– На самом деле я пришла поблагодарить тебя, – сообщает она.
Теперь я поднимаю голову. Наши глаза встречаются. В это мгновение я вспоминаю другой эпизод. Тогда я тоже смотрел на нее, и она об этом знала.
Он гладит ей бока, потом талию. Я стою и смотрю, как он ласкает ее, тискает, заводит. Она оборачивается через плечо. Я ловлю ее взгляд. Что в нем? Вопрос? Призыв о помощи? Потом она закрывает глаза и открывает рот.
Я стою. Смотрю. Не верю глазам.
Она снова с ним. После всего, что было.
Он отходит в сторону и раздевается. Остается в трусах, бежит в воду и останавливается, когда та достигает его колен.
– Иди сюда! – кричит он.
Она качает головой, но потом выгибает спину, расстегивает и снимает лифчик. Я больше не могу смотреть и отворачиваюсь. Мне противно и стыдно.
– Карл, ты слушаешь? Я хотела тебя поблагодарить.
– Меня? За что?
– Я много думала над твоими словами. Ты сказал, что убил его. Роба.
Она говорит почти шепотом. Ее пальцы чуть сильнее сжимают мою руку.
– Мне думается, это я. Но я не уверен. Помню, мы с ним дрались. – Я тоже шепчу. – Я сдавил ему шею.
– Я не знала о случившемся, – признается Нейша. – Я лишь помню… мы заплыли дальше, чем мне хотелось. Не люблю плавать, где глубоко. Но он меня не пустил, а потом… – Нейша запинается, – потом он сорвал с меня медальон и схватил за горло. Он меня душил. Ты поплыл к нам. Плыл и кричал. Тогда он меня отпустил. Понимаешь… ты, скорее всего, говоришь правду. С чего бы ему меня отпускать, если бы не твое вмешательство? Ты его заставил. Получается, Карл, ты спас мне жизнь.
Неужели это правда? И я спас ей жизнь?
– А ты видела, что было потом?
– Нет. Едва он меня выпустил, я поплыла прочь. Сама не знаю куда. Подальше от него. И тут начался жуткий ливень. Сплошная стена, ничего не видно. Но тебя я слышала… вас обоих. Вы ругались, кричали друг на друга… Я продолжала плыть. Ваши голоса становились все тише… Я добралась до берега, а через несколько минут и ты.
– Но вчера ты говорила, что я пытался тебя убить. Я и мой отвратительный брат.
– Даже не знаю, как у меня такое вырвалось. Все произошло настолько быстро. Я была в шоке. Думала, ты с ним заодно и знаешь, что он собрался сделать… Понимаешь, в его мобильнике были мои снимки.
Нейша отводит глаза, смотрит вниз.
– Он грозил: если я с ним не встречусь, он покажет снимки моему отцу. А ты сказал… помнишь свои слова? Ты сказал, что он исполнит свою угрозу и потому мне надо пойти с ним на озеро, но ты меня защитишь. Ты встретил меня после школы, и мы пошли вместе. Потом ты сидел неподалеку, в кустах, пока я с ним говорила.
Вспоминаю, как мы с ней идем по траве. Она теребит серебряный медальон на шее.
– Но на озере ты его поцеловала, – напоминаю я. – Я вас видел. Вы оба разделись и полезли в воду… Нейша, ты вернулась к нему.
– Я же сказала, он мне угрожал. Говорил: если не подчинюсь, он выложит снимки в Интернет… напечатает и пришлет моему отцу… если понадобится, легко проникнет к нам в дом. Карл, я перепугалась. У меня не было выбора. Я разделась… а когда оглянулась, увидела, как ты уходишь. Подумала, ты меня предал.
– Но потом я увидел, как ты в воде от него отбиваешься, и поплыл на помощь… тебя выручать.
– И выручил. Карл, ты беспокоился за меня. Ты всегда обо мне заботился и ни разу меня не предал. Слава богу, что ты там оказался, иначе… меня бы…
Получается, я ее спас? Я ее герой. Это Роб пытался ее убить. Он, а не я.
