«Вставайте, княгиня! Нас ждут великие дела!»
Она легко поднялась с постели, скинула кружевную сорочку — короткую и невесомую — и прямиком направилась в ванную комнату. Присев на унитаз, хотела было закурить, но передумала, не желая начинать день с табачной горечи на языке и в гортани. Встала под душ, а душ здесь был такой, что даже ее технического образования не хватало, чтобы, пусть не понять, но хотя бы представить, что и как в нем устроено. Даже чтобы просто научиться им пользоваться, пришлось «попотеть». А ведь душ управлялся с голоса. Скажи, «чего тебе надобно, красна девица», то и исполнится. Правда, для этого надо сперва научиться формулировать свои желания, к чему, разумеется, Дарья была не готова.
Горячий душ — разве это сложно? Но, с другой стороны, что есть горячий? Сколько градусов? И какой душ? Откуда? Сверху или снизу, или вовсе со всех сторон? А ведь еще существует напор. Водяная струя может резать, словно скальпель — это-то Дарья себе представить могла, а вот сформулировать, какой напор надобен ей здесь и сейчас — целая наука. Ну, да не дура, чай. Всегда схватывала новое налету. Не осрамилась и сейчас.
«Четвертый день в тереме, а с душем уже никаких проблем!» — усмехнулась она мысленно, набрасывая на мокрое тело махровый халат.
Позавчера Феликс не обманул — оглянуться не успела — то есть, не успела проснуться после излишеств первого вечера «на борту», — а шкафы уже «ломятся».
— Магазин ограбил? — поинтересовалась Дарья, перебирая в ящике комода кружевные панталоны, шелковые кюлоты и трусы совершенно неизвестного ей покроя, пошитые из самой тонкой и нежной ткани, какую она только могла себе вообразить.
— Нет, но, если пожелаете…
Таков был Феликс — ее «механический мальчик». Впрочем, пробовать его «на вкус» Дарья не стала. Ограничилась опытом с «механической девочкой». Феона ее не разочаровала, но продолжения не последовало. Дарья решила, что «хорошенького понемножку» и искушать судьбу, любясь с машиной, не стала. Попробовала, и хватит.
— Карл не объявлялся? — спросила, проходя в столовую, где две «натуральные» девушки-служанки накрывали стол к завтраку.
— Никак нет! — отрапортовал Феликс, как всегда, появляясь «откуда не ждешь», на этот раз — из-за спины. — Ждем-с…
— А говорил, только шепните! — поморщилась Дарья.
Оставаться и дальше одной в этом «замке чудовища» ей просто надоело, тем более что об «аленьком цветочке» и речи пока не шло.
— Оплошал! — склонил «повинную» голову Феликс. — Думал, сразу найду, а он, возьми, да исчезни. Как под землю провалился, честное слово!
— Твоему слову цена полфунта машинного масла, — возразила Дарья, принимаясь за яйцо всмятку.
— Зря вы так, Ваша Светлость! — «обиделся» Феликс. — Я в смазке не нуждаюсь. Что я вам, керогаз, что ли?
«Если он, и в самом деле, машина, то хотелось бы встретить тех, кто такие машины создает. — Способность Феликса и Феоны к „взаимодействию“ с человеком приводила Дарью в трепет. — Или не стоит? Кто их знает, какие у эдаких творцов могут быть цели и… ценности?»
— А что слышно о Грете?
— Не появлялась пока.
— Марк, разумеется, тоже?
Дарья жила в Марковом кроме четвертый день. Палаццо оказался не просто большим и роскошным, он был огромен и великолепен. Правда, Дарья не имела доступа в некоторые помещения — эти двери просто не открывались, — но и того, что оставалось «в доступе», хватало с лихвой. Хочешь — плавай в бассейне или парься в бане — а их в палаццо обнаружилось целых три: турецкая, свейская и русская, — а не хочешь, можешь живописью любоваться или книжки читать. Или вот еще в бильярд поиграть или в теннис. Феликс и Феона всегда под рукой — только захоти.
— Может быть, по тарелочкам постреляете?
— Партию в шахматы, Ваша Светлость?
Еды и выпивки тоже «от пуза», но ведь и это не все. Имелись в палаццо несколько вещей, способных занять «думающего» человека не на день и даже не на два, но все-таки…
«Все-таки…» — вздохнула Дарья, переходя к салату и семге.
Все-таки одиночество и непроясненность ее обстоятельств начинали не на шутку тяготить.
«Ну, хоть бы кто-нибудь…»
— Я буду в музее! — сказала она, чтобы что-нибудь сказать. — Кофе возьму с собой… коньяк и папиросы тоже.
— Может быть, переоденетесь, Ваша Светлость? — тактично напомнил Феликс.
