– Только не сюда, – прошу я. – Здесь мокро.
– Везде мокро, – возражает Нейша. – Не будь таким неженкой. А столик вытрем бумажными салфетками.
Она ставит напитки, вытирает столик и садится. Я пытаюсь отогнуть ветку, устраивая холодный душ себе, Нейше и столу. Напрасные усилия – ветка быстро возвращается на место.
«Приведи ее ко мне».
– Заткнись!
Слова вылетают у меня раньше, чем успеваю подумать.
– Я ведь ничего не говорила, – хмурится Нейша. – Что с тобой?
Чувствую себя круглым дураком. Чтобы замаскировать ляп, стоя открываю банку и глотаю кока-колу. Углекислый газ ударяет в нос, но ожидаемого удовольствия нет. Пузырьки газа на языке лишь усиливают мое возбуждение.
– Карл, не стой столбом. Садись. Садись и давай поговорим.
Зря я выбрал это кафе. Противно торчать среди сырости и дождевых капель. Мне здесь все мешает: голоса, запахи. Меня тянет туда, где тепло и сухо. Я бы согласился сесть под электрическое полотенце вроде тех, что в общественных туалетах. Сидеть, подставляя лицо струе горячего, сухого воздуха. Хочется почувствовать себя в безопасности.
Но Нейша смотрит на меня и ждет, когда я усядусь. Выдвигаю стул и пристраиваюсь на самом краешке.
– …прежние дни.
Я опять прослушал!
– Карл?
– Что? Нейша, извини меня.
У меня дрожит нога. Я загибаю и разгибаю алюминиевое кольцо на банке. Вверх, вниз, снова вверх и снова вниз. Нужно уберечь ее. И его держать подальше от Нейши…
– Мне кажется, ты совсем не хочешь гулять со мной. Тогда зачем…
– Нейша, ты ошибаешься! Очень хочу. Ты единственный человек… единственная, кто может понять.
– Да. У меня такие же мысли. Мы единственные, кто… Мы с тобой пережили жуткую трагедию. Как ты думаешь, мы всегда будем… близки?
Близки. Ее губы касаются моих. Ее дыхание согревает мне кожу. Но мы не можем быть по-настоящему близки, если она не узнает, через что я прохожу один. Если не расскажу ей всей правды.
– Конечно, – коротко отвечаю я.
Дождь прекратился. Роб исчез. Я немного успокаиваюсь.
– Нейша, ты же знаешь, как я тебе помогал…
– Да. Не просто помогал. Ты спас мою жизнь.
Она смотрит на меня из-под густых темных ресниц. Вряд ли они мягкие. Очень хочется провести по ним пальцем.
– Я хочу и дальше тебе помогать. Хочу оберегать, чтобы ты была в полной безопасности.
Глаза Нейши теплеют. Она тянется ко мне, берет за руку. Мне уже не до признания. Ее рука по-прежнему сжимает мою, а лицо почему-то мрачнеет.
– Спасибо тебе, Карл, но разве существует полная безопасность? Мы все висим на ниточке. Нелепая случайность, какая-нибудь мелочь могут ее оборвать.
– Например, вода. Когда она у тебя в легких вместо воздуха, – соглашаюсь я, и меня пробирает дрожь, даже руки вздрагивают.
Нейша это замечает. Ее пальцы сжимаются крепче. Она пытается меня успокоить и подбодрить.
– Да, – кивает она. – Или одна клетка, у которой сбилась программа, и она стала расти слишком быстро, подавляя другие клетки.
Мы сейчас говорим не про Роба. Вероятно, Нейша имела в виду кого-то из близких, но я боюсь все испортить предположениями вслух.
– Как… раковые клетки? – спрашиваю.
– Моя мама…
Она не договаривает. Ее пальцы еще сильнее сжимают мое запястье. Ноготь впивается мне в кожу. И пусть. Я готов разделить с Нейшей ее боль.
– Мне очень жаль.
Раньше казалось, что глупо говорить эту фразу, извиняясь за то, чего ты не делал, в чем нет твоей вины. Сейчас вдруг понимаю: это лишь часть другой фразы: «Мне очень жаль, что тебе пришлось такое пережить».
