— Ну, — я наклонился над домовиной, приподнял крышку, — что и требовалось доказать!
Труп выглядел ужасно. Побелел, распух. Кожа растрескалась, и в разрывах уже копошились черви. Глазницы и рот забиты землей, зубы оскалены, глаза провалились. Марджет ойкнула и отшатнулась, морща нос и борясь с желанием зажать его двумя пальцами. А вот Зимовит даже не дрогнул. Где он успел насмотреться?
— Видите? — Я ткнул пальцем в победно торчащий кол. — Они пробили сердце. Причем даже не пробили до конца, а просто воткнули остро заточенную палку между ребер.
— Ага, — парень протянул руку, — вот сюда бить надо было. На два ребра выше и чуть ближе к грудине.
— Правильно, — кивнул в ответ, сделав зарубку в памяти: выяснить, откуда практикант знает то, что ему знать еще рано. — Значит, что надо сделать?
— Вбить второй кол. В нужное место.
— Вбить два кола — в сердце и солнечное сплетение. Кто скажет зачем? Студиозус Крама?
Девушка все-таки зажала нос и ответила гнусаво:
— Дцобы не вздада даведняка!
— Опять правильно! А что еще надо сделать?
Практиканты недоуменно переглянулись и синхронно пожали плечами.
— Образцы тканей взять, бестолочи! И уровень эктоплазмы замерить! Дипломную работу я за вас писать стану?.. В общем, так. Зимовит вбивает колья, а студиозус Крама…
— У меня имя есть! — взвилась девушка, от возмущения даже отняв руку от лица.
— Какое? Дорис или Марджет? «Дорис» тебе не нравится, а «Марджет»…
— Это кобыла такая, — буркнул парень, копаясь в сумке с колышками.
Студентка помолчала, повздыхала и определилась:
— Марджет… все равно!
Еще через четверть часа все было закончено. Зимовит поплотнее приладил крышку к гробу, Марджет прочла нейтрализующее заклинание, студенты в четыре руки и две лопаты закопали могилу, и мы направились искать оборотня. Но сначала ненадолго спустились к пруду — умыться и ополоснуть руки и оружие. Хоть сражаться не пришлось, остатки кладбищенской земли смыть надо.
Любой старый жальник, которым пользовались по назначению больше двадцати лет, напоминает рощу. Так что сейчас казалось, что мы идем по лесу. Не хватало только грибов и песен птиц. Впрочем, кое-какие звуки из зарослей все-таки доносились. Даже кладбища полны жизни — кому, как не некромантам, это знать. И некоторые звуки были определенно знакомы…
— В общем, так, — начал я строить планы, — я иду первым. Замыкающим — Зимовит, а Марджет пустим в середину.
— Это почему меня в середину? — взвилась девушка.
— Потому, что ты женщина! А идти впереди — это все-таки мужское дело. А вдруг на нас нападут…
— А вдруг я тоже хочу?
— Напасть? — намахавшийся лопатой Зимовит воспользовался минуткой и прилег на травку. — Давай, атакуй!
— Я серьезно! Я фехтовать умею! И тоже хочу сражаться!
— Это опасно, — стоял на своем я.
— Я имею право…
— Ты — женщина!
— Вот именно! А женщина…
— … тоже человек.
— Ага, — Зимовит с интересом наблюдал за перепалкой, — и трупы — тоже люди. Только бывшие.
— Я — будущий некромант! И этим все сказано! — Марджет притопнула ногой. Ну вот, только женской истерики мне не хватало для полного счастья.
— Когда получишь диплом, тогда и геройствуй сколько влезет! — пришлось повысить голос. — А пока командую здесь я.
— Женой своей покомандуйте! — воскликнула девушка. — Если она у вас есть!
Вот это было неожиданно. Я застыл, хлопая глазами, а эта скандалистка, еще раз выразительно топнув ногой, подхватила свой мешок, поправила меч и решительно зашагала в рощу, из зарослей которой кто-то как раз в эту минуту взвыл гнусавым голосом.
