Усталый, он снова прислонился к дереву и закрыл глаза. Императорский парад поразил пятнадцатилетнего Скилганнона. Тогда он впервые увидел слонов. Стоя рядом с Гревисом, он дивился величию и мощи этих шести великанов. Их голову и грудь покрывала серебряная кольчуга, а бивни! Не менее четырех футов длиной, они сверкали, как белое. золото. Они несли на себе деревянные башенки, и в каждой сидели четверо вентрийских лучников.
— Пользы от этих зверей меньше, чем кажется с виду, — заметил Гревис. — Впадая в панику, они поворачивают назад и топчут своих же воинов.
— И все-таки они великолепны.
— Да, грандиозные существа.
За слонами следовали новые наашанские уланы, конница короля Бокрама. Во главе ехал сам король, стройный, остролицый и остроглазый, в высоком серебряном шлеме, серебряном панцире и тонкой золотой кольчуге.
— Падшие возвысятся, — прошептал Гревис. Историю Бокрама знал весь Наашан. Лишенный старым королем всех своих титулов три года назад, он бежал в Вентрию и поступил на службу к Горбену. Вскоре после этого вентрийцы вторглись в Наашан с запада. Наашаниты держались два года, но затем король пал в сражении, пронзенный мечами Бессмертных. Ходили слухи, что Бокрам успел поговорить с умирающим монархом, а затем медленно вонзил кинжал ему в глаз. На плечах отступающей наашанской армии Бокрам вошел в столицу, и сегодня его должны были короновать в присутствии подлинного правителя, Горбена Вентрийского.
— Ты поосторожнее с такими словами, — предупредил Гревиса Скилганнон. — Он суров, и говорят, что все сказанное против него непременно попадает ему в уши.
— И правильно, думаю, говорят. Многие аристократы арестованы, многие бегут из страны. Вдове короля и его дочери, Джиане, вынесен смертный приговор.
— Женщин-то зачем убивать?
— Так всегда делается, Олек. Вся семья прежнего монарха должна умереть. Чтобы не осталось ни мужчин, которые могли бы поднять мятеж против Бокрама, ни женщин, способных родить новых мятежников.
— Надеюсь в таком случае, что их не найдут.
— Я тоже. Она прелестное дитя. Впрочем, не такое уж и дитя — ей скоро шестнадцать, и ее красота обещает стать ослепительной.
— Ты ее видел?
— О да, много раз. Я обучал ее стихосложению и танцам.
Скилганнон изумился, но ничего не сказал, потому что как раз в это время показался император Горбен на великолепнейшем боевом коне. Черные волосы и борода могучего всадника блестели на солнце. Он в отличие от Бокрама не щеголял золотой кольчугой — его доспехи, хотя и отменного качества, предназначались скорее для боя, чем для парада. Позади него маршировали две тысячи Бессмертных.
— Вот она, истинная власть, — сказал Гревис. — Смотри внимательно, Олек. Ты видишь перед собой самого могущественного на свете человека. У него есть все: сила, обаяние и безмерное мужество. Солдаты боготворят его, и он знает, к чему стремится. Изъян у него только один.
— Какой?
— Он не имеет наследника, а это значит, что его империя построена на песке. Он — та известь, что скрепляет стены замка. Когда он умрет, замок рухнет.
Дождавшись конца парада, они в потоке других зрителей двинулись к дому.
— Видел ты Бораниуса? — спросил Гревис.
— Нет, а где?
— Он ехал сразу за Бокрамом. Уланами командует он. Неплохо для восемнадцатилетнего — но когда у тебя дядя король, карьеру делать легче. Давай-ка прибавим шагу, не то ты опоздаешь к Маланеку.
— Ты не придешь посмотреть на меня?
— Не могу, Олек, дела. Увидимся вечером, а теперь беги — Маланек ждать не любит.
Гревис помахал ему и перешел на другую сторону улицы. В последнее время он стал очень скрытен и порой исчезал на целые дни, не давая никаких объяснений. А теперь вдруг выяснилось, что он был учителем принцессы Джианы. Понятное дело, усмехнулся Олек, где же найти наставника лучше того, который долгие годы изображал принцесс на сцене?
Следуя совету Гревиса, он пустился бегом, сворачивая в переулки и поднимаясь на крутой Кедровый холм. Из храма выходили священники в желтых одеждах. Скилганнон, лавируя между ними, устремился к зданиям старой академии.
Несколько лет назад их, ввиду, близости королевского дворца, преобразовали в резиденции для именитых гостей Наашана.
