— Незер! — ехидно объявил Нармер. — Эта женщина даже на расстоянии не дает покоя Менесу.
— Не можешь ее забыть? — поинтересовался бог мудрости у скульптора.
За Менеса ответил Нармер, снова фыркнув:
— Не может! У него этих Незер вон целый угол.
Павиан бросил быстрый взгляд в угол, где действительно стоял десяток скульптурок Незер, и вдруг пнул ногой ведро, перевернув его и разлив воду по полу.
— Принеси воды.
— Я? — изумился Нармер.
— А что, для тебя это слишком тяжелый труд?
Нармер с недовольным видом поднял ведро и вышел из мастерской.
— Что ты узнал про нее? — поинтересовался Тот.
— Что она ищет своего сынишку, рожденного в храме Хатхор год назад.
— Все?
Ответить Менес не успел, снаружи раздался голос Нармера:
— И для этого малыша она украла половину шетитов Менеса, а он ей сочувствует.
Нармер вовсе не собирался идти к Нилу за водой из-за боязни крокодилов, он сидел на перевернутом ведре сразу возле входа.
— Я тебе что приказал?!
— Но сейчас ночь. Утром принесу.
— Боишься? — голос бога мудрости немного резковат и насмешлив.
— Не боюсь, но лезть в пасти помощникам Себека не хочу.
Тот взъярился:
— Ты сын бога или простой смертный?! Ты должен уметь договариваться с кем угодно, даже с компанией Себека! Иди.
Когда Нармер вернулся с водой, бога мудрости в мастерской уже не было, а Менес сидел, уставившись на пламя масляного светильника.
— Менес, я поговорил с твоим приятелем.
— Каким приятелем? — невольно оторвался от изучения пламени скульптор.
— Со старым крокодилом, которому ты кур каждое утро носишь.
— И что он тебе сказал?
— Что женщины не стоят того, чтобы из-за них страдать.
Менес усмехнулся:
— Значит, цыпленка больше не получит.
Нармер присел на край ложа, заглянул в глаза по-прежнему сидящему перед светильником учителю:
— А что Тот посоветовал?
— Найти Незер.
— Оп-па! — и тут же поднял руки ладонями вперед, словно защищаясь от невысказанного гнева Менеса. — Ладно, ладно, я не против. Когда отправишься?
— Завтра.
Мгновение Нармер молчал, с недоумением взирая на учителя, потом кивнул:
— Плыви. Менес, я закончу Сфинкса сам?
— Кроме лица.
— Да, я помню: это решит Исида. Ты доверяешь?
— Доверю, Нармер. Тот не ошибся, ты сын бога, ты за две луны научился тому, на что у других уходит две жизни.
— Как это — две жизни?
— За одну жизнь многое познал мой учитель, за вторую я. А ты за две луны.
Нармер отмахнулся, но тут же пристал к учителю снова:
— Только лицо оставить или попытаться сделать головной убор?
— Какой?
— Ну… обычный.
— Нармер, а что ты за лицо тогда лепил?
— Не знаю, несколько раз во сне видел. Красивый и непонятный лик одновременно. Не знаю.
Договорились, что лицо Сфинкса Нармер пока не тронет, хватит работы и с остальным.
На рассвете, бросив крокодилу цыпленка, Менес пробормотал:
— Предатель…
Очнувшись, Незер не сразу поняла, где находится. Под спиной мягкие подушки, вокруг легкий полумрак, зажженная курильница распространяла приятный запах. Сквозь толстую ткань шатра снаружи с трудом пробивался слабый свет догорающего дня.
Она попыталась сесть, но была тут же остановлена мягкими руками:
— Госпожа, вам нужно лежать…
— Где я?
— Вы у нас.
— Где это у вас?
Незер огляделась, но не увидела ничего опасного.
В шатер вошел рослый немолодой мужчина, одетый, как стражи, выталкивавшие неугодную за ворота. Только у него был еще какой-то знак отличия и кайма понизу схенти шире.
— Вы очнулись? Я Юсеф, меня предупредили, что нужно подождать еще, но я мог вас и не увидеть. Случайно услышал свое имя.
Незер вздохнула:
— Спасибо, без вашей помощи я погибла бы.
Юсеф поклонился, а потом протянул ей золотой диск на цепочке больше того, что дал Сетмет:
— Это должно быть у вас на шее все время. Знак повиновения.
— Моего?
— Нет, вам. Сегодня отдыхайте, а завтра двинемся в путь. Служанки помогут вам.
Поклонившись, Юсеф вышел. Незер в очередной раз мысленно поблагодарила Сетмета за помощь.
Служанки занялись девушкой немедленно.
