Слуги опахалами отгоняли мух.
– Ох, красота, – сказал Нерейд.
– Ешь быстрее, – Ивар глянул в сторону нетерпеливо переминающегося у дверей Куаутемока. – А то тех, кто задерживается, тут тоже приносят в жертву, богу опозданий…
Викинги ответили дружным гоготом.
Ели быстро и жадно, словно голодали месяц, с хрустом за ушами и аппетитным чавканьем. Блюда пустели так быстро, что слуги не успевали их менять.
– Мы готовы, – проговорил Ивар, когда с едой оказалось покончено. – А нам точно необходимо посетить это жертвоприношение?
– Вы гости императора, – в голосе Куаутемока прозвучало осуждение. – А от его приглашения может отказаться лишь тот, кому надоела жизнь…
– Вот это по-нашему, – одобрил Ульв. – Чуть что не так – на кол! Или голову отрубить. Красота!
Выйдя из Покоя Соленой Воды, зашагали на север. Миновали здание, где вчера шел пир, обошли пруд, где плавали десятки птиц. Оставили в стороне навесы, под которыми в огромных клетках рычали хищники.
Посыпанная желтым песком дорожка вывела к высокой ограде и калитке в ней, охраняемой двумя воинами. При виде чужаков они вытянулись, грозно выпучили глаза.
– Осторожнее, так можно и лопнуть, – сказал Нерейд, проходя мимо. – Или воздух вовсе не в то отверстие пойдет…
Один из воинов засипел, другой побагровел, став похожим на спелый томат.
За калиткой обнаружилась узкая улочка, ограниченная двумя стенами. Вторая, расположенная напротив окружающей императорский дворец, казалась выше, и по верху ее шел ряд оскаленных змеиных голов.
– За ней – храмовый квартал, – вполголоса сказал Арнвид. – Нас туда, судя по всему, и ведут.
Калитку в змеиной стене охраняли не просто воины, а вооруженные жрецы с покрытыми грязью волосами и исцарапанными лицами. Глядели мрачно, наготове держали мечи.
– Нам сюда. – Куаутемок как ни в чем не бывало прошел между служителями богов, за ним поспешили викинги.
За змеиной оградой все было застроено очень тесно. За площадкой для игры в мяч зеленели деревья, из них поднималось украшенное колоннами строение, чуть левее располагалась небольшая пирамида с цилиндрическим храмом наверху. За ним возвышалась громада самой большой пирамиды с двумя святилищами на макушке.
– Нам туда, – Куаутемок указал в сторону цилиндра. – Оттуда мы сможем наблюдать за церемонией.
– А что это такое? – полюбопытствовал Гримгельмир.
– Храм Кецалькоатля, вашего отца. А дальше на север – пирамида Тескатлипоки, могущественного и коварного.
При этих словах по спине Ивара побежал морозец. Арнвид рассказал о встрече с ночным чудовищем, и эта новость конунга вовсе не обрадовала – предпочел бы не привлекать внимания местных богов.
Кто знает, пили ли они мед с асами?
Двигаясь вдоль змеиной ограды, обошли пирамиду с юга, стал виден вход в святилище Тескатлипоки, сделанный в виде оскаленной пасти, ведущая к нему лестница, покрытая потеками застывшей крови.
– Брр… – сказал Нерейд. – Хоть бы пол мыли иногда, что ли…
У подножия главной пирамиды виднелось сооружение, напоминающее врытую в землю лестницу из двух столбов. На заменяющих ступени длинных шестах чудовищными плодами висели нанизанные человеческие головы.
Тут были старые, почти оголившиеся черепа с торчащими клоками обесцветившихся волос, и свежие, из шей которых едва перестала сочиться кровь, а по лицам ползали мухи, влезали в ноздри, в дыры на месте глаз.
– Это зачем? – Кари почесал затылок, раздался звук, какой бывает, если скребут по дубленой коже. – И где тела?
– Это приношение богам, – отозвался один из воинов-ацтеков. – А тела съели во время ритуального пира…
Ивар ощутил, как его передернуло, увидел кислую улыбку на лице Арнвида.
Полезли вверх по лестнице, через десяток шагов стала ясна причина доносящегося из-за ограды глухого равномерного шума. Площадь перед храмовым кварталом оказалась заполнена народом.
Цветастые, украшенные вышивкой накидки стоящей в первых рядах знати выглядели ярко, как листья в осеннем лесу. От ворот в змеиной ограде к одной из улиц вел широкий проход.
– Пожалуй, хватит, – Куаутемок остановился, когда они добрались до середины высоты.
Отсюда была видна площадь, зелень садов, окружающих императорский дворец, серая глыба главной пирамиды, два святилища на ее вершине – алое, украшенное белыми черепами и золотыми бабочками, и бело-синее, окаймленное гирляндами раковин.
