– Вы встречались незадолго до Настиной смерти?
– Мы разговаривали по телефону. Она была в бешенстве. Сказала даже, что убьет эту стерву.
– Кого? Рару?
– А кого же еще? Вы же понимаете: Настя не могла вернуться домой.
– По-моему, ее положение было достаточно прочным и без Ромашова. Она получила главную роль в сериале, ее показывали по всем каналам.
– Да что вы понимаете! – махнула рукой Кристина. – Все приедается. Да, медийный багаж у Насти был солидный, но денег по-прежнему мало. Она почти все тратила на себя. Говорила: «Очень хочется пожить». Купила дорогую машину, постоянно ездила отдыхать, причем, в лучшие отели, обожала шоппинг. Да ей даже съезжать от Ромашова было некуда! На съемную квартиру? Но в Бирюлево-то с таким медийным лицом уже нельзя! Надо держать марку! Жалость, конечно, хороша, но бедных жалеют совсем по-другому, чем богатых. Еще и позлорадствуют: как ни звездила Стейси Стюарт, а тоже сдулась! И тут же забудут. Настя все это прекрасно понимала, и планку снижать не собиралась. И что ей было делать? Другого мужика искать? Не так-то это и просто. Всех стоящих уже разобрали. Да и не хотела она. Говорила, что прижилась в доме, с прислугой поладила, да и Ромашов, в целом, классный мужик. Не пьет, не курит, по бабам не ходит. Замужняя любовница не в счет, у кого их нет? По сравнению с ее папашей Андрюша вообще ангел, – усмехнулась Кристина. И простецки добавила: – Настька была простая русская баба. И ей нужно было такое же простое бабское счастье: муж, ребенок, семейные обеды, Новый год под елочкой, с любимым в обнимку.
– Нашли они суррогатную мать? – озабоченно спросил Журавушкин.
– Этого я не знаю. Послушай, возьми меня с собой на ток-шоу!
– На какое? – озадаченно спросил он.
– Наверняка будут снимать сюжет про Настю. Разве тебе еще не звонили?
– Нет.
– Странно. Но я в списке, учти. Все, что я тебе сейчас рассказала, я готова повторить в прямом эфире, – она машинально поправила уехавшую грудь.
– Хорошо, я буду иметь в виду, – он кивком попросил у официанта: рассчитайте.
– Так я тебе позвоню? – развязно спросила Кристина.
– По мере необходимости.
– А такси?
– Вы можете вызвать девушке такси? – спросил Журавушкин, принимая у официанта корочки со счетом. Тот кивнул: сделаем.
– Вот деньги… – он сунул пятитысячную купюру в корочки. – Сдачи, я думаю, хватит на такси.
– Это ты так думаешь, – насмешливо сказала Кристина.
– Послушайте, вы же не на Луне живете, – разозлился он.
– До Луны бы хватило, – хмыкнула она. – Ладно, не парься. Придет время – рассчитаемся, – намекнула девушка.
Журавушкин покрылся холодным потом. Не дай бог, узнает жена! От такой особы, как эта Кристина, в любой момент можно ждать неприятностей!
Его уход был похож на бегство. Обернувшись, он увидел, как официант несет к столику, за которым сидит Кристина, бокал с очередным коктейлем, а та достает из сумочки мобильный телефон. Журавушкину это не понравилось. Но потом он подумал, что все же сумел выжать из Кристины важную информацию, и теперь необходимо встретиться с Ромашовым, чтобы все прояснить.
«Поздновато», – подумал он, глянув на часы. За «приятной беседой» они с Кристиной незаметно провели два часа.
– Галя, хочешь завтра же увидеться с Ромашовым? – поспешил он обрадовать жену, когда вернулся домой.
Та опять закрылась в своей комнате, и на стол к ужину не накрыла.
– Шутишь? – уставилась на него Галина.
– Вовсе нет. Мы с Андреем Георгиевичем обо всем договорились.