– Ты не виноват, – произносит Нейша, словно прочитав мои мысли. – И никто не виноват.
– Это было… я хотел спросить, это было давно?
– Очень. Мне исполнилось пять лет. Отец переехал сюда, чтобы начать все заново. Мы жили в Бирмингеме, он занимал важную должность на фабрике. Перевелся на местную фабрику. Думал, это правильный шаг…
– А разве нет?
Нейша слегка выпячивает нижнюю губу.
– Ни родных. Ни друзей. Я годами разговаривала только с игрушками. Единственная индийская ученица в школе. Мы с отцом единственные индийцы в этом унылом городе. Я люблю папу, но я его ненавидела за переезд сюда.
Если бы отец не привез ее в наш город, она бы не встретила Роба. Не терпела бы от него унижений и издевательств. И сейчас не выбиралась бы из кошмара…
– Теперь его фабрика закрывается. Одному богу известно, куда переедем на этот раз.
У нее очень грустное лицо. Это не значит, что она вот-вот заплачет. У нее лицо уставшего, смирившегося с судьбой человека. Я хочу ей доказать, что она ошибается. Заверить, что все будет прекрасно. Но что я могу сделать? Какие у меня реальные возможности изменить ход событий к лучшему?
Не раздумывая, привстаю со стула, перегибаюсь через столик и слегка целую Нейшу в щеку. Закрываю глаза и вдыхаю запах ее кожи, утопаю в ароматах белого шоколада, ванили, персиков. Нейша – настоящее сияние солнца. Не того жалкого, бледноватого солнца, к которому мы привыкли в Англии, а настоящего, яркого, тропического.
Только сейчас я осознаю свой жест и медленно отстраняюсь. Не решаюсь открыть глаза. Потом все же открываю, и мои механизмы самозащиты вламывают мне по полной. Я глупо верчу головой и не менее глупо улыбаюсь.
– Прости, пожалуйста. Даже не знаю, как меня угораздило.
Я смотрю на нее, прищурив глаза, и вижу: она тоже улыбается.
– Все нормально, – успокаивает Нейша. – Все хорошо.
Миг, долю секунды я ощущаю единение с ней. Мы проваливаемся в общее пространство, где, кроме нас, никого нет. И на этот миг я чувствую себя счастливым. Я забыл обо всем. Мне хочется продлить мгновение. Хочется, чтобы она и дальше смотрела на меня сквозь невероятно густые ресницы. Я хочу, чтобы не гас свет в ее глазах и чтобы на щеках не исчезали ямочки.
Слышится громкий треск. Порыв ветра, взявшегося из ниоткуда, задувает под тент. В одном месте ткань не выдерживает и рвется. Вся вода, скопившаяся на поверхности тента, льется на Нейшу. Такое ощущение, будто кто-то плеснул из ведра. Бумажные салфетки летят на пол. Столб, к которому крепится тент, изгибается, норовя выскочить из ячейки в бетоне. Пластиковая чашка Нейши опрокидывается, кофе выливается ей на колени.
Нейша вскрикивает.
Вскочив со стула, машет руками, отряхиваясь. Она пританцовывает на месте, ойкая. Пролившаяся ей на волосы вода испортила прическу. Горячий кофе обжег колени.
Я хватаю с соседнего столика салфетки и протягиваю ей.
– Ты обожглась?
Не могу понять, она плачет или смеется?
Еще через пару минут, вытерев салфетками волосы, лицо и пострадавшие коленки, Нейша успокаивается и теперь уже точно хихикает над случившимся. Женщина за стойкой, видя это, приносит ей другую чашку кофе и полотенце. Бесплатно. Нейша вытирается насухо, вытирает стул и садится. Из-за облаков проглядывает солнце. Я сразу чувствую его тепло.
– Что это было? Не иначе как Божья кара!
Солнце продолжает светить и греть, но меня прошибает озноб. В каком-то смысле Нейша права. Только это не Божья кара, а чье-то сознательное, целенаправленное действие. Кто-то заставил ветер взбеситься. Кто-то, ослепленный ревностью и злобой. Реальность не дает о себе забывать. Роб. Это его рук дело. Он по-прежнему здесь. И хочет погубить Нейшу.
