Я отодвинула пустую тарелку на край стола.
— Андрюша, Елизавета Гавриловна увозила пуштанов из гетто сразу после окончания Великой Отечественной войны. С тех пор минуло семьдесят лет, подавляющее число спасенных Николаевой скончалось от старости. Даже если Елизавета унесла младенца и не успела спасти его родителей, тому ребеночку сейчас перевалило на восьмой десяток. Поздно он на месть решился, ему пора о своей душе подумать. Почему он раньше не опомнился? Отчего решил на старости лет Николаеву за свое сиротство наказать? И какого черта он первым убил Геннадия Петровича? Тот не сын, а зять старухи, то есть не родная кровь, а чужой ей человек. Кондитерша Лариса уверяет, что профессор был идеален, обожал и жену, и тещу, содержал всех, ни в чем домашним не отказывал. Алла и Олег сегодня за ужином сказали, что отец отличался гневливостью, постоянно скандалил, орал на детей, на жену. Думаю, истина находится где-то посередине. Николаев, вынужденный тащить на плечах голодное семейство, иногда уставал совать в открытые рты воронят червячков и впадал в агрессию. Как любого добытчика, Геннадия Петровича мучили мысли: смогу ли прокормить, выучить, одеть-обуть, обеспечить необходимым всех, кто едет на моем горбу? Жена — домашняя хозяйка, теща — пенсионерка, дети — бездельники, ни у кого достойной зарплаты нет. Алла вспомнила, что отец впадал в бешенство, увидев незавернутый кран на кухне или не выключенные на ночь фонари во дворе. Дочь с кривой ухмылкой назвала его «психопатом». Но Аллочка-то за коммунальные услуги не платила, она понятия не имеет, какая сумма каждый месяц за электричество из кармана утекает. Профессор просто хотел минимизировать расходы. Думаю, он и Елизавете Гавриловне замечания делал, а та злилась. Почему убийца решил, что кончина зятя больно ранит тещу? Ему следовало отправить на тот свет Нину Анатольевну, на которой, собственно, держится дом, или кого-то из внуков бабки.
— Следующей жертвой стала как раз Катя, ее внучка, — напомнил Андрей. — Ладно, возможно, ты права, морально убить хотели не старуху, а Нину Анатольевну, та ведь обожала супруга. Все, с кем я сегодня беседовал, в один голос твердили: «Нина за Геннадием как за младенцем смотрела. Столько лет вместе прожили, а она чуть в обморок от любви к мужику не падала».
Я засмеялась:
— Нина безобиднее бабочки, она ведет домашнее хозяйство, подруг у нее нет, в наличии врагов сильно сомневаюсь. Она занята кухней и пансионом, хотя ее заведение не конкурент другим гостиницам, в маленьком домике всего четыре комнаты. Подведу итог: коллег по работе у дочери Елизаветы нет и никогда не было, подружек нет, любовников она не заводила, а ее бизнес такой малоприбыльный, что рыдать хочется. Кому она могла перейти дорогу?
— Вспомни историю Коротич, — вздохнул Платонов. — Для разжигания лютой ненависти хватило одной бестактной фразы, произнесенной не в том месте не в тот час.
— Катю убили спустя несколько лет после отца, — возразила я. — Конечно, месть — блюдо, которое подают холодным, но ведь не заледеневшим.
Платонов засопел, потом попросил:
— Поговори с Ниной Анатольевной, попытайся вызвать ее на откровенность. У каждого человека есть тайны. Вдруг у нее все же есть любовник, а у того офигевшая от ревности жена?
— Скорей уж у меня хвост вырастет, чем у Нины воздыхатель обнаружится, — засмеялась я. — Она не первой молодости, далеко не красавица, совсем не следит за собой, одевается кое-как, у нее прическа под названием «Драка в гнезде ворон»…
Андрей прервал меня, взяв за руку:
— Пожалуйста, побеседуй все же со вдовой. Расспроси ее о покойном муже, о Кате, расскажи, что дочь хотела уехать подальше от дома. Вероятно, мать знает, какой скандал грозит Николаевым.