Немного погодя Незер была больше похожа на мумию, чем на живую женщину, — ее ступни смазаны какой-то мазью и перебинтованы, руки тоже, все тело дважды в день мыли и массировали с маслами, волосы сушили, осторожно обертывая их тонкими полотенцами. А потом щедро смазывали тело разными мазями и обертывали тонкими полосками льняной ткани. Ловкие руки порхали над телом девушки, удаляя любой неугодный волосок и умащивая каждую клеточку кожи.
— Вы меня при жизни мумифицируете?
В ответ служанки смеялись:
— Госпожа, какая вы красивая! Только замученная…
Незер купалась в этом восхищении, отдаваясь умелым рукам и не задумываясь, почему о ней так заботятся.
Ее кожа стала нежной и гладкой, словно кожа ребенка, все пропиталось великолепными ароматами, волосы ниспадали на спину тугими блестящими кольцами, заусеницы исчезли, пухлые губы больше не покрывала корочка, а пятки стали розовыми, как у младенца. Такой Незер была только в храме у Хатхор…
Они двигались по запретным владениям Сета второй день.
В предыдущий Незер страшно хотелось поторопить Юсефа и носильщиков, но что-то подсказало, что пока лучше молчать. Они пробирались по горам, вернее, между горами по ущельям, выйти и двигаться самой ей не позволили.
— Я пленница?! — возмущалась Незер.
Юсеф склонялся еще ниже, хотя казалось, что ниже некуда.
— Госпожа… Я должен доставить вас в Нефер отдохнувшей и ухоженной.
— Зачем?!
— Госпожа… Хозяину нельзя показываться с обветренным лицом или сбитыми ногами… Отдыхайте.
Незер готова ругаться и бунтовать, но ничего этого не делала. Юсеф прав — появляться перед богом в таком виде, в каком она подошла к Джаути, значит, проявлять к нему неуважение. Оставалось только благодарить Сетмета мысленно и Юсефа вслух. Тот разводил руками. С одним он все-таки согласился — стал говорить ей «ты» и перестал звать госпожой.
В первую же ночь после ухода их маленькой процессии из Джаути Незер приснился странный сон.
После рождения сына она дважды видела во сне отца своего ребенка, но всякий раз этот сон что-то прерывало. На этот раз не помешало ничто. Рослый, сильный мужчина с буграми мышц, перекатывавшихся под блестевшей от ароматических масел кожей, и непонятными рыжими глазами, в которых словно угольки в золе поблескивали красные точки, не исчез, напротив, вел себя уверенно и вольно.
Незер не видела его при свете, тогда в храме Хатхор ее комнату освещал слабый свет луны, но она хорошо помнила эту мощную фигуру, сильные руки и запах — какой-то особенный, чуть резковатый, но дурманящий. А еще его неутомимую мужскую силу, которая не позволяла ей заснуть несколько ночей подряд.
Именно с этим единственным до недавнего времени мужчиной в ее жизни Незер невольно сравнивала Менеса. Менес был вторым во всем, в том числе и в страсти в любовных играх.
Мужчина с непостижимыми красными угольками в глазах не был нежен или бережен, но он был неистов и тогда, и теперь во сне. Он не желал любоваться красивым телом Незер, он желал брать ее — сразу и жестко.
Странный сон продолжался недолго, но к утру Незер едва держалась на ногах и, к собственному изумлению, обнаружила два следа от губ, оставленных на груди.
Весь день она с дрожью вспоминала сон, не вполне понимая, что же произошло. А еще с затаенным желанием ждала ночи. Но ночью незнакомец не появился. И в следующую ночь тоже.
Незер начала приходить в себя, вспомнив, зачем едет и как быстро должна передвигаться.
Незер с любопытством разглядывала окрестности.
Верно сказал человек в Кене — здесь много воды и зелени. Сами горы были немыслимой расцветки — от зеленоватых и желтых до темно-красных и даже рыжих.
Эта странная, завораживающая красота помогала понять, что они во владениях загадочного и грозного бога, способного задержать движение ладьи Ра, лишить Гора его глаза и погрузить мир во тьму даже днем. При виде рыжих гор в это верилось…
Но между горами узкие долины либо были заполнены прозрачной голубой водой, либо засажены деревьями и злаками. Незер вспомнила слова о закрытых владениях Сета: много воды и зелени. Здесь действительно много и деревьев, и кустарников, и полей, и просто травы, о чем остальной Египет давно забыл. Вдоль Нила зеленая узкая полоска, да и то лишь после разлива, а Харгу совсем занесло песком. Вокруг Дандары и Кены тоже песок.
