Особым шиком среди парней считалось ходить с ожогами и бинтами на руках. Чувак старше шестнадцати без какой-нибудь единицы пиротехники или пневматического пистолета за человека не считался. Всякая мелюзга за выстрел по пустым бутылкам бегала бойцам за сигаретами и пивом, часто выкладывая на покупку свои жалкие сбережения. Они же мыли стрелкам велики, мопеды и вообще всячески прислуживали и угождали.
Вова Лысаков, больше известный местной братве по кличке Лысый, являлся первым человеком этих трех дворов, поскольку мог достать настоящего «макарова». Он же явился родоначальником дикой игры под названием «Охота».
Напрактиковавшись возле заброшенного банно-прачечного комбината в стрельбе по коробкам, набитым газетами, а потом – по бутылкам, владельцы «макаровых» сдавали ему экзамен на меткость. Наиболее меткие «лысовские стрелки» удостаивались охоты на трамвай. Окна левого крыла банно-прачечного комбината выходили на улицу, из-за одного дома которой крутой дугой выгибались трамвайные рельсы. Вывернув из-за угла, трамваи несколько минут ехали прямо на комбинат, пока рельсы не сворачивали на другую улицу. «Лысовским стрелкам» за эти несколько минут, пока трамвай не свернул вбок, надо было успеть попасть в застекленный номер маршрута, который находился как раз над лобовым стеклом, то есть над самой головой у водителя.
Вова Лысый дураком не был. Он понимал, что если у стрелка дрогнет рука и стальной шарик вместо стекла с номером маршрута попадет в лобовое стекло, то последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Лысый принимал экзамены очень серьезно и с пристрастием. Без Вовы на территорию банно-прачечного комбината проникнуть было совершенно невозможно, потому что после нескольких случаев стрельбы по трамваям ее обнесли высоким бетонным забором с колючей проволокой поверху. Но, к сожалению, для таких, как Вова Лысый, не существует непреодолимых препятствий. Очень скоро в одном укромном месте он выкопал лаз под забором и свободно проникал на облюбованную территорию. «Лысовские стрелки» даже и в голове не держали мысль о выдаче кому бы то ни было Вовиного лаза, потому что один такой попробовал. Его «макаров» был тут же выявлен участковым Краюхиным В.Н., а родителям незадачливого стрелка пришлось вывернуться наизнанку, чтобы их сыночка не привлекли к делу о стрельбе по трамваям. Кроме того, только у Вовы был глушитель, а без него последнее время стрельба стала опасной. Никто не знал, откуда Лысый брал «макаровых», но продавал он их довольно охотно. В глушителях отказывал сразу и бесповоротно. Причин объяснять никому не желал.
Лучшим учеником Вовы Лысого оказался Андрей Корзун.
– Ну что ж! Класс! – похвалил Андрея экзаменатор. – В пятницу можем и на охоту. Охотимся не чаще одного раза в полгода. Чаще нельзя – засекут. Тебе повезло: как раз подошло время.
После случая в парке Андрей еле уговорил Машу отдать ему «макарова», клятвенно заверив, что не только больше никогда не пустит его в ход, но и вообще отдаст обратно Вове Лысому, у которого взял его только так, для ознакомления: какому мужчине не хочется подержать в руках оружие. Клятву он держать не собирался и нарушил ее на следующий же день, отправившись на очередную тренировку на территорию банно-прачечного комбината. Пятницы дожидался со страхом и трепетом. По неподвижным мишеням он стрелял очень хорошо. Об этом свидетельствовало и точно простреленное плечо Немоляева. Теперь Андрею важно суметь попасть в мишень движущуюся.
Трамвай № 24 вывернул из-за угла дома и, потряхивая своим длинным двойным телом и позванивая, поехал прямо на Андрея. Тот вытянул ему навстречу руку с пистолетом и выстрелил. Застекленный № 24 разлетелся в мелкие брызги.
– Класс! – опять похвалил своего ученика Лысый, и они бросились вон с территории комбината.
* * *Антон Зданевич довольно долго не мог найти в Санкт-Петербурге работу. Он уже совсем отчаялся и собирался наниматься в какую-нибудь школу вести ОБЖ и военную подготовку, а потом вдруг неожиданно зацепился взглядом за неопрятную бумажонку, прилепленную к водосточной трубе, мимо которой, похоже, уже проходил раз десять. Корявым почерком на ней было написано: «Требуется опытный компьютерщик. Срочно». Какой компьютерщик требуется, понять из объявления было невозможно: то ли программист, то ли электронщик, то ли просто продвинутый пользователь. Собственно говоря, это Антону было все равно, потому что долгими вечерами в своей воинской части он изучил компьютер вдоль и поперек. Это ему было интересно. Он выписывал из магазинов специальные книги и учебники, освоил кучу программ и почти с закрытыми глазами мог разобрать и собрать системный блок, как автомат Калашникова.
