– Стрелял кто? Кто стрелял?
– Я. Грабители в дом проникли, двое. Но уже все в порядке, идемте, покажу, Андрей Павлович. Сами посмотрите – ничего не пропало?
– Сиди здесь, – бросил через плечо Бирюков жене.
Они вошли в кабинет. Мертвый Хрущ лежал у окна. Войнич чуть заметно дышал, но в себя еще не пришел.
– Этого пристрелить пришлось. А этот жив, просто я его оглушил. Сейф вскрыли, гады. Еще б немного – ушли.
Бирюков заглянул в сейф, затем открыл кейс, довольно улыбнулся:
– Ничего взять не успели. За тобой, Николай, мы с Маринкой как за каменной стеной. Жалованье я тебе увеличу.
Когда Бирюков поднял голову, Портнов уже держал в руке пистолет, ствол смотрел прямо на бизнесмена.
– Ты чего? – не понял Бирюков.
И лишь, когда встретился с ним глазами, догадался обо всем, потянулся к револьверу, лежавшему на столе, схватил его, сжал в руке, но было уже поздно. Громыхнул выстрел. Бизнесмена с простреленной навылет головой отбросило к стене, он сполз по ней, оставляя за собой кровавый след. Портнов деловито протер пистолет, из которого убил своего босса, вложил его в руку бесчувственному Войничу, сжал ему пальцы. После чего достал мобильник и спокойно набрал номер.
– Полиция?.. Тут попытка ограбления со взломом и двойное убийство, одно, как понимаю, с целью самозащиты… Да, я ничего не трогал, только зашел… Жду…
Окончив разговор, Портнов вернулся в спальню. Маринка сидела на кровати, укутавшись в одеяло.
– Все? – спросила она.
– На этот раз уже точно, – устало произнес Николай. – Повтори то, чему я тебя учил.
– Ночью муж разбудил меня, потому что услышал какие-то подозрительные звуки в доме, – заученно произнесла она. – Взял револьвер и пошел. Затем я услышала два выстрела. Испугалась и заперлась. Ну а потом пришел ты. Короче, мы должны убедить полицию, что одного грабителя застрелил муж, а второй застрелил его.
– Только больше эмоциональности в голосе. А до приезда полиции ты еще раз поучишься плакать. Ну, давай.
– Ууу… – всхлипнула Маринка. – Ууу… – и попыталась выдавить из себя слезы.
Петр и Маша смотрели из машины Матульского на окно кабинета.
– Что там, черт возьми, произошло? – с тревогой спросил отец. – Они с собой оружие взяли?
– Миша Хрущу запретил даже нож брать. Папа, что там такое? Я боюсь за Мишу. Ты же сам сказал, что у него не оставалось выбора. Ну, где он?
Вдалеке уже завывали полицейские сирены. Петр резко повернулся к дочери:
– Быстро. В свою машину! Скатываешься с заглушенным двигателем с горки, катишься, сколько будет возможности, и только потом запускаешь мотор. До утра сидишь дома. Постарайся, чтобы никто не видел, как ты входишь. Все, пошла!
– Папа, а ты? – Маша не хотела оставлять отца.
– Пошла. – Он выпихнул ее из «Гольфа», захлопнул дверцу, запустил двигатель и рванул вперед, навстречу сполохам полицейских мигалок.
– Миша… – заплакала Маша, но ее отец умел приказывать.
Руки, ноги не слушались, но девушка все же отпустила ручник. Машина беззвучно покатилась с горки. Инерции хватило, чтобы завернуть за угол. Маша повернула ключ в замке зажигания. Заурчал мотор. С выключенными габаритами автомобиль поехал по улице.
