Подходя к машине, я увидела, что возле соседнего дома собралась куча народу. Моя натура такова, что не полюбопытствовать я просто не могла. Подобравшись поближе к собравшимся, я стала прислушиваться, о чем народ глаголет.
— Что ж теперь будет? — вздыхали то тут, то там.
— Оно и к лучшему! — зашептал кто-то рядом. — Намучилась с ним Антонина Константиновна.
— А в чем дело? — так же шепотом произнесла я, обратившись к этой женщине.
— Убили, Костю Рашпиля убили.
— Кого-кого? — не поняла я.
— Ну, Потемкина Костю!
— А-а-а! — протянула я, как будто правда вспомнила.
— Надо б Вовке Орлову сообщить, друг все-таки! — обратилась к нам стоящая рядом молодая женщина с ребенком на руках.
Эти слова сразу обострили мою реакцию на случившееся. Убитый — друг того человека, который сейчас так меня интересовал, поэтому надо было хотя бы вникнуть в суть произошедшего.
— Милицию-то вызвали? — спросил чей-то мужской голос.
— Да их сроду не дождешься! — громко возмутилась та, которая только что шепталась со мной.
Я решила воспользоваться моментом и нырнула в подъезд. Из ободранной двери на втором этаже доносились чьи-то протяжные рыдания. Толкнув дверь, я обнаружила, что она не заперта. Из освободившегося дверного проема на меня повеяло запахом перегара, табака и, кажется, крови. Прихожая была пуста. Справа находился вход в кухню, откуда и слышался плач. Я заглянула туда и увидела сухонькую пожилую женщину, которая, стоя на коленях, опустила лицо на лежавшего на полу мужчину и, вцепившись руками в его окровавленную рубашку, выла:
— Почему-у-у? За что-о-о?
Она настолько была убита горем, что даже не обращала на меня внимания. Я глянула вокруг — на столе стояла недопитая бутылка с какой-то мутноватой жидкостью. Поднеся ее к носу, я поняла — это самогон. Рядом находились две рюмашки и пустая пепельница. Можно было предположить — тот, с кем пиршествовал убитый, и являлся палачом. Одна рюмка была сплошь заляпана маслянистыми отпечатками чьих-то пальцев. На краю стола валялась картонная коробка с копченой мойвой, и мне стало понятно происхождение этих жирных следов.
Другой же стаканчик подозрительно блестел. Подняв его к свету, я обнаружила, что он напрочь лишен отпечатков. Убийца явно заботился о своем безоблачном будущем, даже избавиться от окурков не забыл. Клеенка на столе была старая, местами порванная, с загнутыми углами. На одном краю собутыльники рассыпали пепел, и, отогнув клеенку, я обнаружила там небольшой окурок. Осторожно взяв бычок в руки, я стала пристально его разглядывать. Мне, как человеку курящему и тем более как хорошему детективу, не составляло труда даже по самому мятому остатку сигареты определить марку изделия. В данном случае это была «Астра». Я вспомнила — Орлов ничего, кроме нее, не курил и решила прихватить находку с собой, для экспертизы.
Поглядев на рыдающую Антонину Константиновну, я нашла в полутора метрах от нее нож, обыкновенный, кухонный, средних размеров. Судя по виду раны на теле Кости, можно было говорить о том, что этот нож и явился орудием убийства. Но он сверкал как новенький — видимо, его тщательно вымыли под струей воды.
Как это ни кощунственно, я должна была задать пару вопросов несчастной матери убитого. На мое многократное «извините» она не откликалась, и мне пришлось потрясти ее за плечо и показать удостоверение.
— С кем пил Костя?
— Не знаю-ю-ю, — не переставала причитать Антонина Константиновна. — Сначала один. Я стала ругаться, так он меня запер в спальне и музыку врубил, потом позвонил кто-то, но разговоров из-за музыки слышно не было. Слышала только, как позже дверь хлопнула. Когда все успокоилось, пленка музыкальная в очередной раз кончилась, я подумала, что Костя уснул, и стала стучать соседке по трубе, чтоб она меня выпустила. Они уж привычные, знают, как я с сыном живу, сразу откликнулись. А как зашли — дверь открыта была, — так в крик! И ведь никто его, гада, не виде-е-ел!
Присев, я внимательнее осмотрела труп. По виду раны несложно было определить и то, сколько времени прошло с момента убийства. Хотя в моих планах была поездка в аэропорт за билетом в Тюмень, я решила сначала заняться проверкой находки, почему-то из головы не выходила мысль о причастности к этому делу Орлова.
Если он был как-то замешан в таинственном исчезновении Сурковой, то, узнав о том, что я напала на след, мог испугаться и, будучи вообще склонным к неадекватной реакции, совершить непредвиденный поступок.
