– Сколько-сколько? – так же нервно хохотнул он.
– Она служит у меня уже три года и еще ни разу не позволила себе оставить ночевать мужчину в своей комнате. Так… Стоп! Не перебивайте меня! Вы нарушили внутренний распорядок замка, оставшись у нее этой ночью. Бедная женщина влюбилась в вас и совершенно потеряла голову. И вы, недостойный человек, воспользовались этим обстоятельством и гнусно надругались над ней! Вы опозорили ее перед лицом всего нашего небольшого персонала. Теперь они будут косо смотреть на несчастную русскую! Вы что же думаете – раз она приехала сюда на заработки из России и, по большому счету, бесправна, находится в зависимости от своих работодателей, то с ней можно поступать таким образом?
Томас слушал ее, не перебивая, чувствуя, что за всей этой речью кроется какой-то умысел, подвох. Вот только зачем Лора все это выдумала?
И тут, когда в дверях показалась тоненькая фигурка девушки в переднике, он вдруг понял, что весь этот концерт дается для ее ушей. Кто она – кухарка или горничная? Она явно не случайно пришла в комнату своей хозяйки, вероятно, ее тоже вызвали. Но к чему Лоре слушатели? Свидетели этого унизительного для него разговора? Он понимал, что надо уходить, и чем скорее, тем лучше.
Молча развернувшись, он уже сделал несколько шагов в сторону двери, всем своим видом демонстрируя решимость прекратить этот гнусный спектакль, как вдруг услышал визг Лоры Бор:
– И вы после всего, что обещали Татьяне, хотите просто взять и уйти?! И оставить ее с младенцем на руках? Или вы, быть может, не знаете, что она ждет ребенка?
Томас взглянул в испуганное личико случайной свидетельницы, кухарки или горничной, которая тоже всем своим видом показывала, что она хочет уйти и все эти слова, произнесенные хозяйкой, предназначены не для ее ушей, как Лора вдруг обратилась к ней:
– А ты, Катарина, стой и слушай, тебе это полезно! Вот что бывает с женщинами, которые так доверяют разным проходимцам!
– Послушайте, это уже слишком! Да, у меня были… отношения с вашей работницей, но это касается только нас двоих, и никто не вправе совать в это свой нос, даже вы. Да Татьяне вообще не нужна эта работа, она уже устала драить ваши лестницы, чистить ковры и мыть окна! – вспылил Томас.
– Замолчите! Вы уже все сказали! Татьяна – порядочная женщина, и я на правах человека, приютившего ее, не позволю кому бы то ни было портить ее репутацию.
Он понимал, что Татьяна ждет его. Если он сейчас уйдет, то причинит ей боль. Но, с другой стороны, Томас не желал, чтобы его желание поговорить с Татьяной было воспринято Лорой Бор как следствие ее хамской беседы с ним, чудовищного инструктажа – мол, иди, дорогой, и женись на моей служанке! Ему, Томасу Харду, никогда никто не указывал, как следует поступить. Да он и сам собирался предложить Татьяне жить с ним – он хотел этого. Но откуда взялась эта беременность? Да и какая вообще может быть беременность у сорокалетней женщины? К чему им сейчас ребенок?
Он бросился вон, решив, что позвонит Татьяне из машины и скажет, что больше ноги его не будет в замке. Он поговорит с ней в нейтральном месте. Хотя бы сегодня, часов в восемь-девять вечера, в «Красной башне».
– Так опозорить женщину! – доносилось до его слуха еще какое-то время и воспринималось им, словно удары. – Негодяй! Как попользоваться женщиной, так пожалуйста, а как жениться… Слышишь, Катарина?! Он не подумал, как ей теперь после всего этого жить! Это же стыдно, стыдно!
Томас выбежал из замка, сел в машину и, понимая, что рискует быть задержанным полицией, поехал в сторону Раушенбурга, в «Красную башню». Оттуда он, если повезет и его не лишат прав, вызовет такси и вернется в Мюнхен. Но перед этим непременно позвонит Татьяне.
