К женщине, лежавшей на Карле, присоединилась вторая тварь — она в бешенстве содрала с него рубашку. Карл почувствовал сильный укус в шею. Нет, на нем не сомкнулись чьи-то челюсти, и не зубы прокусили кожу, — то был прокол, и после укуса что-то с сосущим звуком защелкнулось на его горле. Вторая тварь разодрала шаговый шов его брюк, изорвала в клочья штанины ниже паха и впилась во внутреннюю поверхность бедра.
Сначала боль — острая, жгучая, мучительная. Затем, через несколько секунд... онемелость. Такое впечатление, будто какой-то поршень ходит туда-сюда и, работая, глухо стучит, прижимаясь к коже и мускулам.
Карла... осушали. Он попробовал закричать, но во рту не нашлось места голосу — туда залезли четыре длинных горячих пальца. Тварь ухватила щеку Карла изнутри, и ее ноготь — скорее коготь, чем ноготь — вспорол десну до самой челюстной кости. Ощущение от пальцев твари было острое, соленое, только это ощущение длилось недолго — его пересилил медный привкус собственной крови Карла.
Фет ретировался сразу после крушения: он мгновенно осознал, что сражение проиграно. Вопли были просто невыносимы, но его задача осталась невыполненной, и он сконцентрировался только на ней.
Пятясь, он залез в трубопровод и сразу понял, что места там едва хватало для него одного. Единственное преимущество страха, охватившего его, заключалось в том, что теперь Фет был переполнен адреналином, от этого зрачки расширились, и Василий обнаружил, что видит все вокруг с неестественной четкостью.
Он размотал тряпки и крутанул таймер, сделав один полный оборот. Три минуты. Сто восемьдесят секунд. Яйцо всмятку.
Василий проклял свое дурацкое счастье — только сейчас он осознал, что при той вампирской бойне, которая разворачивалась в тоннеле, ему придется как можно глубже забраться в трубопровод, использовавшийся тварями для пересечения реки, да еще пятясь задом, с поврежденной рукой и кровоточащей ногой.
Перед тем как взвести таймер, Фет, насколько это было возможно, выглянул в тоннель и увидел тела кротов, корчащихся под гроздьями пирующих вампиров. Все кроты были уже заражены, всем пришел конец — всем, кроме Безум-Ника. Он стоял возле бетонной опоры, взирая на происходящее с блаженной улыбкой идиота. Как ни странно, ни одна из темных тварей не тронула его. Вокруг неистовствовали вампиры, а Безум-Ник оставался целым и невредимым. Затем Фет увидел, как к сумасшедшему кроту приблизилась долговязая фигура Габриэля Боливара. Безум-Ник пал перед певцом на колени. Два их контура рисовались в тусклом свете, пробивающемся сквозь пыль и дым, словно изображения на почтовой марке с библейским сюжетом.
Боливар возложил руку на голову Безум-Ника. Сумасшедший поклонился, затем поцеловал руку и начал молиться.
Все, Фет увидел достаточно. Он сунул бомбу в щель между трубами и отпустил пальцы. Раз... два... три... — начал он считать, вторя тиканью таймера. Затем схватил свою сумку и, пятясь, пополз по трубопроводу.
Сначала Фет двигался с трудом, однако вскоре стало легче — его собственная кровь, истекавшая из раны, служила смазкой в этой тесной трубе.
...сорок... сорок один... сорок два...
Группка тварей переместилась к входному отверстию трубопровода, привлеченная запахом амброзии, источаемой Фетом. Василий увидел их очертания в маленьком круглом проеме, и все его надежды испарились.
...семьдесят три... семьдесят четыре... семьдесят пять...
Со всей доступной ему скоростью Фет полз, скользя по собственной крови, при этом Василий умудрился раскрыть сумку и вытащить гвоздезабивной пистолет. Пятясь, он вопил во весь голос и выпускал серебряные гвозди, подобно тому как солдат опустошает магазин автомата, паля по вражескому гнезду.
