– За гадание на бараньих косточках я беру восемьсот рублей.
Ката едва не поперхнулась.
– На козьих косточках – тысячу, – продолжала вещать Дедушкина. – На картах, рисе и воске – пятьсот.
– А на конском волосе?
– Тысячу двести. Гадание на кофейной гуще обойдется вам всего в триста рублей.
Катарина затрясла головой:
– Кофейная гуща – это то, что надо.
Дедушкина понимающе закивала.
– Тогда мне все-таки придется предложить вам кофе, – хохотнула она. – Я скоро вернусь, не скучайте.
Отсутствовала Дедушкина минут семь, Ката за это время пыталась прикинуть: сколько же денег заколачивает Нина, если за гадание на каких-то костях и конских волосах дерет втридорога?
Чуть погодя, поставив перед Катариной фарфоровую чашку с дымящимся напитком, Нина Дмитриевна пояснила:
– Вам придется пить кофе в гордом одиночестве, я не буду вам мешать. Постарайтесь сосредоточить внимание на интересующих вас вопросах, все остальное выбросьте из головы. Как только чашка опустеет, сразу зовите меня.
– Договорились.
Остудив напиток, Катарина залпом опрокинула в себя содержимое чашки и крикнула:
– Нина Дмитриевна, я готова.
Дедушкина нарисовалась в кабинете мгновенно.
– Теперь попрошу вас сидеть тихо и дать мне время.
– А разве чашку с кофейной гущей не надо переворачивать на блюдце? – спросила Ката.
– Дорогая, у меня свои методы, – последовал быстрый ответ.
Далее Нина Дмитриевна на протяжении пяти минут вертела в руках чашку, подносила ее ближе к глазам, затем вновь отдаляла на значительное расстояние от лица и, наконец, возвестила:
– Все в порядке.
– Что ждет меня в будущем? – спросила Катарина, придав лицу заинтересованное выражение.
– Ваши проблемы решаемы, ничего страшного я не увидела. Очень скоро вас ожидает период открытий и перемен. Вам предстоит пойти на компромисс, прислушивайтесь к интуиции, не принимайте поспешных необдуманных решений. Ваша карьера в скором времени пойдет в гору, вам дадут повышение на службе. В личной жизни вижу много конфликтных ситуаций с противоположным полом, будьте бдительны: мужчина, которому вы сейчас безоговорочно верите, может вас предать в самый неподходящий момент. В первую очередь рассчитывайте исключительно на свои силы. Также я вижу, что у вас будет много встреч с разными людьми, многие из них вам помогут, другие же, напротив, будут стараться вставить палки в колеса. Но вы сильная натура и справитесь со всем, что готовит вам судьба.
Катарина расплылась в широкой улыбке:
– Спасибо вам огромное, я обязательно прислушаюсь к вашим словам.
Дедушкина поставила чашку на стол:
– Рада была помочь, если вновь потребуется помощь – милости прошу.
Катарина открыла сумочку и протянула Дедушкиной три сотни.
– Нет-нет, – запротестовала та, – деньги положите на стол.
Катарина занервничала. Что же это получается: она пришла в дом Нины, выпила кофе, услышала о том, что ждет ее впереди, рассталась с тремя сотнями, а теперь вроде как пора и честь знать? А как же запланированная беседа? Неужели Катка опять сглупила, когда решила прикинуться клиенткой? Может, не следовало юлить и врать с три короба, а надо было просто задать Нине интересующие вопросы?
Да, ситуация тупиковая. Что же предпринять, дабы задержаться в доме Дедушкиной и начать доверительный разговор? Что? Что?!
Стоящая идея, как обычно, появилась внезапно. Поблагодарив в очередной раз Дедушкину за гадание, Катарина с чувством произнесла:
– Анна Дмитриевна оказалась права, вы настоящая гадалка.
Нина вскинула тонкие бровки.
– Вас направила ко мне сестра? – спросила она с болью в голосе.
– Да, Анна Дмитриевна дала мне ваши координаты еще полтора месяца назад.