— Чего разлегся? — Я поднял свои вещи. — Пошли догонять эту… некро-атаманшу.
Марджет шагала широко и решительно: голова гордо поднята, вещмешок за плечами, в руке обнаженный меч. Мы, двое не самых слабых мужчин, ее еле догнали, да и то уже в самом сердце жальника. Не то чтобы волновались — просто в случае чего за нее придется отвечать. А подозрительные завывания и шорох становились все ближе…
Вот на дереве мелькнула какая-то лохматая тень.
На дереве?
— Марджет!
— Нет! — Она круто развернулась на ходу. — Вам меня не… е-е-е-е!
Вопль перешел в отчаянный визг, когда лохматая темная тень рухнула сверху.
Оборотень заслонил от нас спиной девушку, и мы сорвались с места. Зимовит успел первым. В гигантском прыжке он настиг полузверя и запрыгнул ему на спину. Треск, хруст, топот, визг, рычание, хриплые крики — все смешалось.
Я задержался всего на миг — вспомнил, что в боковом кармане сумки лежит пара неиспользованных амулетов против оборотней. Сунуть руку в складки ткани, нащупать холщовый мешочек и, рванув зубами завязку, выскочить на открытое пространство было делом нескольких секунд:
— Стоять! А не то…
— Стоит.
Вернее лежит, придавленный коленом Зимовита и придушенно хрипит, ибо студент уже сомкнул на волосатом горле пальцы. Да что же он за тип? Сперва на лича с одним мечом кинулся, теперь вот оборотня голыми руками душит.
— Стоп! Назад! Стоять!.. Фу, место! Отпусти его, кому сказал?
— Не от-пу-щу, — прохрипел не хуже полузадохшегося полузверя студент, методично перебирая пальцами, чтобы сжать потуже. — Я его сей-час…
— Я сам его нейтрализую, — сунул под нос студенту амулет. — Отойди!
— Он… Марджет…
— Жива твоя Марджет! Слышишь? Орет! Так что давай… Да отпусти ты его, кому сказано?
Зимовит нехотя разжал руки, сползая с распластанной на траве жертвы. Оборотень не попытался удрать, так и валялся меховым ковриком, раскидав в стороны лапы-руки и вывалив из пасти язык. Действительно крупный зверь, ростом со взрослого мужчину и с почти такими же пропорциями. Хм… А эта морда мне кого-то сильно напоминает! И где я ее уже видел?
— Привет! Ты, что ли?
Выпученный глаз шевельнулся, нацеливаясь на меня.
— Нет, — прохрипел волкодлак, — моя несчастная тушка!
— Ну извини, — я попятился, делая знак Зимовиту, чтобы тот отошел, — обознались.
— Еще раз так обознаетесь, и я за себя не отвечаю! — Полузверь с трудом сел и некоторое время яростно кашлял и плевался, восстанавливая дыхание и щупая горло когтистыми пальцами. — Так и убить недолго!
— Извини, — повторил я.
Зимовит наконец отмер и поинтересовался, хлопая глазами:
— Вы что, знакомы?
— Да. И вы тоже знакомьтесь. Зимовит, это — волкодлак. Волче, это — Зимовит, студент.
Оба машинально протянули для пожатия руки — и так же машинально, опомнившись, спрятали их за спину.
— Студент, значит? — оскалился полузверь.
— Практикант, — уточнил тот.
— Угу… заметно. И откуда ты такой взялся, практикант?
— Из Колледжа. И у нас, между прочим, практика.
— А ты что тут делаешь? — опомнился я. Прежде этот волкодлак, старый знакомый мэтра Куббика, обитал поблизости от Больших Звездунов, хоронясь то в лесу неподалеку, то прямо на городском жальнике. А в позапрошлом году с приходом зимы исчез и с тех пор не подавал вестей. Наша сегодняшняя встреча была, мягко говоря, неожиданной.