А я-то думал, что смогу ее оградить. Получается, что нет.
– Нейша, не ходи к озеру, – выпаливаю я. – Обещаешь?
Она склоняет голову вбок.
– Я как раз хотела туда сходить. Сегодня.
– Только не сегодня. И не одна. Возьми меня с собой. Обещай, что одна не пойдешь.
– Хорошо, – соглашается она. – Обещаю.
Она пьет кофе маленькими глотками. Я жалею, что взял кока-колу. Я вовсе не любитель кофе, но мне хочется пить то же, что и она.
– По-моему, самое время возвращаться домой, пока отец совсем не взбеленился, – вздыхает она.
Теперь, когда нет дождя, исчезла и причина, позволявшая нам приобняться. Мы идем рядом, почти не касаясь друг друга. Когда наши пальцы случайно смыкаются, я смущенно отворачиваюсь. Ужасно хочется обнять Нейшу за талию, притянуть к себе и идти шаг в шаг, в общем ритме. Но я не могу… Потом ее пальцы сами находят мои и переплетаются, как зубчики молнии. Украдкой смотрю на нее. Нейша глядит вперед, держится очень уверенно, словно привыкла ходить с парнями за руку. Но последним, с кем она так ходила, был Роб.
Я стараюсь затолкать эту мысль подальше, на самую кромку сознания, и наслаждаюсь каждым шагом нашего пути от парка к ее дому.
Без дождя и без Роба я чувствую себя совсем по-другому. Кажется, с плеч убрали тяжелый груз. Начинаю думать, что больше ничего опасного не произойдет. Может, это вовсе не триллер наяву, а совсем другое произведение. Там тоже происходят разные ужасы, но потом парень сближается с девушкой. Этот парень с этой девушкой. Карл сближается с Нейшей.
Прежде чем завернуть за угол, откуда виден ее дом, Нейша расцепляет пальцы.
– Спасибо, что проводил меня.
– Не за что.
– Я пойду.
– Конечно.
– А тебе, смотрю, стало получше. И сам ты стал спокойнее.
– Это благодаря тебе. Когда ты рядом… Когда мы говорим… ты сама знаешь.
Она знает. Ее тепло прогоняет моих демонов. Если бы только она все время была рядом.
Глава 16
Нейша. Ее глаза. Ее кожа. Ее запах. Ее вкус.
Она уже дома. Я возвращаюсь к себе, но в мыслях и чувствах – только она. Вспоминаю, как впервые ее увидел, как мечтал о ней. Я хотел ее, когда она была с Робом. Но все это ничто по сравнению с тем, что я сейчас чувствую.
Я ее поцеловал.
Она не накричала на меня, не залепила пощечину.
Просто держала за руку.
Я иду по бетону и асфальту, по гравию и траве, но на самом деле плыву по воздуху. Жизнь – хаос, наполненный жестокостями, и все-таки иногда она дарит божественные минуты. Что-то невероятно, неправдоподобно хорошее. Хочется остаться в этих ощущениях, но у меня, конечно же, не получается. В памяти открылись шлюзы. Меня бомбардируют цунами воспоминаний с лавинами картин и голосов. Они кружатся в бешеном вихре, пока не остается одна. Я и она. Нейша и я.
И Роб.
– Ты ее любишь?
Он смеется.
– Конечно же нет.
– Тогда отпусти.
– Чтобы ты ее зацапал? Да я лучше ее убью.
– Не глупи.
– А глупый-то у нас как раз ты. Думаешь, она тебя захочет, когда увидит твою детскую маленькую пипку?
– Заткнись. Слышишь, заткнись.
– Ей придется рассматривать твою штучку под увеличительным стеклом. Она обмочится со смеху. Этим все и кончится.
– Заткнись. Она совсем не такая.
– Представь себе, такая. Все девки одинаковы.
– Можно подумать, ты знаешь. Знаток выискался.