– А кем вы доводитесь Ане?
– Нас познакомил ее сын, – соврала Копейкина.
Нина Дмитриевна была крайне удивлена:
– Господи, неужели Сашка объявился? Наконец-то! Где он обитает, с кем, как у него дела?
– Сашка? – Катарина непонимающе смотрела на собеседницу. – А это кто?
– Ну как, вы же сами сказали, что познакомились с Аней благодаря ее сыну.
– Правильно, друг другу нас представил Борис.
По всей видимости, Нина Дмитриевна начала терять над собой контроль. Проведя узкой ладошкой по гладкому лбу, она с расстановкой произнесла:
– Катарина, давайте внесем ясность. Моего племянника, приемного сына Анны, зовут Александром. Сашей, понимаете?
– А Борис тогда кто?
– Мне бы тоже хотелось это узнать, потому как лично я никакого Бориса не знаю.
– Его фамилия Плешников. – Катарина следила за реакцией Дедушкиной.
– Плешников? Нет, не слышала о таком. А с чего вы вообще взяли, что он сын Анны?
– Так это... – Ката замялась. – Он нас познакомил и сказал...
– Сказал что? – насторожилась гадалка.
– Анна Дмитриевна назвала его сынком, и я подумала...
– Нет, нет и нет, – замахала руками Дедушкина, – вы неверно поняли мою сестру или просто ослышались. У Ани есть родная дочь Валентина и сын второго мужа Александр. К слову сказать, оба пропали из виду и не дают о себе знать. Должна заметить, Сашка с Валентиной повели себя гадко, оставить на старости лет мать в одиночестве и даже перестав звонить по телефону – отвратительный поступок. Аня до последнего надеялась, что кто-нибудь из деток одумается и вернется. Ан нет. Так и не дождалась отпрысков, ушла с тяжелым сердцем.
У Каты участилось сердцебиение.
– В смысле, ушла?
– А вы разве не в курсе, что Аня умерла?
Катарина удивилась настолько правдоподобно, что на мгновение сама уверовала в свои незаурядные актерские способности. Слава богу, разговор свернул на нужную ей дорожку.
– Нина Дмитриевна, вы меня пугаете, отчего умерла ваша сестра, она же выглядела вполне здоровой?
– Никто не застрахован от внезапной смерти. У Ани случился сердечный приступ, она не мучилась, умерла сразу. Знаете, так же скоропостижно скончался и наш отец. Утром все было в полном порядке, а вечером он ни с того ни с сего упал и умер. Вскрытие показало, что у отца случился обширный инфаркт.
Обкусывая нижнюю губу, Ката качала головой:
– Вы меня извините, что я упомянула Анну Дмитриевну, я ведь ничего не знала. Примите мои соболезнования.
Дедушкина молча вышла из кабинета за сигаретами. Когда она вновь уселась на стул и, яростно затянувшись, выпустила в потолок струйку дыма, Ката заметила на лбу гадалки две горизонтальные морщинки. Да и взгляд Нины сделался холодным, отчужденным, носогубные складки, которые еще совсем недавно казались едва заметными, стали более выраженными.
– После смерти Ани я вдруг осознала, что мы с ней мало общались, – прошептала Дедушкина, наполняя легкие сигаретным дымом. – Да, мы часто перезванивались, ездили друг к другу в гости, но этого было недостаточно. Теперь жалею, терзаюсь, виню себя в случившемся. Ведь отчасти в Аниной смерти есть доля и моей вины. Она неоднократно звала меня к себе, предлагала жить вдвоем, а я отказывалась. Думала, ну как мы будем уживаться, ко мне постоянно клиенты наведываются, а Аня уже в возрасте, начнет уставать, раздражаться, пойдут мелкие ссоры, недовольство. К тому же жить за городом намного приятней, чем в городе. Сами видите, домик у меня уютный, хоть и одноэтажный. А что, мне места хватает: гостиная, две спальни, кухня просторная, кабинетик. Чего еще надо?