Нейша отпивает глоток. Капля падает на стол. Расплывается по пластиковой поверхности с рисунком из мелких крапинок. Крошечное озерцо. Всего-навсего капля. Я стираю ее пальцем, а голова наполняется его голосом.
«Не слушай эту суку».
В ушах звучит его голос. Ноздри щиплет от озерной воды. Меня прошибает озноб.
Вытираю палец о ткань джинсов, и все замолкает. Я прав насчет воды. Наверняка прав.
Нейша снова подносит стакан к губам. При виде воды, что льется из стакана в ее рот, у меня схватывает живот. Вода. В кране, в озере, на ее губах, у меня во рту. У женщин нет кадыка, но я вижу, как подымается и опускается кожа на ее горле, когда она глотает. Потом я замечаю еще кое-что: ярко-красную полоску на шее, там, где цепочка медальона вреза́лась в кожу.
Ей нельзя пить эту воду. Я выхватываю стакан. Нейша удивлена и даже не противится.
– В чем дело? – растерянно спрашивает она.
– Не пей эту воду.
– Почему?
– Стакан грязный. Я только сейчас увидел.
Ставлю стакан в мойку.
Нейша отодвигает стул, но пока не встает.
– Я, пожалуй, пойду.
Она кусает нижнюю губу. Я знаю: хочет еще что-то сказать. Я жду. Между нами повисает тишина.
– Карл, я знаю, каково тебе сейчас. Если ты его убил, то совершил ужасный поступок. Но сделал это, чтобы предупредить другое зло. И я тебе искренне благодарна.
Нейша смотрит вниз. Ее руки сцеплены на коленях. Пока она говорит, ее пальцы белеют от напряжения. Того и гляди, руки себе сломает.
– Ты хороший человек. Мне надо было прислушиваться к тебе и с самого начала держаться от него подальше. Ты не один, кто виноват. Часть вины лежит и на мне.
– Как это понимать? – удивляюсь я. – Ты ни в чем не виновата. Он пытался тебя убить.
– Я его довела.
– Что?
– Я очень сильно на него давила.
Нейша бросает на меня быстрый взгляд и снова опускает глаза.
– Не понимаю.
И я не вру.
– А ты совсем ничего не помнишь? – со вздохом спрашивает она.
– Я, наверное, скоро свихнусь от всех этих провалов в памяти!
Я почти кричу, и она настораживается. Снова кусает губу. Потом едва слышно говорит:
– Я ему угрожала. Грозила раскрыть его секреты. Тогда бы ему не поздоровилось.
Глава 13
– Уже не помню, сколько раз я пыталась с ним порвать, но всегда возвращалась. Он извинялся, твердил, что сам себе не рад. И я каждый раз ему верила. Верила, что он действительно раскаивается. Когда становилось совсем невыносимо, говорила с тобой. Ты всегда был рядом. Выслушивал меня. Но Роб думал, что мы не просто общаемся. Он был ревнив, очень ревнив. Я пыталась объяснить, что все подозрения лишь плод его фантазии, но он приходил в ярость. Тогда я поняла, что должна с ним расстаться раз и навсегда. Я сказала: если он опять появится, расскажу о том, что мне известно. И тогда он загремит в тюрьму.
– А что тебе известно? – спрашиваю я.
Ее рука тянется к шее.
– Он подарил мне медальон и рассказал, при каких обстоятельствах тот к нему попал. Это ты помнишь?
Я киваю.
– Это медальон старухи. Она умерла.
– Об этом знали только я, ты и Роб, – продолжает Нейша. – Я пригрозила Робу, что сообщу в полицию, если он не отстанет.
– Но зачем? Зачем было угрожать ему? Разве ты не могла просто оборвать отношения и больше с ним не встречаться?
Она тихо фыркает.
– На словах все легко. Но город маленький. Куда ни пойдешь, что ни сделаешь – всем сразу становится известно. Тогда надо сидеть дома затворницей. Я и это пробовала.
