Люди из ЦК приблизились, каждый брал лопату земли и бросал в могилу, потом отходил за елки. Это все длилось удивительно долго. Уже над могилой вырос желтоватый песочно-земляной холмик, а люди из ЦК все подходили и соскребали с травяной поверхности какую-то земляную осыпь - лишь бы бросить еще немного на могильный холм. Оставалось, должно быть, еще человек пять в этой странной очереди, когда стало ясно, что больше соскребать с травы нечего. И тут, к удивлению Добрынина, появился на мгновение у могилы человек с ведром, полным земли. Он высыпал землю и тут же юркнул за деревья, а оставшиеся пять членов ЦК закончили свою миссию, перебросив землю на могильный холм.
- Ну все, сейчас кончится, - прошептал Волчанов уставшим голосом.
Траурная колонна с венками действительно зашевелилась и поползла к могиле, но, пройдя мимо нее, задержалась у самой Кремлевской стены.
И тут Добрынин увидел, что венки выстраивают на земле прямо под стеной.
Минуты через три Волчанов и Добрынин прислонили к стене свой венок и пошли по узенькой тропинке к следующим воротам.
Когда зашли в Кремль, Волчанов с облегчением вздохнул.
- Ну что, хочешь на поминки? - он посмотрел на Добрынина.
Павел пожал плечами.
- Давай лучше в буфете посидим, - сказал Волчанов. - Помянем его сами. Я этих официальных поминок не выношу... - Тут Волчанов перешел на шепот. - Завели тут новый порядок. Представляешь, каждый член ЦК речь об умершем говорит... Да еще не короткую, как раньше было... - И тут генерал развел руками. - Ты бы их послушал! Они, кто бы ни умер здесь, и орлом его назовут, и медведем, и богатырем, ушедшим в другую страну... Чудно! Оно сначала и интересно было, все думал - кто им эти речи пишет, но теперь все так приелось, ведь одно и то же каждый раз, одно и то же...
- Ну, давай в буфет, - согласился Добрынин. В буфете второго этажа никого не было. Буфетчик даже удивился, увидев их. Видно, думал, что все на поминки пойдут в Георгиевский зал.
- По двести водки, - заказывал Волчанов. - Два салата из капусты, бутерброды с салом, шесть штук, и бутылку лимонада...
Сели за столик у окна.
- Ну что, помянем? - Волчанов взял в руки стакан.
Помянули. Закусили бутербродами с салом. Волчанов сходил, взял еще водки, но уже по сто.
- Жалко старика, - просипел, держа стакан в руке, Волчанов. - Надо будет его жену из тюрьмы выпустить... Нехорошо, даже на похороны не попала...
- А чего она в тюрьме? - удивился Добрынин, и тут вспомнил он, что сам Тверин ему как-то об этом говорил, но ведь это было давно!
- Да по глупости, я уже не помню, чего она села... Старик так переживал все время, я ему уже сколько раз говорил - подпиши амнистию, и пусть она выйдет - никто, говорил, и не подумает, что ты ради своей жены амнистию объявил. А он: "Никто не подумает, но я ведь коммунист, как я потом на себя в зеркало смотреть буду, даже если никто и не узнает!" Упертый был, как... - и тут Волчанов не договорил, вспомнив, должно быть, что о покойниках плохо не говорят.
- Да, - Добрынин кивнул. - Надо выпустить...
- Теперь уж выпустят без всякой амнистии. Мне и так кажется, что она лишнего пересидела, но сам понимаешь, сначала война, потом восстановление... никому до нее дела не было... Сейчас посидим, а потом я тебе одну штуку покажу. Сюрприз, так сказать...
И Волчанов посмотрел вдруг на друга с хитрецой во взгляде.
- Тебе понравится, - добавил он.
Добрынин ел салат и думал о справедливости. Возникло в нем в этот момент сомнение в том, что справедливость в основном существует. Думал он о том, что и сам не был на похоронах Маняши, и даже не знал о ее смерти. Думал о жене Тверина, тоже не приехавшей из тюрьмы на похороны мужа. Понимал Добрынин, что неправильно это. Понимал и поэтому сомневался.
- Ты чего? - спросил Волчанов. - Еще, может, по сто, да и пойдем?
Добрынин кивнул.
Выпили еще по сто. В этот раз за здравие всех живых родственников. Настроение из-за этого тоста у Добрынина улучшилось, подумал он о своей дочери Дарье, живущей теперь со своей семьей в Киеве.