Между ними, у начала ведущей вниз лестницы стоял император, ветер трепал его зелено-бронзовый плащ.
За спиной правителя ацтеков толпились жрецы, в черных накидках похожие на стаю ворон, впереди всех располагался Гравицкоатль, рядом с ним – женщина, чьи волосы были рыжими, точно пламя.
– А баба-то что там делает? – удивился Нерейд.
– Это Надикецаль, верховная жрица Чальчиуитликуэ, той, что в платье из драгоценностей, – ответил Куаутемок. – Она славна на весь Теночтитлан благочестием и страстью в служении богам…
– Ага, – хмыкнул рыжий викинг. – А волосы зачем-то охрой намазаны!
Сказать что-либо еще Куаутемок не успел. На вершине главной пирамиды загудели раковины, толпа на площади замолчала. Стали слышны доносящиеся издалека крики и пение.
С улицы, от которой к воротам вел проход, появились голые люди со связанными руками. Они шли неровно, спотыкаясь, а жрецы с распущенными, торчащими волосами, прыгали вокруг, пели, орали и хохотали, тыкали пленников мечами, кровь капала на мостовую.
Толпа молча провожала глазами несчастных, которых гнали, как баранов на бойню.
– Они одурманены чем-то, – тихо сказал Ингьяльд. – Нормальные люди так двигаться не могут, да и глаза выпучены…
– Похоже на то, – согласился Ивар. – Мухоморами накормили или еще какой дрянью.
– Это пленники, захваченные нами во время походов! – гордо заявил Куаутемок. – Сегодня их кровь накормит наших богов, но никто не собирается причинять лишней боли. Будущим жертвам дают вдоволь курить перед церемонией, и священный табак притупляет боль…
Пленников загнали за ограду, одного повалили и потащили по лестнице к вершине главной пирамиды. Там запылал костер, взметнулись ало-рыжие языки, полетели искры, черный дым пополз к бирюзовому, точно вымытому небу.
– Да будет доволен бог, обитающий в каждом жилище! – вперед выступил дряхлый жрец, согнутый, будто неудачно вколоченный гвоздь, взмахнул кремневым ножом. – Да дарует он нам тепло и свет!
Пленника с размаху швырнули в огонь, истошный вопль быстро оборвался, Ивар ощутил тошноту.
В изумлении глядел как слегка обгоревшее тело баграми выволакивают из пламени, кладут на жертвенный камень, а старый жрец уверенным движением вскрывает грудь и извлекает еще трепещущее сердце.
– Шиутекутли! – толпа на площади заревела, в воздух полетели цветы, а сброшенное с пирамиды тело ударилось оземь. Его подхватили набежавшие жрецы, голову отрезали и насадили на шест, а труп уволокли.
А в огонь бросали уже второго пленника, вырвать сердце из которого готовился Гравицкоатль. Лицо его искажала злобная радость, глаза сверкали, а руки тряслись.
Ивар ощутил сильное желание свернуть жрецу Уицилопочтли шею.
От главной пирамиды струился запах горящей плоти. Ацтеки орали и прыгали, потрясая руками. Викинги следили за жертвоприношением молча, Нерейд мрачно почесывал покрытую медной щетиной щеку.
– О боги, – шептал Арнвид, – как вы допускаете такое? Зачем? Зачем все это?
Ивар вздрогнул от отвращения.
Не раз в жизни он убивал, видел сражения, где гибли тысячи людей. Мог понять совершаемые ради обогащения разорение городов и пытки пленников, но не мог представить, что кому-то придет в голову уничтожать себе подобных настолько гнусным способом.
Ацтеки, как и их соседи, жертвовали богам людей по любому поводу, и не просто их убивали, а жестоко издевались, потом глумились над трупом и в некоторых случаях съедали его.
Хотелось спросить – что за безжалостные боги требуют подобного поклонения?
Последнего пленника, почерневшего, точно головешка, вытащили из огня, и пламя заревело, поднялось выше, словно в него швырнули несколько охапок хвороста, среди его языков появился ужасный лик.
– Шиутекутли! – люди на площади начали падать на колени, жрецы на вершине пирамиды – отступать к краю площадки.
Видно было, как они закрывают лица руками, спасаясь от неистового жара.
– Жррррааа! – щелкая и грохоча, прорычал огонь, в голосе его прозвучала бешеная мощь лесного пожара, ядовитое шипение торфяного, ярость извергающегося вулкана. – Жррррааа!
– Еще жрать просит? – удивился Нерейд, глаза его сузились. – Вот ненасытная утроба.
Пылающие глаза, похожие на два алых солнца, повернулись к викингам, Ивар ощутил на лице горячее дуновение.