– Значит, он хотел закрыть тебе рот и потому он…
Она кивает:
– Да. К тому же не забывай о ревности. Он думал, что ты… что мы… ты понимаешь… за его спиной.
– Но мы… между нами ничего не было. Так ведь? И еще, Нейша: он не убивал старуху. Я расскажу, что произошло. Роб убил собаку. Старуха увидела мертвого пса и подняла крик. А потом вдруг… упала на пол и затихла. Я возненавидел Роба за то, что он заставил меня пойти с ним грабить дом Гарри. Просто я знал, где у них лежат ценности. Но он ее не убивал.
Нейша пристально смотрит на меня.
– Роб мне рассказывал по-другому. Сказал, что прикончил старуху. Это его слова: «Я ее прикончил». А у нас с тобой ничего не было. Ты слишком хорош для идиотки вроде меня. Мы были просто друзьями.
Я тереблю волосы, начиная сомневаться в том, что мне удалось вспомнить.
– Я тогда чего-то не понимаю. Если Роб сказал, что убил старуху, почему ты осталась с ним? Почему столько раз возвращалась к нему? Неужели из-за снимков?
Нейша вздыхает. Упирается локтями в стол, обхватывает голову и смотрит на меня.
– Нет, это было ближе к концу. Я не знаю. Не знаю.
Она знает. Просто не говорит.
– Ты считала его убийцей и вернулась к нему…
У нее на ресницах блестят слезы. Я не хочу, чтобы она плакала. Надо ее как-то поддержать. Обнять, что ли? Но мне необходимо знать.
– Нейша, ты к нему вернулась. Почему?
Она поднимает голову. Губы плотно сжаты.
– Я боялась. Он грозился меня убить, если я его брошу. Я знала: он может. Он был жестоким. Ты видел, как он обращался со мной.
Красная полоса вокруг шеи.
– Ты про озеро?
– И до озера. Потому мы с тобой и сблизились. Карл, я сама была виновата.
Сквозь макияж просвечивает ссадина на щеке. Темная, которую не больно-то спрячешь.
Красная полоса вокруг шеи.
– Ты про озеро?
– И до озера. Потому мы с тобой и сблизились. Карл, я сама была виновата.
Сквозь макияж просвечивает ссадина на щеке. Темная, которую не больно-то спрячешь.
– Нет, ты ни при чем. Ты не заставляла себя бить. Не выгораживай его.
– Я его разозлила. Говорила ему под руку. Он требовал замолчать.
– Нейша, он родился злым на весь мир. Уж я-то знаю, можешь мне верить.
Вот и еще один провал в памяти заполняется.
Нейша тянется ко лбу, сдавливает виски.
– Дело не только в старухе. Он бил тебя. Помнишь? Делал тебе больно.
Из прихожей слышится шум. Шарканье по полу. Мы с Нейшей вопросительно переглядываемся. Я вскакиваю, выбегаю в прихожую. Мама склонилась над кипой журналов.
– Все в порядке? – спрашиваю я.
Она смотрит на меня. Покраснела. Ясно. Мама подслушивала. Давно ли она здесь? И много ли слышала?
– Я вот собралась… собралась сдать их в макулатуру.
Нейша тоже выходит в коридор.
– Мне пора домой.
– Нет, не сейчас, – возражаю я. – Пожалуйста. Посиди еще немного.
Я беру ее за руку. Она вздрагивает.
Между кистью ее руки и локтем ссадины, успевшие покрыться сероватой коркой. Она думает, я их не заметил. Заметил.
– Как он посмел это сделать?
Она отворачивается. Я беру ее за руку, мягкую и теплую.
– Нейша, я никогда не сделаю тебе больно.
Убираю руку. Иду с Нейшей к двери. Мама стоит и смотрит на нас, держа в руках журналы. Снаружи почти беззвучно моросит дождь. Совсем слабый, но достаточный, чтобы меня насторожить. По коже ползут мурашки. Нейша останавливается на верхней ступеньке крыльца, поднимает воротник пальто. Я встаю рядом, закрыв дверь.