- Ты мне адрес ее дашь? - спросил он Волчанова. Волчанов сразу понял, о ком его друг спрашивает.
- Ладно, дам, - пообещал он.
Подошел к ним вдруг буфетчик, улыбаясь наклонился, прошептал что-то на ухо Волчанову. Генерал тоже улыбнулся.
- Давай два! - сказал он.
Буфетчик ушел в подсобку и через минуту вынес оттуда два бумажных килограммовых пакета желтых спелых груш.
- Пошли! - скомандовал Волчанов народному контролеру.
Сели в кабинете за стол.
- Я груши страшно люблю, - признался Волчанов. - С самого детства. Сколько я, помню, их ел. До отвала! Ну давай, наедимся от души!
Добрынин особых чувств к грушам не питал, но решил друга поддержать. И даже понравилось это Добрынину, не сами груши, а то, что ели они фрукты молча, а значит, была у народного контролера возможность думать о жизни.
Минут двадцать они ели груши, пока не наелись досыта. Лежала теперь на столе одна-единственная желтобокая Бэра, но ни у Волчанова, ни у Добрынина не было ни сил есть, ни желания.
Добрынин чувствовал шевеление в животе и боялся, как бы его не стошнило после такого количества фруктов.
Волчанов икнул, отвернулся. Посмотрел на телефон. Рука его медленно сняла трубку. Набрал номер.
- Пост? - спросил он. - Кто? Это ты вчера вечером на посту был? Нет? А кто? Сержант Павлюк? Ты разыщи его мне, и пусть сейчас же придет сюда! Ясно?
Положил трубку и снова икнул.
Минуты через две в дверь постучали.,
Зашел тот вчерашний милиционер, который приносил вещмешок. Испуганно посмотрел на Добрынина, потом доложился Волчанову: "Сержант Павлюк по вашему приказанию прибыл!"
- Ты вот что, - заговорил неожиданно мягко генерал Волчанов. - Ты эту грушу возьми, - он показал на спелую Бэру указательным пальцем правой руки. - Я там на тебя вечером вчера по телефону накричал... Ты ничего такого не думай, я на всех кричу. Не обижаешься?
- Никак нет!- рявкнул сержант Павлюк.
- Ну хорошо. Бери грушу и иди!
Когда милиционер ушел, Волчанов поднялся из-за стола, достал из шкафа военную форму и переоделся.
- Пойдем, я тебе кое-что покажу, - сказал он с устало-довольной улыбкой на лице. - Помнишь, я тебе сюрприз обещал?
В Кремле было тихо и безлюдно. Ранний осенний вечер сгущал сумерки, и уже вылупились из потемневшего неба некоторые звезды.
После такого громкого, заполненного классической музыкой и скорбным голосом Левитана дня вечерняя тишина казалась какой-то нездешней, словно и не по Кремлю шли они, а по дикому, отдаленному от человеческого жилья лесу.
- Эти, на поминках, еще, наверно, выступают, никто и стопки не выпьет... О, уже почти пришли!
Впереди среди синих кремлевских елок показался невзрачный одноэтажный домик-сторожка. Краска с деревянной двери облупилась, окна были забиты фанерой.
Добрынин удивленно оглянулся на Волчанова, но тот только усмехнулся в очередной раз. Потом достал из кармана кителя ключ, открыл двери.
Вошли. Домик оказался вовсе и не домиком, а входом в подвал: сразу за облупленной дверью начинались аккуратные бетонные ступеньки вниз, и оттуда, из еще не видимого низа, шел непривычный восходящий свет, заставлявший каждую нижнюю ступеньку отбрасывать тень на внутренней стороне двери и потолке. Странное ощущение возникло в Добрынине, словно была это не реальность, а сон.
- Ну пошли, - поторопил его, оглянувшись, Волчанов. - Пошли!
Добрынин спускался вниз навстречу свету по чистеньким бетонным ступенькам, вслед за другом, и вдруг, когда ступеньки кончились, под его ногами поплыла красная с черными краями ковровая дорожка.
От неожиданности Добрынин снова остановился, стало ему неудобно из-за чистоты этой дорожки, он посмотрел назад, думая, что где-то там должен быть половик,, о который можно вытереть ботинки, ведь мало ли на них грязи и пыли. Но никакого половика сзади не было. Дорожка начиналась там, где кончалась, уходила в бетон последняя ступенька.
