– Извините. И о чем же был этот разговор?
– «Полдела уже сделано, осталось чуть-чуть, – сказала Василиса Петровна Даше. – Вот женится на тебе Ромашов – и у тебя все будет». Даша тогда возмутилась, что ее заставляют работать горничной, в то время как она приехала поступать «на актрису».
– Полдела сделано… Что бы это могло означать, а? – взволнованно спросил Ромашов.
– А вы не догадываетесь? Дело, кажется, идет к развязке. Мой вам совет, Андрей Георгиевич: не выдавайте себя. Вы правильно сделали, что решили побеседовать со мной вне дома и предупредить о том, что происходит. До понедельника не подавайте виду, что обо всем догадались. А в понедельник мы прижмем Градову к стенке. Но нужен эффект неожиданности. Пусть она поднимется на трибуну, как свидетель защиты. А там уж я ее раскручу. А потом и дожму.
– Это означает, что Рара скоро может выйти на свободу? – еще больше разволновался Ромашов.
– Я все для этого сделаю, – заверил его Журавушкин. – Но вы должны мне помочь. Мне надо все подготовить, поэтому завтра я к вам не приеду. Вы должны продержаться до понедельника. Раевичу тоже ничего не говорите. Он и так нам чуть все не испортил. Такая «помощь» похожа на провокацию. Он свою роль сыграет, если вспомнит: выходила ли Градова из комнаты, где вы ждали полицию? Но это должно выглядеть естественно, понимаете? Сразу видно, когда Раевич врет.
– Все понимаю, – кивнул Ромашов и озабоченно посмотрел на дисплей своего мобильника. – Я думаю, нам пора. У меня уже два пропущенных звонка. Еще полчаса, и они начнут звонить в морг! То-то журналистам будет веселье! Пропал известный актер Ромашов! Как вы думаете: не взять ли пирожных для Даши? – озабоченно спросил он. – Надо же объяснить, где я был.
– Верная мысль, – кивнул Журавушкин. – В конце концов, девочка ни в чем не виновата. Ею управлял взрослый и опытный человек.
– Я позабочусь о Даше, – пообещал ему Ромашов. – Ей и в самом деле не стоит работать горничной. Надо ее устроить в институт, или хотя бы на какие-нибудь курсы. Я найду ей место, – заверил он.
– А сейчас, давайте сделаем вид, что все идет по плану. Вы актер, вот и сыграйте неведение.
– Я-то смогу, а как же вы?
– А я тем паче: адвокат. Блеф – это часть нашей профессии…
Василиса Петровна встретила их у ворот.
– Куда же вы пропали? – сердито спросила она у Ромашова. – Я вам звонила, звонила! Исчезли из дома, и никому ничего не сказали!
– Вот, – Ромашов с улыбкой протянул ей сверток. – Пирожные для Даши. Захотелось ее побаловать. Сам я сладкого не ем, но мне посоветовали одно местечко… Мм-м-м! Пальчики оближите!
– Да знаю я, где вы были! – расцвела в улыбке Василиса Петровна. – Уж вы о Дашеньке так заботитесь, там заботитесь… – заюлила она. – Прямо, как жених. – Она с торжеством посмотрела на Журавушкина.
– А где же сама Даша? – притворно весело спросил он.
– В комнате у себя, книжку читает.
– Что делает?!
– Ума набирается! А вы думали, она свистушка какая-нибудь? Слава богу, передумала лицо резать! Андрею Георгиевичу спасибо! Отговорил ее от этой чертовой пластики!
– Проходите в дом, Аркадий Валентинович, – улыбнулся тот. – Я сейчас поднимусь к Фиме, скажу, что вы пришли.
Воспользовавшись отсутствием домработницы, Журавушкин заглянул на кухню, привлеченный сказочным ароматом готовящейся еды. Принюхавшись, он понял, что в духовке стоит противень с уткой. Василиса Петровна решила сегодня блеснуть.