Гвозди Фета глубоко вошли в скулу и лоб вампира, который первым рвался следом, — хорошо одетого мужчины шестидесяти с лишним лет. Фет сделал еще несколько выстрелов — гвозди выбили у мужчины глаз и заткнули ему пасть: один из серебряных штифтов глубоко зарылся в мягкие ткани горла.
Тварь пронзительно завизжала и отскочила, через нее быстро полезли другие, по-змеиному извиваясь в тонкой трубе. Фет увидел, что к нему приближается новая тварь, на этот раз — хрупкая женщина в спортивном костюме. На плече у нее была большая рана, оттуда торчала сломанная ключица. Женщина ползла к Фету, а ключица царапала по стенке трубопровода.
...сто пятьдесят... сто пятьдесят один... сто пятьдесят два...
Фет выстрелил в приближавшуюся к нему тварь. Она продолжала ползти, несмотря на то что лицо ее было утыкано серебром, как подушечка для иголок. Из-под этой подушечки вдруг выстрелило чертово жало. Оно вытянулось во всю длину и едва не коснулось Фета. Пытаясь спастись, Василий заерзал еще сильнее, продолжая пятиться по скользкому от крови желобу. Выстрел. Промах. Гвоздь отрикошетил от стенки и прошел мимо вампирши, зато угодил в горло твари, лезшей следом.
Как далеко он отполз? Сколько до бомбы? Пятнадцать метров? Тридцать?
Маловато.
Три динамитных патрона спустя — три патрона и одно, бля, яйцо всмятку — он узнает, маловато или нет.
Продолжая стрелять и вопить, Василий вспомнил фотографии домов из журналов «Недвижимость», с их окнами, высвеченными изнутри. Эти дома никогда не испытывали потребности в крысоловах. Фет дал себе слово: если он каким-то образом выживет, он зажжет свет во всех окнах своей квартиры и выйдет на улицу — просто посмотреть, как это выглядит.
...сто семьдесят шесть... сто семьдесят семь... сто семьдесят...
За тварью расцвел взрыв. Жаркая волна ударила в Василия, он почувствовал, как его тело подхватил раскаленный поршень вытесненного воздуха, понес, понес... но тут на Фета со всей дури рухнула какая-то туша — это было опаленное тело вампира — и вышибла из него дух.
Проваливаясь в тихую ясную бездну, он вдруг услышал слово. Оно всплыло из глубин памяти и застило мерный счет, звучавший в его голове:
КРО... КРО...
КРОАТОН
Парк Арлингтон, Джерси-СитиДесять тридцать вечера.
Альфонсо Крим* уже целый час торчал в парке, выбирая стратегически важную точку.
В таких случаях он был очень разборчив.
Единственное, что ему не нравилось в выбранном месте, — это сенсорный фонарь, льющий сверху оранжевый свет. Впрочем, для таких дел у него есть заместитель — «лейтенант» Ройял, или просто Ройял: всего-то — взломать замок на коробке у основания столба, сорвать крышку и воткнуть внутрь монтировку. И проблема решена.
Фонарь над головой помигал и погас. Крим одобрительно кивнул.
Он отступил в тень. Его мускулистые руки свисали по бокам — они были слишком велики, чтобы скрещивать их на груди. Торс широкий, почти квадратный. Главарь «Джер-сийских сапфиров» был черным колумбийцем, сыном британца и колумбийки. «Джерсийским сапфирам» подчинялись все кварталы, окружающие парк Арлингтон. Если бы они захотели, они подчинили бы и парк, но дело не стоило того. По ночам парк превращался в криминальный рынок, и зачисткой его должны были заниматься полицейские и добропорядочные граждане, а вовсе не «сапфиры». По существу, Крим извлекал даже некоторую выгоду из того, что здесь, в самом центре Джерси-Сити, располагалась эта мертвая зона: она служила чем-то вроде общественного сортира, в который стекалось всякое дерьмо из кварталов города.
