Брейган зажмурился и начал молиться.
Глава 8
Сидя у костра, от которого тянуло дымком, Рабалин ощутил вдруг, что больше не боится. Страх сменился сладкой меланхолией. Он вспоминал тетю Аталу и пудинг, который она иногда стряпала из черствого хлеба, молока, сушеных фруктов и меда. Вечерами они сидели вдвоем у огня, резали пудинг большими ломтями и наслаждались. В те дни Рабалин мечтал о том, как станет великим героем и будет странствовать по свету с волшебным мечом. Как будет спасать прекрасных дев, а они одарят его за это нерушимой любовью.
И вот теперь он поборол чудовище, сражаясь бок о бок с настоящим героем. Друсс пришел сюда в поисках друга. Отправился в поход, точно как в рассказах старого Лаби. Там герои всегда отправлялись в поход с какой-нибудь великой целью. Большей частью они разыскивали заколдованные клады, но могли быть и королями, странствующими под чужим именем. Рабалин любил слушать эти сказки, хотя часто находил их нелепыми. Ну зачем здравомыслящему, казалось бы, королю или иному правителю непременно надо отправлять в странствие старшего сына? Его ведь все равно либо убьют, либо в плен возьмут. Следом, ясное дело, отправляется средний. Этот падает в яму, или волки его съедают, или злая ведьма околдовывает. Наконец король посылает младшего, самого зеленого. Он-то и выполняет задачу, и находит принцессу, и живет с нею долго и счастливо. На месте короля Рабалин сразу бы младшего и послал. Он часто хихикал, слушая сказки. «Что тебя так насмешило, мальчик?» — спросит, бывало, старый Лаби. «Так, учитель, ничего».
Иногда у короля в сказке сыновей нет, только дочери. Другие ученики любили такие истории, а Рабалин нет. В них король всегда подыскивает жениха для самой красивой дочки. Со всего света съезжаются прекрасные, знатные юноши, но они, само собой, терпят неудачу, а руки принцессы добивается какой-нибудь поваренок, конюх или воришка. Сначала ему, конечно, приходится убить дракона или совершить что-то в этом роде, и делает он это каким-нибудь хитрым способом, от которого дети приходят в восторг. Все бы ничего, если б не самый конец. В конце сказки этот парень всегда оказывается пропавшим принцем или юным чародеем. Простого принцесса, как видно, полюбить не в состоянии.
А спящий воин похрапывал, и Рабалин пробормотал:
— Ничего себе чуткий сон.
— Видимость обманчива, — тут же отозвался Друсс.
Рабалин, засмеявшись, подкинул дров в огонь, а воин сел и зевнул.
— Вы, наверное, были у отца младшим сыном? — спросил Рабалин.
Старик потряс головой и почесал свою черную бороду.
— Единственным.
— А в принцессу вы когда-нибудь влюблялись?
— Нет. По части принцесс у нас был мой друг, Зибен. Принцессы там, герцогини всякие, горничные и куртизанки. В конце концов он женился на воинственной надирке и тогда стал лысеть.
— Она его околдовала?
— Нет, мальчик, просто выжала досуха, — засмеялся воин.
От костра шло приятное тепло, ночь дышала покоем. Рабалин рассказал Друссу про тетю Аталу, про их жизнь в маленьком домике и про свою мечту стать великим воином.
— Все мальчишки хотят стать воинами, — сказал Друсс, — потому они так часто и умирают, не дожив до зрелых лет. Воины никогда ничего не достигают, Рабалин. В лучшем случае мы можем сразиться за то, чтобы другие чего-то достигли. Мы, по сути дела, никому не нужны.
— А я думаю, что нужны.
— Еще бы, в твои-то годы, — засмеялся Друсс. — Вот смотри: крестьянин возделывает землю, собирает урожай и везет его в город. В городе люди пишут законы, чтобы юнцы вроде тебя спокойно росли и учились. Люди женятся, заводят детей, учат их уважению к своей земле и своим согражданам. Философы и поэты умножают знание. Потом является воин с мечом и головешкой. Он убивает крестьянина и поджигает его дом, он вламывается в город и чинит там насилие над женами и девицами. Он сеет вокруг себя ненависть. Когда он приходит, у людей только два выхода: бежать или послать за такими, как я.
— Но вы-то не убийца и не насильник.
— Я такой, какой есть, парень. Я не ищу для себя оправданий. У меня попросту недостало силы, чтобы стать крестьянином.
Рабалина эти слова смутили. Он никогда еще не встречал более сильного человека. Ни один крестьянин не сумел бы расправиться со зверями так, как Друсс.
— Как случилось, что Бессмертных победили при Скельне? — спросил Рабалин, глядя в огонь.
— Они встретились с более сильным противником.
— Сильнее вас?
— Ты бездонная бочка с вопросами, вот ты кто.
