Незер удивилась, когда к ней вдруг подошла мать и позвала в сад. Садом то, что теперь было вокруг дома, назвать нельзя даже с большой натяжкой. Ушла вода — ушла и жизнь. Занесенный песком канал больше не питал два пруда, тонкой струйки хватало лишь на нужды в доме, деревья и кусты засохли. Незер боялась, что мать начнет выговаривать ей из-за недостаточного присмотра за садом, но та не собиралась этого делать.
— Незер, я больна и понимаю это. Моя память меня подводит, моя голова перестает думать. — Она вскинула руку, останавливая возражения дочери. — Послушай, пока я еще способна говорить. В том, что тебя продали в храм Хатхор, отец не виноват.
— А кто виноват?
— Я. Да-да, это я решила, что там тебе будет лучше. Ты ведь не была красавицей, зато ею стала. А отец не виноват, не виноват…
Просветление оказалось слишком недолгим, мать забормотала что-то еще, ее взгляд снова ушел вдаль. Незер обняла Серкету за плечи:
— Конечно, не виноват, мама. Я верю, что не виноват.
Та вскинула глаза и, усилием воли выбравшись из провала, четко повторила:
— Я виновата. Только я! Я во всем перед всеми виновата.
Разговор оставил очень тяжелый осадок, Незер поняла, что на мать рассчитывать больше не придется никогда, значит, соблюдение всех ритуалов после смерти отца нужно организовывать ей самой.
Пора задуматься об этом, почки Антефа отказали совсем, оставалось только ждать его ухода в мир иной.
Но в тот же вечер у нее состоялся не менее странный разговор с отцом.
Оставшись с ней наедине, Антеф сделал слабый знак рукой:
— Незер…
— Да, отец. — Она склонилась ближе, чтобы тому не пришлось напрягать голос. — Тебе что-то нужно?
— Только попросить у тебя прощенья и кое в чем признаться. Я отправил тебя в храм богини Хатхор…
Незер подумала, что, не будь отец при смерти, немедленно уточнила бы, что продал, а не отправил.
— …потому что думал, что так будет лучше. Мать ни в чем не виновата, вся вина на мне. Только на мне, слышишь?
Девушке с трудом удалось скрыть изумление, ведь нечто похожее она только что услышала от матери, посчитав признание проявлением болезни.
— Я вынужден был это сделать. Не было денег на приданое дочерям. Прости меня, если сможешь…
Голос стал совсем слабым, а дыхание Антефа сбилось. Незер накрыла его руку своей рукой:
— Я ни в чем тебя не виню. — И вдруг улыбнулась. — Не будь этого, я не узнала бы счастья желать и быть желанной.
Едва ли стоило говорить старому уже человеку, которого коснулась смерть, такие вещи, но Незер не жалела, что сказала.
Отец со вздохом прикрыл глаза и уже больше их не открывал.
А Незер задумалась, нет, не вспоминала храм Хатхор или Сета, даже о Нармере не думала. Она пыталась представить, что делать, когда Антеф умрет.
Не до любви было дочери Антефа, она размышляла, где раздобыть золото для погребения умирающего отца.
Незер вытащила из сумки диск и принялась разглядывать. После песчаной бури, едва не погубившей семью Бекена и Сешет, Сет больше не приходил ни в виде бури, ни в ее снах, а сама Незер старалась не вспоминать горячее тело бога тьмы, чувствуя, что предала их страсть, попытавшись забыться в объятьях Менеса. Сету не до нее, это к лучшему, что будет, когда бог тьмы обнаружит ее беременность? Лгать о том, что это его ребенок, Незер не могла.
Бину тут как тут:
— Хочешь попросить помощи у Сета?
— Мы его расплавим, чтобы заплатить за погребение Антефа и места в караване.
— А куда караван?
— В Шедет, там моя старшая сестра Шеритра.
— Серкета сказала, что она нас не примет, она обижена.
— Шеритра получила в приданое выкуп за меня. Ей не стоит обижаться.
Девочка покачала головой:
— Нет, однажды Антеф сказал, что Шеритра ненавидит всех за то, что мало дали, обманув ее мужа. Потому муж и бьет, и дети не рождаются.
— Что еще ты слышала? — Незер поспешно убрала диск и буквально впилась в лицо Бины. Та пожала плечами:
— Многое. Антеф и Серкета часто ругались. Серкета сказала, что это золото за тебя, значит, тебе и должно предназначаться!
Незер вдруг сообразила:
— Когда ты пришла в этот дом, Серкета была уже…
Бина серьезно кивнула:
— Да, она давно больна. Не смогла простить Антефу твою продажу.