— Для кого? — спросила Дарья, вставая.
— Ваша воля! — развел руками «механический человек».
— Моя! — кивнула Дарья и пошла в Западное крыло.
Здесь располагался музей, находившийся, если Дарья все правильно поняла, в коллективной собственности хозяев дома.
Дюжина просторных залов, роскошно декорированных и обставленных со вкусом и умом. Не тесно, но и не пусто. Красиво, но не отвлекает от главного, то есть от экспозиции. Музей… Стеклянные витрины самых разнообразных форм: плоские — для книг и рукописей, пирамидальные — для гемм, монет и ювелирных украшений; вертикальные, в которых выставлены образцы холодного и огнестрельного оружия, стеклянные кубы и параллелепипеды для одежды и прочих разностей; картины и фотографические снимки, скульптуры и чучела. Странная коллекция. Любопытная. Наверняка, страшно дорогая. Но вот о характере собиравших ее людей, то есть о самих компаньонах, на паях — или еще как — владевших кромом, она ничего толком рассказать не могла. Однако Дарья и не искала здесь ответов на мучившие ее вопросы. Главное — ей в музее было нескучно. Интерес не пропадал, а ведь она ходила сюда уже третий день. Напротив аппетит приходил во время еды, и увиденное в залах этого более чем странного музея порождало новые, совсем непростые вопросы. Например, о том, верна ли картина мира, усвоенная Дарьей в школе и университете? Действительно ли мир един, или идея о множественности миров имеет не одно, как полагали мудрецы, а два — притом вполне совместимых — толкования? Множество миров, как множество обитаемых планет, вращающихся вокруг множества солнц, разбросанных на необозримых пространствах вселенной, или множество реальностей, в каждой из которых своя вселенная и свои обитаемые миры, возникшие у определенного типа звезд?
Сегодня она устроилась в «имперском» зале. Не то, чтобы он так назывался, Дарья не была даже уверена, что у этих залов вообще имеются официальные названия. Однако мысленно она использовала именно слово «имперский», когда забрела сюда вчера вечером. Осмотрелась бегло, услышала от Феликса, — что «все это страшная контрабанда», потому что притащено с «той стороны», а оттуда вообще «сувениры» брать не рекомендуется, — и пошла спать. Устала за день неимоверно, хотя, вроде бы, и не с чего: не работала, чай, а весь день дурью маялась. Но от развлечений устаешь ничуть не меньше, особенно, если отдых превращается в работу.
— Прошу вас, Ваша Светлость!
Слуги принесли удобное обтянутое франкским гобеленом кресло. Поставили рядом, по правую руку, резной столик красного дерева. Сервировали его — серебряный кофейник со всем, что к нему прилагается, бутылка коньяка с хрустальным бокалом, пепельница, спички, коробка папирос — и удалились, оставив Дарью «наедине с прекрасным».
«Ну, что ж, госпожа капитан-инженер 1-го ранга, начнем, помолясь?»
— Изображение! — потребовала она, бросив непроизвольный взгляд на витрину с «вечерними платьями».
«Вот же курвы, прости Господи!» — о том, чтобы надеть такое на себя, да еще и в люди выйти, не могло быть и речи. Скандал и позор, других слов не подберешь.
— С чего желаете начать? — метрах в четырех перед Дарьей возник мужчина в сером фраке, красном жилете и белоснежной манишке. Она уже знала, что мужчина этот не настоящий, но не в том смысле, как Феликс или Феона, а в том, в каком можно говорить о синематографе. Это была картинка, но такого качества, что, не пощупав своими руками и не «попробовав на зуб», никогда не скажешь, что это всего лишь оптический эффект.
— Огласите весь список! — потребовала Дарья.
— Список чего, простите?
— Названия тем, — подумав мгновение и, воровато глянув, на великолепную мозаику справа, на которой черноволосая красавица совокуплялась сразу с несколькими богатырского сложения юношами самым причудливым образом, и отнюдь не тем, какой Дарья могла себе вообразить.
«Мир шлюх?»
— Представить в виде семантического дерева?
— Да, пожалуйста! — Дарья все-таки оторвала взгляд от «этого непотребства», но только затем, чтобы упереться им в огромное, не менее двух метров высоты скульптурное изображение мужского члена, с невероятным искусством вырезанное из какого-то полудрагоценного камня, отчасти напоминавшего малахит, но не зеленого цвета, а кроваво-красного.
«Не цивилизация, а вертеп какой-то!»