Он не знал, что Лора Бор еще довольно долго кричала что-то оскорбительное и унизительное ему вслед, глядя в лицо ничего не понимающей кухарки Катарины. Время от времени Лора делала паузу и прислушивалась, словно ожидая – Томас через минуту вернется, чтобы ответить ей, либо появится сама Татьяна, услышавшая ее крики. Она не может не отреагировать, не прийти, чтобы узнать, в чем же дело. Но Томас уже катил в Раушенбург, а Татьяна, сморенная сытной едой и крепкой выпивкой, уснула, так и не дождавшись возвращения своего любовника. Причем она даже не успела раздеться и лежала на кровати, разметавшись во сне, в платье своей хозяйки, даже не подозревая, что творится вокруг. Когда в ее комнату заглянул Михаэль, она спала мертвецким сном здоровой подвыпившей женщины. Она, понятное дело, не почувствовала, что он подошел к ней, боязливо протянул руку и сразу же отдернул ее. Затем он сделал еще одну попытку: взял ее за кисть и дернул. Она вновь никак не отреагировала, и он, осмелев, приложил ухо к ее груди, чтобы послушать, бьется ли сердце. Ему показалось, что оно замерло. Он пулей вылетел из комнаты и помчался к матери – доложить, что русская умерла.
Когда он ворвался к ней, то застал Катарину, которая, выслушав наконец до конца вопли хозяйки, спросила, зачем она ее вызывала.
– Я тебя вызывала? Когда? Кто тебе сказал?
– Курт. Он пришел в кухню и заявил, что вы зовете меня к себе.
– Я поговорю с Куртом. Не уверена, что это была его самая лучшая шутка. Иди работай! Надо же, как ты не вовремя пришла, услышала то, что не должна была. Иди, что ты стоишь?
– Фрау Лора, но мне тоже есть что вам сказать.
– Ты что, тоже беременна, как и эта русская? – Тут Лора заметила Михаэля и нахмурилась. Михаэль утвердительно кивнул головой.
– Куры… Они все погибли… умерли, сдохли… – От сказанного ею Катарина словно сама пришла в состояние полного шока и обхватила ладонями щеки.
– Кажется, Татьяна… умерла, – сказал Михаэль, нелепо пожимая плечами. – Я, конечно, не эксперт… Но она лежит на кровати… без чувств. В одежде. Никак не реагировала на стук в свою дверь. Я вошел, взял ее за руку… Да и дверь была открыта, что тоже странно. На столе сок… персиковый.
Он сказал это и вдруг понял, что никакого сока он не увидел. На столике лежала маленькая, расшитая стразами вечерняя сумочка, ключи и скомканный носовой платок.
– В мусорном баке, во дворе, лежит коробка из-под сока. И пшеница мокрая. Никто из наших сок не пил и коробку не выкидывал, – сказала Катарина.
Михаэль сглотнул и закрыл глаза.
16. Москва
– Катя, доченька, как же я рада, что ты наконец-то позвонила! Как дела?
– Мам, все нормально… Хотя, понимаешь, мы ведь живем в замке, а здесь такая атмосфера… Как-то жутковато. Хотя, с другой стороны, все словно игрушечное. Мам… нет, не так. Все более чем серьезно! Мне кажется, что я раскрыла убийство! Вернее, нет, снова не так. Думаю, что предотвратила убийство.
– Катя!
– Мама, это не касается ни меня, ни Саши. Просто я кое-что увидела.
– Рассказывай!
– Понимаешь, я принимала солнечные ванны. Замок большой, сзади имеется терраса, там тебя никто не видит, да и вообще в замке сейчас нет туристов, кроме нас, конечно. Так вот. Я утром отправилась на эту террасу, разделась, и солнце просто напитало меня энергией, мне было так хорошо! И физически, и на душе. Пойми: я постоянно чувствую, что меня любят. И когда ревную – все равно. Я думаю, это нормально. А ревную я Сашу к одной русской. Я тебе говорила, она работает здесь. Ее зовут Татьяна. Она старше меня, думаю, твоя ровесница, но выглядит очень даже ничего. Я вернулась в башню, у нас там комната, думала, Саша там…
– А его там не было, так?