Незер даже застонала. Она всегда считала, что у Серкеты любимица Шеритра, именно с ней чаще всего беседовала и за ней следила мать. Сама Незер была отцовской любимицей. Но сейчас она вдруг поняла, что мать просто наставляла старшую дочь, ведь той скоро замуж.
Где же золото, полученное от Сети? Спрашивать мать бесполезно, она не в себе.
Загорелась робкая надежда, что в минуту просветления мать что-нибудь вспомнит.
Незер вдруг сообразила, что мать могла спрятать золото в доме, но Бина сокрушенно покачала головой:
— Нет, Антеф не раз спрашивал Серкету, куда она девала золото, а та отвечала, что ничего о нем не знает.
И все же они снова облазили все закоулки. Бесполезно…
Вечером Незер снова достала диск:
— Бину, пора его плавить, у нас всего один шетит.
— Ты не боишься? — опасливо поинтересовалась девочка, глядя на блестящий золотой круг.
— Боюсь, — неожиданно для себя созналась Незер. — Давай завтра?
— Ага…
Это решение оказалось очень мудрым. Спасение всегда приходит в последнюю минуту, пришло оно и сейчас.
На следующий день из Дандары в очередной раз вернулся Бикерис. Он посетовал из-за состояния Антефа и вручил Незер довольно увесистый мешочек:
— А это передали тебе.
— Кто? — у Незер мелькнула мысль, что постарался Менес, кто же еще мог передать ей мешочек с шетитами?
— Старуха в черном. Худая, цепкая такая. Подошла и безо всяких сомнений сказала, чтобы я отвез это в дом Антефа тебе. Ты ее знаешь?
— Да. Это Сети. Когда-то она увезла меня из этого дома.
— Вот оно что… Тогда бери, не сомневайся. Имеешь право.
В мешочке было достаточно золота, чтобы оплатить погребение отца и немного прожить самим. Словно почувствовав, что выход найден, Антеф тихо скончался.
Утром Незер и впрямь пришлось звать бальзамировщиков. Она решила сделать все, чтобы Атеф был погребен подобающе. А что будет потом? Как-то проживут.
У Антефа, как у всех состоятельных египтян, был готов мастаб — место погребения, но требовались немалые средства на бальзамирование и сам ритуал.
Встретившись с бальзамировщиками, Незер не стала интересоваться стоимостью, а сразу сообщила, сколько может заплатить. Глядя в зеленые глаза красавицы, главный бальзамировщик покорно согласился сделать все как надо за сумму на четверть меньшую обычной. Незер была довольна, у нее оставались средства, чтобы прожить семьдесят дней траура, которые будет длиться процедура бальзамирования.
Эти семьдесят дней стали временем воспоминаний и размышлений.
Незер уже поняла, что восстанавливать поместье не стоит, слишком много требовалось вложить сил и средств, которых не было. Она решила, что нужно найти способ куда-то переехать. Только где взять еще шетиты на переезд? Того, что у нее осталось, едва хватит, чтобы свести концы с концами за эти месяцы.
Мысль о том, где взять средства для жизни и что теперь делать ей с больной матерью, совсем юной Биной и растущим внутри ребенком, не отпускала ни днем, ни ночью.
Незер обошла соседей в попытке понять, как те выпутываются из положения. Но у всех либо еще были средства для жизни, либо оказались не столь запущены сады и пруды, что позволяло перебиваться плодами и рыбой. Незер, Серкета и Бина пока не голодали, она хорошо кормила и двух слуг, но количество шетитов в сумке неуклонно таяло. Торговцы, заходившие в Харгу, заламывали такие цены, что Незер все чаще отказывалась покупать даже необходимое. Теперь они сидели по вечерам с одним светильником и ели на ужин лепешки, запивая их водой.
Зато она узнала нечто очень важное.
Понимая, что дом больше не понадобится, Незер попыталась узнать, нельзя ли его продать, чтобы на вырученные средства уехать и купить себе другой поменьше. Одна из излишне болтливых соседок посетовала, что Антефу нужно было продавать поместье тогда, когда дела только начали ухудшаться, мол, тогда ему предлагали продать дом, а он предпочел продать дочь!
Незер похолодела от таких слов, муж болтушки поспешил перевести разговор на другое, пришлось делать вид, что не расслышала или не поняла. Но мысль, что отец продал ее вместо дома, крепко засела в голове Незер. Она нашла кого расспросить — старую родственницу, хорошо знавшую положение в их семье, но страдающую излишней разговорчивостью.
Незер сразу дала понять, что ей многое известно:
— У отца были столь плохи дела, что он решил продать меня в храм?