Часовой у ворот махнул Скилганнону рукой — у него давно уже перестали спрашивать пропуск. Это, конечно, облегчало ему доступ к Маланеку, но в то же бремя внушало беспокойство. В старой академии живут влиятельные люди, а у таких, как объяснял ему отец, всегда есть враги. Таков закон. Если часовые будут так небрежны, то когда-нибудь мимо них проскользнет настоящий злоумышленник, и прольется кровь.
Впрочем, это не его дело. Скилганнон взлетел по ступеням в бывшую трапезную, превращенную в гимнастический зал с канатами, приспособлениями для прыжков, ваннами и массажными столами. Здесь имелись мишени для лучников и метателей дротиков, а также многочисленные мечи, как деревянные, так и стальные. На особой подставке размещались метательные снаряды — ножи и стальные круги с зазубренными краями.
Маланек у дальней стойки с мечами испытывал на равновесие две парные сабли — высокий и гибкий с виду, но мощного сложения. Голова его от затылка до ушей была выбрита. Темные волосы вздымались надо лбом высоким гребнем, а сзади связывались в конский хвост. Обнаженную грудь фехтовальщика украшала татуировка в виде пантеры, на одной руке чернел паук, другую обвивала змея, чья голова высовывалась из-за правого плеча. Будто бы не замечая вошедшего ученика, Маланек вышел на середину зала.
Там он стал разминаться, прыгая и кружась с двумя саблями в руках. Скилганнон с замирающим сердцем ждал завершающей сцены, которой всегда восхищался. Наконец Маланек подбросил оба клинка в воздух и, сделав сальто вперед, поймал их за рукояти. Скилганнон захлопал в ладоши. Мастер поклонился, но не улыбнулся в ответ и вдруг перебросил одну из сабель Скилганнону. Мальчик, не сводя глаз с бритвенно-острого, летящего по воздуху клинка, сделал шаг в сторону и перехватил рукоять, но она выскользнула из его пальцев, и лезвие оцарапало голую ногу.
— Пустяки, — сказал Маланек, осмотрев порез. — Само заживет. Ступай приготовься.
— Я почти поймал ее.
— «Почти» не считается. Ты работаешь головой, а не рукой — так не годится.
Маланек гонял Скилганнона два часа, заставляя его бегать, лазить по канату и прыгать через препятствия. Через каждые десять минут он давал ученику минутную передышку, а затем все начиналось сызнова. В конце концов учитель вручил Скилганнону одну из сабель и внезапно атаковал. Скилганнон не ожидал этого. Обычно мастер перед уроком всегда приказывал ему надеть стеганый нагрудник и такие же наручи, а порой даже и шлем. Оставшись без всякой защиты, мальчик оборонялся как мог, но не пытался пробить оборону мастера, ведь на Маланеке тоже не было доспехов. Через некоторое время Маланек отступил и холодно осведомился:
— Что ты, собственно, делаешь?
— Защищаюсь, мастер.
— А лучший способ зашиты — это что?
— Нападение, но ведь у вас нет…
— Слушай меня, мальчик! — рявкнул Маланек. — Этот Урок закончится кровью — либо моей, либо твоей. Или сражайся, или положи саблю на пол и уходи.
Скилганнон, посмотрев на него, положил саблю на пол и повернулся к выходу.
— Боишься? — процедил Маланек.
— Я боюсь одного — задеть вас.
— Поди сюда. Гляди на меня. Видишь шрамы? Этот от копья, — мастер ткнул себя в грудь, — я уж думал, что не выживу. Этот от удара кинжалом. А этим, — он показал на отметину рядом с головой змеи, — наградил меня твой приятель Бораниус во время урока. Я, как видишь, жив и здоров.
Мы можем фехтовать с тобой целую вечность, но воином ты так и не станешь. Не столкнувшись с настоящей угрозой, ты никогда не научишься ее отражать. Пойдем-ка. — Маланек подвел Скилганнона к дальней стене. Там на полке лежали бинты, кривая игла, нитки, стояли сосуды с вином и медом.
— Кому-то из нас сегодня пустят кровь — по всей вероятности, тебе, Олек. Если будешь сражаться умело, рана будет небольшой, если нет, она может быть и серьезной. Ты можешь даже умереть.
— В этом нет никакого смысла.
— А в войне есть? Выбирай, уходить тебе или сражаться. Если уйдешь, я больше не желаю тебя здесь видеть.
Скилганнону хотелось уйти, но в свои пятнадцать он счел такой выбор позорным и сказал:
— Я буду драться.
— Тогда приступим.
Скилганнон и теперь помнил боль от тех первых стежков. На груди у него остался порез длиной около семи дюймов, и кровь оттуда хлестала почем зря. Эта рана мучила его потом добрых несколько недель. Бой завязался свирепый, и где-то на середине Скилганнон забыл, что Маланек — его учитель. Он дрался так, будто от этого зависела его жизнь, и пошел на большой риск, направив смертельный выпад в горло Маланеку. Только благодаря быстроте и сноровке мастер сумел уклониться от этого удара, но сабля Скилганнона все-таки чиркнула его по щеке.
