— Не знаешь? — удивленно спросил Пол.
— Действительно не знаю, — признался Полковник.
— Первым действительно межконтинентальным бомбардировщиком стал гигантский Convair B-36 с поршневыми моторами. У него их было шесть, и добавили еще четыре турбореактивных двигателя. Представляешь, десятимоторный неповоротливый монстр. Он составлял основу стратегического авиационного командования США с конца 40-х до начала 60-х годов прошлого века.
— Что скажешь о самолетах, летающих сейчас?
— К полноценным стратегическим самолетам можно отнести только российский сверхзвуковой бомбардировщик Ту-160. Остальные, наши и российские, имеют несколько иные функциональные возможности и назначение.
— А как наш В-2 Spirit, знаменитый самолет-невидимка? — резко возмутился Полковник.
Пола смутила реакция отца, но он решил не поддаваться его давлению и довести свои выводы до конца:
— Он создавался как асимметричный ответ на советский, а теперь российский Ту-160. Вместе с тем конструкторам не удалось в полной мере реализовать все характеристики, изначально заложенные в проект. Сравнительно небольшие размеры грузового отсека, выбранные по конструктивным соображениям, наложили ряд ограничений на номенклатуру бортового вооружения: многие типы боеприпасов туда просто не помещаются.
— И только? — продолжал возмущаться отец.
— Есть еще недостатки. Знаешь, что поставило крест на программе В-2? — Пол решил подзадорить отца.
— Что или кто?
— Что. И это «что» российский самолет МиГ— 29.
— С какого это боку? Он далеко не самый современный.
— При объединении Германии по наследству от ГДР достались эти истребители. Я брал интервью у Роберта Ф. Дорра, сотрудника World Air Power Journal. С его слов, радар Н-019, установленный на МиГ-29, видит В-2 даже на фоне земли. Дорр считает, что современные МиГ-31 и Су-27 также способны определять такую цель, причем на гораздо большей дальности, что делает наш В-2 неперспективным в бою с российской авиацией.
Довольный Пол победоносно посмотрел на Полковника, он был горд, что сообщил информацию, не известную отцу, и сумел ему обосновать свой вывод. Полковник промолчал, он словно о чем-то задумался. Возникшая пауза позволила Полу полностью насладиться своей первой небольшой победой.
Полковник как-то странно посмотрел на Пола, что озадачило того. Потом Полковник начал тихо, но четко излагать:
— А Дорр не говорил тебе, что летчик-испытатель Ларри Нильсен, участвовавший в испытаниях, оговорился, что экипаж В-2 все же имеет неплохие шансы уйти из-под атаки перехватчиков? Надо полагать, последнее утверждение касается мощной системы электронного противодействия, установленной на В-2.
Пол был подавлен. Его радость была временной, его триумф был низведен в разряд позорного поражения — отец знал больше него и легко обосновал ошибочность его вывода. Пол сник, обида охватила его, отец мог сразу же сказать, что владеет этой информацией, а не ждать, пока Пол все расскажет.
Полковник понимал, в каком состоянии находится сын. Он хотел пожалеть его, но в том мире, куда Пол медленно будет входить, надо быть готовым к неожиданным ударам и уметь их преодолевать. С другой стороны, наступало Рождество, и оставлять его в таком настроении не следовало. Поэтому Полковник протянул ему руку мира, сказав:
— Как странно ни звучит, ты, Пол, скорее всего, прав.
От неожиданности Пол поперхнулся пивом, которым запивал свое тихое поражение. Он удивленно посмотрел на отца, но было ясно, что Пол ничего не понимал.
— Понимаешь, мы долгое время считали, что русские сильно отстают от нас в области радиоэлектронной борьбы. Но незаметно, тихо и уверенно они преодолели отставание. И сегодня, я считаю, что по технике радиоэлектронной борьбы, что ставится на самолеты, Россия с нами идет ноздря в ноздрю, а что касается наземных станций, то они у русских сегодня лучшие в мире.
— Удивительно такое слышать.
— Неприятно в этом сознаваться, но именно так обстоит дело. В ближайшее время на вооружение России поступает станция «Москва-1». Она является пассивной, то есть вообще ничего не излучает, а работает исключительно на прием. Ее в принципе невозможно обнаружить. Зато сама она легко «видит» противника и дает команды средствам поражения, которые и уничтожают противника.