– Она слышала, – шепчет Нейша.
– Очевидно, да. Ничего, я с ней поговорю.
– Как глупо получилось.
– Все будет нормально, – отвечаю я и понимаю, до чего неубедительно звучат мои слова.
Дождь усиливает серый цвет бетонных стен и плит прохода. С карниза срывается крупная капля и ударяет по руке. Одновременно замечаю в дальнем конце улицы, возле спуска, мелькнувшую тень. Съеживаюсь. Моя спина впечатывается в дверь.
– Ты что? – удивляется Нейша. – Прячешься?
– Нет. С чего ты взяла? Не от кого прятаться.
Я хочу ей рассказать. Очень хочу. Но не сейчас.
Нейша смотрит через плечо.
– Там кто-то есть?
– Никого.
Она снова оборачивается. С непривычки такое может испугать.
– Ты меня проводишь до спуска? – спрашивает Нейша.
Она ждет моего ответа.
– Конечно. – Я спускаюсь с крыльца.
Дождь такой мелкий, что почти не ощущается. Впереди никаких теней. Я не слышу непрошеных голосов, и страх понемногу гаснет. Нейша берет меня за руку. Даже через пальто я чувствую ее тепло.
– А давай я тебя до дома провожу, – предлагаю я.
Она морщит лоб:
– Ты лучше поговори с мамой.
– Но мне и с тобой надо поговорить. Мы не закончили разговор.
– Договорим потом. А сейчас важно выяснить, многое ли твоя мама слышала и как она поступит. Вдруг пойдет в полицию? Тебя могут арестовать.
Я пожимаю плечами:
– Не думаю. Вряд ли она меня заложит. Если мама слышала, как Роб обошелся с тобой, она будет молчать. Ей тоже досталось. Не от Роба. От нашего отца. Он над ней издевался, изуродовал ей мизинец. На озере я тебя защищал… во всяком случае, пытался защитить. Не думаю, что она настучит копам.
Мы почти дошли до лестницы. Дождь похож на водяную пыль, но лицо, шея и руки у меня мокрые.
– Нейша, зачем ты наврала полицейским? Сказала, что мы на озере резвились? Почему не рассказала правду?
– Я тебя боялась. Ты убедил меня пойти на озеро. Я подумала, вы с ним заодно. А потом испугалась, что ты станешь мстить, если я скажу правду.
Ощущение такое, будто из меня вычерпывают внутренности. Я напугал Нейшу? Мне худо от одной этой мысли.
– И потом, мне бы пришлось рассказать им все, – продолжает она. – Все, о чем я говорила тебе. На такое я решиться не могла.
– Не понимаю. Ты не сделала ничего плохого. Это он над тобой издевался. Ты пыталась защититься.
– Легко говорить, когда мы вдвоем. А когда даешь показания… Возникает чувство, что ты тоже виновата. Стыдно.
Она отворачивается. Я беру ее за руку и осторожно поворачиваю лицом к себе. Нейша по-прежнему не смотрит мне в глаза.
– Ты не виновата. Ни в чем не виновата. Поверь мне, Нейша…
Мне хочется ее обнять. Прижать к себе.
Внизу, где кончаются ступени, кто-то есть. Бледная, едва заметная фигура.
Я застываю на месте.
Фигура выплывает из сумрака, направляется к нам.
– Что случилось? – спрашивает Нейша, поворачиваясь ко мне.
Человек. Он поднялся лишь на середину лестницы, но я уже знаю, кто это. Роб. Он зол. Сильно зол.
– Бежим! – кричу я. – Быстро назад, в дом!
Силой тащу Нейшу обратно. Надо успеть вернуться домой.
– В чем дело? – кричит она. – Что случилось?
Мы взбегаем на крыльцо, шумно вваливаемся в прихожую. Я хватаю кухонное полотенце и торопливо вытираю лицо и волосы.
– Это дождь. Дождь…
Протягиваю полотенце Нейше. Она стоит в проеме входной двери, недоуменно глядя на меня. Роб исчез. Он не погнался за нами. Мы в безопасности.