Петр Матульский мчался навстречу патрульной полицейской машине. Завывала сирена, полыхала красным и синим мигалка. Он сделал вид, что хочет принять вправо, резко вывернул руль, колесо ткнулось в бордюр. «Гольф» занесло, выбросило на встречку. Патрульная машина со всей дури врезалась в зад «Гольфа». На несколько минут на улице воцарилась тишина. Полицейский, сидевший за рулем, наконец-то пришел в себя, выбрался из машины, вытер рукавом окровавленное лицо, заглянул в «Гольф». Петр поднял голову.
– Извини, командир. Что-то не рассчитал, шарахнулся в сторону. Без ног машину водить не подарок.
– Да уж ясно, что не специально.
Полицейский сплюнул на землю, вернулся к своей машине, взял рацию:
– Мы в серьезную аварию попали… Что?.. Второй экипаж уже на подходе?.. Скоро будут?.. Вот и отлично, пусть они и едут по вызову… – Он положил рацию и стал помогать своему напарнику выбраться из машины.
Скрежет сминаемого металла, звон разбитого стекла, завывание полицейской сирены раскаленным гвоздем вошли в голову Войничу. Это и заставило его открыть глаза. Страшно болело темечко, он коснулся его ладонью и посмотрел на испачканную кровью руку.
– Хрущ, – негромко позвал Михаил и только потом увидел мертвого приятеля.
Войнич поднялся, тупо глянул на пистолет в руке, машинально выщелкнул обойму, патронов в ней не было. Затворная рамка отведена, значит, из него стреляли последним патроном. Увиденное тут же сложилось в уме Михаила в стройную картину – такую, какую Портнов хотел представить полиции. Якобы двое грабителей проникли в кабинет, вскрыли сейф и уже готовились улизнуть, как тут вошел хозяин особняка, вооруженный револьвером. Первый выстрел пришелся в Хруща и уложил его наповал. Затем последовала короткая стычка, в результате которой Войнич получил от Бирюкова оглушающий удар по голове, но все же успел выстрелить и убить бизнесмена.
– Черт… – выругался Михаил. – Если я буду рассказывать правду, мне не только следак с судьей и присяжными не поверят, а даже адвокат посоветует придумать что-нибудь поправдоподобнее.
Войнича хоть и «штормило», но мысли уже не путались в голове. Он сунул пистолет в карман, схватил кейс с деньгами и выбежал на балкон. По дереву перебрался на стремянку, сорвался с нее и покатился по земле. Поднялся на ноги, хромая, рванулся к кустам, захрустел ими. Он стремился уйти подальше от города, в горы, туда, где нет дорог, где можно спрятаться.
* * *Гнобин и Маша сидели в хранилище. На письменном столе высились три картонки. Старый коллекционер доставал из них экспонаты, внимательно осматривал – не подменили ли, не повредили, сверялся с инвентарными номерками и только после этого ставил в журнале учета галочку карандашом. Мол, экспонат вернулся на место.
– Честно говоря, я больше всего боялся, что вы что-нибудь повредите, – признавался Бронислав Францевич во время осмотра. – Даже музейные работники при перевозках иногда наносят непоправимый ущерб ценностям. Ну, сами подумайте, какие у них зарплаты. Разве может нищий человек трепетно относиться к раритетам стоимостью в тысячи, десятки, сотни тысяч долларов. Он на подсознательном уровне ненавидит чужое богатство. Поэтому я создал свою коллекцию.
– Да… – коротко ответила Маша и вновь без всякого выражения на лице уставилась в бетонную стену.
– Еще где-то час, и я закончу, – вздохнул коллекционер. – Вы не спешите? Хотя это неважно.
– Мне некуда спешить, – бесцветным голосом отозвалась девушка.
– Итак, номер триста восемьдесят шестой, – произнес Гнобин, разглядывая автограф Пастернака.
Как и обещал, через час коллекционер закончил, экспонаты вернулись на свои места.