— У отца были столь плохи дела, что он решил продать меня в храм?
Родственнице пришлось рассказать. Да, песок засыпал один из каналов на земле Антефа, а слуги оказались слишком невнимательны, когда поняли, что надо принимать меры, было уже поздно — сосед, вовремя сообразив, успел отвести воду к себе. Огромное пастбище и большая пашня высохли в тот же год, оказавшийся слишком засушливым даже для богатых водой земель. Отец Незер был одним из первых в Харге, серьезно пострадавшим от наступления песков.
Но стоит только начаться, как неприятности не отпускают уже долго. Результатом стало слишком тяжелое положение, чтобы из него выпутаться без потерь. Младшая дочь и стала той самой потерей.
Почему в голенастую малышку вцепилась невесть откуда взявшаяся старуха, не понял никто, но цену она дала такую, что семья смогла прожить несколько лет и даже выдать замуж старшую Шеритру. Приданое Шеритры выплатили из платы за Незер.
— А где сейчас Шеритра?
— Разве мать тебе не рассказала?
Незер скрывала ото всех состояние Серкеты, потому отмахнулась:
— Она слишком страдает из-за смерти отца.
— Серкета стала странной после ссоры с Шеритрой. Она ведь так не хотела, чтобы старшая дочь уезжала в Шедет…
— Шеритра в Шедете?!
Оказалось, что старшая сестра давно замужем за богатым человеком в Шедете. Но ходили слухи, что тот жену бьет, из-за чего она никак не может доносить ни одного ребенка.
Незер тихонько застонала, ведь она была совсем рядом и не подозревала, что сестра, пусть даже самая вредная и не любившая ее саму, там. Зато теперь Незер знала, куда нужно отправиться — совершив погребение Антефа, они поедут в Шедет. Если уж приданое и нынешнее благосостояние Шеритры в какой-то степени основано на продаже ее, Незер, в храм, то пусть хоть мать заберет к себе.
Оставалась сущая мелочь — найти средства, чтобы дожить оставшийся месяц и, главное, — доехать.
Дебнов больше не было, слуг Незер уже отпустила, все равно содержать не на что, с домом они управлялись сами. Управляться было не с чем, из еды одни лепешки и финики, а комнаты они использовали всего две из всего огромного дома. Все еще надеясь дом продать, Незер каждый день брала в руки метелку и звала Бину вытирать пыль. Но это не помогало, пустых домов в Харге полным-полно, зачем платить, если можно поселиться в любом бесплатно. Только селиться некому, из Харги уезжали, но никто не приезжал. Разве что потом… когда-нибудь…
Вокруг песок, он набивается в каждую щель, засыпает улицы, уничтожил все вокруг. Зеленых полей возле Харги нет давно, Незер такие и не помнила, но она хорошо помнила рощицу финиковых пальм подле канала, который отводил воду для их поместья, помнила лужок возле воды, раскидистую яблоню, на которой не раз приходилось спасаться от гусей, помнила жизнь города.
А еще полный дом, где было много всего — людей, детей, голосов, движения, смеха… Теперь не было ничего, жизнь ушла из дома Антефа, жизнь уходила и из Харги. Сможет ли город возродиться после победы Гора?
Люди не позволяли себе сомневаться в победе бога света над богом тьмы. Незер старалась об этом не думать, вернее, не думать о том, что будет с побежденным Сетом. А еще о том, что их сын Нармер на стороне будущего победителя. А если нет, если победу одержит Сет? Что тогда будет с Нармером? Сердце Незер замирало при такой мысли, она сама себе не желала признаваться, что главной причиной ее стремления в Шедет было вовсе не желание воссоединиться с сестрой, а робкая надежда хоть со стороны увидеть Нармера. Даже просто что-то услышать о нем.
Незер не видела сына после того, как положила его в колыбельку совсем крошкой, и не могла представить, что этот малыш, совсем недавно так забавно чмокавший губками, уже вырос.
Но эти мысли причиняли боль, потому она старательно гнала их, стоило только возникнуть. Было о чем подумать и без того.
Десять лет в храме Незер учили многому — читать, красиво говорить, женить и разводить большие числа, учили названиям созвездий и тому, как определять по размерам Левого Ока Гора — Луны — приближение того или иного праздника. А еще учили ухаживать за своей кожей, волосами, руками, ногами… Красиво подводить глаза, делать замысловатые прически, красить ногти и ладони хной… Учили доставлять удовольствие мужчине и себе самой.
Но все это сейчас оказалось совершенно ненужным! Кому какое дело, накрашены у нее ладони или нет? Умеет ли она складывать и вычитать числа? Знает ли названия созвездий и умеет ликрасиво подводить глаза?