– Ох! – она тронула растрепавшуюся прическу и воскликнула: – Я же не готова!
– Но к завтрашнему вечеру подготовишься?
– Я не знаю… – растерялась Галина. – Мне надо на маникюр, на педикюр и в парикмахерскую… Господи! Да мне же нечего надеть! Что ж ты раньше не сказал?! – закричала она. – Мне же надо все подготовить! – И жена схватилась за телефон.
Разогревая себе еду, Журавушкин слышал ее взволнованный голос.
– Но мне очень надо! – пыталась втолковать кому-то Галина. – Очень-очень! Леночка, я вас умоляю! Найдите для меня времечко! Нет, в шесть уже поздно. Вопрос жизни и смерти! Конечно, расскажу!
Наконец, минут через сорок, она появилась на кухне.
– Я тебе этого никогда не прощу! – сердито сказала Журавушкину жена. – Ты нарочно меня подставил!
– Не понял? – озадаченно посмотрел он на вторую половину.
– Ты хотел, чтобы Ромашов увидел меня такой! – выпалила жена.
– Какой такой?
– Такой ужасной!
– Ты всегда так выглядишь, – пожал он плечами.
– Неправда! Но не переживай – я справилась. Завтра я буду в порядке. Во сколько мы встречаемся?
– Я не рискнул назначить время и место без тебя.
– Тогда поужинаем в хорошем ресторане, – торопливо сказала Галина. – Раз у нас такой праздник.
– Как скажешь.
В чем, в чем, а в ресторанах Аркадий Валентинович разбирался прекрасно! В этом жена целиком и полностью положилась на него. Андрей Ромашов от вкусного ужина не отказался. Согласился, хоть и без охоты, но и не упрямился. Намеренно Журавушкин вызвал его пораньше, чтобы до прихода жены поговорить о Насте. И о том, что поведала ее подруга Кристина. Что там с ребенком? Вопрос важный, его на суде никак не могут обойти. Семья под защитой государства, и судьи наверняка заострят на этом свое внимание.
«Вот уже несколько дней я болтаюсь во времени и пространстве, пытаясь найти истину», – думал Журавушкин, листая меню. Потом поймал себя на мысли, что заразился пафосом от Ромашова. В этот момент появился и сам герой. Выглядел он, как и всегда, потрясающе, несмотря на траур. Только глаза спрятаны за стеклами солнцезащитных очков. Журавушкин только-только собирался их рассмотреть, по совету Раевича, эти примечательные глаза, но очки помешали. Ромашов их так и не снял, усевшись за стол. Его все равно узнали, две молоденькие официантки тут же начали перешептываться и хихикать.
– Здравствуйте, Андрей Георгиевич. Что будете кушать? – спросил Журавушкин.
К еде он относился трепетно, поэтому говорил «кушать», а не «есть». Мягко, будучи в предвкушении.
– Все равно. Василиса Петровна накормила меня обедом.
– Здесь прекрасно готовят. Попробуйте хотя бы садж из баранины. Это очень вкусно!
– Заказывайте, что хотите, – улыбнулся Ромашов. К ним тут же подскочила одна из официанток и, млея, приняла заказ. Хотя говорил Аркадий Валентинович, девушка смотрела только на его визави, даже не в блокнот.
– Вы уверены, что все правильно записали? – сердито спросил Журавушкин.
– А? Что?
– Несите заказ на кухню! И поставьте еще один прибор: нас будет трое!
Девчонка унеслась, а Ромашов все так же с улыбкой спросил:
– Вы ведь меня позвали не только насладиться хорошей кухней? Правильно я понял?
– Да. Вчера я встретился с Настиной подругой. Узнал кое-что интересное.
– Вот как? – вскинул брови Ромашов.
– Правда, что Настя хотела от вас ребенка?
Андрей Георгиевич нахмурился.
– Ну, зачем это? – сказал он с досадой.
– Вопрос о ребенке очень важный. Это одно из отягчающих обстоятельств: убийство лица, заведомо зная об его беременности. Это верная десятка. А то и больше.