Словом, Зданевич позвонил по указанному в неопрятной бумажонке телефону. Отозвалась некая частная фирма «Драйвер», которая занималась ремонтом компьютерной техники и находилась в состоянии страшной запарки ввиду нехватки рабочих рук и большого количества заказов. Антон, ни на что особенно не надеясь, поехал посмотреть, что делается в этой фирме.
Четыре мужика занимали полуподвальное помещение из двух комнат и трудились над тем, что Зданевичу давно уже полюбилось, то есть: копались в развороченных системных блоках, в электронных внутренностях музыкальных центров, телевизоров и видеотехники. Никто не потребовал от Антона документов о специальном образовании и ничего толком не расспросил. Его сразу подвели к погасшему монитору одного из компьютеров и предложили разобраться, в чем дело. Зданевич разобрался. Монитор отозвался черной заставкой «Windows XP» с бегущими в центре экрана, пониже этой надписи, веселенькими голубенькими квадратиками. Антона похлопали по плечу и предложили оформляться на работу. Он оформился, не отходя от только что оживленного им монитора.
Платили в фирме хорошо, но черным налом. Официальная его зарплата составляла 3500 родных рублей. Содержать семью на то, что шло в его карман помимо ведомостей, было можно, и Зданевич собрался перевозить в Питер Ольгу с детьми. Если еще и жена устроится на работу по специальности, то они вообще заживут неплохо. Хватит и на образование Генке, если он не сможет поступить на бюджетное отделение какого-нибудь питерского вуза, и Люське, чтобы продолжить занятия музыкой.
Антон положил себе на всякие мелкие дела еще месячишко. Он решил, что стоит получить еще одну приличную зарплату, а там уже можно будет и вызвать Ольгу в Северную Пальмиру на постоянное место жительства. Зданевичи-старшие до того мечтали поскорей вживую увидеть внуков с невесткой, что по собственной инициативе предложили сыну в полное владение свои «двухкомнатные хоромы», чтобы его не смущал пресловутый квартирный вопрос. Сами они решили съехать на дачу в Тосно, где на участке в двенадцать соток у них был построен основательный и теплый зимний дом.
* * *Вера мучительно раздумывала, каким способом лучше всего отвадить Андрея Корзуна от собственной дочери. Она курила на нервной почве одну сигарету за другой, когда в замке входной двери неожиданно заскрежетал ключ. Странно. Слава на работе, Машка должна быть в школе. Уж не тащит ли она сюда своего Андрюшку, надеясь, что никого нет дома?
Вера торопливо загасила сигарету, вышла в коридор и встала против двери, чтобы сразу турнуть из квартиры Катиного отпрыска, если что. Пришла действительно Машка, но одна. Глаза дочери имели такое незнакомое выражение, что Вера насторожилась и незаметно для себя встала в боевую стойку: ноги шире плеч, руки напряжены, ладони сжаты в кулаки.
– Ну! Почему не в школе? – спросила она.
– Да была я в школе… – Машка произнесла это так незаинтересованно и равнодушно, что Вера сразу поверила: в школе она была.
– Отчего тогда такой странный вид?
– Странный? – удивилась Машка и расплылась в улыбке. – И что же во мне такого странного?
– Какая-то непонятная нега во взоре и глупая улыбка! – отчеканила Вера.
– Глупая?
– Глупейшая!
– Глупейшая?
– Маша! – возмутилась Вера. – Прекрати повторять за мной и смотреть сквозь меня! Что случилось?
– Да уж случилось… – Дочь опять улыбнулась, широко и непонятно, а потом еще и с удовольствием потянулась. – Только тебе, мамочка, то, что случилось, абсолютно не понравится.
– А кому понравится? – Вера почувствовала, как у нее от предчувствия беды похолодело в груди.
– Никому не понравится.
– А тебе, судя по всему, нравится?
– Ага…
– Так! Быстро говори, что случилось! – тряхнула ее за плечо Вера.
– Скажу. Куда я денусь? – продолжала улыбаться Маша. – Только ты дай слово, что не будешь сразу орать!
Вера, охнув, тяжело привалилась к стене коридора. Если бы дочери уже исполнилось восемнадцать лет, то она решила бы, что они с Корзуном подали документы в загс. Но пока никто у них никакие документы не возьмет. Если только…
– Никому не понравится.
– А тебе, судя по всему, нравится?
– Ага…
– Так! Быстро говори, что случилось! – тряхнула ее за плечо Вера.
– Скажу. Куда я денусь? – продолжала улыбаться Маша. – Только ты дай слово, что не будешь сразу орать!