Взгляд бога давил, заставлял опуститься на колени, но конунг стоял, не двигаясь с места. Ладонь его сжалась на рукояти меча, на скулах катались желваки.
Пылающие глаза, похожие на два алых солнца, повернулись к викингам, Ивар ощутил на лице горячее дуновение.
Взгляд бога давил, заставлял опуститься на колени, но конунг стоял, не двигаясь с места. Ладонь его сжалась на рукояти меча, на скулах катались желваки.
Ивар ощущал, что на него смотрит и император с соседней пирамиды, и жрецы, и толпа на площади.
– Чую, будет драка… – проговорил Ульв, мягким движением смещаясь за спину конунга и поворачиваясь боком.
Пламя с ревом опало, словно втянулось в пирамиду, костер погас, как будто его залило водой, исчез дым и запах гари.
– Шиутекутли принял жертву! – первым разобрался в ситуации Гравицкоатль. – Возблагодарим же его!
– Возблагодарим! – отозвалась толпа.
– Драка будет, но потом, – Ивар снял ладонь с меча, ощутил как страшное напряжение сползает с мышц.
Люди на площади орали и выли, жрецы крутились в странном танце, вскидывая руки и ноги, а император медленно спускался с пирамиды. За ним цветастым хвостом тянулась свита.
Гонги негромко звенели, вели мелодию флейты, в нужных местах вступали барабаны, рокоча, точно голоса подземных богов, но правитель ацтеков не слышал музыки.
Он сидел мрачный, как туча пепла над вулканом, не замечал, как перед ним меняют блюда.
Пир в честь праздника Старого Бога, владыки огня шел вяло, как-то дергано, вельможи и жрецы переговаривались шепотом, взгляды их были полны недоумения и даже тревоги.
Случившееся на жертвоприношении было делом неслыханным. Шиутекутли и раньше появлялся на праздниках в свою честь, но не так явно, и уж тем более не обращал внимания на кого-либо, кроме жрецов.
Виновники сегодняшнего переполоха сидели на почетных местах напротив императора, поглощали сладкий картофель, лягушек с соусом из красного перца, пироги с дичиной и бобами, громко смеялись и разговаривали, как и в чем не бывало.
– Что печалит моего владыку? – прозвучавший у самого уха голос заставил императора вздрогнуть.
Без особого удовольствия правитель ацтеков скосил глаза на Гравицкоатля.
Верховный служитель Уицилопочтли был не из суровых аскетов, истязающих себя постами и жертвоприношениями собственной кровью, не из ученых, способных высчитать день рождения любого из божеств и назвать все четыреста богов пьянства по именам.
Гравицкоатля сжигало явное властолюбие.
– Ты сам знаешь, жрец, – проговорил император.
– О, владыка, – из-за Гравицкоатля высунулась Надикецаль, – мы готовы сделать все, чтобы радость вернулась в твое сердце, а грусть оставила его навсегда…
– Короче говоря, вы готовы принести их в жертву, – император глянул на чужаков, с удивлением разглядывающих поданных им тритонов.
– Боги требуют крови! – заявил Гравицкоатль, оскалив острые и белые, точно у оцелота зубы.
– Пока я вижу, что их требуете вы. Они все же дети Кецалькоатля. Что скажет Пернатый Змей, если мы покусимся на жизни его отпрысков? Может быть, он отвернется от Теночтитлана?
– Не думаю, – покачала головой Надикецаль, с ее волос на циновку посыпались частички охры. – Все мы дети богов, и живем лишь для того, чтобы умереть и смертью своей дать миру возможность просуществовать еще немного…
– Это верно, – император вздохнул, почесал живот, поерзал в кресле. – Но все же они мои гости, как-то неловко поднимать на них оружие.
– Эти существа обманом и чародейством втерлись тебе в доверие, – прошипел Гравицкоатль. – Взгляни на них? Разве могут быть у кого-либо, кроме колдунов, такие глаза и волосы?
Чужаки пробовали рыбу в подливе из давленных тыквенных семян, мелкие косточки хрустели на их зубах.
– Да, наверно не может, клянусь мечом Уицилопочтли, – сказал император, глядя на блики, бегающие по светлым шевелюрам, по багровым, как кровь жертвы, лохмам ехидно скалящегося чужака. – Но что скажут соседи, если мы нападем на тех, кого поселили во дворце? Не посчитают ли, что отпрыски Теноча стали подлым народом?
Командующий армией империи, сидящий справа от императора, оторвался от обгладывания жирного голубя, облизал губы и сказал значительно:
– Если бы напали на кого из своих, на посольство от какой-нибудь Тласкалы или тлапанеков, тогда да. А до чужих приблуд, я думаю, никому не будет особого дела…
– Мы подберем самый подходящий день для жертвоприношения, – горячо зашептал Гравицкоатль, видя, что правитель готов уступить. – Когда небесные знаки встанут в нужном порядке, а боги-покровители взглянут благосклонно со всех девяти небес…
– Ладно, – император глубоко вздохнул, расправил плечи. – Подберите день, а ты… – он глянул на командующего, – подготовь отборных воинов. Что-то мне подсказывает – дети Кецалькоатля так просто не сдадутся.