– Все сходится, – улыбнулся он. – А вот вы хоть и сумели меня ограбить, но поступили очень неосмотрительно, придя ко мне одна, – Бронислав Францевич достал из ящика стола коллекционный дуэльный пистолет. – Из него был убит на дуэли Пушкин, – не преминул похвалиться Гнобин. – И сейчас он, между прочим, заряжен. – Кто сможет мне помешать отправить вас восвояси, не расплатившись? А то и вообще убить и закопать тело в хранилище, где его никто и никогда при моей жизни не найдет?
– Мне теперь все равно, – ответила Маша, поднимаясь. – До свидания.
– А как же отец, которого вы хотели поставить на ноги? – изумился Гнобин.
– Он попал в аварию, сейчас в реанимации, неизвестно, выживет ли.
– А ваши друзья, они тоже согласны остаться без денег? – изумился коллекционер.
– Да пошли вы к черту! Чего вы мне в душу лезете! – сорвалась девушка на крик. – Получили свои краденые побрякушки, так и радуйтесь. Все!
Маша рванулась к двери, но стала путаться в запорах, не смогла открыть.
– Погодите, – догнал ее Бронислав Францевич. – Я же не знал, что у вас случилось. Да, я мог бы не заплатить. И даже собрался так поступить, когда вы приехали одна. Но деньги я приготовил, вот они, берите.
– Почему вы передумали?
– От судьбы всегда нужно откупаться. По этой же причине вы подаете и нищим у церкви. Ведь подаете?
– Подаю, – призналась Маша.
– Вы просто откупаетесь этим от судьбы. Берите. – Коллекционер вручил девушке картонную коробку.
Она взяла ее и попросила:
– Дверь откройте, мне душно здесь.
– Вы даже не проверите, не пересчитаете? – изумился Гнобин.
– Зачем?
– Я мог обмануть вас.
Маша грустно усмехнулась:
– Тридцать тысяч евро там наберется?
– Там значительно больше.
– Тогда до свидания.
– Я проведу вас, лестница крутая.
Гнобин и Маша вышли во двор. Девушка поставила коробку с деньгами в проволочную корзину, укрепленную перед рулем скутера.
– Я поехала. Спасибо вам и еще раз извините.
– Я поехала. Спасибо вам и еще раз извините.
– Это вы меня за дуэльный пистолет извините и за глупые угрозы. Вообще-то я человек миролюбивый, потому и ушел из бизнеса.
– Прощайте.
Тихо заурчал двигатель. Скутер выехал за ворота. Дорога расплывалась, на глаза накатывали слезы. Но Маша и не думала останавливаться. Ей было практически все равно, что с ней сейчас произойдет.
– Дура, где прешь! К обочине забирай! – зло крикнули ей из проезжавшей машины.
Девушка машинально приняла вправо, поехала даже не по асфальту, а по пыльной обочине. За городом Маша пару раз останавливалась, чтобы поплакать. Наконец вокруг нее зашуршал высокий тростник. Скутер выехал к пляжу. На гальке лицом к морю сидел мужчина в шляпе и смотрел на набегающие волны.
– Миша? – неуверенно позвала Маша, ей казалось, что это видение, призрак. – Миша, живой? – Она бросилась к нему, принялась целовать.
– Я не мог найти тебя. Осторожно, голова…
С Михаила слетела шляпа, голова у него была забинтована, сквозь повязку проступала кровь.
– Отец в реанимации, – спохватилась Маша. – Полиция подозревает, что он тебе и Хрущу помогал.
– Все будет хорошо, – пообещал Войнич, – я все улажу, мне только надо немного времени. – Ты же веришь, что я никого не убивал?
* * *Ольга шла по длинному коридору. Над головой проплывали неяркие лампочки. Белые кафельные стены казались бесконечными. Стук ее каблучков гулко разлетался среди бетонных стен. Рядом с женщиной шел подполковник Крюков, в пальцах загипсованной руки он вращал монетку.
– В протоколе вы неверно указали адрес, – произнес он.
– Как это неправильно? – удивилась женщина. – У меня в паспорте так написано. – Но тут же спохватилась: – Было написано… Он сгорел на пожаре.