— Я просто много чего не знаю.
— Значит, мы с тобой схожи. Я тоже много чего не знаю.
— Но вы-то старый человек. И мудрый.
Воин вперил в Рабалина тяжелый взгляд.
— Ты очень меня обяжешь, если перестанешь без конца поминать о моем возрасте. Долго жить на свете и без того тяжело, так тебя еще и носом в это тычут.
— Извините.
— И никакой я не мудрец. Будь я мудр, оставался бы дома с любимой женщиной. Пахал бы землю, сажал деревья, выращивал скотину и продавал ее на рынке. Так нет ведь, я всегда искал, где бы подраться. Ты говоришь — старый и мудрый, но я встречал молодых мудрецов и глупых старцев. Встречал хороших людей, которые делали дурное, и плохих, которые пытались делать добро. Все это выше моего понимания.
— А дети у вас есть?
— Нет, к сожалению. Хотя должен сказать, что малые ребята были бы для меня сущим наказанием. Уж больно они пищат. Не люблю шума, да и людей, признаться, тоже. Раздражают они меня.
— Хотите, чтобы я помолчал?
— Паренек, ты, можно сказать, жизнь мне спас, потому что вовремя слез со своего дерева. Можешь болтать сколько влезет, петь и плясать, коли охота. Я, может, и ворчун, но неблагодарным отродясь не был. Я у тебя в долгу.
Рабалина охватила гордость. Ему хотелось, чтобы этот миг длился вечно. Молчание затянулось — только хворост трещал в костре да шелестел слабый ветерок.
— Если вы правда такой же, как те убийцы, которые врываются в города, почему вы тогда заступились за тех людей, когда солдаты на них напали?
— Мне пришлось, паренек. Таковы правила.
— Какие правила?
— Только они и отличают меня от убийц. Воины без правил берут себе все, что хотят, и это превращает их в таких же зверей, как те, что мы уложили сегодня. С виду они такие же, как мы, а копни поглубже — зверье. Милосердие им неведомо. Этот зверь сидит и во мне, Рабалин, но я держу его на цепи, а цепь эта скована из правил.
— Да что за правила такие?
— Если я скажу, тебе придется поклясться жить по ним, — с мрачной усмешкой молвил Друсс. — Ты в самом деле хочешь услышать их? Они могут стоить тебе жизни.
— Хочу.
Друсс закрыл глаза и стал читать, как молитву:
— Не обижай женщин и детей. Не лги, не обманывай и не воруй. Будь выше этого. Защищай слабых от зла сильных. Не позволяй мыслям о наживе увлечь себя на дурной путь.
— Вас отец этому научил?
— Нет, другой человек. Мой друг Шадак. Мне везло с друзьями, Рабалин, — надеюсь, что и тебе повезет.
— Это Шадака вы ищете?
— Нет. Он давно уже умер. Ему было за семьдесят, когда трое грабителей зарезали его в переулке.
— Их поймали потом?
— Двух поймали и повесили, один удрал в горы, но друг Шадака выследил его и убил вместе с шайкой, к которой он прибился.
— Кого же вы ищете тогда?
— Дренайского посла, молодого князя Дрос-Пурдолского. Он приехал в Мелликан два месяца назад и пропал.
— Может, он умер уже.
— Это и мне приходило в голову, но надеюсь, что нет. Он хороший человек, а дочурка у него прелесть что такое. Каждый раз, как мы видимся, нарвет ромашек, сплетет венок да и наденет на меня. Ей это кажется забавным.
Рабалин сам не удержался от смеха, представив себе Друсса с венком из ромашек на голове.
— Можно я пойду в Мелликан с вами?
— Можно-то можно, но ведь и тебя друзья искать будут.
— Навряд ли. Нас раскидало, когда звери напали. Думаю, они просто поедут дальше без меня.
— Когда подрастешь, научишься лучше судить о людях. Твой брат Лантерн не из тех, что своих бросают. Он будет искать тебя, пока не найдет.
— Если только звери его не убили.
— Я бы удивился, будь оно так. Ты уж мне поверь: этого брата Лантерна убить не так просто. Теперь ты поспи, а я посижу — в тишине, с твоего позволения.
— Ладно, — улыбнулся Рабалин. Ему не хотелось засыпать — хотелось запомнить эту ночь навсегда, чтобы потом не забыть ни единой мелочи. — Ваш отец был король? — спросил он, уже сонный.
— Нет, простой человек, как и я.
— Это хорошо.
Рабалин почти уже спал, но тут ветер, переменившись, донес до него вой и что-то похожее на человеческий крик.
— Не мы одни бьемся в эту ночь, — сказал Друсс. — Да поможет им Исток.
Звук его голоса успокоил Рабалина, и он уснул.