— Навряд ли Нина Анатольевна согласится выложить перед чужим человеком семейные тайны, — усомнилась я.
— Ну, пожалуйста, — повторил Платонов. — Со мной она точно откровенничать не станет, а у тебя есть шанс хоть что-то выведать.
— Ладно, — сдалась я, — попытаюсь. Но положительного результата не гарантирую.
Глава 19
Из-под двери спальни Нины Анатольевны пробивалась узкая полоса света. Я постояла в коридоре, прислушиваясь. Вроде Николаева не спит, но ведь бывают люди, которые глаз не сомкнут в темноте. Поколебавшись, я осторожно постучала, но никто не спешил открыть дверь. Потом из-за створки послышался голос хозяйки:
— Кто там?
— Извините, — ответила я, — это Виола.
— Секундочку, — крикнула Нина, — только халат наброшу.
— Не торопитесь, — смутилась я.
Минут через пять дверь открылась, показалась Николаева со встревоженным лицом.
— Боже, что случилось?
— Все в полном порядке, — быстро заверила я.
— Фу… — выдохнула Нина Анатольевна. — А то прямо сердце перевернулось.
— Простите, пожалуйста, — забормотала я, — не хотела вас тревожить. Но совершенно случайно стала обладательницей некой информации, и мне показалось, что вам надо ее знать.
Из комнаты донесся шорох.
— Однако если вы сейчас заняты, то можно перенести разговор на завтра, — сказала я.
— Дела все давно переделала, читала книгу, — ответила Нина. — Заходите, пожалуйста, сейчас окошко закрою. Дождь льет как из ведра, погода испортилась.
— Завтра наладится, — оптимистично заметила я, глядя, как она захлопывает раму.
— Очень надеюсь, — подхватила Нина Анатольевна. — Терпеть не могу слякоть, промозглость. Вот моя мама любит ненастье, она поздней осенью, когда у всех депрессия из-за отсутствия солнца начинается, прямо расцветает. Я же с сентября по март буквально умираю.
Нина Анатольевна оперлась о подоконник рукой и поежилась.
— Еще и ветер резкий, воды в комнату нахлестало.
Я взглянула на спешно задернутые хозяйкой шторы. Если так не любишь сырость, зачем распахивать окно?
Нина опустилась в кресло и показала на обтянутый гобеленом диванчик, стоящий рядом.
— Устраивайтесь поудобнее.
Я села, увидела рядом толстую книгу и восхитилась:
— Роскошное издание! Можно посмотреть?
— Конечно, — любезно разрешила Нина Анатольевна.
Я взяла том в руки.
— Переплет из настоящей кожи, золотой обрез, бумага, как в художественных альбомах. «История моего народа», автор Вера Васькина. Не думала, что научные труды так великолепно издают. Слышала об этом произведении, оно о пуштанах.
Николаева сдернула со спинки кресла шаль и закуталась в нее.
— Дед Веры Дмитриевны был русский по национальности. Его семья жила неподалеку от Комани. Лиза и Вера в детстве почти не общались. Гавриил Комани считал, что его дочь не должна заходить к соседям, дескать, у них в доме не те порядки, которые соблюдают пуштаны. Вера, мол, не чистокровная.
— Совсем ничего не знаю о пуштанах, — призналась я. — До приезда в Гидрозавод я о них не слышала.
Нина Анатольевна расправила концы шали.
— Большинство представителей народа, к которому принадлежим моя мама и я, убили в сталинское время, а их детей распихали по приютам, они выросли, понятия не имея о своих предках. У Веры была тяжелая судьба: отец и мать умерли в гетто, старший брат погиб там же, девочку отправили в детдом.