Каждый уличный угол своих владений Крим завоевал грубой, неприкрытой силой. Как танк «Шерман», он шел напролом и молотил противостоящие войска, пока они не сдавались. Всякий раз, когда Крим завоевывал новый угол, он праздновал победу тем, что ставил на очередной зуб серебряную коронку. У Крима была ослепительная и пугающая улыбка. Пальцы его тоже обросли всякой серебряной мишурой. Были у него, разумеется, и цепуры, но сегодня вечером Крим оставил свои шейные украшения на хазе: цепочки — первое, за что хватаются отчаявшиеся люди, когда до них доходит, что сейчас их будут убивать.
Рядом с Кримом стоял Ройял. Он был в меховой парке, поэтому просто-таки обливался потом. В лобовую часть его черной вязаной шапочки был вшит туз пик.
— Он не сказал, что хочет встретиться один на один?
— Сказал только, что хочет сделать ставку.
— Ха! И каков план?
— Чей план? Его? Ни малейшего, на хер, понятия. Мой план? Вот мой план: сделать на его роже эдакий братский блядский шрамчик. — Своим толстым пальцем Крим изобразил бритву и чиркнул по лицу Ройяла, словно бы нанося длинный глубокий разрез. — Бля, ненавижу большинство мексиканцев, а этого особенно.
— Я вот думаю — почему в парке?
Убийства в парке никогда не раскрывались. Потому что никто не поднимал шум. Если ты настолько смел, что можешь зайти в Парк с наступлением темноты, значит, ты настолько же туп, и твоей жизни конец. На всякий случай Крим покрыл кончики пальцев клеем «Крейзи Глю», чтобы не оставлять отпечатков, и обработал плоскую рукоятку бритвы вазелином и хлорной известью — так же, как он поступил бы с рукояткой пистолета, чтобы исключить вероятность малейших следов ДНК.
По улице подъехал длинный черный автомобиль. Не то чтобы лимузин, но все же пошикарнее, чем навороченный
«Кадиллак». Машина притормозила у бордюра, остановилась. Тонированные стекла не опустились. Водитель остался внутри.
Ройял посмотрел на Крима. Крим посмотрел на Ройяла.
Задняя дверца распахнулась. Вылез пассажир — между прочим, в солнцезащитных очках. Также на нем были расстегнутая клетчатая рубашка, под которой виднелась белая майка, мешковатые штаны и новенькие черные сапоги. Он снял заломленную спереди шляпу, обнаружив под ней туго натянутую красную бандану, и швырнул головной убор на сиденье автомобиля.
— Это что за мудище? — шепотом спросил Ройял. «Мудище» пересек тротуар, вошел в парк сквозь пролом
в ограждении и зашагал по проплешинам травы. Его белоснежная майка ослепительно сияла — так часто светится белая ткань, собирая всё, что ни есть яркого в ночи.
Крим не мог поверить в происходящее, пока этот тип не приблизился настолько, что его татуировка, идущая от одной ключицы к другой, стала видна во всей своей красе.
SOY СОМО SOY. «Я ТО, ЧТО Я ЕСТЬ».
— Я что, должен ахнуть от восхищения? — спросил Крим.
Гус — Гус Элисальде, главарь банды «Ла Мугре»1 из Испанского Гарлема — улыбнулся, но не сказал в ответ ни слова. Машина на холостом ходу стояла возле обочины.
— И что? — сказал Крим. — Ты проделал весь этот путь, чтобы сказать мне, будто выиграл в какой-то блядской лотерее?
— Типа того.
Крим медленно обвел взглядом Гуса сверху донизу и снизу доверху, сделав вид, что разговор окончен.
— По факту, я здесь затем, чтобы предложить тебе процент с выигрышного билета, — сказал Гус.
Крим злобно оскалился — он пытался понять, что за игру затеял мексиканец.