Когда он проснулся, небо сияло яркой, радующей сердце синевой. Рабалин зевнул и потянулся.
— Ну, парень, и здоров же ты спать. Если устроить состязания, кто дольше проспит, ты получил бы первый приз, — усмехнулся Друсс.
Рабалин протер глаза.
— А вы-то поспали?
— Вздремнул маленько. — Друсс, прищурившись, смотрел на лес.
— Там кто-то есть? — испугался Рабалин.
— Есть кое-кто, но не зверь.
— Я никого не вижу.
— Однако она там.
— Она?
— Когда придет, ни о чем ее не расспрашивай. Она иногда бывает странная.
Друсс встал и закинул руки за голову.
— Как плечо-то болит! Должно быть, дождь будет.
В это время из леса показалась молодая девушка с дорожным мешком за плечами, неся за уши двух убитых зайцев. Высокая, стройная, грациозная, с медовыми волосами, заплетенными в толстую косу. Под длинным темным плащом кожаный камзол с красивыми кольчужными наплечниками — кольчуга зачернена, чтобы не сверкала на солнце. Рейтузы тоже кожаные, темно-коричневые, на ногах мягкие, с бахромой сапожки до колен, на поясе короткий меч. Рабалину она показалась необычайно красивой, несмотря на мрачное, целеустремленное выражение лица. Она сбросила свою котомку у костра, а затем, не сказав ни слова, достала короткий кривой нож и принялась свежевать зайцев. Друсс отошел за деревья, оставив Рабалина одного с ней. Девушка, не обращая на незнакомца никакого внимания, занималась своим делом. Достав из котомки котелок, она стала крошить туда мясо. Друсс, вернувшись, принес в шлеме воды. Девушка вылила ее в котелок и поставила на огонь.
Она оглянулась на трупы зверей, сваленные на другом конце поляны. Рабалин так и подскочил, когда она наконец прервала молчание.
— Четвертый тоже мертв, — произнесла она резким, холодным голосом. — Мы убили его ночью. Нам посчастливилось — он был уже ранен и ослаб.
— Парнишка попотчевал его моим топором, — сообщил Друсс.
Дымчато-серые глаза впервые взглянули на Рабалина, и он почувствовал, что краснеет. Девушка, встав, осмотрела убитых зверей, изучила следы на земле и вернулась к мужчинам.
— Теперь ты знаешь, — сказал Друсс.
— Да.
— Я так и подумал.
Она скинула плащ и сняла с себя узкую перевязь, на которой висел маленький черный двойной арбалет. Рабалин никогда еще не видел такого и попросил:
— Можно посмотреть?
— Твой топор застрял в одном из зверей, — не отвечая, сказала девушка Друссу. — Мальчик вытащил его, когда ты боролся с последним. Раньше он сидел на дереве и только тогда слез.
— В точности так. Ты покажи ему свой лук, Гарианна. Он парень хороший, не сомневайся.
Девушка, не глядя на Рабалина, протянула ему арбалет. Приклад с кривой рукоятью и двумя бронзовыми курками насчитывал около фута в длину. Рабалин повертел арбалет в руках, пытаясь разобраться, как пускать нижнюю стрелу. Хитрый механизм: верхняя просто вложена в желобок на стволе, а вторая заряжается через отверстие сбоку. Взявшись за рукоять, Рабалин вытянул руку. Оружие оказалось легче, чем ему думалось. В уме промелькнул образ высокого худощавого человека с темными глазами и тут же пропал. Рабалин положил арбалет. Девушка, помешивая похлебку деревянной ложкой, посолила ее и добавила сухих трав из матерчатого мешочка. Над поляной поплыл восхитительный аромат.
Молчание начинало угнетать Рабалина. Девушка молчала, Друссу, похоже, было все равно. Наконец Гарианна сняла котелок с огня и поставила остывать.
— С меня причитается — угощу тебя чем-нибудь в Мелликане, — сказал Друсс.
— Мы в город не пойдем. Наш путь лежит на север, в горы.
— Там есть на что посмотреть, — согласился воин. — На случай, если передумаешь, я остановлюсь в «Красном олене», что в Западной гавани.
Девушка, склонив голову набок, как будто не слушала его. — Не люблю городов, — сказала она, помолчала и добавила: — Тебе легко говорить. — Снова молчание. — Я всегда могу поохотиться, когда надо. — Она пожала плечами; — Ну, как хочешь.
Рабалин вконец растерялся, но Друсса этот разговор с невидимым собеседником, похоже, ничуть не удивил, старый воин помешал ложкой в котелке и заметил:
— Пахнет вкусно.
— Ешь, — сказала ему Гарианна. Он съел несколько ложек и передал котелок Рабалину. Тот, с удовольствием отведав густой, наваристой похлебки, подвинул посуду Гарианне.