Николаева шумно вздохнула:
— До того как к маме пришла Вера Дмитриевна, я тоже понятия не имела о своем происхождении, считала себя русской. Николаева Нина Анатольевна. Кем я могу быть с таким именем-фамилией? Китаянкой? Еврейкой? Смешно, право слово. И вдруг оказалось, что во мне половина неведомой крови, а мама настоящая героиня. Открытие было шоком для всех, включая Геннадия Петровича. Не припомню, в каком году это случилось, но мы уже в Гидрозаводе жили, а Григорий Андреевич «Кинофабрику» открыл. Тогда мы с Васькиным близко не общались, только здоровались, если встречались. Непростое было для нас время — муж затеял строительство большого дома и, чтобы заработать денег, пропадал на работе, я воспитывала детей, занималась бытом. Елизавета Гавриловна так сердилась…
Хозяйка замолчала.
— Теща злилась на зятя за то, что тот свалил все семейные обязанности на вас? — осторожно уточнила я.
— Нет, — после небольшой паузы ответила Николаева, — мама была недовольна мной. Она надеялась, что я стану врачом, но я плохо училась в школе, хотя старалась изо всех сил. Заучивала учебники наизусть, но математика и химия не давались мне совсем, получила в аттестате тройки по точным и естественным наукам только из жалости. Если говорить откровенно, я этих оценок не заслужила, мои знания были даже не плохими, они вообще отсутствовали. Очень стыдно признаваться, но я кое-как освоила четыре арифметических действия, пишу до сих пор с грамматическими ошибками. Пока Олег, Алла и Катя были маленькими, я не комплексовала, но потом они пошли в школу, и один раз сын начал смеяться над запиской, которую я детям на кухне оставила. «Мама, ты хуже Петьки из нашего класса! Надо же такое написать: «Борщь в кострюле»… Ох, простите, Виола, что-то меня понесло не в ту степь. Вы хотели о чем-то спросить?
Я откашлялась и принялась самозабвенно лгать:
— Одна моя знакомая, Лена, работает в газете в Нижнегорске. Поскольку я москвичка, общаемся мы исключительно по скайпу, а сегодня удалось наконец обнять друг друга. Мы пошли в кафе, поболтали, я в процессе разговора сообщила, что живу у вас, и Елена сказала: ей поручили написать материал о семье Николаевых.
— Господи, — удивилась Нина Анатольевна. — По какой причине?
— Геннадий Петрович был не последним человеком в здешних местах, к вашей фамилии до сих пор есть интерес, Елизавете Гавриловне посвящен стенд в музее, — нашла я нужный ответ. — К сожалению, если у знаменитостей случается беда, пресса оживляется.
Собеседница втянула голову в плечи.
— Да, понимаю… Катя… это ужасно.
— Простите, что явилась поздно вечером с такой новостью, — продолжала я, — но мне показалось, вам лучше знать, какую информацию нарыла подруга.
Лицо Николаевой вытянулось, в глазах заплескался ужас.
— Что такое?
— Елена утверждает, будто Олег, Алла и Катя не ваши дети, их родная мать Тамара Юрьевна Макарова, первая жена Геннадия Петровича, — выпалила я.
Нина Анатольевна резко выдохнула:
— Да, это сущая правда. Но давайте вспомним поговорку: не та мать, что на свет произвела, а та, что вырастила. Зачем вытаскивать на всеобщее обозрение давнюю историю?
Я развела руками:
— Любой скандал вызывает повышение тиража.
— Но как репортерша выяснила истину? — недоумевала Нина. — Я очень давно официально стала матерью сиротам. Сначала пришла в дом Геннадия Петровича няней. Сейчас попытаюсь рассказать все по порядку. Год, когда я познакомилась с будущим мужем, оказался очень трудным. Моего отца к тому времени давно не было в живых. Он когда-то работал следователем, мама, по образованию терапевт, трудилась в одном с ним коллективе, исполняла обязанности судмедэксперта. А когда муж умер, она ушла из милиции, устроилась в роддом акушером-гинекологом и вскоре стала главврачом.
— Разве доктор общего профиля может принимать роды? — удивилась я.