— Вообще-то я тут живу, — оскорбился волкодлак. — Временно, разумеется. Кто ж такого, как я, долго возле себя терпеть будет?
— А чем тебя Звездуны не устраивали? Мы с мэтром к тебе нормально относились…
— Там цивилизация, — процедил полузверь и с наслаждением почесался. Передней конечностью, как человек. — Ведьмаки чаще появляются… А вы чего в глуши забыли?
— Не поверишь — тебя ловим! — пришлось рассказать всю историю с самого начала. «Обаратинь» хохотал с подвыванием и визгом, упав на спину и болтая в воздухе лапами.
— Ох, насмешили… А я вам, выходит, всю работу испортил? Ну, извиняйте! Смотрю — девица прямо мимо моей норы идет. Сурьезная такая. Дай, думаю, ее немножко того… шугану. А это ваша подружка, оказывается…
Только сейчас вспомнили о Марджет:
— А, кстати, где она?
Мы с тревогой огляделись, но жальник безмолвствовал. Лишь откуда-то сверху доносилось тихое поскуливание.
— Да вот же! — Волкодлак первым разглядел на макушке развесистого явора темное пятнышко. Дерево вымахало огромным, сквозь густую листву в ночной темноте почти ничего не было видно. Если бы не чутье полузверя, девушку пришлось бы искать до утра.
Мы окружили дерево, задрав головы.
— Марджет! Ты там?
— Сижу-у-у… — донеслось тоскливое.
— А как ты там оказалась?
— Не зна-а-аю, — послышался всхлип. — Снимите меня отсю-у-уда! Я бою-у-усь…
— Спускайся! Опасности нет! — Я потрепал волкодлака по плечу. — Это мой старый знакомый. Ошибочка вышла.
— Готов принести извинения, — поддакнул тот. — Слезай!
— Не могу-у-у-у… Стра-а-ашно! Помогии-и-ите! Кто-ни-бу-у-удь!
— Спускайся! Опасности нет! — Я потрепал волкодлака по плечу. — Это мой старый знакомый. Ошибочка вышла.
— Готов принести извинения, — поддакнул тот. — Слезай!
— Не могу-у-у-у… Стра-а-ашно! Помогии-и-ите! Кто-ни-бу-у-удь!
— А как ты тогда там оказалась?
— Сама не понимаю! По-моему, я сюда вскочила… Что мне делать?
— Ну, для начала попробуй отцепить одну руку и…
— Ни за что! — Слезы исчезли, зато прорвался истеричный визг. — Я боюсь!
М-да, ну и ситуация. Марджет мне здорово напоминала кошку: тоже забралась на самый верх и орет, не зная, как спуститься. А спускать надо. Женщины, в отличие от кошек, при падении на четыре лапы не приземляются.
— Надо ее оттуда снимать, — высказал очевидную мысль Зимовит.
Надо, кто спорит! Время позднее, и только ненормальные рискуют ночевать на чужом жальнике. Тем более что девушка запросто может задремать и во сне свалиться, переломав себе все кости.
— Что тут думать? — Волкодлак энергично поплевал себе на передние лапы и, эффектно встряхнув ими, выпустил когти. — Давайте я за нею полезу и сниму?
Волкодлаки впрямь могут карабкаться по вертикальным поверхностям, бегать по стенам и — если очень надо — даже по потолку. Лишь бы когти можно было вогнать! По деревьям они скачут лучше белок, а был случай, когда один полузверь смог зимой влезть на обледеневшую крепостную стену. Пролаяв что-то ободряющее, спасатель вонзил когти в кору и сноровисто пополз по стволу. Марджет, разглядев, кто к ней приближается, завопила дурным голосом и, судя по шороху ветвей, начала карабкаться еще выше.
— Не подходи! — слышался ее визг. — Мама! Спасите!
— Так тебя и спасают!