— Я пока не голодна. — Она вздохнула, снова надела перевязь и накинула плащ. — Увидимся в Мелликане, дядя.
— Я захвачу твой котелок, — сказал Друсс, и девушка, не сказав больше ни слова, скрылась в лесу.
— С кем это она разговаривает? — спросил Рабалин Друсса, доедающего похлебку.
— Не знаю, — пожал плечами тот. — С годами я усвоил, что на свете существует не только то, что я вижу. Главное, что эта девочка мне по душе.
— Вы ей в самом деле дядя?
— Я бы не постыдился такой племянницы, но нет, я ей не родня. Она стала называть меня так после того, как я в прошлом году выходил ее от лихорадки.
— Мне сдается, она не в себе. Что ж, оно и понятно.
— Почему она не дождалась, чтобы вы доели? Могла бы взять котелок с собой.
— Ей неуютно в обществе других людей. Ты вывел ее из равновесия.
— Я? Как это?
— Ты задал ей вопрос, а я ведь тебя предупреждал, что она этого не любит.
— Я только попросил ее показать арбалет — вежливо попросил.
— Да, знаю. Она странная девочка, но боевая и с арбалетом управляется мастерски.
— И как только ее родители позволяют ей разгуливать в мужской одежде!
— Вот и видно, что ты родом из захолустья, — засмеялся. Друсс. — Она сирота, и родных у нее никого нет, насколько я знаю. Иногда она путешествует вместе с двумя братьями. Они близнецы, хорошие ребята, но один из них дурачок. О своих она никогда не говорит — я так думаю, что они все убиты. Может, от этого она малость и повредилась. Она не всегда такая, как сегодня. Если выпьет немного вина, поет, что твоя птичка, и танцует, и смеется. Это голоса, которые она слышит, делают ее… такой вот.
— А как вы с ней познакомились?
— Ох, парень, твоим вопросам конца нет. Подымайся-ка, пора двигаться. У меня такое чувство, что скоро мы встретим твоих друзей.
К рассвету Брейган измучился; как никогда в жизни. Солнечный свет резал глаза, и ему казалось, что все это происходит во сне. Рядом спал маленький мальчик, и отупевшая от ужаса мать гладила его по голове. Другие женщины и дети жались друг к дружке в середине круга. Девчушка лет трех расплакалась. Брейган попытался ее утешить, но она шарахнулась от него и перелезла к женщине, которая ее позвала. Брейган встал и вышел на край круга, где стоял Скилганнон. Из защитников осталось в живых около дюжины мужчин и столько же женщин. Женщины внутри круга тоже держали наготове ножи и дубинки.
— Ну что, теперь-то они насовсем ушли? — спросил Брейган, взглянув на покрытые засохшей кровью мечи Скилганнона.
Тот пожал плечами. Тут же за пределами круга лежал труп одного из чудовищ. Брейган старался не смотреть на него, но массивные челюсти невольно притягивали взгляд. Ночью он видел, как эти клыки раздробили череп и оторвали голову человеку, прежде чем Скилганнон распорол зверю горло. Обезглавленное туловище человека исчезло — его, как и тела других своих сородичей, Смешанные утащили во тьму.
Брейган оглянулся на беженцев, сидящих в кругу. Из пятидесяти человек половину составляли дети.
— Сколько наших они убили?
— Десять… или пятнадцать, — устало бросил Скилганнон. — Некогда было считать.
К ним подошли двое воинов с длинными мечами — Джаред и Ниан.
— Уже светло — не убраться ли нам отсюда? — спросил Джаред.
— Подождем. Может, они засели в тростниках и как раз этого дожидаются.
— Их было восемнадцать, я сосчитал. Не меньше пятерых мы убили и еще четверых ранили.
— Я одному голову отрубил, — вмешался второй боец. — Ты видел, Джаред? Видел, как я срубил ему голову?
— Да, Ниан. Ты молодчина, настоящий храбрец.
— А ты? Ты видел? — спросил Ниан Скилганнона.
— Твой брат прав, ты очень храбрый.
Дурачок заулыбался и ухватился за зеленый кушак, привязанный к поясу брата.
— Весь день мы тут, однако, не просидим, — сказал Скилганнон. — Надо узнать, ушли они или затаились.
— Как ты собираешься это сделать? — спросил Джаред.
— Прогуляюсь в тростники.
— Мы с тобой.
— Ниану лучше остаться — пусть присмотрит за женщинами и детьми, — предложил Скилганнон, но Джаред покачал головой.
— Нет, друг, не выйдет. Он должен быть при мне.
— Тогда оставайтесь оба. — Скилганнон спрятал мечи и зашагал к зарослям.
У Брейгана упало сердце, люди в кругу тоже заволновались.
— Держать круг! — крикнул Джаред. — Он ушел на разведку и скоро вернется. Смотрите в оба!