А между тем, мужчина исчез, и вместо него возникло древо значений. Картинка, впрочем, оказалась вовсе не статичная, как можно было предположить, исходя из имеющегося у Дарьи опыта, а динамическая. Древо ветвилось. Разрасталось во все стороны. «Ветви» и «листья» принимали разные цвета и становились все мельче по мере увеличения объема отображенной в модели информации. И «в довершение всех бед», все время менялся угол обзора, как, впрочем, и индекс фокусного расстояния — дерево поворачивалось к зрителю разными сторонами под разными, иногда совершенно невероятными углами, то приближаясь, то удаляясь, смещаясь и разворачиваясь сразу в нескольких плоскостях.
«Мир шлюх?»
— Представить в виде семантического дерева?
— Да, пожалуйста! — Дарья все-таки оторвала взгляд от «этого непотребства», но только затем, чтобы упереться им в огромное, не менее двух метров высоты скульптурное изображение мужского члена, с невероятным искусством вырезанное из какого-то полудрагоценного камня, отчасти напоминавшего малахит, но не зеленого цвета, а кроваво-красного.
«Не цивилизация, а вертеп какой-то!»
А между тем, мужчина исчез, и вместо него возникло древо значений. Картинка, впрочем, оказалась вовсе не статичная, как можно было предположить, исходя из имеющегося у Дарьи опыта, а динамическая. Древо ветвилось. Разрасталось во все стороны. «Ветви» и «листья» принимали разные цвета и становились все мельче по мере увеличения объема отображенной в модели информации. И «в довершение всех бед», все время менялся угол обзора, как, впрочем, и индекс фокусного расстояния — дерево поворачивалось к зрителю разными сторонами под разными, иногда совершенно невероятными углами, то приближаясь, то удаляясь, смещаясь и разворачиваясь сразу в нескольких плоскостях.
«Стереометрия, твою мать! И что я теперь должна с этим делать?»
— Прошу прощения, что нарушаю ваше уединение, княгиня, но мне кажется, вы нуждаетесь в помощи.
Дарья вздрогнула и повернулась на голос. Неподалеку от нее стоял офицер в незнакомой, но вполне «узнаваемой» форме. Длинная распахнутая шинель — «Кажется, такие называют кавалерийскими…» — с красными звездами на рукавах с вписанным в них незнакомым символом — перекрещенными серпом и молотом. Такая же звезда заменяла кокарду на плоской темно-синей фуражке с узким козырьком. Высокие кожаные сапоги, синие брюки, облегающие голени и сильно расширяющиеся на бёдрах, серый китель с мягким стоячим воротником с застёжкой на пуговицы, перетянутый кожаным поясом и ремнями портупеи, и три красных ромба в петлицах.
— Мы знакомы? — нахмурилась Дарья, этот голос она, кажется, уже где-то слышала.
— Сам, — улыбнулся мужчина. — В смысле, первый среди равных. Вот решил вас, Дарья Дмитриевна, лично навестить.
— Ох! — покраснела вдруг Дарья, вскакивая с кресла и запахивая полы халата. — Я не одета! Я…
— Пустое! — отмахнулся офицер. — Я вам, милая, в дедушки гожусь. Или даже в прадедушки.
Но на дедушку Главный Кормчий походил мало. Невысокий, но крепкий, со строгим симпатичным лицом. Более сорока и не дашь.
— Может быть, подождете меня здесь, а я…
— А смысл? — мужчина достал из кармана пачку сигарет и вытряхнул одну, ловко подхватив ее пальцами левой руки. — Мы уже встретились, и я вас уже видел, как есть. Что изменится, если вы теперь натянете трусы и бюстгальтер? Для меня — ровным счетом ничего.
— А для меня многое, — возразила Дарья.
— Да, ладно вам! — Кормчий прикурил от зажигалки, пыхнул дымом и покачал головой. — Все относительно, княгиня. Эти вот, к примеру, — кивнул он на продолжающее вращаться, детализироваться и разрастаться семантическое древо, — люди, как люди, между прочим. Любят, женятся и все такое, и притом наготы не стесняются. Напротив, гордятся. И чем знатнее человек, тем чаще обнажается. А вы у нас целая русская княгиня, да еще старого рода. Аристократка! — улыбнулся довольный произведенным эффектом Сам. — Голубая кровь!
Эффект, и в самом деле, имел место быть. Кормчий буквально в нескольких словах объяснил Дарье суть увиденного ею в этом музейном зале.
— А где это? — обвела она рукой экспозицию.
— Далеко! — вздохнул Сам. — Сложно и опасно, но очень хочется. И повод есть. Так что, возможно, еще увидите своими глазами.
— «Та сторона»?
— Она, — кивнул мужчина. — Так что, помочь?
— Если не сложно.
— Я сам предложил, — возразил мужчина. — Да и не сложно. Смотрите.
— Остановить изображение! — приказал он, и «картинка» замерла. — Вернуться к общим понятиям, дать крупный план.
Изображение сменилось, и теперь Дарья увидела первый куст ветвления.
«Основные понятия? Ага!»