– Нина Дмитриевна, почему вы чувствуете свою вину?
– Аня жила одна, и умерла только потому, что рядом не оказалось человека, который бы дал таблетку и вызвал «Скорую».
– Неужели ее дети настолько бесчувственны?
– Они эгоистичны, – бросила Дедушкина. – На мать им наплевать, как она живет, на какие средства, не нуждается ли в помощи – все по барабану. Избаловала деток Аня, а они на шею матери и сели. Валька ни в чем отказа не знала, одевалась как маленькая принцесса, комната от игрушек ломилась, в холодильнике сплошь дефицитные продукты. Аня старшим товароведом работала, сами понимаете, на жизнь не жаловалась. Вот Валька и превратилась из маленькой принцессы во взрослую капризную королеву. Да и Сашка тоже хорош, Аня над ним как квочка хлопотала, все сыночка да сыночка. А этот сыночка вымахал под два метра ростом, махнул матери ручкой и поминай, как звали. Нет, я нисколечко не жалею, что у меня детей своих нет, раньше – по молодости – переживала: мол, состарюсь, стакан воды подать будет некому, а теперь расслабилась.
– Не все дети бросают родителей, – подала голос Ката.
– Не все, – согласилась Нина Дмитриевна. – Аня, например, особенно в последнее время о сыночке своем часто вспоминала. Говорила, что будь он жив, то никогда не поступил бы подобно Сашке с Валькой. Мучилась она, переживала, и чем старше становилась, тем больше мальчонку вспоминала.
– Вы же сказали, у Анны Дмитриевны, кроме Валентины и Александра, нет детей.
– Младший сын умер, нежеланный он был, и вначале Аня не слишком-то и убивалась, скорее напротив, радовалась, что обстоятельства сложились таким благоприятным для нее образом. А вот с годами поняла, какой грех взяла на душу, когда по умершему сыну не скорбела.
– А отчего умер ребенок?
Нина Дмитриевна прикурила новую сигаретку.
– Не знаю, – честно призналась она. – Я тогда не вдавалась в подробности, да и Аня не желала говорить на эту тему. Все как-то сумбурно произошло, скомканно.
ГЛАВА 10
Несколько десятилетий назад, когда Валентине только исполнилось одиннадцать, к Нине внезапно нагрянула старшая сестра. Переступив порог, запыхавшаяся Анна Дмитриевна спросила:
– Гостей принимаешь?
– Если только с подарками, – пошутила Нина, обратив внимание на нездоровый вид сестры.
– Подарков нет, зато есть новость, от которой у тебя волосы на голове дыбом встанут.
Нина испугалась.
– Стряслось чего?
– Беда, Нинка.
– Заболел кто?
– Все здоровы. Пока, – добавила Анна Дмитриевна, скинув с плеч дубленку. – Нин, чайку сваргань, да покрепче, разговор у меня к тебе. Посоветоваться надо, одна ничего сообразить не могу. Веришь, голова, как пустой короб, ни единой мыслишки нет.
Пока Анна мыла руки, Нина Дмитриевна, борясь с внезапно напавшим волнением, хозяйничала на кухне. А когда на столе уже покоились чашки с чаем, не выдержала и спросила:
– Ну, говори, о какой беде ты упоминала?
Анна Дмитриевна собиралась с духом около минуты. Наконец, выдохнув, она огорошила сестру новостью:
– Нин, я беременна. Четвертый месяц пошел.
– Тьфу ты! – Нина Дмитриевна зло посмотрела на сестру. – Я-то думала, действительно беда какая стряслась. Ань, у тебя совесть есть, нельзя же так людей пугать.
– Я беременна, – повторила Анна Дмитриевна.
– Слышала уже. Поздравляю! А где беду увидела? Дуреха, радоваться надо.
– Может, скажешь, чему именно? Нин, я не могу рожать. Не могу!
– Ой, кому ты заливаешь? Ты и не можешь рожать. Смешно! Да ты еще с десяток детдомовских ребятишек усыновить в состоянии. И все будут одеты-обуты, напоены-накормлены. Уж с вашими доходами грех на судьбу жаловаться.