«Те-те-те… А это что такое?» – привлекла его внимание лежащая на столе папочка. Журавушкин вцепился в нее, как коршун в добычу. Воровато оглянувшись, он вынул из папки несколько ярких проспектов и, торопливо сложив их, сунул за пазуху. Это могло ему здорово пригодиться на заседании в понедельник. После чего он так же торопливо покинул кухню. Василиса Петровна не должна была узнать о его проделках.
Проходя по коридору, Журавушкин вдруг услышал автоматную пальбу. Он вздрогнул, но потом сообразил, что звук доносится из небольшого кинозала на первом этаже. Ромашов как-то сказал, что всегда мечтал об этом: о домашнем кинотеатре и уютном местечке, где можно было бы его оборудовать. Кино было профессией Андрея Георгиевича, и, насколько Журавушкин успел понять, актер проводил в кинозале долгие часы. Но кто бы там мог быть сейчас?
Он приоткрыл дверь. Даша, в наушниках, дергалась на диване, в такт музыке, которую слушала. Огромный, в полстены телевизор тоже работал, на экране метались какие-то люди в скафандрах, расстреливая и взрывая огромных чудовищ. Шел фантастический блокбастер, новинка сезона. Никакой книжки Журавушкин не увидел. Видимо, Даша набиралась совсем не того ума, которого желала девушке ее бабушка.
– А? Что? – Даша, наконец, заметила Журавушкина и сняла наушники.
– Я говорю: добрый день.
– Здрасьте! Чего вам?
– Хотел узнать: что новенького? – как ему казалось, «по-молодежному» выпалил Аркадий Валентинович.
– Где? – ехидно спросила Даша.
– Э-э-э… У вас здесь.
– Вот, кино смотрю, – кивнула она на экран. – Новенькое! Правда, супер? Вам нравится?
– Ничего… Андрей Георгиевич тебе пирожных принес, – льстиво сказал Журавушкин, понимая, что плохо вписывается в субкультуру Дашиного поколения.
– Вот еще! – фыркнула Даша. – Я на диете!
– Господи, какая диета, девочка! Да тебе же необходимо много кушать! А то вечернее платье, в котором ты была на дне рождения, на тебе просто висит! Это не Настино, часом? Так ведь у нее формы были э-э-э… Несколько больше.
– Что-о?! – Даша вскочила. – Опять?! Теперь вам не нравится моя грудь?! Я, по-вашему, плоская, как доска?!
– Я совсем не это имел в виду, – растерялся он.
– Бабушка! Андрей! – закричала Даша, пулей вылетая из кинозала. – Он опять сказал, что я уродина-а-а!!!
По дому тянулся восхитительный аромат утки, тушенной с черносливом и яблоками, но Журавушкин понял, что теперь его вряд ли покормят.
– Вы прямо злой демон, – сердито сказал ему Ромашов, появившись в гостиной, где Журавушкин замер в кресле, в виноватой позе. – Или вы, таким образом, отвлекаете внимание Василисы Петровны? Способ жестокий, прямо скажем. Даша опять ревет у себя в комнате!
– Я вовсе не хотел ее обидеть! Просто сказал Даше, что принесенные вами пирожные она может есть безнаказанно. Потому что все равно не поправится. Вот… – он похлопал себя по объемному животу. – С этим уже ничего не поделаешь. Я таскаю на себе лишних килограммов двадцать! И все равно ем пирожные! А ей вообще не надо заморачиваться диетой! Я так и сказал! А она почему-то решила, что я критикую ее грудь!
– У худых женщин редко бывает большая грудь. Настя, к примеру, вставила импланты. Теперь этой же мыслью одержима и Даша. Стейси Стюарт – ее кумир. Даша потребовала у меня платья своей предшественницы. Я опять хожу, весь облепленный блестками, – пожаловался Ромашов.
– Зачем девчонке жизнь портишь? – накинулась на Журавушкина Василиса Петровна, ворвавшись в гостиную. – Хочешь, чтобы ее врачи-шарлатаны зарезали? Ей ведь только восемнадцать! Обезумела совсем! Рыдает у себя наверху!