– У меня даже пальто не намокло, – недоумевает Нейша. – Может, объяснишь, что случилось? Ты меня пугаешь.
Что случилось? Она спрашивает, что случилось. Она не знает. Не видит того, что вижу я. Мне кажется, я понимаю происходящее со мной, но сначала должен удостовериться и лишь потом рассказать ей… если…
– Ничего особенного. Просто у меня нервная реакция на дождь после… сама знаешь.
– Тогда не провожай меня. Оставайся дома. Я прекрасно дойду сама.
– Хорошо. Но ты хотя бы зонтик возьми, а то промокнешь.
Не могу поверить, что спокойно позволяю Нейше уйти одной.
Она чуть прищуривается, будто хочет спросить о чем-то, но потом говорит совсем другое:
– Не волнуйся. У меня есть зонтик. – Хлопает по сумке, висящей на плече. – Ты мне позвонишь?
– Да. Обязательно.
Мне важно знать, что она благополучно вернулась домой.
– У тебя… у тебя его телефон? Я очень удивилась, когда ты первый раз позвонил. Это…
– Понимаю. Нигде не могу найти свой мобильник. Может, остался на дне озера.
Нейша краснеет, и я вслед за нею. Чувствую, как кровь приливает к лицу при мысли о снимках. Ее снимках.
Она опять что-то хочет сказать, но лишь кусает губы, а затем бормочет:
– Ладно. Пока.
И выскальзывает из нашего дома. Я слышу ее шаги. Каблуки сапог стучат по бетону. Закрываю дверь, приваливаюсь к косяку и пару минут пытаюсь успокоить дыхание, разобраться с лавиной голосов и картинок, мелькающих в памяти. Я жду, когда они сложатся во что-то более осмысленное.
До сих пор не могу прийти в себя от того, что рассказала мне Нейша. Сейчас я должен был проводить ее до дома. У меня столько вопросов. Но она права. Необходимо поговорить с мамой.
– Мам, ты где?
– Здесь я.
Голос тусклый, монотонный. Она в гостиной, сидит на диване. Журналы валяются на кофейном столике. У нее в руках старая школьная фотография. Мы с Робом в одинаковых рубашках и галстуках, волосы прилизаны. Мама что-то бормочет. Я с трудом разбираю ее слова.
– Такой молодой. Такой молодой.
Ее сын, погибший в семнадцать лет. Старший сын, убитый младшим.
– Я знаю. Мне тоже тяжело.
Кажется, она не слышит моих слов.
– …Ты думаешь, малые дети, ничего не понимают. Всё они понимают, даже когда еще ползунки. Мне бы это раньше уяснить. Уйти от этого мерзавца. А я не думала… представить не могла.
Она кладет снимок и сцепляет руки, водя изуродованным мизинцем по большому пальцу.
– Мам!
Она поднимает голову. Я стою в дверях.
– Роб? – спрашивает она. – Роб, что ты наделал?
Она с трудом встает и идет ко мне, хмуря брови.
– Мама, это я, Карл.
Иду к ней. Мы останавливаемся посередине комнаты.
– Карл, – повторяет она, будто силится вспомнить. – Карл!
Ее лицо светлеет.
Она берет меня за руки и, кажется, возвращается в реальность.
– Эта девочка ушла? – спрашивает мама, глядя мне за спину.
– Да. Ты много слышала?
Мама смотрит на меня. Чувствуется, ей неловко.
– Достаточно.
– Ты собираешься меня выдать? Рассказать другим? Сообщить в полицию?
– Зачем? – удивляется она.
– Ты знаешь причину. Я… его убил.
– Это несчастный случай, – упрямо твердит мама.
– Нет, мама. Это что угодно, только не несчастный случай. Если ты заявишь на меня, я даже не рассержусь.
– Карл, у нас так не принято. В нашей семье. Мы не разбалтываем семейные тайны. И не стучим копам. – Она устало смотрит на меня. – И потом, какая мне была бы польза? Я и так потеряла одного сына. Не хочу терять второго.