– При чем здесь доходы, не в деньгах суть, – разозлилась Фурманова.
– А в чем?
– Не от Павла я забеременела, Нинка. Не от мужа, понимаешь теперь всю абсурдность ситуации?
– Хочешь сказать...
– Да! – взвизгнула Анна Дмитриевна. – У меня есть любовник.
– Ты изменяешь Пашке?
– Нин, по-моему, я ясно выражаюсь, не задавай глупых вопросов. И только ради бога не читай мне нотаций. В конце концов, я не старая женщина и имею право на любовника.
– Но ведь Паша...
– Что Паша? Паша – это Паша, а я – это я. Ума не приложу, как так вышло? Мы с Костиком всегда предохранялись, а тут...
– Значит, не всегда, – съязвила Нина.
Не заметив в словах сестры иронии, Анна Дмитриевна продолжала сокрушаться:
– Мне бы сразу тревогу забить, да я сглупила. На календарь глянула, думаю, что такое? И ты знаешь, вроде мыслишка шальная в голову закралась, а я, идиотка, отогнала ее. Цикл у меня давно нарушен, вот все на это и списала. А неделю назад меня тошнить по утрам начало – как с постели встану, так сразу в туалет несусь.
– Ой, Анька!
– Вот тебе и Анька. К врачу пошла, анализы сдала, а мне говорят: поздравляем, мамочкой скоро станете. Не помню, как из поликлиники выползла, руки трясутся, ноги не слушаются. А сегодня на работе усидеть не могла, такси взяла и сразу к тебе рванула. Нинок, надо что-то делать.
Нина Дмитриевна погладила сестру по руке.
– Ань, сперва успокойся, беременность – это не смертельно, не ты первая, не ты последняя. Подумаешь, ребеночек у нее будет, делов-то. Бросай своего Костика и поспеши обрадовать Павла. Он до потолка прыгать начнет, когда новость узнает. Ань, ну ты чего как маленькая? Сколько баб залетает от любовников, а детей потом законные мужья воспитывают.
Уронив голову на стол, Анна Дмитриевна разрыдалась.
– Эй, Анют, что за дела?
– Нинка, ты всей правды не знаешь.
– Господи, неужели еще не все?
– Нинка, я пропала.
– Выкладывай начистоту, не юли.
Уняв рыдания, Анна Дмитриевна тихо молвила:
– Мы с Павлом уже полтора года спим в разных спальнях.
– По причине?
– По причине его полной недееспособности! Поняла, на что намекаю? Павел не проявляет ко мне интерес, он импотент.
Теперь запаниковала и Нина.
– Вот это уже серьезно.
– А я тебе о чем толкую. Павлу о беременности говорить нельзя, от аборта меня врач отговорил, не советует беременность прерывать, да я и сама боюсь до дрожи в коленях.
– Тогда придется рожать.
– Это понятно, а ребенка потом куда? В дом малютки?
– Раньше надо было думать, – обозлилась Нина.
– Через месяц-другой живот расти начнет, что мне Павлу говорить?
– Скрывай живот под свободными одеждами. Сама сказала, вместе не спите, следовательно, голой он тебя не видит. Изловчись, продержись до родов.
– А после?
– Ань, мне нужно время, я так сразу сообразить не смогу. Ты езжай сейчас домой, а на днях созвонимся.
Анна Дмитриевна уехала, а Нина Дмитриевна начала эксплуатировать серое вещество.
Через три недели она позвала сестру для важного разговора.
– Как дела? – спросила Нина, когда Фурманова примчалась на зов.
– Как сажа бела. Вся на нервах.
– Любовника бросила?
– Он сам сбежал, как только о беременности узнал.
– Тетеха! Зачем ты ему проговорилась? Чем меньше людей знают о твоем положении, тем лучше, в первую очередь для тебя самой.
– Кончай на мозги капать, зачем позвала?