Он увидел нас сидящими в парке, потому и злится. Но на этот раз я не дам ему спуску. На этот раз я дам сдачи.
– Я ей нравлюсь. Она меня целовала. Она…
– Что?
– Она меня целовала, я целовал тоже, и ей понравилось.
– Врешь. Если бы я знал, что ты клеишься к ней у меня за спиной, убил бы. Обоих.
Тогда я ему действительно солгал, но мне очень хотелось, чтобы мое вранье оказалось правдой. Вот когда он протаранил кулаком дверь, а потом врезал мне. Он был вне себя от злости. Это я завел его и разозлил.
Кусочки пазла потихоньку складываются в общую картину. Нейша призналась, что Роб ее бьет. Потом я соврал ему про поцелуи, и он рассвирепел…
Я вспомнил целый пласт. Но до конца ли? Может, еще остались важные моменты?
Тогда я соврал Робу, однако сегодня все было по-настоящему.
Я продолжаю путь домой. Выхожу на центральную улицу. Прохожу мимо кондитерского магазина. Оттуда вырывается струя теплого воздуха, слегка пахнущего ванилью. Воздух говорит мне: «Нейша». Я понимаю: это знак. Мое будущее, где тепло и сладостно пахнет. Я заработал себе такое будущее. Я ее спас. Но она по-прежнему в опасности. Нутром чую: придется еще не раз вызволять ее из беды.
Вернувшись, слышу в кухне голоса, подхожу, приоткрываю дверь. Меня встречает оглушительный вопль. Женщина, похожая на маму, только постарше и потолще, вскакивает со стула и, не переставая вопить, несется ко мне.
– Неужели это ты? Быть не может. Божже мой. Карл! Карл!
Она сжимает меня в объятиях. В одной руке держит кружку, в другой – сигарету. От нее пахнет, как от пепельницы в пабе.
– Это так ужасно, так ужасно, так ужасно.
Она утыкается мне в шею, продолжая бормотать. Я смотрю через ее плечо на маму. У мамы припухшие, блестящие от слез глаза. Опять плакала. И выпивала. В кружках совсем не кофе.
– Ты ведь не забыл свою тетушку Дебби? – спрашивает мама.
Нет. Это я очень хорошо помню. Семейные празднования Рождества. Перед застольем мать с теткой угощались шерри и щебетали, как лучшие подруги. Во время обеда обе налегали на белое вино и весело смеялись, а к моменту поздравительной речи королевы хлестали кофейный ликер «Тиа Мария» и шипели, как дерущиеся уличные кошки.
– Дебс, угомонись. Ты задушишь его.
Тетка разжимает руки и отступает.
– Дай мне взглянуть на тебя. Божже мой, вылитый брат. Божже мой, как такое могло случиться?
У нее по щекам текут слезы, тетка вытирает их рукой. Потом той же ладонью гладит меня по лицу, заставляя вдыхать сигаретный дым. (Она не может расстаться с сигаретой.) От дыма я моргаю и кашляю.
– Сейчас я тебе водички принесу.
Сквозь кашель слышу, как тетка Дебби идет к мойке, наливает воды и несет мне. Она держит кружку возле моего лица, словно я еще маленький и не умею пить самостоятельно.
– Давай пей, – приговаривает она, поднося кружку к моим губам.
«Пей водичку. Глотай. Вдыхай». Роб снова здесь. Я слышу его издевательский шепот. В кружке вода не из-под крана, а со дна озера. Холодная и зловонная, она пытается меня задушить, забить горло и легкие.
– Нет!
Я выхватываю у нее кружку и отшвыриваю подальше от себя. Кружка ударяется о стену и разбивается вдребезги.
– Карл, это что за выходки? – кричит мама.
Тетка Дебби тоже вопит:
– Я же только хотела помочь. Керри, он совсем рехнулся. Что с ним?
– Заткнитесь! Замолчите обе! Вы ничего не понимаете!