Полковник налил себе пива, обратился к Полу:
— Не обижайся. Это не урок, чтобы тебя обидеть, тем более унизить. Мне хотелось выслушать твои аргументы, как ты выстраиваешь обоснование. И только. В качестве компенсации и примирения хочу обратить твое внимание вот на что. В-2 оказался самым дорогим самолетом в мире. В начале 2000-х годов его стоимость составляла около одного миллиарда долларов. По этой причине и по результатам учебных боев с МиГ-29 выпуск В-2 был сокращен с планируемых ста тридцати самолетов до двадцати одного.
В-2 хороший самолет для применения в Афганистане, Ираке и Ливии. С серьезным противником его применение проблематично.
— Самолет стоимостью в миллиард использовать в борьбе с противником, не имеющим авиацию, кажется, не очень рационально, — усомнился Пол.
— Согласен, — поддержал Полковник. — Представь такую ситуацию. У генерала на базе стоит В-2. Есть боевое задание, которое могут выполнить и другие самолеты. Кого он пошлет на задание?
— Конечно, другие, — однозначно выразил свое мнение Пол. — Это напоминает белого слона, которого надо холить и лелеять, но нельзя использовать для работы.
— Уделяй этому аспекту внимание в дальнейшей работе. Похожая ситуация с самолетом F-35.
— Почему это происходит?
— Деньги. Только деньги. Их тратят, списывают, воруют и дают взятки. Никогда не верь, что взятки дают только в России, Восточной Европе и Африке. У нас и в Европе взятки давали раньше и сейчас. За это время мы отработали процесс так, что это уже не взятка, а оплата труда за лоббирование, услуги. Когда они дают — это взятка и коррупция, у нас — благодарность за продвижение, содействие.
Пол вопросительно посмотрел на отца, на лице была ехидная улыбка.
— Да, именно так. Главное, первым назваться демократом и установить свои правила, — пояснил Полковник.
Настроение Пола вновь стало предпраздничным, он с удовольствием пил пиво и выбирал в холодильнике продукты, чтобы что-нибудь съесть.
Когда в дверь позвонили, Полковник первым пошел ее открывать, зная, что это приехала Саманта. Войдя в дом, она с удивлением посмотрела на незнакомца.
— Пол, это Саманта, познакомься. Саманта, это мой сын — Пол, — Полковник представил их друг другу.
Оба, Саманта и Пол, были в растерянности. Саманта не знала, что делать с дорожной сумкой, которую она держала в руках и которая в данной ситуации о многом говорила. Возникшую неопределенность решительно нарушил Полковник:
— У нас мало времени, собирайтесь, едем в ресторан, столик заказан.
Команда на выдвижение сделала свое дело, и Пол и Саманта, несколько суетясь, стали собираться — каждый из них удалился в отведенную комнату, быстро переоделся. Выйдя на улицу, они молчали. Пол пытался незаметно рассмотреть Саманту, которая не знала, о чем говорить с молодым человеком. Они стояли у дверей гаража.
Полковник закрыл дом и пригласил в машину:
— Все по коням.
В голосе Полковника были веселость и непринужденность, что сразу же передалось остальным. Минут через десять в машине Пол оживленно разговаривал с Самантой, и та, поняв, в какой ресторан они едут, стала объяснять Полу, что из себя представляет неизвестный для него ресторан. Сам факт, что Пол не знал об этом ресторане, льстило Саманте — Полковник ввел ее в какую-то часть своей жизни раньше, чем сына.
В ресторане всех охватило безудержное веселье, и они непрерывно шутили. Наблюдая за Самантой и сыном, Полковник удивлялся их общению — казалось, что они давно знают друг друга, к тому же выяснилось, что в области музыки и кино у них одни и те же предпочтения. Молодость, с сожалением подумал Полковник.
Лишь однажды Саманта, посмотрев в окно, с грустью заметила, что красивого большого индюка не видно.
— Его время кончилось с наступлением Рождества. Теперь праздник на улице другого индюка, — заметил Полковник.
Возвращались домой в такси — Полковник решил оставить автомобиль около ресторана.
— Завтра его перегонят, — ответил он на вопрос сына.
— Опыт имеется? — многозначительно и подозрительно спросила Саманта.
Полковник слегка усмехнулся, но промолчал, отметив, что вопрос Саманты прозвучал немного ревниво.
Уже дома они продолжили отмечать Рождество на кухне. Саманта и Пол совместными усилиями приготовили овощной салат, нарезали ветчину и сыр. Саманта велела мужчинам открыть принесенную ею бутылку шампанского. Пол расстроился:
— А я ничего не принес.
— А я ничего не принес.