– Мама, дело не в этом. Да, его не было. Но он оставил записку – отправился по делам.
– Какие еще у него дела в Германии? Он там что, машины ремонтирует?
– Ты не любишь его, я понимаю. Но я тебе потом расскажу о его делах. Дослушай меня до конца! Я рассказываю о серьезных вещах. И, слава богу, они не касаются нас с Сашей. Понимаешь, я, как и ты, вспылила, что его нет, разозлилась, вылетела из комнаты, побежала по коридору. Взвинченная, злая, вся в слезах и соплях. И вдруг увидела, как в комнату этой русской, Татьяны, входит сын хозяйки замка – Михаэль. Может, тебе это покажется обычным делом. С одной стороны, так и есть, если учесть, что они – любовники.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю: подслушала их разговор. Так вот, он туда зашел, но Татьяны-то у себя не было! И почти сразу же вышел – с коробкой сока в руках. Ты бы что подумала, если бы увидела такое? Зачем ему понадобился этот сок?
– Не знаю. Если он, как ты говоришь, сын хозяйки, следовательно, замок принадлежит ему и все, что в замке, – тоже. Я хочу сказать, что украсть у этой русской…
– Служанки… уборщицы…
– Не станет он красть сок! Это глупость. И что было потом?
– Он пошел с этим соком к своей матери, к Лоре Бор.
– Какая неприятная, химическая фамилия, просто ядовитая!
– Да и тетка тоже ядовитая. Мать наорала на него, выхватила у него эту коробку… Нет, немного не так. Прошло какое-то время между криками Лоры и моментом, когда Михаэль вошел в ее комнату. Это я поточнее все вспоминаю. Словом, после того как Лора наорала на сына, она сама взяла коробку с соком и отнесла ее в комнату к русской. Все это так подействовало на меня, что я забыла, что еще недавно злилась на Сашу за то, что он уехал в Мюнхен.
– Да и тетка тоже ядовитая. Мать наорала на него, выхватила у него эту коробку… Нет, немного не так. Прошло какое-то время между криками Лоры и моментом, когда Михаэль вошел в ее комнату. Это я поточнее все вспоминаю. Словом, после того как Лора наорала на сына, она сама взяла коробку с соком и отнесла ее в комнату к русской. Все это так подействовало на меня, что я забыла, что еще недавно злилась на Сашу за то, что он уехал в Мюнхен.
– А что нашему мальчику понадобилось в Мюнхене?
– Мама, об этом потом. Ты слушай, что было дальше.
– Да я и так знаю что! Ты же начала рассказ с того, что предотвратила убийство! Моя дочь, фантазерка, решила, что вся эта беготня с соком – не что иное, как попытка хозяев замка отравить русскую, так?
– Именно!
– И что? Ты вошла в ее комнату и похитила сок, решив, что спасла ей жизнь?
– Ну да. А ты бы что на моем месте сделала?
– Не совала бы нос куда не следует! А что, если в этой коробке был вовсе и не сок, а какие-нибудь драгоценности или еще что-нибудь?
– Да, там был не только сок, ты права. Там был яд, мама.
– Надо же, как на тебя подействовали стены замка! Вот так, с ядом в руках, они и бегали повсюду? Катя!
– Мама, я решила проверить, есть ли там яд. И выплеснула сок в кормушку с пшеницей для кур. Куры все умерли в страшных судорогах! А коробку я выбросила в мусорный контейнер.
– Катя… Что ты такое говоришь?!
– То и говорю! Рассказываю, как все произошло!
– Саша знает? Тебя там, возле этих кур, кто-нибудь видел?