Поверив словам матери убитого о том, что никто ничего подозрительного не видел и не слышал, я решила не тратить время на разговоры, а начинать немедленно действовать. Пусть менты пока беседуют, а я при необходимости всегда могу этим воспользоваться. Вдруг за дверью послышались шаги и приближающиеся мужские голоса. По разговору я поняла — это долгожданная милиция. На глаза попадаться — терять время на нежелательные объяснения, и я стала озираться вокруг в надежде найти для себя укрытие. Как и во многих тарасовских квартирах, в этой в стену прихожей была встроена довольно вместительная кладовая. Приоткрыв дверцу, я обнаружила там пальто, шубу и прочее, за которыми надеялась весьма надежно притаиться.
Створка захлопнулась за мной ровно в тот момент, когда в помещение вошла милиция. В щель я видела, как они мельком оглядели коридор и, подобно мне, прошли на кухню. Воспользовавшись этим моментом, я неслышно покинула свое убежище и проскользнула в открытую дверь.
Первым делом я направилась в лагерь. Гнала что есть мочи, не в силах сдерживать свое нетерпение. Катерина в обществе Орлова чаевничала. Еще издалека я заметила: он ведет себя как-то необычно — смеется неестественно, во весь голос, хлопает по плечу Курбанову, как старую приятельницу, и так далее. На меня у него была такая же реакция. Это возбудило во мне еще большие подозрения, но я, не ставя его в известность о том, какой владею информацией, стала отвечать ему столь же легкомысленным поведением. Екатерина собралась идти мыть посуду, и я, сразу же прервав беседу с Орловым, последовала за ней. Воспользовавшись моментом, пока она доставала из шкафчика моющее средство, я подменила бокал, из которого пил Орлов, на абсолютно чистый, спрятав использованный в свою сумку.
— Катя, — обратилась я к Курбановой, — Владимир сегодня весь день здесь?
— Да.
— Никуда не отлучался?
— Нет.
Наскоро попрощавшись с Курбановой, я села в машину и сразу же взяла в руки сотовый. Телефон Кири не отвечал, Мельников выехал по делу. Ничего не оставалось, кроме того как воспользоваться помощью Гарика.
— Да. Папазян слушает, — ответил он серьезно.
— Гарик, это Иванова. Выручай!
— Вай! Вай! Вай! — начал, как обычно, шутить Гарик.
— Гарик, не до шуток! Выручай, умоляю!
Папазян, уловив мое настроение, сразу сменил тон:
— В чем дело? — серьезно спросил он.
Я выложила суть своей просьбы и услышала положительный ответ. Гарик обещал организовать мне экспертизу окурка и бокала, то есть снять с них отпечатки и сверить их. Если они совпадают, то можно было быть уверенной, что компанию Косте, до того как его убили, составлял именно Орлов. Судя по словам матери убитого, к Рашпилю в этот вечер являлся только один человек, поэтому мнения о том, что после ухода — предположительно Орлова — в гости к Косте заглянул убийца, не возникало.
Время было дообеденное, рабочее, поэтому пришлось ехать к Папазяну на место службы. Это спасало меня от необходимости отмазываться от его приставаний.
— Твой профессионализм только возрастает! — воскликнул Гарик, глядя на тщательно упакованные мной вещдоки.
Я действительно не поскупилась на аккуратность и предусмотрительность. Окурок осторожно поместила в мешочек сразу же, а бокал — когда появилась возможность, потому что делать это в присутствии Курбановой было нельзя.
— А ты как думал! — отшутилась я и тут же перешла к делу: — Гарик, как можно быстрее! — Я кивнула на вещи.
— Расплату принимаю только натурой, — Папазян подмигнул мне.
— Согласна на любые условия, — ответила я, заранее обдумывая, как буду избавляться от настойчивого ухажера.
— Гарик Хачатурович, вас шеф вызывает, — обратился к Папазяну молоденький лейтенантик, заглянувший в дверь.
— Совещание, — Гарик виновато пожал плечами.
— По пути занеси, — я приподняла пакетики с окурком и бокалом и протянула другу, — звякнешь тогда, жду с нетерпением.
Я послала Гарику воздушный поцелуй и вышла из кабинета. В ментовке был спертый, прокуренный, тяжелый воздух, поэтому я с удовольствием покинула помещение. На меня сразу пахнуло дождем, листвой, травой, весенней свежестью. Посмотрев на небо я обнаружила, что иссиня-черные тучи заволокли небо, и где-то вдалеке уже сверкала молния. Ветер заметно усилился, поднимая клубы пыли.