– Сядь, сейчас расскажу. В принципе твоя проблема вполне решаема, и при удачном стечении обстоятельств ты выйдешь сухой из воды.
– А поконкретней?
– Мои соседи Ивановы давно мечтают о ребеночке, обоим слегка за сорок, и, судя по всему, своих детей у них уже не будет. Короче, я разведала обстановку, переговорила с Любой и Валерием – они согласны.
– Согласны на что?
– Взять на воспитание твоего ребенка. Месяца через три ты переедешь ко мне, дома скажешь, что я захворала и нуждаюсь в помощи, на работе возьми отпуск, потом справку сваргань. Анют, не мне тебя учить, у тебя есть связи, заплати, и справка в кармане.
– Дальше.
– Родишь в нашей местной больнице, Ивановы, с кем надо, договорятся, обиженных не будет. Из больницы отправишься домой, а Любка с младенцем через пару деньков выпишутся. Все чин чином.
– Надо подумать.
– О чем думать, Аня? Ты не в том положении, чтобы долго раздумывать. Или, может, у тебя есть альтернатива?
– Альтернативы нет.
– Вот видишь. А так и дите родителей любящих обретет, и ты успокоишься. Куда лучше, чем если новорожденного в дом малютки отдадут, а затем в детский дом оформят. В этих домах, сама знаешь, у детей жизнь не сахар.
И Анна Дмитриевна дала добро. Она познакомилась с Ивановыми – супруги произвели на нее впечатление, и на сердце немного полегчало.
На седьмом месяце Анна Дмитриевна перебралась к сестре. Целыми днями Фурманова сидела в саду, дышала свежим воздухом и молила Бога, чтобы эта эпопея с рождением нежеланного ребенка быстрее закончилась.
А потом Нина Дмитриевна начала замечать, что Аня перестала спать ночами. Сядет у окна и таращится в темноту. На все вопросы сестры Фурманова отвечала:
– Я думаю.
– О чем?
– Правильно ли поступлю, отдав ребенка Любе?
– Опять двадцать пять, обсуждали уже не раз эту тему.
– Нин, он ведь будет воспитываться по соседству с тобой, и каждый раз, когда я буду приезжать, мне нестерпимо захочется на него взглянуть. Пытка! Я не смогу чувствовать себя спокойно, зная, что совсем рядом бегает мой малыш.
– Обратной дороги нет. Ань, не надо толочь воду в ступе, внуши себе, что это ребенок Ивановых. Не терзайся, не усложняй.
До родов оставалось чуть больше двух недель, когда вдруг Анна Дмитриевна объявила сестре, что намеревается на недельку поехать в город на Неве.
– Сдурела?! Живот на нос лезет, о какой поездке речь?
– Нинок, все будет в порядке, я вернусь к сроку. Ну не могу сидеть без дела, мне необходимо развеяться, сменить обстановку. Я и билеты купила.
– Вот родишь и езжай, куда угодно, а сейчас даже не думай. Сдай билеты.
– Нет, я поеду в Питер, – стояла на своем Анна Дмитриевна. – До родов время есть, я успею.
Не в силах повлиять на ситуацию, Нина Дмитриевна лишь разводила руками. Ну что за бестолковая особа: ей скоро рожать, а она развеяться собралась.
Вернулась Анна Дмитриевна через двенадцать дней. Бросившись на шею сестре, Фурманова всхлипнула:
– Нин, умер мой сыночек. Начались схватки, я упала, дело на улице было, меня увезли по «Скорой». Роды были тяжелыми, мальчик родился мертвым. Все, Нинка, будто и не было ничего.
Лет двадцать Анна Дмитриевна не вспоминала ту историю, а когда подступила коварная старость со всеми своими заморочками, пожилая женщина все чаще стала окунаться в воспоминания.
– Я его не хотела, – говорила она сестре. – Поэтому он и умер. Я виновата! Виновата, Нинка, как поздно я это осознала.
* * *Тем же вечером Катарина, вернувшись домой и закрывшись в спальне, пыталась разложить по полочкам имеющуюся информацию.