– Вы серьезно?
– Да.
– Тогда не надо поднимать этот вопрос.
– Почему?
– За пару дней до того, как умереть, Настя сказала мне, что беременна.
– Что?!
– Что слышали.
– Но ведь она не была беременна?!
– Я не знаю.
– Было вскрытие, – озабоченно сказал Журавушкин. – Следователь обязательно это отметил бы. Она вам что, соврала?
– Я не знаю, – повторил Ромашов.
– Вы ведь очень хотели ребенка…
Хотел?…
«В тот прекрасный летний вечер его переполняли чувства…»
– Андрей, почему ты молчишь?!
– А что я должен сказать?
– Ты наконец-то станешь отцом!
– Да, пора… – насмешливо сказал он.
А вечер начинался так прекрасно, черт его возьми! Ромашов уже думал, что избавился от этого ненавистного «двоеженства». И даже согласился на прощальный секс. Есть люди-романы, люди-поэмы, а есть люди-сериалы. Так вот Настя была женщина-сериал. И прощальный секс – это оттуда. Так, мол, положено, когда герои расстаются.
Ромашов, убей, не понимал, зачем это нужно? Зачем вообще сексу статус? «Прощальный» там, или «исключительный». Еще запоминающийся, подарочный, юбилейный. С Настей он вообще был никакой, этот пресловутый секс. Потому что она почти ничего не чувствовала. Сам Ромашов ощущал ее, как монотонную пьесу, довольно занудливую, хотя и мелодичную. Все было выверено, до единой ноты, и исполнено удивительно чистенько, можно даже сказать, мастерски, но когда у них доходило до постели, Ромашов страшно тосковал. Точно так же тосковал он в детстве на отчетном концерте в музыкальной школе. Городок у них был маленький, детей занять особо нечем, чтобы они не болтались на улице и не хулиганили, и мать отдала Лёвушку в музыкальную школу. Для Ромашова это была тоска. Такая же, как и в постели с Настей. Поэтому, сбежав из родного дома, он первым делом записался в секцию бокса. Молотя грушу, Ромашов каждый раз представлял, что это рояль, который на отчетном концерте выкатывали в центр клубной сцены.
Настя напоминала ему отчий дом и ненавистное детство, у них ведь было много общего, несмотря на разницу в возрасте. За три года невеста Ромашова пообтесалась в столице, но в ней все равно оставалось много провинциального, особенно в том, что касалось семейных отношений и интимной жизни. Она ведь выросла под взглядами «бабушек на лавочке у подъезда», с вечной оглядкой на то, «что люди скажут»? Наедине с Настей и он поневоле думал точно так же и от этого бесился. В их спальне стоял запах квашеной капусты и пирожков с повидлом, накрахмаленного белья и гуталина, которым мама начищала старенькие Лёвушкины ботинки. Стейси Стюарт оказалась секс-бомбой только на словах, в своих многочисленных интервью, когда с упоением рассказывала в камеру, как часто они с любимым занимаются сексом, и намекала на какие-то «особенности». Тексты ей писала Рара. Которая верно угадала, когда сказала Ромашову:
– Она будет любить тебя так сильно, как ты даже представить себе не можешь. Из Насти получится прекрасная жена и мать.
Ромашов и не заметил, как дело дошло до свадьбы. Настя утвердилась в его спальне, иногда хитростью, а бывало, что и откровенным шантажом, у нее в запасе было много штучек. Всяких там «подарочных» и «особенных». Хотя отличались они только на словах. Как всегда в такие минуты Ромашов вспоминал самые яркие эпизоды с Рарой и свои чувства в этот момент, эти разноцветные вспышки, то красные, то ослепительно белые, режущие глаза, и обязательно боль, если не физическую, то моральную. Но зато потом наступало облегчение и успокоение. Настя давно уже превратилась для него в обязанность, которую надо было исполнять, потому что они жили вместе. В отчетный концерт. И вот вам, пожалуйста!