— Погода под стать событиям, — проговорила я и села в машину.
За время ожидания результатов экспертизы нужно было позаботиться о билетах до Тюмени. Я набрала номер аэропорта.
— Аэропорт, — ответили мне на том конце провода.
— До Тюмени на сегодняшний вечер можно билетик заказать?
— Нет, к сожалению, погода нелетная.
— На какое время можно надеяться? — с сожалением спросила я.
— Если верить синоптикам — на завтрашнее утро.
— Хорошо, сделайте один билет в салон для курящих, — я назвала свои данные и положила трубку.
Теперь я планировала пощекотать нервишки Наполеону. Поскольку ничего конкретного мне пока не было известно, единственным вариантом беседы с ним являлся блеф. То, что я напала на след Сурковой, он мог уже знать, а мог и нет — в свете последних событий Орлов мог просто побояться показываться на глаза человеку, который имел на него заметное влияние. Шок от этого известия я надеялась усилить еще кое-чем.
Второй раз добираться до жилища Подольского мне было значительно легче, и я припарковалась у дома Наполеона. Особых надежд на его пребывание в родных стенах в это время дня, конечно, питать не стоило, но я подумала, что он, возможно, заехал на обед или же заглянет за чем-нибудь позже. Во всяком случае, мне было безразлично, где проводить минуты ожидания.
На звонок в дверь никто не ответил. Домофон молчал. Мне пришлось обернуться, потому что я услышала звук приближающейся машины и скрип тормозов. Сквозь приоткрытое окно «девяносто девятой» на меня, ухмыляясь, смотрел Наполеон.
— Что, милая, соскучилась? — фамильярно протянул он.
— Да, мой карапузик! — по-детски вытянув губы, парировала я.
Подольский уже совершенно другим тоном спросил:
— Че надо?
— Я скажу, я скажу, че мне надо, че мне надо, — запела я, — когда в дом, когда в дом мы войде-о-ом!
Я плавным движением руки указала на дверь.
— И че ты в певицы не подалась?! — искренне удивился Подольский моим вокальным данным, открывая калитку.
Наполеон, как истинный джентльмен, пропустил меня вперед. Но, как оказалось, его джентльменство являлось целиком и полностью продуманным. Из-за тяжелой двери на меня бросилась огромная кавказская овчарка, которая, к счастью, была прикована к будке цепью. Чтобы удовлетворить потребность своих острых клыков, собаке не хватало буквально сантиметров восьми.
— А-а-а-а! — зашелся смехом Наполеон. — Испугалась?
— Если б она меня цапнула, испугался бы ты — я б собаку пристрелила, а потом тобой занялась, — скрывая испуг, закричала я.
— Да ладно, не сердись, я ж знал, что она не достанет, — Подольский вынул ключ, чтобы открыть дверь в дом. — А знаешь, как я ее назвал? — Наполеон обернулся и посмотрел на меня, как-то по-детски глупо улыбаясь. Он даже ответа дожидаться не стал: — Таней! А-а-а-а!
Мне хотелось дать ему в морду, но я успокаивала себя тем, что сейчас смогу отыграться на этом идиоте.
— А че ты хотела? — оправдывался Подольский, снимая башмаки. — Не будешь через мой забор лазить!
«Если я постараюсь, то ты в скором времени с тоской будешь смотреть на другой забор, повыше этого да с колючкой!» — зло подумала я.
— Рано ты радуешься, — я начала запланированный разговор, стараясь сохранить спокойствие.
— Еще раз документы на лагерь хочешь посмотреть? — с издевкой спросил Наполеон.
— Да нет. Спросить хочу — почему ты туда нос не показываешь?
— Некогда! Я человек деловой…
— А вот скоро Суркова приедет, будет там жить-поживать да добра наживать… — загадочно протянула я.
— Не прие-е-едет! — с дразнящей интонацией ответил Подольский.
— Так я ее привезу! — Я уставилась Подольскому прямо в глаза.
Он немного замялся, как бы обдумывая, может ли это быть правдой. По всей видимости, Орлов еще не доложил ему о последних результатах моего расследования.
— Да ты не напрягай мозги, — прервала я глубокие раздумья собеседника, — это так и будет. Тетенька-то нашлась, в Тюмени.
— Так-таки и нашлась? — не веря, но уже как-то боязливо спросил Подольский.
— Ну, не нашлась пока, но зато я знаю, где ее искать.
— Тоже мне! Иголку в стоге сена долго ищут! Тюмень — не Москва, но и не село Кукуево!
— А у меня адресок есть!
Наполеон сник. Он явно не находил, что мне ответить.