Выхожу из кухни, тащусь наверх, к себе в комнату, но успеваю услышать теткины слова:
– Дикие звери. Керри, все как ты и говорила! Я тебе тогда не поверила. Теперь сама вижу: просто звереныш какой-то…
В комнате пахнет плесенью, запах сильнее, чем прежде. Я валюсь на матрас и пытаюсь успокоиться. «Все нормально, – говорю я себе. – Нейше ты нравишься. Помнишь, как ты ее поцеловал? Все будет хорошо».
Это на словах. А в действительности становится только хуже.
Пятно на потолке потемнело. Оно разрастается, переползает на стены. Его щупальца тянутся ко мне. Я чувствую присутствие Роба… Он здесь, во влажной плесени. Это его запах.
«Ты ведь всегда ее хотел. Правда, братишка?»
Его голос – галлюцинация, не более. Никакого Роба рядом нет.
«Она этого заслуживает. Вы оба заслуживаете».
Я затыкаю уши, поворачиваюсь на бок и подтягиваю колени к груди.
– Прекрати! Слышишь, прекрати!
«Я убью тебя, Си. Можешь не сомневаться…»
– Прекрати! Я не желаю тебя слушать. Отстань от меня.
На моей спине чья-то рука. Это он. Я его чувствую. Не хочу на него смотреть. Вообще не хочу, чтобы он здесь находился. Я этого не выдержу. Бью наотмашь и натыкаюсь на что-то теплое. Раздается два крика: один – совсем рядом, второй – поодаль. Оборачиваюсь через плечо. Мама лежит на спине, широко открыв рот, она похожа на рыбу, вытащенную из воды. Тетка Дебби застыла в проеме.
Я слышу не только крики, но и смех. Хохот отражается от стен и гремит в ушах.
Глава 17
Вскакиваю на ноги, несусь по лестнице прочь из дома.
– Керри, он не в себе. Он опасен…
Вылетаю из дома, пробегаю двор, перескакиваю через стену. Сам не знаю, куда мчусь, но там я не мог оставаться ни минуты. Меня несет по переулкам и проходам, между задворками домов, мимо гаражей и мусорных баков. Я хочу бежать и бежать, целую вечность, но запас сил скоро иссякает. Бег сменяется трусцой, потом шагом. В горле пересохло, а ноги налились свинцом.
Меня выносит к заднему фасаду школы, к скопищу ветхих домишек, которые называют Сараями. Здесь у школьных уборщиков и сторожей своя маленькая империя. Но сегодня суббота. В школе пусто: ни учителей, ни учеников. Перелезаю через дыру в заборе. Домишки на замке, но у одного есть подобие крыльца, на нем стоит пара брезентовых шезлонгов. Сажусь и пытаюсь разобраться в случившемся.
Я виноват. Ударил маму, подумав, что отбиваюсь от Роба. Будь мы вдвоем, я бы вернулся домой и извинился. Возможно, она дала бы мне затрещину. Может, и нет. Ну, отругала бы. Я бы выдержал. Мы бы помирились. У нас все неплохо складывалось. А с появлением Дебби все пошло наперекосяк. Тетка станет нудить без передышки и заводить маму. Не могу я вернуться домой. Во всяком случае, не сейчас.
Главное, мне понятно, из-за чего все началось и почему Роб так зол. Он ревнует Нейшу и злится на меня за то, что я стараюсь защитить ее от него. Он хочет смерти Нейши, пытается заставить меня убить ее и тем самым заплатить за его собственную смерть. Думает, я у него в долгу и обязан проявить солидарность с ним. Не дождется! Ни за что. Нейша – добрая и красивая, и я все сильнее чувствую, что она может стать моей девушкой. Это самое прекрасное из всех чувств, и я не позволю Робу вмешиваться.
Нужно найти способ сказать ему об этом. Что он мне сделает? Он же мертв.
Откидываюсь на брезентовую спинку и закрываю глаза. Снова вижу его бледное лицо. И бегунок, за которым смыкаются две полоски молнии. Я нутром чую: если откажусь играть по его правилам, он расправится со мной. Он теперь обитает в воде, а вода повсюду, и Роб может повелевать водой, направлять ее против меня. Когда каждый день видишь его, слышишь его, вдыхаешь его запах, недолго сойти с ума. Я уже близок к тому. Ударил маму. Что дальше?