— Не хочу-у-у! А-а-а! Я сейчас упаду!
Одолев две трети расстояния, полузверь вынужден был вернуться, пятясь задом.
— Ничего не выходит. — Он энергично почесался и стал выковыривать из-под когтей кусочки коры. — Я — к ней, а она еще выше лезет. Забралась так высоко, как бы под нами обоими ветки не сломались. Ее-то одну выдержат, а двоих — нет.
Марджет уже сама сообразила, куда попала, и заорала еще громче.
Зимовит с досадой хватил кулаком по стволу.
— А может ее того?.. Ну, стряхнуть?
Идея понравилась всем, хотя дерево оказалось мощным и нечувствительным к нашим телодвижениям. Совместными усилиями мы не смогли заставить его даже вздрогнуть. Кончилось дело тем, что, помогая друг другу, мы вскарабкались до первой развилки. Тут ствол был тоньше, трясти его было легче. На головы посыпались листочки, сухие веточки и плохо закрепленное птичье гнездо. Чувствуя, что опора под нею шатается, девушка завизжала еще громче, но и только.
— Слушай, — выдохшийся я сдался первым, — ты почему не стряхиваешься?
— Потому что крепко держусь! — долетел плачущий голос.
— А ты не держись!
— Но я же тогда упаду!
— Мы этого и хотим!
— Не на-а-адо, — разревелась девушка. — Я сама-а-а-а…
— Что сама? — Три головы задрались к небу.
— Сама-а-а слезу-у-у…
— А ты сможешь?
— Еще не знаа-а-аю…
Минуту спустя наверху послышался шорох. Громко хрустнула какая-то ветка, взвизгнула Марджет… Еще некоторое время спустя шорох возобновился.
Мы втроем вернулись на землю, собрали раскиданные сгоряча вещи, расчистили между двумя холмиками местечко, обеззаразили его — мало ли какая нечисть тут по ночам выползает на запах живых существ, — разожгли костерок. Вытряхнутый из мешка черный петух, привязанный за лапку, нервно переступал с ноги на ногу, косился желтым холодным глазом на огонь, но помалкивал.
Мы уже приготовились, за неимением нормального ужина, поджарить на костре хлеб, когда с дерева сама спустилась Марджет. То есть она повисла на руках на нижней ветке на высоте три локтя над землей и категорически отказалась разжимать руки, пока Зимовит не придержал ее за ноги.
Когда исцарапанная, вспотевшая, взлохмаченная и дрожащая девушка присоединилась к нам, петух слегка занервничал, но у древолазки так дрожали руки, что о запекании на углях птичьей тушки речи не шло. Пристроившись между мною и Зимовитом, Марджет сжалась в комочек и только зыркала исподлобья глазами.
Припасов было мало, но, пошарив по округе, волкодлак с истинно звериной сноровкой отыскал немного грибов и недозрелые орехи. Мы даже выделили горсточку крупы петуху — совсем чуть-чуть, чтобы птица не подумала, будто ее откармливают нарочно.
— Меня, стало быть, ловите? — поинтересовался полузверь, когда с ужином было покончено.
— Да. — Я прожевал последний грибок. — Только я не знал, что ты — это ты. И потом, студенты на практике. У них совсем другая тема дипломной работы. И вообще…
— Вообще, это ведьмачья работа — оборотней шугать, — согласно кивнул мой собеседник. — В прежние времена на это не так строго внимание обращали. Главное, что тварь нейтрализована, а кем — неважно.
— Погоди, — осенило меня, — так это вы с мэтром так подрабатывали?
— Ага, — довольно оскалился волкодлак. — Селяне истинного оборотня от обращенного волкодлака не отличают. Раз на четырех ногах бегает и шерстью оброс — значит, оборотень! И тем более не спрашивают, есть ли у «специалиста» нужный диплом. Взялся тварь уничтожить — хорошо. Года два мы с Рубаном так работали — сперва я народ пугал, а потом он приезжал, меня ловил и получал гонорар. А потом он практику в Больших Звездунах купил. Остепенился. Скоро небось женится…
Я усмехнулся. Госпожа Гражина уже несколько лет обрабатывала моего партнера, желая выйти замуж, но тот оставался глух, нем и равнодушен.