– Но я… – заикнулся было Журавушкин.
– Ну, вы, Аркадий Валентинович опять выступили, так выступили! – укоризненно сказал Фима Раевич, входя в гостиную. – Кто вам сказал, что все мужчины любят большую грудь? Моя жена всю жизнь прожила с первым номером, и от поклонников у нее отбою не было. Сами знаете.
– Да я ничего такого не имел в виду! – возмутился Журавушкин. – Даша очень красивая девочка! Не надо ей никакой пластики!
– Оправдывайся теперь, – буркнула Василиса Петровна. – Господи, что ж за человек-то такой? Как приедет в дом – жди беды!
– Я приехал по делу: поговорить о заседании суда, которое состоится в понедельник. И на котором вы, Василиса Петровна, будете давать показания, – попытался выкрутиться он.
– Скажу все, что надо, – та бросила взгляд на Ромашова и приободрилась.
– Вот и готовьтесь.
– Нечего тут обсуждать, – отрезала Градова. – Я свое дело знаю.
«А тебе здесь больше делать нечего», – выразительно добавила она взглядом. И предупредила:
– Обед будет нескоро.
– Хотите чаю? – гостеприимно предложил Ромашов.
– Нет, я, пожалуй, пойду, – вздохнул Журавушкин и поднялся. – У вас тут семейная драма.
– Это вы верно подметили! – рассмеялся вдруг Фима Раевич. И потер руки: – Идет к развязке дело!
– Это вы о чем? – удивленно посмотрел на него Аркадий Валентинович. – И вроде бы это не Бодлер.
– Бодлер бы тоже нашел, что сказать по этому поводу, – сразу оживился Раевич. – К примеру: «За то, что красоту избрал своим кумиром, меня озолотит он с головы до ног…»
– Фима! – взвился Ромашов. – Прекрати немедленно!
– А что я такого сказал? – обиженно заморгал Раевич. – Правду.
– Фима! – взвился Ромашов. – Прекрати немедленно!
– А что я такого сказал? – обиженно заморгал Раевич. – Правду.
– Я ведь тебя просил не цитировать Бодлера к месту и не к месту!
– Так сейчас-то к месту!
– Это тебе так кажется!
Журавушкин озадаченно смотрел на обоих мужчин. Что происходит? Невинная цитата сдернула Ромашова, будто бы выдали его самую сокровенную тайну!
– Я вас провожу, Аркадий Валентинович, – торопливо поднялся актер.
Когда они шли к воротам, где стояла машина Журавушкина, Андрей Георгиевич раздраженно сказал:
– Меня уже достал этот эзопов язык! Эти бесконечные намеки! И от кого? От человека, который сам постоянно лжет! Который вообще не понимает, что происходит! Он ведь безвылазно сидит в своей комнате!
– Но иногда Ефим Иванович ведь выходит оттуда? Не думаю, что он ест у себя наверху. Возможно, что Раевич случайно подслушал обрывок какого-то разговора.
– Как я говорю комплименты Даше? Я просто пытаюсь загладить вашу неловкость, Аркадий Валентинович!
– Я все понимаю, – виновато развел руками Журавушкин.
– А Фима черт знает, что подумал!
– Увидимся в понедельник. Как обычно за час до заседания, – хозяин уже открыл ворота, поэтому Журавушкин вынужден был попрощаться.
– Помните, о чем мы договорились, – сказал ему на прощанье Ромашов.
Когда за его машиной опустился полосатый шлагбаум, Журавушкин, у которого от голода засосало под ложечкой (пирожные не в счет), набрал номер жены.
– Галочка, что у нас на ужин? – заискивающе спросил он.
– Я в фитнес-клубе до позднего вечера! – предупредила Галина. – Сваришь себе сосиски или пельмени!