Только тогда Скилганнон ощутил, что Маланек, выполняя свой оборонительный маневр, поранил ему грудь. В растерянности он отступил. Мастер в последний миг сдержал саблю и всего лишь вспорол ему кожу, но при желании мог бы пронзить его сердце.
Противники посмотрели друг на друга.
— Надеюсь, что когда-нибудь научусь драться хотя бы наполовину так, как вы, — сказал мальчик.
— Ты будешь драться лучше меня, Олек. Еще год — и мне нечему будет тебя учить. Из тебя выйдет хороший воин, один из лучших.
— Такой, как Бораниус?
— Трудно сказать. Такие, как Бораниус, встречаются редко. Он природный убийца, и человек проворнее его мне еще не попадался.
— Но вы могли бы его побить?
— Теперь уже нет. Он меня превзошел. И даже сравнялся с Агасарсисом, а выше этого, пожалуй, не прыгнешь.
К середине утра они, проделав около одиннадцати миль, выехали из леса на возделанную равнину. По пути они обгоняли сотни беженцев, бредущих туда, где надеялись обрести хотя бы временное пристанище.
День из-за плотных облаков был серый и прохладный. Брейган наконец-то стал попадать в такт своей лошади, по крайней мере на рыси. Если конь прибавлял ходу, всадник цеплялся за седло. Скилганнон постоянно выезжал вперед, высматривая вражеских конников, но ни один из замеченных им отрядов к беженцам приближаться не стал.
К вечеру тучи разошлись, и колонну осветило яркое солнце. Люди воспряли духом, но тут впереди возник затор, и весть о причине задержки покатилась назад быстрее лесного пожара.
Мелликан пал. Никто не знал, что стало с тантрийским королем и его разбитой армией, но всем было ясно, что дальнейшее путешествие утратило всякий смысл. Стен, за которыми можно укрыться, больше нет. Люди садились на землю, многие плакали, другие просто смотрели в пространство. Они покинули свои дома в ужасе и боялись возвращаться туда, но и в город идти стало незачем.
Скилганнон, галопом проскакав на северо-восток, остановился около особенно большого скопления народа. Несколько солдат в желтых плащах тантрийской кавалерии пытались по мере сил ответить на задаваемые им вопросы. Король то ли покончил с собой, то ли убит своими же приближенными. Городские ворота открыли, датиане вошли в них без боя. Были случаи грабежей и нападений на мирных жителей, но командование пресекает бесчинства. Худшее случилось, когда кто-то выпустил на волю бойцовых зверей. Чудовища рыскали по улицам, убивая всех без разбора. Скилганнон вернулся к своим, и Брейган спросил:
— Что же нам теперь делать?
— Ехать в город, как и собирались.
— Значит, война окончена?
— Нет. Это только первая ее стадия. Теперь сюда придет наашанская армия.
— Ничего не понимаю. Наашаниты — наши союзники, почему же они не пришли раньше?
— Это союз овцы с волком, Брейган. Королева хочет править этой страной, а также Датией и Доспилисом. Теперь, когда тантрийский король мертв, она явится сюда как освободительница и пожнет благодарность охваченного страхом народа.
— Значит, она бесчестна? — спросил Рабалин.
— Бесчестна? — с резким смехом повторил Скилганнон. — Она правительница, мальчик, а честь — это плащ, в который она облекается, когда ей удобно. Помнишь старую пословицу: «Чем громче говорят о чести, тем тщательнее мы считаем серебряные ложки»? Среди правителей общепризнанные добродетели искать бесполезно.
— Ты думаешь, в городе безопасно? — с сомнением произнес Брейган.
— На это я не могу ответить. Сегодня там, во всяком случае, безопаснее, чем было вчера, однако нам придется отпустить лошадей и войти в город пешком.
— Почему?
— На них клейма, Рабалин, — объяснил Скилганнон, видя, как огорчился мальчик. — Клейма датийской кавалерии. По-твоему, это разумно — въезжать в захваченный неприятелем город на украденных у него же лошадях? Мы доедем до мелликанских холмов и там их отпустим. Ничего плохого с ними не случится, будь уверен, а теперь пора двигаться дальше.
Скилганнон повел своих спутников напрямик, через поля, объезжая беженцев. Его-то падение Мелликана устраивало как нельзя более. На этой стадии войны попасть в город — и покинуть его — должно быть намного проще. Трудностей с провизией тоже не предвидится, поэтому путешествие в Шерак и Намибскую пустыню становится более осуществимым. Наашанская армия войдет в страну с юга, войска Датии и Доспилиса будут вынуждены выступить ей навстречу, военные действия на севере маловероятны.