Незер вспомнила сплошные вади по пути сюда. Там ведь тоже когда-то текла вода.
Любопытно наблюдать за жителями. Они вовсе не казались несчастными, на полях и в поселениях, через которые проходила процессия во главе с Юсефом, трудились крепкие, здоровые люди. Когда приходилось останавливаться, их принимали с почестями, словно самых дорогих гостей, столы ломились от яств, а слуги кланялись до земли.
Незер быстро поняла, что это из-за знака, который на ее шею надел Юсеф.
Знаки были у всех, но разные. У нее самый большой, при виде которого все едва не падали ниц.
— Юсеф, что это за знак?
— Мне сказано надеть его тебе. Это высший знак нашей земли, ты можешь приказать что угодно, все исполнят.
— А перенести меня прямо ко дворцу Сета он не может?
Юсеф изумленно воззрился на девушку:
— Мы туда и идем. Но ты еще не готова.
— К чему?!
— Смотри, какие волосы тусклые? Не спеши, через два дня мы придем в Нефер.
— Почему он так назван?
— Потому что действительно прекрасен. Говорят, во дворце такие росписи, что глазам не веришь. Все в золоте и драгоценных камнях.
— А Сет там?
— Не знаю. Тебе придется попроситься к нему на прием и подождать, он не принимает просто так.
— Меня примет! — уверенно заявила Незер. Теперь она не боялась ничего. Если Сетмет способен дать ей такой знак, перед которым падают ниц все даже во владениях Сета, значит, поможет и здесь.
Незнакомец снова явился ей во сне через две ночи и насмешливо осведомился:
— Ты меня ждала?
Голос глух, но это понятно, сон ведь.
Незер честно призналась:
— Да, очень.
Во сне можно было признаваться в том, в чем ни за что не созналась бы днем.
Незнакомец ответом остался доволен. Он снова утолял свою страсть, мало считаясь с ее желаниями, но в данном случае они совпадали, Незер очень хотела, чтобы ею овладевали неистово и даже грубовато. Хотела и получала. К утру снова все болело, а соски распухли от поцелуев.
Перед рассветом он исчез, а Незер вдруг поняла, что давно проснулась. Что это был за сон? Какой-то неправильный, слишком явный и оставляющий следы на теле. Стало не по себе, но она так устала, что не могла двинуть рукой или ногой, а сесть и вовсе невозможно.
На ее счастье (или несчастье), садиться не пришлось — Незер несли в носилках, словно хрупкий сосуд, даже не раскачивая.
Незер решила в следующий раз (она не сомневалась, что такой будет) сообщить незнакомцу, зачем и куда едет. Должен же он знать, что она родила сына и теперь спешит забрать малыша из храма Сета. Хотела, но ничего не сказала, поскольку говорить было некому — незнакомец не появлялся.
В первый же день Незер обратила внимание на отсутствие детей на улицах. Везде: в Кене, в Дандаре, даже в Городе Мертвых — мальчишки играли, гонялись друг за дружкой, поднимая пыль и визжа, а здесь никого.
— Юсеф, а где дети?
— Какие дети?
— Мальчики, девочки… какие еще бывают дети?
Незер не знала, можно ли спрашивать Юсефа о своем сыне, решив осторожно обойти эту тему.
— Дети учатся. Вон, смотри.
Это была странная процессия. Стайка мальчишек, впрочем, одетых в маленькие схенти из отменного льна, куда-то шла в сопровождении двух взрослых. Незер впилась глазами в мальчишек, словно среди них мог быть ее малыш.
Одинаковые головки с локоном над левым ухом, одинаковые схенти, одинаковые сандалии.
— Что это у них на голове?
— Локон? Это обозначение детства. Когда мальчик повзрослеет, локон сбреют.
— А почему все одинаковые?
— Чтобы никому не было обидно, что у другого схенти лучше.
Незер вспомнила собственное детство в храме, там тоже были одинаковые рубашечки и калазирисы, чтобы никто не обижался. Даже ленты в волосах одинаковые.
— А где их родители?
— Здесь никто из детей родителей не знает. Если женщина рожает ребенка в Доме детей, то его сразу забирают.
— Но кто же их кормит?
— Те, кто родили, и кормят, только каждый раз женщине приносят другого ребенка, чтобы не поняла, какой именно ее.
— Зачем?!
Юсеф пытался объяснить:
— Каждая женщина будет стараться для своего ребенка.
— Правильно, она же мать!
— А другие дети при этом будут страдать. А так все получают одинаковую еду, одежду, одинаковое внимание.
— А совсем маленькие где?
— Я же сказал, что их кормят и за ними ухаживают в Домах детей.