— Выбери любую бутылку, потом вернешь, — предложил Полковник.
Где-то через час Пол осторожно спросил:
— Завтра днем прилетает моя знакомая, я обещал ей показать Нью-Йорк. Не возражаешь, если мы зайдем к тебе?
Полковник не успел ответить, когда почувствовал, как Саманта положила свою руку на его левую руку и нежно прижала. Это был сигнал, которым она сообщала, какой ответ она хотела бы услышать. Он накрыл своей правой ладонью ее руку, испытывая внутреннее удовлетворение:
— Нам будет приятно, если мы проведем вечер вместе.
Полковник смотрел то на сына, то Саманту. Они не скрывали своей радости. А Полковник подумал, как мало нужно для радости, ощущения счастья. Радости в жизни и радости от жизни ему не хватало, именно это его и тревожило. Может быть, все изменится с появлением Саманты?
…Два дня, проведенные с Александрой, так звали подругу Пола, доставили огромное удовольствие. И, провожая их в аэропорт, Полковник впервые заметил, что Пол раскрепощен, в нем проявились новые черты, а главное — уверенность. Хорошо, что успел его увидеть таким, подумал Полковник и, довольный сложившимися обстоятельствами, обнял сына:
— У нас не было времени поговорить о твоей будущей работе. Может быть, и хорошо. На днях пришлю письмо, так, мои наблюдения. Тематика на будущее.
Вскоре ухала и Саманта. Дом опустел. Тишина, привычная для Полковника, стала его тяготить. Успокаивало и обнадеживало обещание Саманты скоро приехать.
Днем 31 декабря позвонила Саманта:
— Какие у тебя планы?
От неожиданности, а Саманта собиралась куда-то уехать, Полковник растерялся, что было несвойственно ему.
— Ты меня слышишь?
— Раз есть вопрос, то должно быть и предложение, — ответил он.
— Хочешь, мы вместе встретим Новый год? Только, если не возражаешь, встретим у тебя дома, — предложила она.
— Секунду подожди.
После небольшой паузы Саманта встревожилась:
— Что-нибудь случилось?
— Нет, — радостно сообщил Полковник. — Я посмотрел, сколько бутылок шампанского у меня, хватит ли нам.
— И как? — игриво спросила она, после того как волнение из-за возникшей паузы прошло.
— Вполне хватит, не надо будет отъезжать.
— У меня тоже есть для тебя бутылка.
Впервые за многие годы он ощутил праздник встречи Нового года, а Новый год не был простой сменой даты календаря. Они пили шампанское, и он смотрел в ее голубые глаза. Пожалуй, возраст и ужасно реалистичное восприятие окружающей действительности сдерживали его от безумных шагов и слов. Утонуть в ее глазах и забыться — красиво, но его мозг стоял на страже того мира, который он сам в себе и для себя создал, и не позволял ни мыслями, ни действиями поставить под удар основы и принципы его, Полковника, существования.
Будучи студентом, когда неудовлетворенность впервые стала проявляться, Полковник написал небольшой рассказ. Рассказ о человеке и его мозге, их разговоре. Он, окруженный информацией, словно муха в паутине паука, и испытывающий ограничения в наслаждениях, развлечениях и отдыхе, видел несправедливость в своей студенческой среде. Если он вынужден был пробиваться, отказывая себе во всем, и быть на голову выше в знаниях, которые черпал во всех доступных источниках, другие делали вид, что учатся, уверенные, что их будущее обеспечено. Надежда на то, что работа в ЦРУ что-то изменит в его жизни, не оправдалась. Возможно, он виноват сам в том, что в его жизни не было ярких эпизодов? В том, что он погрузился в однообразие и скукоту? Может быть, поэтому он сохранил рассказ, а не уничтожил, как все, что он когда-либо написал, — обзоры, которые легли в основу секретных операций, и сами секретные проекты? Ничего не осталось. Ни единой бумажки. Только три страницы рукописи.
Рукопись этого небольшого рассказа лежала у него в столе. Иногда он делал вид, что перечитывает. На самом же деле текст он знал наизусть, лишь порой останавливался на отдельных словах, наиболее важных и критичных для него в тот момент.
Я подошел к окну, открыл и закричал в окружающий меня серый мир. Кричал что было мочи. Мне показалось, что поток извергнутой энергии изменит мир или хотя бы меня. Прохожие не обернулись, никто не остановился. Лишь тишина после крика стала звонче. И серость усилилась из-за потери энергии.
— И чего ты добился? — спросил мозг. — Хочется радости, праздника?