Несколько часов они ехали молча. Обманчиво ровная с виду земля изобиловала впадинами и оврагами, поэтому Скилганнон продвигался медленно и осторожно, оглядывая местность опытным глазом. Хорошее место, чтобы подкараулить захватническую армию. В этих оврагах и в густом тростнике вдоль ручьев можно спрятать изрядное количество солдат. Он сам часто устраивал такие засады на первых порах наашанского мятежа.
Им снова встретились беженцы, еще более устало бредущие навстречу неизвестному будущему. Эти люди шли через тростники, чтобы поскорее добраться до опоясывающих город холмов. Копыта лошадей вязли во влажной почве, а человеческий поток еще больше замедлял движение. Скилганнон даже с коня ничего не видел за тростниками. Так они проехали еще полмили, осаждаемые тучами мошкары. Лошади мотали головами, обмахивались хвостами. Стало жарко, и Скилганнон взмок.
Внезапно впереди раздался полный ужаса крик. Скилганнон придержал коня. Над тростниками взметнулось в воздух человеческое тело, и новый вопль оборвался с той же внезапностью.
Люди в панике хлынули назад, и это испугало лошадей. Скилганнон с трудом успокоил своего коня, Брейган шлепнулся наземь, и его скакун галопом помчался в обратную сторону. Рабалин, не сумев справиться со своим, пронесся мимо Скилганнона.
В тростниках подул ветерок. Конь Скилганнона учуял что-то, задрожал и, несмотря на все искусство своего всадника, понес его вслед за убегающим конем Брейгана.
Скилганнону осталось лишь предоставить ему бежать, понемногу, но настойчиво натягивая поводья. На более твердой почве он откинулся назад в седле и стал уговаривать коня.
Тот, чувствуя, что опасность осталась позади, послушался, сбавил ход и, наконец, остановился. Скилганнон потрепал его по шее и развернул обратно.
Он вглядывался в тростники, до которых теперь было около четверти мили. Люди по-прежнему бежали оттуда.
Потом он увидел зверя. Семифутовой вышины, покрытого черным мехом. Сперва Скилганнон принял его за медведя, но тот повернулся, и он понял свою ошибку. Туловище с могучими плечами, длиннорукое и длинноногое, сужалось к поясу. На массивной шее сидела огромная голова с продолговатыми, как у волка, челюстями. Морда и глотка вымазаны кровью. Зверь поводил головой из стороны в сторону, а затем ринулся вперед с быстротой, поразительной для такого громадного существа. Обрушившись на спину убегающей женщины, он раздробил ей клыками череп. Жертва погибла на месте. Из тростников появился другой зверь, серый с темными пятнами, и накинулся на черного. После недолгой схватки черный обратился в бегство, а серый принялся за еду.
Скилганнон слышал о бойцовых зверях, но никогда их не видел. Говорили, что их создает надирский шаман, предавший своих и перебежавший к тантрийскому королю. Ходили слухи об ужасных обрядах, когда узников, взятых из темниц, магическим образом смешивали с волками, медведями и большими собаками.
Тем временем из гущи тростника, в каких-нибудь двухстах ярдах от пожирающего добычу зверя, вылез Брейган.
Скилганнон, выругавшись, послал коня вскачь. Серый зверь, занятый едой, не обращал внимания ни на конного, ни на пешего, но черный, у которого отняли добычу, опустился на четвереньки и кинулся на Брейгана.
Конь Скилганнона во весь опор мчался к послушнику, убегавшему от черного чудища. Скилганнон, зная, что ошибка недопустима, поравнялся с послушником, ухватил его за рясу и перекинул через седло. Конь, послушный всаднику, поскакал теперь к холмам. Скилганнон оглянулся через плечо — зверь настигал их. Брейган заерзал, пытаясь сползти с луки, которая впилась ему в ребра.
— Лежи смирно, дурак! — прикрикнул на него Скилганнон.
Конь дернулся и заржал. Скилганнон опять оглянулся. Зверь отказался от погони и сел, но перед этим он успел зацепить когтями лошадиный круп, где остались кровавые отметины.
Они чудом ушли от погибели.
Подгоняемый ужасом конь взлетел на холм. На вершине Скилганнон бесцеремонно скинул вниз Брейгана, соскочил сам и осмотрел царапины на крупе — к счастью, неглубокие.
Черный зверь, поглядев на них с расстояния около трехсот ярдов, повернулся и скрылся в тростнике.
Брейган, стоя на коленях, молитвенно воздел руки и дрожащим голосом произнес:
— Слава тебе, Отец наш небесный. Благодарю за то, что ты даровал мне жизнь, и за то, что ты пощадил ее в этот день.