в мою теорию. Если Лена, решив получить деньги мужа, заварила эту кашу, то почему она скончалась?
По идее, Лене следовало еще полгода изображать из себя безутешную вдову, а затем, став полноправной хозяйкой бизнеса и состояния Дружинина, выйти замуж за Юрия и жить с ним в любви и согласии. Как бы я поступил, оказавшись на ее месте? Сохранил бы прекрасные отношения с Ольгушкой, давал ей денег, раз в году демонстративно рыдал на кладбище, установил бы на могиле шикарный памятник – в общем, постарался бы создать образ скорбящей вдовы. А спустя приличное время после несчастия с Егором Лена могла бы спокойно выйти замуж за Юрия. И никто бы ее не осудил. Она молода, не скорбеть же ей всю жизнь. Если это она провернула затею с похоронами, то я не верю, что вдова скончалась от стресса и горя. Помилуй бог, она же сама все придумала! Не складываются части головоломки. Похоже, Лену убили!
Я машинально нажал на тормоз и тут же услышал нервное бибиканье едущего сзади автомобиля. Но мне было не до справедливого негодования водителя, чуть не попавшего по моей вине в аварию. Лену убили! Кто? Как? Почему? Если убийца Юрий, то он просто ненормальный. Женившись на Дружининой, Трофимов мог стать богатым человеком, а без нее ему не видать миллионов Егора как собственных ушей. Так кто убрал Лену?
Так и не найдя ответа ни на один из мучивших меня вопросов, я добрался до дома Эдиты, нашел нужную квартиру и позвонил.
Дверь распахнулась и стукнулась о стенку, из квартиры раздался недовольный голос:
– Ну и сколько вас можно ждать? На часы смотрели! Уже полдень! Я на работу опоздала! Идите скорей, нечего на пороге топтаться.
Удивленный оказанным приемом, я вошел в просторную прихожую и увидел сердитую женщину примерно моих лет.
– Вы мужчина? – воскликнула она.
– Здравствуйте, – представился я, – Иван Павлович Подушкин, ответственный секретарь общества «Милосердие».
– В вашей организации идиоты работают? – поинтересовалась незнакомка.
– Нет, – с недоумением ответил я.
О какой организации говорит рассерженная дама?
– А, по-моему, кретины, – не успокаивалась собеседница, – я все объяснила детально! Эдита вполне нормальна, но ей нужна компаньонка. Вроде ваши поняли, и что же? Нанятая особа должна была явиться в десять, я ее жду, жду! По телефону звонить стала – трубку никто не берет. А в полдень вы являетесь! Мужчина! Это безобразие. А если понадобится ей в ванной помочь? Ясное дело, вам, медбрату, плевать, но Эдита – женщина, хоть и очень пожилая, она будет стесняться.
Я улыбнулся.
– Вышла ошибка, я на самом деле секретарь общества «Милосердие», не оказываю патронажные услуги. Мне нужно передать Эдите Львовне письмо. Вот мои документы.
– От кого? – удивилась женщина, внимательно изучив мое удостоверение.
– От Лены, жены Егора Дружинина.
– Значит, вы не медбрат?
– Увы, я окончил Литературный институт. Эдита Львовна дома?
– Где же ей быть, – протянула незнакомка, – на улицу она давно не выходит. Вот беда! Вы снимайте ботинки.
– А что случилось? – поинтересовался я, распутывая шнурки.
– Эдита прикована к инвалидной коляске, – пояснила женщина, – в принципе, ходить она может, но с большим трудом, у нее был перелом шейки бедра. Ну да вам врачебные детали ни к чему. Одну ее оставить надолго нельзя, дверные проемы узкие, коляска через них не проходит.