— А ведь это отличная идея! — вдруг встрепенулся волкодлак. — Хотите заработать?
— Что?
— Вас же за оборотнем послали, да? — Он придвинулся ближе. — Вот и покажем им меня! Подадим товар лицом, так сказать! Гонорар пополам.
Он протянул лапу для пожатия, но неожиданно насупился Зимовит:
— Нет.
— Что, такой честный? — обиделся полузверь.
— Нечестно, что половину — тебе, а половину — нам. Делить надо поровну!
— Точно, — кивнул я. — На троих. Марджет, ты в доле? — Девушка кивнула, еще мало что понимая. — Ага! Тогда на четверых.
— Тогда вот как поступим… — Волкодлак поманил нас когтистым пальцем и хриплым шепотом стал делиться планами.
Утром нас встречало чуть ли не все взрослое население деревни, что сначала показалось добрым знаком. Ишь ты, уважают некромантов люди! Можно будет сразу продемонстрировать наши таланты и, получив награду, уехать, не теряя времени. То, что у некоторых мужиков оказались с собой косы и вилы, а кое-кто щеголял заткнутым за пояс топором, не особо удивляло — шла страда, так что рабочие инструменты следовало держать под рукой.
Староста выдвинулся вперед под прикрытием двух рослых парней.
— Ну как? Изловили?
— А то сами не видите? — Я спешился, картинно похлопал по загривку добычи. Волкодлак обвис поперек лошадиного крупа, напоминая рульку домашней колбасы. — Вот он, ваш «обаратинь»!
«Добыча» одарила охотника косым взглядом исподлобья. По причине затыкающего пасть и крепко прикрученного ремнями чурбака ничего не сказала, но невнятно что-то прорычала.
Кто-то в толпе охнул.
— Не бойтесь! — Я обошел мерина со всех сторон, подергал тут и там ремни. — Он связан надежно! Не вырвется!
Волкодлак немного подергался в путах, демонстрируя их прочность. Со стороны выглядело впечатляюще.
— Ой, — то ли девичий, то ли совсем мальчишеский голос взлетел над головами. — А ему так не больно?
— А если и больно, — я потуже затянул один из ремней, — что с того? Он же чудовище!
«Чудовище» протяжно завыло сквозь стиснутые челюсти.
— А ну, цыц! — пришлось слегка садануть по макушке, чтобы не переигрывал.
— Но ему же больно! — настаивал голос.
— И что? Ему и должно быть больно!
— Ы-ы-ы, — внес свою лепту в дискуссию волкодлак и так эффектно задергался в путах, что поверили, кажется, все.
— А ну, прекрати!
— Да что же вы над ним издеваетесь-то? — К первому голосу присоединился другой. На сей раз, несомненно, женский. Какая-то селянка всплеснула руками. — Он же мучается!
— У-у-у, — изобразил нечеловеческие муки полузверь и красноречиво стрельнул в меня взглядом: «А я говорил! Говорил! Говорил!»
— Помучается — и перестанет, — буркнул я, чувствуя, что разговор свернул не в ту сторону. — Так что? Платить за избавление от чудовища будете?
— Да какое же это чудовище? — крикнул кто-то еще. — Собака просто большая.
— Гы! — злорадно попытался оскалиться волкодлак.
— Издеваешься? — прошипел я и сразу почувствовал, что симпатии толпы переметнулись в другую сторону. Мужики перехватили косы и лопаты поудобнее, женщины отошли, чтобы не мешать драке.
— Это ты издеваешься, — проворчал староста, нацелив вилы на нас. — А ну, ребята…