Сердце Незер сжалось, ее малыш вот так же сосал грудь чужой женщины и получал равное с другими внимание?!
— Я видела, как женщину выгнали за то, что она не хотела отдавать своего ребенка…
— Да, крестьяне могут рожать дома и воспитывать детей до трех лет, но потом их обязательно отдают в общие Воспитательные дома, где обучают в за висимости от способностей. Те, кто умней, становятся чиновниками, управляющими, жрецами, писцами, хранителями знаний… Кто менее талантлив и усидчив, будут работать в мастерских, а кто-то и в поле.
Незер вспомнила Менеса и не удержалась, чтобы не возразить:
— Разве в мастерской не нужен талант?
— Не во всякой. Там, где делают новые вещи, которые никто раньше не делал, — да, а если только повторяют чужое, много раз повторенное до них, то необязательно, достаточно просто старания.
Он был прав, но Незер мало интересовали чиновники Сета, и куда больше ее собственный сын. Она расспрашивала и расспрашивала о детях, о том, где их содержат, как охраняют, часто ли выводят на прогулки. Чтобы Юсеф не заподозрил дурного, спрашивала о воспитании и обучении.
Здесь не было рынков.
— А где же люди обмениваются плодами своего труда?
— Какими?
— Один собрал финики, — кивнула Незер на пальму, гроздья фиников на которой, казалось, скоро коснутся голов проходящих под ней людей, — а другой вылепил горшок… у третьего есть овца, четвертый соткал ткань… Где им обменяться? Не может же один человек хорошо делать все? Да и заниматься всем не может.
— И не занимаются. Ты права, кто-то ткет, кто-то собирает финики, кто-то работает в поле, растит цветы, выкладывает камнем дорожки, лепит горшки… И все несут результаты своего труда в закрома Сета. А уже оттуда они распределяются — каждому то, что нужно и сколько нужно.
Незер усомнилась:
— А распределяет кто?
— Специально назначенные чиновники. Одни чиновники ведают сбором, другие распределением, третьи раздачей, четвертые воспитанием детей…
— Но если чиновник ошибется или… или окажется нечестным?
Юсеф хмыкнул:
— Ошибку исправят, а вот нечестным быть никто не рискнет, Сет не позволит. В подвалы Упуата попадают редко, но все о них знают.
— Кто такой Упуат?
— Тебе лучше не знать. Не нарушай правила, и все будет хорошо. Поверь, здесь нет голодных или обиженных, но нет и бездельников. А еще — несогласных с правилами. Ты видела, как поступают с теми, кто не согласен.
— А почему диски у всех разные?
— По заслугам. Кто больше и лучше трудится, более приближен к Упуату или Сету, у тех знак выше.
— Мой высокий?
— Твой — да. Самый высокий.
— Почему? Чем я заслужила?
— Это приказ.
— Сетмет помог?
Юсеф как-то странно покосился на девушку, но кивнул:
— И он тоже.
Незер в очередной раз мысленно поблагодарила жреца. Теперь он не казался ей таким противным и жадным. За такую помощь можно бы запросить в десять раз большее количество шетитов.
Она еще несколько раз слышала это имя — Упуат. Его произносили шепотом, и по реакции окружающих Незер понимала, что страшнее, чем оказаться в застенках Упуата, ничего быть не может.
Но кто такой Упуат, Юсеф не объяснял. Ответил лишь на один вопрос:
— А мой диск от него может защитить?
— Твой — да.
Незаметно добрались до Нефера.
Увидев сначала зеленые, а потом красные с черным горы, Незер невольно ахнула и подумала: «Сюда бы Менеса!»
Здания Нефера раскинулись по нескольким высоким холмам на берегах большого озера между горами. Голубизна воды, зелень деревьев и кустов, разноцветные здания на фоне разноцветных гор — и над всем этим огромный дворец, больше похожий на еще одну черную гору… А еще благоухание многочисленных цветов.
Незер уже привыкла, что здесь в горах чистый воздух напоен многочисленными цветочными ароматами, но Нефер не просто пах, он благоухал каждым клочком своей территории. Фруктовые деревья, многочисленные кустарники, у которых цветение одних сменяло цветение других, пение птиц и аромат цветов… Как же это отличалось от того, что она видела до сих пор! Даже не занесенная песком Харга никогда не была столь благоухающей. Даже в храме Хатхор в Дандаре не было такого количества цветов.
Невольно мелькнула мысль: вот тебе и бог тьмы…
Юсеф позволил ей любоваться, выйдя из носилок. Незер уже не была ни замотана, ни намазана, она вся светилась, излучая здоровую красоту, вполне гармонирующую с красотой окружающего ее пространства.