– Теперь и улицы такой нет – строительная площадка там, – нам сюда.
Крюков толкнул дверь плечом, вошел первым, следом за ним Ольга. В патологоанатомическом зале густо пахло формалином. На столах из нержавейки лежали мертвые тела, прикрытые простынями. Лишь одно было открыто и уже облачено в костюм. Гример наводил последние штрихи на лице мертвого Бирюкова, придавая ему подобие жизни. Рядом стояла Маринка, нос и губы она прикрывала скомканным платком, то ли слезы с соплями собирала, то ли прятала улыбку.
– Вы только к лицу не прикасайтесь, – говорил гример. – А то краску смажете.
– Понятно, – отвечала Маринка.
Гример напоследок пригладил редкие волосы бизнесмена гребнем.
– Можете забирать.
Двое сотрудников морга покатили каталку с трупом к выходу.
– На какое кладбище его повезут? – спросил один из служителей.
– В крематорий, – ответила Марина. – Так он сам при жизни хотел.
– Тогда мне с вами не по дороге. Подъехать думал, – отозвался служитель.
Ольге с Крюковым пришлось отойти к стене, пропуская каталку.
У металлического стола подполковника и Ольгу уже поджидали следователь и патологоанатом.
– Здравствуйте, – произнес следак. – Вы готовы?
– Да, – побледневшими губами ответила Ольга.
Патологоанатом неторопливо отвернул простыню, стараясь не открывать огнестрельную рану на груди. Ольга вздрогнула, но удержалась, не вскрикнула.
– Да, это он, Хрущ, – сказала она и отвела взгляд.
Простыня вновь прикрыла труп с головой.
– Значит, вы опознаете в убитом Хрущева Станислава Васильевича? – переспросил следак.
– Я не знала его отчества. Но это он, Станислав.
– Спасибо.
Ольга вышла за ограду больницы. Сияло солнце, за деревьями синело море. Она шла по улице, но не чувствовала летних запахов, ей казалось, что все в городе пропахло формалином и сладковатым ароматом разлагающейся плоти. Куда идти, она даже не знала. Квартиру, которую снимал Хрущ, опечатали. А у нее оставалось денег в лучшем случае на месяц жизни. Нужно было искать работу, жилье. Ее судьба ровным счетом никого не интересовала, если не считать следователя, взявшего с нее подписку о невыезде.
Ольга зашла в парк, села на лавочку, закурила. Смотрела на гуляющих. Сердце сжималось, ведь все, кого ей приходилось видеть, были не одни. Кто-то с детьми, кто-то с мужем или женой. Прохаживались молодые парочки.
– Оля, это я, – услышала она у себя за спиной и вздрогнула.
Войнич в широкополой соломенной шляпе обошел лавку и сел в отдалении.
– Я рада, что с тобой все в порядке, – произнесла она.
– А я надеялся услышать: «Почему на его месте не оказался ты?»
– Станислава уже не вернешь. Я пару часов как из морга, пригласили опознать его. Миша, давай все забудем. – Ольга протянула руку. – Мне все время казалось, что я просто недолюбила в жизни. Вот и сорвалась. А теперь здесь, – женщина показала на сердце, – стало пусто. Ты простишь меня?
На прямой вопрос Михаил не дал прямого ответа.
– Вот, держи. – Он поставил между собой и женой пакет. – Здесь его доля. Думаю, Стас сейчас смотрит на нас. Он не против, что я так распорядился его деньгами.
– Думаешь, мне нужны деньги? Мне нужен ты.
– Извини. Свой выбор ты уже сделала.
– Теперь вместо меня будет она? Ты подумай. Ты состаришься, а она – в полном соку, под сорок. Все повторится, только уже ты не сможешь это пережить.
– Я ей говорил то же самое. – Войнич поднялся, затем взял ладонь Ольги и поднес ее к губам. – Все, – сказал он и торопливо, словно боялся передумать, зашагал по аллейке.