Нина зябко повела плечами:
— Октябрьск не особенно крупный населенный пункт, и все это много лет назад происходило. В провинции и сейчас с медпомощью плохо, а тогда совсем кадров не было. Когда мама пришла в горздрав и показала свои документы, заведующая от радости не знала, куда ее посадить, сказала: «Вас нам сам Бог послал, в роддоме четыре вакантные должности. Сразу вас завотделением назначу». Мама напомнила, что она вообще-то терапевт, но услышала в ответ: «Вы же, как все мы, проходили курс акушерства-гинекологии, вот и помогите роддом из ямы вытащить». Елизавета Гавриловна согласилась, а я в то время как раз получила аттестат зрелости.
Нина Анатольевна облокотилась о ручку кресла.
— Уже говорила, что плохо училась в школе, нечего было и думать о поступлении в вуз, но мама спала и видела меня врачом. Она велела мне подать документы в медицинский, я, конечно, срезалась на первом же экзамене.
Николаева сняла шаль.
— Но моя мать не привыкла сдаваться. Отругав меня, она заявила: «Выучишься на медсестру, а там посмотрим». Но смотреть было не на что. Из училища меня не выперли исключительно из уважения к матери и покойному отцу. Теорией я не овладела, а вот с практикой дело обстояло лучше, кое-чему я обучилась и была распределена в детское отделение горбольницы. Работа там — ужас! Рыдала я каждый день, глядя на недужных ребятишек, руки от жалости к ним тряслись, в голове все путалось, пару раз я допустила ошибки, и в конце концов мне стали доверять исключительно техническую работу: помыть палату, привести в порядок кабинет, раздать обед. Потом завотделением вызвал меня и сурово сказал: «При всем уважении к Елизавете Гавриловне оставить тебя на службе не могу. Нина, ты балласт, фактически работаешь уборщицей, а занимаешь ставку медсестры. Средний персонал справедливо возмущается: «Почему мы должны за Николаеву пахать, а она шваброй по коридору помашет и чай пить идет?» Уволить тебя, молодого специалиста, я права не имею, поэтому пиши заявление по собственному желанию».
Рассказчица поежилась, вспоминая неприятное событие своей жизни.
— Я перепугалась и стала просить: «Пожалуйста, не выгоняйте! У нас накоплений нет, живем на заработанное, с деньгами негусто. Мама берет лишние дежурства, очень устает. Если я работы лишусь, то сяду к ней на шею. Куда мне пристроиться? Больница в городе одна». И тут заведующий протянул мне бумажку: «Позвони по этому телефону. Мой знакомый, Геннадий Николаев, ищет няню для детей». Так я попала в дом к будущему мужу. Спустя полгода мы расписались. Малыши быстро забыли Тамару, начали звать мамой меня, я официально стала их родительницей. Вскоре у Олега выявили аллергию на кустарник, который рос в округе повсеместно, супруг стал подыскивать место, куда бы переехать. И наконец мы оказались в Гидрозаводе. Я предполагала рассказать ребятам правду, когда они подрастут, но Геннадий велел этого не делать. Вот и вся история.
Нина Анатольевна прижала руки к груди.
— Я долгие годы не работала, воспитывала детей мужа, вложила в них душу, считаю их родными. Наверное, все-таки следовало открыть им истину, но Гена не хотел. А после его смерти мне показалось неправильно поступить по-своему. Ведь согласитесь, это некрасиво: супруг в могилу сошел, а я совершаю то, чего он никогда бы не одобрил. Как-то непорядочно получается.
Глава 20
Николаева посмотрела мне прямо в глаза.
— Виола, попросите свою знакомую не разглашать эту информацию. Олег с Аллой будут шокированы, Елизавета Гавриловна расстроится, что внутренние дела семьи выставили напоказ. Пожалуйста, пусть репортер не вмешивается в нашу жизнь. Мы еще не похоронили Катю, тело пока не отдают, нам всем очень тяжело.