– Ты давно это узнала? – напряженно спросил он.
– Нет. Я сделала тест вчера, и он оказался положительным.
– Почему сразу не сказала?
– Мне хотелось романтики, ведь момент такой значительный. Сегодня такой хороший, солнечный день! Посмотри в окно!
День и в самом деле был прекрасен. Ровно до этого момента.
«Теперь он совершенно не знал, что с этим делать? Такое неожиданное счастье обрушилось на него, словно лавина с гор, и он на время перестал дышать, погребенный под своими чувствами…»
– Андрей, почему ты молчишь?!
– Я просто думаю: откуда взялся этот ребенок?
– Вот тебе, здрасьте! – вскинулась Настя. – Ты же никогда не предохраняешься!
Да, он давно уже от этого отвык. У Рары ведь не может быть детей.
– Но ведь ты говорила, что предохраняешься, – промямлил он.
– Женщине, дорогой, никогда нельзя верить! Особенно в таком вопросе.
– Значит, ты решила меня поймать.
– Я решила тебя спасти. Потому что ты сделал неправильный выбор. Твоя судьба – это я.
– Из какой это роли? – невольно поморщился он. – Настя, ты переигрываешь.
– А мне плевать! – она вскочила. – Потому что я остаюсь в этом доме! А она отсюда уедет! Я победила!
– Конечно, ты остаешься, раз ты беременна.
– И свадьбу мы отменять не будем!
– Хорошо, – сдался он.
– Значит, съедет она!
Его уже утомила эта война. Конечно, он думал о ребенке. Но только не так. Ромашов прекрасно понимал, что в Настиных руках это мощное оружие. Этот ребенок тут же превращается в средство шантажа, Настя уже начала давить, едва только забеременела. Еще один член семьи решит исход сражения. Возраст и размер значения не имеют, этот маленький человечек самый значительный, и чем он меньше, тем больше его вес в отношениях близких ему людей. Его беспомощность дает его матери право на любые действия и оправдывает любую жестокость.
И потом: что это будет за ребенок? У него ведь плохая наследственность. Настин отец алкоголик, у самого Ромашова это еще больше осложняется разными наследственными заболеваниями. Настя во время всей беременности будет отчаянно пиариться. Ромашов был уверен, что она и забеременела по той же причине: информационный повод, который будет актуален еще в течение как минимум года. Беременность, роды, эксклюзивная фотосессия младенца, особенности его кормления…
У Ромашова было чувство, что Настя загоняет его в ад. С другой стороны: куда деваться? Он с тоской посмотрел в окно, на синее небо. День был так прекрасен!
– Я хочу есть! – Настя любовно погладила пока свой еще плоский, как доска, животик. – Иди на кухню и скажи Василисе Петровне, чтобы она приготовила праздничный ужин!
Она уже им распоряжалась! Ромашов покорно поднялся с постели и стал одеваться.
На первом этаже он чуть не споткнулся о чемодан. Из кладовки ему навстречу Василиса Петровна несла набитую чем-то сумку.
– Что это такое?! – закричал он.
– Ну, как же, Андрей Георгиевич? – растерялась помощница по хозяйству. – Как и было оговорено: вещи собираю.
– Прекратите немедленно! Онаникуда отсюда не съедет!
– Но, как же? Ведь она сама…
– Яне разрешаю!
– Как скажите, – Василиса Петровна понесла баул обратно в кладовку.
– Что у вас тут происходит? – раздался со второго этажа голос Фимы. – Почему вы кричите?
Он стоял на верхней ступеньке, поправляя очки.
– Где Рара? – раздраженно спросил Ромашов. – Почему в последнее время она каждый день куда-то исчезает? Что происходит?
– Видишь ли Лёвушка… – замялся Раевич. – Она приняла решение и…
– Я знать ничего не хочу! – закричал он. – Почему ее мобильник не отвечает?!
– Наверное, она занята чем-то очень важным, – виновато сказал Раевич.