Ольга рванулась за ним, но на полдороге остановилась, поняв, что ей уже ничего не поможет.
* * *Джип свернул с грунтовки и съехал прямо на пляж – ровно в том месте, где отдыхал несколько дней тому назад Бирюков. Все так же белели среди песка и гальки выброшенные штормом стволы огромных деревьев. Все так же лениво жевали жвачку абхазские коровы, поблескивали пустые пластиковые бутылки. Автомобиль прокатился по песку и замер почти у самой воды.
Портнов выбрался из-за руля. Подполковник Крюков помог выйти из машины Маринке. В руках женщина держала урну с прахом покойного супруга.
– Ну, – вздохнул полицейский подполковник, – Андрей Павлович, вот мы и на месте. Все, как ты хотел.
– Да-да, именно так, – подтвердила Маринка. – Как-то, не знаю, что уж на него нашло, он о смерти недавно со мной разговор завел.
– Может, предчувствовал? – спросил Крюков.
– Наверное. Тонкой души был человек, – вставил свои пять копеек Николай.
– Так и сказал, – Маринка поглаживала урну с прахом ладонью. – Мол, если что, ты меня не в земле хорони, а сожги и пепел развей над морем, возле Пицунды.
– Не зря его в последний раз сюда потянуло. И бомжара, который в кустах сдох, – это знак свыше был, а мы его не распознали, – вздохнул подполковник.
Насчет смерти Бирюкова он убивался абсолютно искренне. Столько сил и связей вложил в перспективного бизнесмена, а отдачи не последовало. Теперь предстояло начинать все сначала. Вот и поехал с Мариной и Портновым исполнять последнюю волю покойного.
Конечно же, сам Бирюков никогда о смерти и обряде похорон ничего Марине не говорил. Чувствовал себя вполне здоровым и полным сил. Жена просто придумала на ходу его последнюю волю, боялась, что эксперты-криминалисты, покопавшись в теле лишний день, выйдут на настоящего убийцу.
– Спасибо вам, подполковник, что помогли вопрос с телом быстро решить, – обратилась Маринка к Крюкову. – Человека ж надо хоронить назавтра после смерти, так принято. Мой Андрей и так день перележал. А ведь лето на дворе.
– Наверное, присесть надо? – предположил подполковник.
Все трое уселись на отполированный волнами и ветром толстый ствол. Помолчали. Крюков достал из кармана плоскую фляжку из нержавейки, открутил пробку.
– Ну, Андрей Павлович, пусть тебе морские волны пухом будут, – глотнул, передал фляжку Портнову.
– Мир праху твоему, – сказал Николай и пригубил.
Маринка смочила спиртным губы, затем склонилась к урне и что-то прошептала, словно покойному на ушко, выпрямившись, объяснила:
– Он любил, когда я говорила ему эти слова.
– А, понимаю, сугубо личное, интимное. Но говорят, что на том свете секса не бывает. По-моему, чушь. Какой же это рай, если без секса? – сочувственно произнес Крюков. – Кто пепел рассыпать будет?
– Положено вдове, – неуверенно произнес Николай.
– Раз положено… – Маринка попыталась снять крышку с урны, но та была заклеена. – Коля, глянь.
Портнов стал всматриваться в щель между крышкой и урной.
– Кажись, эпоксидкой заклеили, идиоты. Я же предупреждал, что пепел будет развеян. У тебя, подполковник, нож найдется?
– Откуда?
Пришлось идти к машине, доставать инструменты. Маринка держала урну, прижав ее к выбеленному стволу дерева. Николай вставил в щель отвертку и стучал по рукоятке молотком.
– Вроде пошла. – Он стукнул посильнее.
От удара урна развалилась на части. Пепел подхватил ветер, бросил его на всех троих серой тучей. Маринка завизжала. Подполковник выматерился, а Портнов стал отплевываться.