– Но ты же тоже будешь что-то кушать…
– Опомнись! Я худею! Я тебе привезу жиросжигающей минеральной воды с аскорбинкой. До вечера!
«Лучше бы я не совался в кинозал, – уныло подумал он. – Ну почему все женщины, попадающие в поле зрения Андрея Ромашова, тут же усиленно начинают худеть?…»
Понедельник был похож на всякий рабочий понедельник, не зависимо от того, зима на дворе, или лето. А тем паче, осень. Лица у всех были хмурые, присяжные зевали, прикрывая ладонями рты.
– Выша честь, господа присяжные заседатели, – попытался взбодрить их Журавушкин. – Нам настало время выслушать свидетелей защиты. Я приглашаю на свидетельскую трибуну Василису Петровну Градову.
Прокурор встрепенулся. Градова не шла, нет, катилась по залу, вся такая уютная и домашняя, словно колобок из русской печи, собрав старческое лицо в подобие улыбки. Чему улыбалась Василиса Петровна, было не понятно.
– Господин Журавушкин, задавайте свои вопросы, – осуждающе сказала судья, которой эта улыбка тоже не понравилась.
– О! На этот раз, ваша честь, вопросов у меня будет много! Ведь Василиса Петровна не просто свидетельница, она – непосредственный участник событий. Я хочу задать свой первый вопрос: свидетельница, в каких отношениях вы были с потерпевшей?
– С Настей-то? Дружили мы.
– Странная дружба, – пожал плечами Журавушкин. – У вас, насколько я помню, была огромная разница в возрасте! Она вам во внучки годилась!
– Мы вроде как были землячки, – улыбка сошла с лица Градовой.
– Она родилась за тысячу километров от того места, которое вы сами покинули десять лет назад!
– И что с того? Подумаешь, тыща километров! Мы все одно россияне, а вы москвичи.
– Значит, вы с Настей объединились на почве неприязни к москвичам? Как две провинциалки, приехавшие покорять столицу?
– Ск ажите тоже, покорять! Я деньги приехала зарабатывать, и потому, что мне деваться было некуда! Свою-то квартиру я продала, чтобы дочке помочь! Она одна двоих детей поднимала! – попыталась разжалобить присяжных Градова.
– Значит, вы со Стейси Стюарт подружились?
Он намеренно сказал «Стейси», чтобы подчеркнуть всю несообразность этой дружбы. Юная скандальная кинозвезда и незаметная помощница по хозяйству, пенсионерка.
– А кому ей было пожаловаться? Этой что ли? – Градова кивнула на стекло, за которым замерла в напряжении Рара. – Так они ж интеллигенция! Разве ж они ее понимали? Только замечания делали. А потом и вовсе мечтали, как бы она поскорее из их дома убралась.
– А вы нет? Разве вы тоже не мечтали об этом?
– Мне-то это зачем? – пожала плечами Василиса Петровна.
– Я вчера звонил вашей дочери…
– Откуда ж вы номер-то узнали? – встрепенулась Градова.
– Это нетрудно. – Номер Журавушкину дал Ромашов, но Аркадий Валентинович предпочел об этом умолчать. – Так вот, ваша дочь сказала, что в мае месяце вы неоднократно звонили Даше, вашей младшей внучке, настойчиво приглашая ее в Москву. После ваших звонков девочка ходила окрыленная.
– Возражаю! – встрепенулся прокурор. – Мы не должны делать выводы с чьих-то слов!
– Запись этого телефонного разговора у меня есть, если надо будет, я предоставлю ее суду, – спокойно сказал Журавушкин. – Мне просто не хочется терять ваше драгоценное время, ваша честь, и ваше, господа присяжные, – он слегка развернулся к трибуне, где те замерли в ожидании. Зевки прекратились. Становилось горячо. – Тем более, свидетельница не собирается этого отрицать.
– Я не понимаю, куда вы клоните-то? – насторожилась Градова. – Ну, да, я звонила внучке. А что, права такого не имею?