Не только кому-то, ей самой вовсе не нужна краска на обломанных от постоянных ковыряний в сухой земле ногтях, не нужны замысловатые прически, достаточно просто покрепче подвязать волосы лентой, чтобы не лезли в глаза и не слишком пылились. А красиво беседовать с кем?
Красивая и умная Незер никому не нужна, она не умеет даже того, что умеет любая служанка! Ее и в услужение не возьмут, а если возьмут, то вскоре выгонят из-за растущего живота. Для служанки красота скорее помеха, чем помощь.
— Нет чтобы научить вести хозяйство! — ворчала Незер, страшно досадуя на жриц храма Хатхор.
Наверное, все это умела ее мать, но Серкета по-прежнему большую часть времени смотрела вдаль чистыми, зелеными, как у дочери, глазами. Мать Незер была первой красавицей не только Харги, Незер помнила, как завистливые женщины проклинали Серкету, которая неизменно притягивала взоры мужчин. Все дочери Серкеты удались не в мать, они были похожи на Антефа, красотой не блиставшего, и только у самой младшей Незер глаза оказались такого же удивительного цвета, а волосы рыжие вообще непонятно в кого.
Незер была слишком юной, чтобы понимать смысл обвинений, бросаемых вслед Серкете, но она помнила, что мать в ответ смотрела на всех свысока, почти заносчиво. Наверное, из-за красоты.
Серкета осталась красивой даже теперь, но толку от стройной фигуры и красивого лица женщины было ничуть не больше, чем от внешности ее дочери. Оказалось, что в жизни часто требуется совсем другое. Но если Серкета могла просто сидеть, уставившись в одну точку, то Незер этого не могла, ей нужно думать и о больной матери, и о Бине, и о растущем внутри ребенке.
Ритуал погребения потребовал куда больше средств, чем рассчитывала Незер. Ритуальный бык, которого необходимо убить в день погребения и сердце показать Ка умершего, чтобы его уста отверзлись в царстве Осириса, оказался страшно дорог. Бык был столь огромен, что Незер усомнилась в необходимости такой горы мяса. Но жрецы были непреклонны, пришлось платить.
Лишний шетит запросили носильщики саркофага, мотивируя это тем, что мастаб слишком далеко от мастерской бальзамировщиков. Второй предназначался жрецам, которые объявили, что льна ушло больше, чем планировалось. Незер вытащила из сумки последний кусочек золота и протянула на раскрытой ладони:
— Это все, у меня больше ничего нет.
Жрец внимательно оглядел красивую девушку и предложил:
— Ты можешь пойти в услужение…
— Не могу! — Незер демонстративно обтянула калазирисом свой уже заметный живот. Жрец хмыкнул:
— Да, не можешь. Ладно, оставь шетит себе.
Когда все было оплачено, оказалось, что им самим жить уже не на что.
— Выпутаемся! — махнула рукой Незер, но диск при этом из сумки доставать не стала. Тратить золото Сета на еду казалось кощунственным.
Они с Биной с утра до вечера рыскали по окрестностям, пытаясь раздобыть еду. В доме давно уже не было сута — пшеничной муки, довольствовались мукой из полбы — бедетом. Бина сообразила, что поискать можно в тех поместьях, откуда хозяева бежали к Нилу, там могла оставаться вода и, следовательно, хоть что-то на ветках и в огороде. Это оказалась хорошая мысль, они несколько раз приносили и воду из колодцев, и яблоки с веток, и лук-порей, латук, чеснок и бобы. Однажды наткнулись даже на небольшой арбуз.
Каково же было их возмущение, когда увидели этот самый арбузик в руках у грабителя, который решил обчистить их дом, пока они лазили по заброшенным огородам!
Взять в доме нечего, но грабитель постарался. То ли его спугнула Серкета, то ли еще что, но когда девушки уже подходили к дому, человек с полной сумкой на плече и арбузом под мышкой метнулся от входа к воротам.
Почему-то именно арбуз разъярил Незер больше всего, они так осторожно несли зеленое чудо, так мечтали именно сегодня вечером съесть его, устроив пир на троих!
— Ах ты ж!..
В грабителя полетело ведро, наполовину заполненное коричневатой жижей, вычерпнутой из чьего-то колодца в надежде полить свои грядки. Ярость и обида удесятерили силы девушки, и кожаное ведро почти сбило с ног грабителя. Тот взвыл, выпустил из рук и арбуз, и свою большущую сумку и припустил со всех ног. Арбуз разлетелся на куски, а догнать вора не удалось.