– Рады исполнить волю владыки, – ответили жрец и полководец одновременно.
Музыканты завели новую мелодию, а слуги начали разносить шоколад.
Викинги смотрели на коричневый напиток без удивления, а пили с удовольствием. Зато при виде трубок, набитых ароматным табаком, они дружно изобразили отвращение.
Император медленно курил, выпуская дым через ноздри, и думал, что сидящие напротив него могучие существа радуются жизни, не подозревая о том, какая судьба их ждет.
Мысль эта почему-то вызвала озноб, и до самого конца пира император пребывал в необычайном для себя унынии.
– Слушай, Куаутемок, а как у вас с женщинами? – поинтересовался Нерейд, почесывая пузо.
Несколько дней после жертвоприношения викинги маялись бездельем, и если поначалу просто отсыпались и отъедались после длительного пешего похода, то потом начали скучать.
Сегодня утром почистили оружие, немного помахали мечами, чтобы размять мышцы, а сейчас просто валялись на циновках в Покое Соленой Воды.
– Э… – ацтек задумался, почесал голову. – В каком смысле?
– В прямом, – рыжий викинг сел на циновке, потянулся. – Если вот тебе захочется женского общества, то ты куда пойдешь? К какой-нибудь веселой вдове? Или у вас есть специальные девушки, отведенные для этих целей? А то ты видишь, что мы со скуки дохнем…
– Точно, – кивнул Рёгнвальд. – С каждым днем все больше хочется кого-нибудь убить.
– Ну, клянусь сандалиями Тлалока, – Куаутемок задумался. – Есть девушки, развлекающие молодых воинов танцами и пением, но на молодых вы не больно-то тянете.
– Еще как тянем, – хмыкнул Ульв.
– Но еще вы чужаки, а они живут при храме, куда вас вряд ли пустят, – сказал ацтек. – Там все происходит под присмотром богов.
– Что за народ? – трагически вздохнул Нерейд. – Пить – лишь старикам, продажных женщин – только молодым. А что делать нам, красавцам-мужчинам в полном расцвете сил?
– Воспитывать в себе добродетель, – лицо Куаутемока оставалось совершенно серьезным.
– Но развлекаться как-то надо? – вступил в разговор Ивар.
– Можно пойти посмотреть зверинец, – с сомнением проговорил Куаутемок. – Обойти сады, прекраснее которых нет на земле, послушать пение привезенных с юга птиц…
– Все это мы уже делали, клянусь башмаками Хель, – заметил Ивар. – Если так дело пойдет, то я сегодня-завтра отправлюсь к императору и попрошу его нас отпустить. Сколько можно? Пора бы и к кораблю вернуться.
– Э… – судя по лицу, Куаутемок призвал на помощь всех богов и богинь. – Пойдемте тогда, посмотрим город.
– Хорошая мысль, – сказал Ивар. – Все лучше, чем тут киснуть. И давай пойдем без сопровождения. А то как-то стыдно – нас, викингов, еще и охранять?
Дружинники оживились, повскакали на ноги, принялись натягивать кольчуги и застегивать пояса. Куаутемок торопливо ушел, но вскоре вернулся с кислым лицом:
– Не велено идти в одиночку, – сказал он. – Гостям императора положена охрана.
– Ладно, что с вами поделаешь, – Ивар махнул рукой.
Сидящие у крыльца ацтеки повскакали на ноги, подтянули к себе стоящие у стеночки копья.
Выйдя из здания, викинги окунулись в знойный воздух, густой и полный запахов, точно похлебка. Солнце хоть и миновало зенит, палило яростно, и немногочисленные облака не могли умерить его пыл.
Деревья в императорских садах едва шелестели листьями, и даже фонтаны журчали тише, чем обычно.
Пока шли по дорожкам, не встретили ни единого человека, только у ворот обнаружили воинов охраны, дремлющих в тени. Те проводили чужаков удивленными взглядами.
– Хорошо, – вздохнул Ивар, оглядывая почти пустую центральную площадь. – Ну что, куда пойдем?
– Можно в сторону рынка, – сказал Куаутемок. – Туда свозят диковины со всех четырех краев земли.
Улицы расходились от центральной площади прямые, точно спицы, многие состояли из прохожей части и канала. С воды доносился плеск, многочисленные лодки, нагруженные по самые борта, двигались в разных направлениях.
Пешком шагали вельможи в перьях и цветастых плащах, спешили куда-то простые горожане.