– Ты наверняка знаешь, чем!
– Я в таких делах не советчик, ты же знаешь.
– Вы меня с ума сведете!
– Где мой сок? – требовательно спросила Настя, появившись за спиной у Раевича. – А! – вскричала она. – Чемодан! Вот, значит, как!
– Иди к себе, оденься, – сквозь зубы сказал Ромашов.
– Все слышали: я остаюсь! – победно сказала Настя и ушла обратно в спальню.
– Может, это и к лучшему? – вздохнул Раевич.
– Тебе она тоже не отвечает? – спросил Ромашов.
– Занята, наверное, – пожал плечами Ефим Иванович.
– Чем таким она, интересно, занята, что отключила мобильник? – ехидно спросил он. – Что ты за муж такой? Неужели ты не ревнуешь?
Раевич посмотрел на него озадаченно.
– Но со мной это не пройдет! – разозлился Ромашов. – Я сегодня же выясню, чем таким важным она занята! И уберите отсюда чемодан, черт вас возьми!!!
«…обстоятельства, отягчающие наказание…»
– Вы рассказали об этом Раисе Гавриловне? О Настиной беременности? – с замиранием сердца спросил Журавушкин.
– Конечно! Как только она вернулась.
– А где именно была, выяснили?
– Само собой, – насмешливо посмотрел на него Ромашов.
– И где?
– Если вы ее адвокат, вам лучше не поднимать этот вопрос.
– Я кое-что узнал, Андрей Георгиевич. Так что вам нет больше смысла играть со мной в прятки. Я в курсе, что несколько лет назад Раиса Гавриловна заморозила свои яйцеклетки. Вы давно уже подумывали о ребенке. И как только Рара почувствовала реальную угрозу со стороны Насти, она кинулась реализовывать эту идею. Пари: она искала суррогатную мать.
– Ну, раз вы все знаете… – развел руками Ромашов.
– Нам надо подумать, как обойти этот вопрос на суде. Настина беременность, была она или не была, обстоятельство отягчающее. Ведь это уже статья 105, часть вторая! От шести до двадцати! Так мы проиграем процесс.
– Но вы ведь обещали не доводить дело до суда!
– Я вам это обещал? Вы не так поняли. Единственный способ этого избежать: найти настоящего убийцу. А я все больше склоняюсь к мысли, что убийца моя клиентка. И что мне делать?
Ромашов пожал плечами:
– Что хотите. Если я чем-то могу помочь: говорите. Деньги или свидетели. Я, конечно, не могу силой притащить их в Москву, но все контакты я вам дал. Что еще?
– Мне очень трудно найти свидетелей защиты, – пожаловался Журавушкин. – Чем дальше я продвигаюсь, тем прочнее позиции обвинителя. Надо искать смягчающие обстоятельства, а не копить отягчающие. А так оно и происходит…
Он резко замолчал, потому что увидел, как на стоянке у ресторана паркуется жена. Делала она это, как всегда, тщательно, выверяя буквально каждый сантиметр. Сначала Журавушкина это бесило, но теперь он делал точно так же. Чем дольше они с Галиной жили вместе, тем больше становились друг на друга похожи. Она и располнела из-за того, что переняла его любовь к хорошей кухне.
Наконец, она вышла из машины. Журавушкин втайне ожидал чудесного преображения, даже какого-то волшебства и неожиданностей, жена и в самом деле постаралась, но, увы! Она выглядела так же, как выглядела на Новогоднем банкете в круизе, куда они ездили зимой. Солидная дама с застывшей от лака прической и умело наложенной косметикой. Таких еще называют «бухгалтерша» или «ответственный работник». В данной ситуации: ответственный работник при полном параде. На Галине был светлый летний костюм, который ее полнил, украшения из натурального жемчуга, и в руке маленькая белая сумочка, купленная прошлым летом в Италии, по мнению Журавушкина, за безумные деньги. Хотя жена кричала: «Ты ничего не понимаешь, это же так дешево!»