Вера, охнув, тяжело привалилась к стене коридора. Если бы дочери уже исполнилось восемнадцать лет, то она решила бы, что они с Корзуном подали документы в загс. Но пока никто у них никакие документы не возьмет. Если только…
– Мам! Ну ты что? Еще ничего не знаешь, а уже почти в обмороке. Не буду я тебе ничего говорить, – обиженно заявила Маша и прошла мимо Веры в свою комнату.
Усилием воли взяв себя в руки, Вера двинулась за ней.
– Машка! Прекрати меня терзать! – сказала она сдавленным голосом. – Мне уже мерещатся всякие ужасы.
– Если бы со мной произошли ужасы, то я и была бы в ужасном состоянии. Я улыбаюсь, а тебе почему-то это не нравится!
– Все… – Вера рухнула на диван рядом с дочерью. – Говори… или я тебя удушу!
– Ладно, – наконец согласилась Маша. – Сказать все равно придется. Так вот: у меня… будет ребенок.
– Как…
– Обыкновенно. Как у всех женщин бывает.
– У каких еще женщин? Ты еще совсем соплячка! – взвилась Вера.
– Ну конечно! Что ты можешь еще сказать! – обиженно отвернула голову Маша.
У Веры потемнело в глазах. Неужели… Нет!!! Этого не должно было случиться! Этого не могло случиться! Она, конечно, видела, что Машка влюблена в Андрея Корзуна, но чтобы так… Нет… Это не может быть его ребенок! Этот ребенок не должен быть его, потому что… Да и вообще… дочка, наверно, шутит. Специально. Чтобы ее позлить.
– Маша, – шепнула Вера, – ты… ты… того… пошутила?
– За кого ты меня принимаешь? – возмутилась дочь. – Разве такими вещами шутят?
– Кто… – даже не спросила, а еле выдохнула Вера.
– В каком смысле?
– Кто отец…
– Неужели у тебя, мама, могут быть какие-то сомнения на этот счет? – удивилась Маша.
– Неужели все-таки Андрей…
– Конечно же Андрей! – сорвалась на крик дочь. – Мы любим друг друга! И ты это прекрасно знаешь! И нечего разыгрывать передо мной трагедию! Я беременна и счастлива этим!
– А он знает? – уже почти ровным голосом спросила Вера. Первое потрясение прошло, и она уже была готова к борьбе.
– Не знает! Пока никто не знает, кроме тебя. Я только что от врача.
– И не узнает! – суровым голосом произнесла Вера. – Этого никто никогда не узнает!
– То есть?! – с вызовом спросила Маша.
– То есть – ты сделаешь аборт.
– Еще чего!
– Ты сделаешь аборт! – повысив голос, повторила Вера.
– И не подумаю!
– Еще как подумаешь!
– А если у меня после этого никогда не будет детей? Врачи всегда об этом предупреждают. Что ты на это скажешь?
– Я скажу, что лучше вообще не иметь детей, чем иметь… этого…
– Мать, да ты что? – У Маши от ужаса побелели щеки. – Ты на что меня толкаешь? На убийство?! Это же грех!
– Не говори ерунды! Тысячи женщин занимаются таким убийством и ничего! Не греховнее других будешь!
– А я не стану!
И без того темные глаза Маши потемнели и расширились так, что Вера решила сменить интонации и представить дело в ином свете.
– Машенька! – ласково начала она. – Я ведь думаю прежде всего о тебе! Тебе только семнадцать лет! Тебе надо поступить в институт, выучиться, а потом уж хоронить себя в пеленках и распашонках. Тебе лишь кажется, что ты все будешь успевать. На самом деле маленький ребенок – это очень тяжело. Это обуза. Тебе надо думать о своем будущем!
– Мама! Мое будущее – это Андрей! Если я не поступлю в этом году в институт, ничего страшного не случится. Поступлю на следующий год!
– А кто будет вас содержать? – Вера выстрелила в дочь совершенно неожиданным для нее вопросом. Маша замялась и не очень уверенно пробормотала:
– Ну… можно же поступить на вечернее отделение…
– И кому это надо? Ребенок недосмотрен! – Вера загнула на руке один палец, а потом сразу и второй, но еще один убийственный аргумент Маша не дала ей высказать:
– Почему недосмотрен?
– А кто за ним будет смотреть, когда ты будешь вечером в институте?
– Ну… можно тогда поступить на заочное…
– Ты что же думаешь, что там не нужно учиться! А сессии? К тебе на дом никто не приедет экзамены принимать!
– Ну… а ты? – Маша посмотрела на мать уже совершенно затравленной зверушкой. – Ты разве не сможешь посидеть с… внуком, пока я…
При слове «внук» у Веры так неприятно заострилось лицо, что Маша побоялась заканчивать свою мысль.