– Саша ничего не знает. Но я ему расскажу. Что касается того, не видел ли меня кто-то… не думаю, что система видеонаблюдения, если она, конечно, есть, установлена и на птичьем дворе. Какой смысл? Да и вообще, если бы во всем замке были установлены видеокамеры, вряд ли Лора и ее сын так спокойно носились бы с этой коробкой – уликой, по сути. Нет, думаю, это исключено. И никто нас не видит. То есть и меня никто не заметил, когда я отравила кур. Но в замке небольшой переполох. Я видела! Кухарка, Катарина, направлялась к хозяйке, и я уверена: она рассказала ей о том, что произошло с курами. Лора Бор кричала так, что люди сбежались. Словом, какой-то господин, кажется, ухажер Татьяны, мчался вниз по лестнице. Возможно, он побежал за полицией. Во всяком случае, в замке было очень шумно. Да и Михаэль бродил весь бледный.
– А ты сама где в это время была?
– Сначала у себя в комнате, а потом спряталась за шкафом. На одном этаже в холле стоит огромный шкаф, набитый чучелами птиц. Как ты думаешь, смерть кур, сок: это я отравила их?
– Если в соке был яд, то предназначался он не курам, как ты сама прекрасно понимаешь, а той русской! Но все, что ты мне рассказала, сильно смахивает на фантазию. С тобой все в порядке?
– Ты хочешь спросить, не сошла ли я с ума? Ты хочешь, чтобы я положила трубку?
– Не представляю, как отреагирует на твой рассказ Саша.
– Я тоже не знаю. Думаю, решит, что мне все это приснилось. Хотя, с другой стороны, он так опекает эту русскую, говорит, что она – наша соотечественница. Постой, я помню дословно то, что он мне сказал, когда я их застала вместе. Помнишь, я тебе звонила? Так вот, он произнес следующее: «Она попала в сложную ситуацию, и мне совершенно случайно стало об этом известно. Я просто хочу ей помочь, чтобы она не совершила ошибку».
– Может, он тоже что-то видел или слышал? Что-то происходило в замке, просто он не захотел тебя волновать, травмировать. Постой, он понимает по-немецки?
– Мама, вот об этом я и хотела тебе рассказать. Саша – немец. Мы-то с тобой думали, что он еврей Миллер. А он, оказывается, немец из Поволжья. И почти все его родственники и знакомые немцы уже давно эмигрировали в Германию, еще в восьмидесятые. А его мать побоялась, о чем потом жалела. И Сашины дела в Мюнхене связаны с покупкой дома или квартиры для нас.
– Катя, ты что, шутишь? Какой дом?! Какая квартира?! Вы собираетесь жить в Германии?
– А почему бы и нет? И почему тебя это так расстраивает? То тебе было плохо, что твой зять – нищий, не москвич. Теперь, когда ты узнала, что он далеко не беден и у него в планах есть мысль перебраться в Европу, в Германию, в страну, где еще никто и никогда не жаловался на уровень жизни, ты снова недовольна? Как тебя понимать? Разве ты не хочешь, чтобы я была счастлива?
– Катя… Но нельзя же так… Неожиданно! Что ты знаешь об этом парне?
– Мама, это теперь мой муж, а не просто парень из провинции. Он серьезный, надежный…
– Хорошо, тогда пусть он тебе расскажет, откуда у него столько денег, чтобы купить дом в Мюнхене! Да ты знаешь, сколько он может стоить? Дом в провинции – от пятидесяти тысяч евро и выше, а в таких крупных городах, как Мюнхен, – сотни тысяч евро! Это очень большие деньги. А он еще слишком молод, чтобы они у него вообще были. Ты – его жена и должна все знать: кто он и откуда у него такие средства!
– Ты просто не хочешь, чтобы я была замужем! Тебе было бы куда спокойнее, если бы я до сих пор лежала в больнице и ревела, как белуга, а вы с папой успокаивали бы меня и были счастливы, что я рядом с вами! Вы эгоисты, вот вы кто!
– Дом в Мюнхене…
– Давай-давай, переваривай! Не знаю, как папа отреагирует на то, что зять переплюнул его и будет жить не в Москве, а в Германии!
– Я боюсь за тебя, Катя. Очень боюсь!
– Думаю, что у нас с Сашей все получится. Вопрос только в том, что ему надо будет доказать, что он немец, вот и все. Документально. А если ничего не получится, мы вернемся в Москву. Не вижу ничего трагического во всем этом.