– Вы не просто дружили с Настей, вы присматривались к ней. Человек приехал в Москву из глубокой провинции и за каких-то три года преуспел. Теперь он – на всех телевизионных каналах. У него, то есть, у нее, главная роль в раскрученном сериале. И богатый жених. Не говоря уже о деньгах, машине, поездках за границу. И все это – у какой-то девчонки! Которая всего на три года старше вашей внучки! Логика понятна?
– Мне нет. Я, ваша честь, возражаю, – сказал на всякий случай прокурор.
– Протест отклонен, – вяло стукнул молоток. – Адвокат, продолжайте.
– А ведь вы, Василиса Петровна, очень завистливы. Я это понял, когда мы с вами встречались в кафе, помните? Вы меня еще пытались убедить, что главный злодей – это Фима Раевич. Отводили, так сказать, удар. Когда-то он помешал вам воровать у Ромашова, и вы затаили зло…
– Возражаю! – вскочил прокурор. – Ваша честь, к делу это не относится!
– Поддерживаю, – согласилась судья на этот раз. – Журавушкин, либо вы задаете вопросы по существу, либо отпускаете свидетельницу.
– А мы уже дошли до сути, ваша честь. Градовой была выгодна смерть Насти, она мечтала заменить ее своей внучкой. Как мне удалось выяснить, она просила Настю научить ее стрелять из «Осы», якобы в целях самообороны. Потом узнала, где лежит ключ от сейфа, в котором хранилось оружие. Однажды, вернувшись, Ромашов увидел «Осу» на столе в кухне. Он мне сам об этом сказал. Уверен, что подтвердит это, поднявшись на свидетельскую трибуну.
– Ох… – Градова взялась за сердце.
– Свидетельница, было такое? – обратился к ней Журавушкин.
– Я… Сердце… – простонала Василиса Петровна.
– Я знаю, что у вас прекрасное здоровье. Вы умело справляетесь с домашним хозяйством в доме Ромашова, всячески оберегая свою внучку. Потому что на Дашу у вас другие планы. Даша – это ваш пропуск в рай. Став членом семьи, вы, Василиса Петровна, избавитесь, наконец, от швабры и половой тряпки, о чем давно мечтали, уйдете на покой и будете проводить время на термальных курортах. Вчера я случайно нашел на кухне этот проспект, – Журавушкин достал из папки красочную рекламку. – Вот… Карловы Вары. Ба! Да тут не один! – он снова полез в папку, словно фокусник в шляпу, за кроликом. – Термальные курорты в Италии! Сколько же это может стоить?
– Я старая женщина… – посеревшими губами сказала Градова.
– Хотите поправить свое здоровье? Понимаю. Только деньги на это нужны немалые. А где их взять? Вот вы и придумали план…
– Я требую прекратить допрос! – прокурор решительно встал. – Вы что не видите, что свидетельница плохо себя чувствует?
– Врача… – простонала Градова. – Позовите врача…
– Я не уверен, что свидетельница, а точнее, уже обвиняемая, не притворяется! – заявил Журавушкин.
– Прекратите эту бессмысленную жестокость! – гневно стукнул молоток. – Пусть сюда придет врач!
В зале стало шумно. Видимо, возникла дискуссия: что это, сердечный приступ или трюк, чтобы прекратить допрос?
– Тихо! – стукнул молоток.
Градову посадили, а точнее, положили на скамейку. Какое-то время врач считал ее пульс и мерил давление. Закончив, он сказал:
– Давление повышенное. Госпитализация не требуется, это лишнее, но полный покой я бы порекомендовал.
– Что вы хотите, Василисе Петровне под семьдесят! – возмутился Журавушкин. – В ее возрасте естественно иметь повышенное давление! Этак мы никогда не закончим!
– Имейте уважение к пожилому возрасту свидетельницы, – попеняла ему судья. – Суд будет продолжаться столько, сколько будет необходимо. Свидетельница, вы сможете подняться на эту трибуну завтра?