– А прежде чем… это самое выделывать со своим Андреем, ты меня спросила, хочу ли я сидеть с вашим… – Вера поперхнулась и так надсадно закашлялась, что Маша испуганно забилась в угол дивана.
Прокашлявшись, Вера глубоко вздохнула и подвела итог слишком затянувшемуся, на ее взгляд, разговору:
– В общем, ты сделаешь аборт, потому что я еще тоже молодая женщина и потакать вашей невоздержанности не желаю. Ни с каким внуком я сидеть не буду! Так и знай! Пальцем не шевельну!
– Ну… тогда, может быть, тетя Катя… поможет… – прошелестела Маша.
– Ах, тетя Катя! Ах, вот оно что! Может, вы как раз у тети Кати и… может, с ее позволения?! – Вера задыхалась от возмущения. – Может, она и подучила?!! Отвечай!!!
– Мама… Что ты такое говоришь… Тетя Катя – твоя подруга! Тебе же потом самой будет стыдно…
– Мне?!! Ошибаешься, милая! Это твоей тете Кате будет стыдно! Ты что же думаешь, что твой Андрюшенька так безумно в тебя влюблен? – презрительно расхохоталась Вера.
– Он не влюблен. Он меня любит, – твердо ответила Маша.
– Глупенькая моя, наивная девочка! Конечно, ты ему нравишься, не без этого! Но чтобы любить… – Вера окатила дочь еще одним презрительно-снисходительным взглядом. – Я тебя уверяю, что ты просто попала в сети тети Кати. Она спит и видит своего сыночка женатым на тебе! Неужели ты не в состоянии этого понять?! Кажется, уже не такая глупышка!
– Ну и зачем тете Кате это нужно? – уже трясущимися губами спросила Маша.
Вера видела, что дочь готова заплакать. Это было как раз то, чего она и добивалась.
– А нужно ей это для того, чтобы ты отвлекала его от алкоголя! – ответила она. – А ты тут сопли распустила… Дуреха!!!
На этом месте разговора Вера хотела по-матерински обнять дочь, прижать к себе и обсудить детали аборта, но у Маши почему-то вдруг неожиданно высохли только что блестевшие в глазах слезы.
– С чего ты это взяла?! – спросила она.
– Это мне сама тетя Катя говорила!
– Даже если она тебе говорила, при чем тут Андрей?
– Да это же она ему подсказала тебя соблазнить! Неужели не понимаешь?
Вера с довольным видом взглянула на дочь. Эк она ее прижала! Сделает аборт! Никуда не денется! Но Маша почему-то вдруг начала хохотать, заливисто и неудержимо.
– Машка, ты чего… – растерялась Вера. Может, она все-таки пережала, и у дочери таким образом началась истерика? Беременность творит с женщинами и не такие чудеса…
Отсмеявшись, Маша вытерла выступившие на глаза слезы, которых так дожидалась ее мать, и сказала:
– Не хотелось бы тебя, мам, огорчать, но тут такое дело… – Она снова рассмеялась, но быстро взяла себя в руки и закончила: – Это не Андрей, это я его соблазнила. А он вначале вроде бы даже и не очень хотел…
– То есть как…
– А так! За меня переживал. А я сказала, что сама все решила. В общем, перед Богом – он мой муж. Хотя… ты в Бога не веришь…
– Дура ты, Маша… – незнакомым дочери голосом медленно проговорила Вера. – Ты даже сама не знаешь, какая же ты дура… И мужем ему твоим не быть! Никогда! Запомни это!
Вера, не глядя на дочь, вышла из комнаты, а Маша подумала, что все еще как-нибудь образуется. Наверно, не бывает на свете родителей, которые обрадовались бы беременности семнадцатилетней дочери. Она, Маша, еще поговорит с папой, который всегда ее понимал и был самым лучшим другом. Он обязательно уговорит маму. Он ее убедит. Ему всегда нравился Андрей.
Маша подошла к зеркалу и посмотрела на свою фигуру. Конечно, еще ничего не видно. Еще рано. Она засунула под джемпер маленькую диванную подушечку, встала к зеркалу боком и с удовольствием оглядела себя. Скоро она будет мамой. Как это здорово! Как это необычно! Страшновато, конечно, но ей так хочется, чтобы у нее было два Андрея: один – большой, другой – маленький, как две капли воды похожий на отца. У нее обязательно будет сын. Андрей номер два. Она не сможет назвать ребенка другим именем.
* * *Зданевич увидел их вместе, Да и Дару, в квартире, куда его вызвали посмотреть компьютер. Видимо, они по-прежнему дружили. Он узнал их сразу, наверно потому, что слабая надежда встретить Дару жила в нем с самого его приезда в Петербург. Он не признавался себе в этом и гнал от себя всяческие воспоминания и желания, но эта надежда поселилась в нем помимо его воли.