— Да, хочу и об этом заявляю.
— Хвалю за смелость, за честность. Но ты сам выбрал этот мир. Смирись. В сером цвете есть много оттенков, и это твой мир, твой выбор.
Я попытался что-то сказать, но ничего не было слышно, только губы бесшумно шевелились.
— Вот видишь, ты не можешь донести свое желание. Оно слабо. Успокойся. Одни художники пишут яркие картины, а графики пользуются лишь черными или серыми красками или чернилами. И они тоже художники. При чем цвет, если главное — мастерство? Будь художником и ощущай это. Будь большим художником и наслаждайся этим.
Саманта подарила ему ощущение праздника, или это ощущение вызвано обстоятельствами? Или он сам обнаружил, что может наслаждаться жизнью, может видеть праздник в жизни, как художник видит чистые и яркие цвета в скучной картине осени?
Но вторая часть его сознания, оставленная им без внимания, стала требовать возврата к той жизни, которая была свойственна ему. И в этой жизни работа доминировала над всем. Содержание работы не позволяло радоваться. Может быть, подсознательно его мозг не воспринимал радость, запрещая ее, чтобы не было внутреннего конфликта между собственной радостью и болью, определяемой им для многих неизвестных ему людей? Существование в устойчивой серой среде устраняло вероятность цветового конфликта, нервного срыва. Любой намек нервного срыва для него означал конец. Его заказчики спали спокойно, пока он жил в своей надежной серой клетке. Любое отклонение, которое они постоянно контролировали, означал заказ на его устранение.
И это правило игры было одобрено всеми сторонами.
Полковник спустился на кухню, открыл бутылку пива и удобно расположился в кресле. Он молча пил пиво. Воспоминания о Саманте окончательно победили желание работать. Полковник посмотрел на часы, закрыл глаза, погружаясь в мечты, и окончательно решил, что все может подождать до завтра.
Фейк, 17 января 2015 годаДень не заладился. Проснувшись, Полковник почувствовал, что этот день не его, не его удачи. Утром в ванной Полковник потерпел полное фиаско: оступился, но с трудом удержал равновесие и порезал лицо, когда брился. В довершение всего позвонила бывшая жена. Завершив с ней разговор, он не понял, почему она позвонила. Хотя все было ясно — она пристально наблюдала за тем, как налаживаются его отношения с сыном, что вызывало у нее ревность, и сегодня эта ревность обрушилась на Полковника раздражением. Она, воспитывая сына, пыталась монополизировать его любовь, не понимая, что ее эгоизм либо убьет в мальчике мужчину, либо потом он будет ненавидеть женщин. Робкие попытки, вызванные занятостью на работе и боязнью лишиться свиданий, уберечь сына от чрезмерной любви матери не могли серьезно изменить ситуацию. Лишь в последний год произошел существенный сдвиг, и Пол, лишенный долгое время тесного общения с отцом, стал искать встреч с ним, восторгаясь его эрудицией, умением логически мыслить и выдержкой. Компенсируя утраченное внимание, отец не пытался противопоставлять себя матери, он просто общался, давая сыну духовную защиту. Материнский эгоизм почувствовал происходящие в Поле изменения и попытался воспрепятствовать, но процесс пошел, а Пол был уже достаточно взрослым, чтобы безропотно исполнять ее капризы. Естественно, что Полковник в глазах бывшей супруги приобретал статус нежелательного элемента, но его материальное состояние, которого она не знала, но предполагала достаточно крепким, не позволяло ей принимать решительные меры, чтобы существенно ограничить общение Пола с отцом.
Очевидно, что Пол в несколько восторженных тонах рассказал о Рождестве, проведенное у отца вместе с Александрой. Возможно, упомянул Саманту, что также могло вызвать приступ ревности. С трудом выждав почти две недели, она не удержалась и позвонила, чтобы излить всю накопившую в ней желчь.
Расстроенный Полковник сидел на диване и думал о том, что внутренний мир человека порой оказывается куда сложнее, чем огромный внешний мир. Просчитывая различные связи, выстраивая последовательные цепочки событий сотен и тысяч людей, он не мог предугадать реакцию бывшей супруги на простые события. Он понимал, что все его проекты строятся на жесткой логике, но в логике бывшей супруги с годами появились элементы, трудно поддающиеся предопределению и сводящиеся к принципу «лишь бы нагадить». Предвидеть способ реализации этого принципа, подверженного алогичной природе с импульсивным выходом, было невозможно рациональному мышлению Полковника.