Мне стало стыдно за свое вранье.
— Я постараюсь убедить Елену оставить вас в покое. Но есть кое-что еще. Корреспондент выяснила, что Катя хотела тайно уехать из дома, даже сняла квартиру в другом городе.
Николаева от удивления приоткрыла рот.
— Боже! Это неправда! С какой стати Катюше убегать? Да и зачем?
— Ваша младшая дочь сказала одной подруге, что скоро ее семья станет эпицентром громкого скандала, поэтому она хочет покинуть Гидрозавод, прежде чем стартуют неприятности, — пояснила я.
Нина прижала ладони к щекам.
— Бред! Бред!! Бред!!! У Катерины не было в городе подруг. Она уродилась в отца, а Геннадий со всеми поддерживал хорошие отношения, но душу никому не открывал. Даже я не знала, что у него на уме. А Катя в придачу получила еще и гневливость бабушки по линии отца. О покойных плохо не говорят, но Галина Константиновна взрывалась гранатой. Могла такую чушь нести!
— Погодите, — остановила я хозяйку, — вас наняли няней, потому что у Геннадия не было родни, способной помочь с детьми. А оказывается, была бабушка?
Нина Анатольевна прикусила язык, поняв, что проговорилась. А я быстро добавила, чтобы помочь ей выйти из неловкого положения:
— Это тоже журналистка выяснила, она очень дотошная.
Николаева отвела взгляд в сторону.
— У свекрови был плохой характер. Галина Константиновна конфликтовала с Тамарой, злилась на нее за рождение троих детей, кричала: «Только дура производит на свет толпу погодков». А еще она требовала от сына гиперзаботы, придумывала себе болезни, заставляла Геннадия сидеть около своей постели. В конце концов тот не выдержал и разругался с мамашей. Когда Тамара погибла, бабушка категорически отказалась воспитывать внуков, но все же помирилась с сыном, стала часто к нему заходить. Мне, няне, от старухи доставалось по полной — вечно мной недовольная, она читала мне нравоучения. А когда мы с Геной расписались, свекровь словно с цепи сорвалась — примчалась к сыну, начала орать: «Ты сошел с ума! Посадил себе на шею нищету, неумеху! Немедленно разведись!» Муж попытался мать приструнить, но куда там. Галина Константиновна наш сервиз переколотила, а уходя пожелала мне: «Чтоб ты сдохла, как Тамарка! Проклинаю тебя!» Гена покраснел и налетел на мать: «Убирайся отсюда и больше не приходи!» И представляете, что свекровь учудила? Написала в милицию заявление, якобы я, чтобы выйти замуж за Николаева, убила Тамару. Как вам это, а? Слава богу, у людей из отделения хватило ума задуть скандал. Меня вызвал следователь, показал «телегу», посочувствовал: «Нина Анатольевна, к вам ни малейших претензий нет. Тамара Юрьевна умерла из-за травм, полученных в ДТП. Я вашу семью прекрасно знаю, понимаю, что дочь Елизаветы Гавриловны и Анатолия Сергеевича на преступление не способна. Но Галина Константиновна не успокоится. Может, вам уехать подальше от свекрови?»
Николаева сложила руки на коленях.
— Вот так, кирпичик к кирпичику, и сложилось. Аллергия Олега, невозможность находиться рядом с матерью мужа. И тут как раз моей маме предложили должность в Нижнегорске, там был нужен начальник отдела здравоохранения. Мама поговорила с местным начальством, и все так здорово уладилось: Геннадию нашлось место в университете, мы поселились в Гидрозаводе, потому что тут дешево продавался отличный земельный участок. Началась у нас счастливая жизнь. Олежек перестал постоянно чихать, супруг написал докторскую, построили особняк… У нас нет тайн, кроме той, что связана с рождением детей. Семья Николаевых никому не причинила вреда. Катюша никак не могла бросить семью, я представить себе не могу, о каком скандале она говорила. Журналистка что-то напутала.