– Знаешь, у меня просто голова идет кругом! Тетя Оля передает тебе привет.
– И я ей тоже. Уверена, она слышала весь наш разговор. Ну и пусть. Надеюсь, она на моей стороне. А что касается папы, то он не такой паникер, как ты! Ну ладно, хоть у моего мужа и водятся деньги, но я проговорила с тобой почти целый час. Все. Целую вас всех, не переживайте за меня.
– Послушай, но ведь в замке готовилось убийство этой русской!
– Вот расскажу обо всем Саше, и он скажет, что делать: уезжать нам отсюда или нет. А вот и он. Привет, дорогой! Все, мама, я потом перезвоню.
17. Раушенбург
Они сидели в «Красной башне». Катя рассказала Саше обо всем, что произошло с ней за этот день.
– Ну что же ты молчишь? Почему не говоришь, что я сошла с ума, как решила моя мама?
Катя и не предполагала, что она будет такой спокойной и Сашин рассказ о его деловой поездке будет воспринят ею как чистая правда. Ей очень хотелось верить мужу.
– Все это чистой воды криминал. Странно, что хозяйка с сыном повели себя настолько легкомысленно и бегали по замку с отравленным соком. И ты тоже удивила меня – решила проверить свою догадку и плеснула сок курам. Значит, все-таки ты предположила, что это может быть отрава?
– Но, согласись, поведение их более чем дикое. Смотри, а вот и наша героиня.
В дверях пивной показалась Татьяна.
– Ну надо же, словно знала, что мы здесь! Или это вы с ней договорились тут встретиться? – От досады Катя готова была расплакаться.
– Надеюсь, ты просто грубо пошутила?
– Как могла, так и пошутила. Но она тем не менее идет к нам. Привет! Ты одна или ждешь кого-то? А то присаживайся. – Кате хотелось укусить эту наглую особу до крови, причинить ей боль, какую она причиняла Кате одним своим появлением. – Заодно подскажешь, что нам лучше заказать.
Татьяна, в джинсах и красной блузке, с красиво уложенными волосами, тщательно подкрашенная, выглядела тем не менее расстроенной.
– Да меня тошнит от одного вида еды. Я вообще не понимаю, что происходит! Представляете, эта свинья, Лора, сама спровоцировала меня на мое свидание с Томасом, на нашу поездку в Мюнхен, даже платье свое мне подарила! А когда мы вернулись, вызвала его к себе, словно он ее подчиненный или в чем-то перед ней провинился, и принялась орать на него, якобы он обесчестил меня, что с порядочными женщинами так не поступают! Как именно не поступают? Что она имела в виду? Разве я непорочная девушка? Да у меня двое взрослых детей! И какое вообще ей дело, с кем я встречаюсь и на каких условиях?
– Это что-то новенькое, – удивилась Катя. – Тебе кавалер все рассказал?
– В том-то и дело, что он вообще не берет трубку. А узнала я об этом разговоре, побывав в кухне. Да весь замок уже в курсе. И что им всем от меня надо?
Татьяна вдруг резко повернулась и взглянула на Сашу. Кате показалось, что они посмотрели друг на друга как-то особенно, словно Таня произнесла нечто, чего Катя не должна была слышать.
– А ты посоветуйся с моим мужем, он человек умный, может, подскажет, как тебе дальше жить.
Но Татьяна пропустила Катину колкость мимо ушей.
– Она испугала Томаса. А он не такой мужчина, на которого можно давить! И вообще, у меня только-только стала налаживаться личная жизнь, как она вдруг встряла. Хотя, может, все это исходит от Михаэля? Может, этот козел узнал, что у меня появился серьезный мужчина, и попросил свою мать помешать мне? Я с вами так откровенна, потому что знаю: вы в курсе того, что у меня с Михаэлем кое-что было. Да и вообще, поначалу он вел себя нормально, ухаживал, как положено. А что? Он молодой парень, а я ему нравилась. Конечно, он дарил мне подарки, иногда деньги давал. Но это нормально.