— О чем ты вообще думал, братан? Взял, приехал на этой хреновине на мою территорию...
— Все-то тебе поперек рыла, Крим, — усмехнулся Гус. — Потому и паришься здесь в Джерси-Сити веки вечные.
— Ты разговариваешь с королем Джей-Си! Ну, и кого ты привез в своей тачке?
— Забавно, что тебе пришло в голову спросить. — Гус оглянулся, коротко кивнул, и водительская дверца распахнулась.
Вместо шофера в фуражке из машины вылез огромного роста мужчина в куртке с капюшоном. Его лицо полностью скрывалось в тени. Опустив голову, мужчина обогнул машину, встал возле правого переднего колеса и замер в ожидании.
— Значит, ты угнал машину из аэропорта и еще водилу прихватил, — сказал Крим. — Крутой, как я погляжу.
— Добрые старые времена закончились, Крим, — сказал Гус. — Я это понял, парень. Всему, бля, пришел конец. Борьба за территорию? Квартал за кварталом? Это говно устарело на две тысячи лет. Сейчас оно ничего не значит. Единственная борьба за территорию, которая имеет смысл, — это все или ничего. Мы или они.
— Они — это кто?
— Ты наверняка знаешь: кое-что происходит. И не только на большом острове за рекой.
— Большой остров? Это твоя проблема.
— Посмотри вокруг, Крим. Посмотри на парк. Где твои наркоши? Где обдуренные шлюхи? Где вообще все? Здесь как в мертвецкой. Потому что первым делом они забирают ночной народ.
Крим опять оскалился. Ему не нравилось, что Гус режет по живому.
— Я знаю, что дела сейчас не очень.
— Братан, скоро дел не останется вообще. Сейчас на улицах новая крутая наркота. Можешь проверить. Она называется, бля, кровь человеческая. И идет она бесплатно, если кто распробовал.
— Ясно, — сказал Ройял. — Ты из этих, кто съехал на вампирах. Локо1.
— Если хочешь, да. Они забрали мою мадре и моего брата. Помните Криспина?
Крим знал Криспина. Это был брат Гуса. Наркоша.
— Помню, — сказал он.
— Ну вот, больше вы его в этом парке не увидите. Но я не держу зла, Крим. Нет, больше не держу. Начались новые времена. Я должен отбросить все личное. Потому как сейчас я собираю лучшую на свете бригаду охуенных головорезов, каких только могу сыскать.
— Если ты приехал, чтобы предложить какой-нибудь сраный план по взятию банка, или какое другое говно, не важно какое, лишь бы погреть ручонки на этой каше, имей в виду, все это уже...
— Мародерство — забава любителей. Поденщина. Я предлагаю реальную работу за реальные деньги, при реальной поддержке. Давай зови своих ребят, пусть они тоже послушают.
— Каких еще ребят?
— Ох, Крим. Да тех, которым приказано убрать меня сегодня. Давай их сюда.
Крим несколько секунд смотрел на Гуса пустыми, ничего не выражающими глазами, затем свистнул. Крим был первостатейный свистун. Серебряные коронки на зубах придавали звуку особую пронзительность.
Из-за деревьев, держа руки в карманах, вышли три «сапфира». Гус выставил свои руки ладонями вперед, чтобы все видели — в них ничего нет.
— Ладно, — сказал Крим. — Говори, мекс, только быстро.
— Я буду говорить медленно, — отозвался Гус. — А ты хорошо слушай и мотай на ус.
И он выложил им все. Все, что знал о борьбе за территорию между Древними и отколовшимся Владыкой.
— Ты обкурился, — сказал Крим.
Но Гус увидел огонек в его глазах. Увидел, что фитиль возбуждения уже запалился.
— Вот что я тебе предлагаю. Деньги. Больше денег, чем ты сможешь настрогать на наркоте за всю свою жизнь. Возможность убивать и калечить сколько душе угодно, и никакой тюряги тебе за это не будет. Я предлагаю тебе шанс — такой выпадает лишь раз в жизни — надрать безразмерное количество жоп во всех пяти районах города. И если мы сделаем свою работу хорошо — все будем в шоколаде до конца дней.