— Да ты что же, отчаялся, что ли? — с притворным сочувствием обратилась я к нему. — Это была хорошая новость, а вот теперь — плохая. Готов?
Подольский, не желая казаться сраженным, небрежно развалился в кресле и столь же небрежно спросил:
— Н-ну?
Это и был подходящий момент для блефа. Совершенно неожиданно и кстати у меня появились все основания играть с Подольским, как кошка с мышью, — в сумке запиликал сотовый.
— Да, — ответила я.
— Готовься рассчитываться! — Я узнала голос Гарика.
— Ты сначала скажи, каков результат, — как бы торгуясь, протянула я.
— Пальчики и там, и там принадлежат одному человеку.
— Так я и думала! — почти взвизгнула я от радости.
Я пристально посмотрела на Наполеона.
— Орлова взяли!
У Подольского округлились глаза. Он явно пытался выстроить в голове логическую цепочку происходящего.
— Ну и что? — в конце концов произнес он несмело.
— Как что? Нашли труп мужчины, дело-то серьезное!
Я имела в виду тот труп, над которым сегодня безутешно рыдала Антонина Константиновна. Подольский истерично захохотал и поведал мне то, чего я никак не ожидала услышать:
— А что ты мне-то об этом рассказываешь? Я чист.
— А я в этом глубоко сомневаюсь, — ухмыльнулась я.
— Напрасно. Теща заказала зятя, Орлов исполнил. Я — в стороне. Единственное, к чему я причастен, — это информация. Костик Рашпиль своим языком довел меня до «киллера».
— Что — то ты темнишь… — многозначительно протянула я, хотя на самом деле эта фраза была прикрытием моему полному недоумению. Какая теща? Какого зятя? Неужели еще одно убийство?
— Мне темнить нечего. Инна заказала Орлову убийство мужа своей дочери, Катьки. Тот за две с половиной штуки баксов согласился. Трупик зарыли в лагере. Инна там больше жить не захотела, испугалась к тому же и свалила. Вот и все.
Блеф, конечно, дело хорошее, но так, как в этот раз, он мне еще ни разу не помогал. Я искала Суркову и выяснила, что причиной ее внезапного исчезновения, по-видимому, было убийство того самого Алика, который, по словам Курбановой, уехал на родину, в Дагестан. Екатерина знала об этом от матери. О реально случившемся с ним никто никогда бы не узнал, если бы не Костя Рашпиль, который заложил друга Наполеону. Он скорее всего знал обо всем от Орлова, который развязал язык во время попойки в обществе Кости. Продумано ловко — на Кавказе сейчас воюют, ну, уехал и уехал, ну, не вернулся и не вернулся. Мало ли что — война. Да просто бросил супругу, и все. Надоела. Разве не бывает такого?
Курбанова ни о чем не знает, поэтому и наняла частного детектива. А вот о Подольском этого не скажешь, он тоже к происходящему руку как-то приложил. Как — пока было неизвестно. Зато кто и за что убрал Рашпиля, теперь являлось установленным фактом. Когда Орлов узнал, что я напала на след Сурковой, он в панике просто-напросто еще больше озлобился на проговорившегося друга, по вине которого теперь многое могло проясниться, и в гневе убил его.
Мотив заказа на убийство мне тоже казался понятным. Я вспомнила рассказ сурковской портнихи о том, как Инна Георгиевна восставала против брака Екатерины и Алика и как ее опасения оправдались — скандалы, побои и прочее. Мать хотела облегчить жизнь дочери, странным образом, правда. И если все было так удачно спланировано — от кого она тогда бежала? Я очень сомневаюсь, что от собственной совести.
Все, что оставалось загадкой, могло проясниться после встречи с самой пропавшей. Поскольку доказательства ее вины являлись пока только словами Наполеона, действовать я намеревалась тем же методом — блефовать. Но Орлова тоже нельзя было оставлять без присмотра. Ментам нужно потратить не меньше времени, чем мне, чтобы до всего докопаться, а он в порыве гнева мог еще кого-нибудь покарать. Неплохо бы выбить из него признание!
Несомненным авторитетом для него являлся Подольский. Орлов его не столько уважал, сколько боялся, поэтому отсидка за решеткой для него была скорее всего менее страшной, чем расправа Подольского. На этом я и решила основать свой дальнейший ход. Мысли пролетали в голове с молниеносной скоростью, поэтому Наполеон и не заметил, что в моем сознании идет напряженная работа. Вообще я умею владеть собой и скрывать происходящие внутри процессы за какой-либо маской.
— У тебя проблема одна, — обратилась я к собеседнику, — есть у меня сведения, что дружок твой пальчиком-то и на тебя собирается указать, а он якобы и ни при чем.