— Государственное устройство! — сказала она. — Основные понятия.
И тут же перед ней возникла схема, включающая максимум два десятка элементов.
«Император… Сенат… Ну, это как бы и ежу понятно… Черная гора? Жирные коты? И что сие должно означать?»
— А что за цифры там в скобках? — спросила она.
— Красные обозначают количество единиц доступной информации, зеленые — количество артефактов в данной коллекции.
У понятия «Черная гора» в скобках было написано «1:0», тогда как у термина «гвардия» показатель был «173:19».
«Про кого-то известно много, а про кого-то практически ничего…»
— Спасибо, — кивнула Дарья Кормчему. — Я поняла.
— Ну, и славно! Тогда, я с вашего позволения, перейду к цели своего визита.
— Я вся внимание! — разговаривать со старшим офицером, а Дарья догадывалась, что знаки различия на Кормчем, наверняка генеральские, стоя перед ним в банном халате на голое тело, было непривычно, но она боролась с неуверенностью, как могла.
— Вы четвертый день на борту, — пыхнул дымом Сам, — а все еще, считай, и не видели корабля. Не хотите посмотреть?
— Приглашаете на экскурсию?
— И на экскурсию тоже.
— А еще куда? — заинтересовалась Дарья.
— На вечеринку, — улыбнулся Главный Кормчий.
— На какую вечеринку? — не поняла Дарья.
— Княгиня, сегодня 31 декабря! — еще шире улыбнулся собеседник. — Новый год!
— Так это будет новогодний бал? — прищурилась она, поспешно соображая, «что бы такое надеть?»
— Зависит от точки зрения, но, если вас интересует дресс-код, то, увы, у нас полная свобода. Коммуна. Слышали, поди?
— Так что же надеть? — опешила Дарья.
— Все, что угодно, — развел руками мужчина. — Хоть бриллианты на голое тело.
— У меня нет бриллиантов. — Пожала плечами Дарья, чувствуя, что начинает краснеть, потому что ее метнувшийся в сторону взгляд снова уперся в давешнюю мозаику. Вот на той красавице, и в самом деле, из одежды оставались одни лишь бриллианты.
— Камни не проблема, — «мило» усмехнулся собеседник, — было бы желание. У Марка, помнится, есть один симпатичный гарнитур, как раз под цвет ваших глаз, госпожа капитан-инженер 1-го ранга. У Греты тоже, наверняка, припасено немало камней хорошего качества. Да и у меня, грешного, всегда найдется, чем побаловать красивую женщину.
— Вы что, флиртуете? — нахмурилась Дарья, у которой от возмущения даже кровь застучала в висках.
— Ничуть не бывало! — поспешил успокоить ее Сам. — Свой интерес, не скрою, есть и у меня, но он не носит полового характера. Только бизнес, как говорят в Североамериканских Соединенных Штатах, и ничего личного. Так что, пойдете со мной на экскурсию?
— Ладно, но только после того, как надену трусы! — твердо заявила Дарья, начиная понимать, что все на этом корабле устроено куда сложнее, чем могло показаться при поверхностном взгляде.
— Ваша воля! — кивнул Главный Кормчий. — Я буду ждать вас в Венецианской гостиной, лады?
4. Грета Ворм
За временем не угонишься — так говорят на Тонге. И еще много где и на каких языках. Но факт — человек живет во времени, а не наоборот, хотя некоторые и полагают, что время понятие субъективное.
«Субъективное! Как же!»
Так и есть, субъективно рассматривая ситуацию, вроде бы, только что прибыла в Ландскрону, купила шубу и приготовилась отдохнуть «на всю катушку», и вот уже последний день декабря, Новый Год, и все такое. Но с другой стороны, неделя прошла, и ничего, как водится, толком не сделано. А события нарастают, и ситуация стремительно превращается в черт знает что. И времени нет, и ты за ним тупо не поспеваешь!
«Что же делать?» — Грета посмотрела в зеркало, поправила прядь на виске и задумалась вдруг о вечном. О себе несчастной, о жестоковыйном Карле, о непостижимом, как философский камень, Марке, о Ковчеге и вселенной, о жизни и смерти, и об игре солнечного луча в гранях алмаза…
«Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?
В чем нашей жизни смысл? Он нам непостижим.
Как много чистых душ под колесом лазурным
Сгорает в пепел, в прах, а где, скажите, дым?»
— Белиссима! — шепнул вдруг голос из неоткуда, и Грета вернулась к реальности.
Стояла голая перед огромным зеркалом, врезанным в малахитовую стену, и смотрела в себя.
«Черт!»
— Да! — сказала вслух.
— Кормчий только что имел беседу с госпожой Дари.
— Покажи! — приказала Грета, и зеркало превратилось в экран.