— А если мы не сделаем свою работу хорошо?
— Тогда, насколько я понимаю, смысла в таком говне, как деньги, вообще не останется. Но, по крайней мере, ты, бля, славно надрочишься напоследок, потому как, хочешь не хочешь, но здесь все накроется таким медным тазом, что мало не покажется, если ты, конечно, понимаешь, о чем я.
— Блядь, твоими бы устами да пивко сосать, — сказал Крим. — Для начала я хотел бы посмотреть на зелень.
Гус подавил в себе смешок.
— Я тебе скажу, что я собираюсь сделать, Крим. Я собираюсь показать тебе не один, а целых три цвета. Серебряный, зеленый и белый.
Он поднял руку и подал сигнал водителю в капюшоне. Тот подошел к багажнику, открыл его и вытащил две сумки. Затем пронес их сквозь пролом в ограждении к месту «стрелки» и поставил на землю.
Одна сумка была спортивного типа, большая и черная, вторая — средних размеров саквояж с двумя деревянными ручками.
— Что это за гигантский кореш у тебя? — спросил Крим.
Водитель и впрямь отличался огромным ростом. На нем были тяжелые ботинки «Док Мартене», синие джинсы и большая куртка с низко надвинутым капюшоном. Крим по-прежнему не мог рассмотреть лицо водителя, но с близкого расстояния стало заметно, что в этом парне вообще все неправильно.
— Они называют его господин Квинлан, — сказал Гус.
С дальнего конца парка донесся визг — визжал мужчина, что на слух было еще ужаснее, чем если бы визжала женщина. Все, кроме Гуса и господина Квинлана, повернулись в сторону звука.
— Надо поторопиться, — сказал Гус. — Сначала серебро. Он встал на колени и расстегнул молнию спортивной
сумки. Чтобы понять, что там внутри, света явно не хватало. Гус вытащил длинное ружье и почувствовал, как «сапфиры» потянулись за своими пушками. Гус щелкнул выключателем лампы, укрепленной на стволе, полагая, что это обычная лампочка накаливания, однако лампа оказалась ультрафиолетовой. Ну конечно же.
В чернильно-фиолетовом свете лампы он показал «сапфирам» остальное оружие. Арбалет с магазином стрел, оснащенных разрывными серебряными наконечниками. Плоское серебряное лезвие, напоминающее веер, с кривой деревянной рукояткой. Меч, больше похожий на широченный ятаган, только изогнутый даже больше положенного; рукоятка его была обтянута грубой, шероховатой кожей.
— Крим, ты же любишь серебро, правильно? — спросил Гус.
Экзотическое оружие разожгло любопытство Крима, но этот водитель, Квинлан, по-прежнему вызывал у него сильные подозрения.
— Ладно. А что там насчет зелени?
Квинлан раскрыл ручки кожаного саквояжа. Он был набит пачками наличных — защитные нити отчетливо светились в индиговых лучах ультрафиолетовой лампы Гуса.
Крим полез было в саквояж, но вдруг замер. Ему в глаза бросились руки Квинлана, сжимавшие деревянные ручки. Кожа совершенно гладкая, большинство пальцев начисто лишены ногтей. Но самая блядская загвоздка заключалась в средних пальцах. Они были вдвое длиннее остальных и к тому же сильно изогнутые — настолько сильно, что кончик пальца огибал ладонь и упирался в запястье.
Ночную тишину прорезал еще один визг, после чего раздалось нечто вроде рычания. Квинлан закрыл саквояж и вгляделся в тьму, скрывавшую заросли деревьев. Он передал сумку с деньгами Гусу, а в обмен получил длинное ружье. После чего с невероятной мощью и скоростью рванул в сторону зарослей.