- Павлуша! - окликнул Волчанов. - Ну что ты? Устал?
- Иду, - бормотнул Добрынин и поспешил к ожидавшему его впереди генералу.
Минуты через три они вошли в узкий длинный зал с блестящими черными стенами. Волчанов остановился.
- Ну как? - спросил он.
Добрынин оглянулся по сторонам, но ничего понять не мог.
- Что как? - переспросил он.
Генерал взял Добрынина под руку и подвел вплотную к черной стене, и тут народный контролер увидел бесконечные, выбитые в черном граните имена и фамилии. Он прищурился.
- Мое детище, - сказал с гордостью в голосе Волчанов. - Пятнадцать лет строили... Здесь десятки тысяч фамилий героев, создававших нашу страну. Военные, инженеры, писатели... Пойдем, я тебе тут покажу! Здесь гранитная стена для каждой буквы алфавита... шестнадцать залов. Пойдем в следующий...
Следующий зал был таким же, как и первый. Волчанов решительно подвел Добрынина к середине левой стены и дотронулся указательным пальцем правой руки до какой-то фамилии. Когда он убрал руку, Добрынин прищурился и прочитал: "Дмитрий ВАПЛАХОВ, народный контролер". Он обернулся, вздохнул тяжело, потом пожал руку Волчанову, крепко пожал руку.
- Это для истории, - объяснил генерал. - Я так и назвал - "Подвалы Памяти". Сначала думал назвать: "Кремлевские Подвалы Памяти", но и так ведь ясно, раз в Кремле они...
Из-за яркого света мощных ламп, подвешенных к потолку, у Добрынина зарябило в глазах.
- Молодец ты, - сказал он взволнованно. - Хорошо сделал...
- Да, здесь все, - Волчанов был очень доволен, видел он, какое впечатление произвели на его старого друга Подвалы Памяти. - Здесь уже и Тверин, и все, кто вложил свою жизнь в историю Советской страны...
- Слушай, Тимоха, - заговорил Добрынин. - А как ты узнаешь - кто умер, кто что совершил?
- Ну, это я не сам узнаю, у меня тут целый отдел организован, я ведь не могу знать обо всех тысячах героев... Но мои ребята все узнают, составляют списки и почти каждый день добавляют фамилии. Это нужное дело.
- Да, - согласился Добрынин. - А полковник Соколов здесь есть? Он из Сарска, геройски погиб на пожаре...
- Пошли посмотрим! - предложил Волчанов. Прошли через несколько залов.
- Вот здесь на букву "С", - Волчанов остановился у черной стены, пробежал взглядом ряды фамилий. - Э-э, - мотнул головой, - тут сотни две Соколовых... имя у него какое?
Добрынин попытался вспомнить, но не смог. Показалось, что даже и не знал он никогда его имени. Знал только, что был он майором, а потом, когда уже уехал Добрынин из Сарска, стал полковником.
- Не помню.
- Наверно, он здесь есть, - сказал Волчанов, - но сам видишь, нелегко разобраться. Ладно, пошли назад, я тебе еще кое-что покажу...
Непривычно было Добрынину идти по бесконечной красной с черными краями ковровой дорожке, "съедавшей" звук шагов. Тишина, яркий свет и черные мраморные стены создавали атмосферу торжественного испуга, и Добрынину постоянно хотелось обернуться, посмотреть - не крадется ли кто-нибудь следом за ними. И в то же время благоговение перед черным мрамором, испещренным тысячами фамилий, замедляло его шаги. А может, это была усталось и инерция после утренних похорон.
- Ну вот, - Волчанов опять остановился, пробежал взглядом ряды фамилий. Вверх смотри! Третья фамилия, второй ряд от края.
Добрынин задрал голову, присмотрелся. Отсчитал нужную фамилию. Прочитал, и тут же в нем все онемело, это была его фамилия, "Павел ДОБРЫНИН, народный контролер". Он перевел ошеломленный взгляд на Волчанова.
- Так... я ведь еще жив... - проговорил с трудом, находясь в оцепенении.
- Ну, - выдохнул Волчанов, - знаешь, наш брат сегодня жив, а завтра... Я подумал, что о друзьях я лучше позабочусь сам, пока живой... Моя фамилия здесь тоже есть... Я думал, так лучше...
Волчанов выжидательно смотрел в глаза Добрынину. Оцепенение у Павла прошло, он подумал немного, потом пожал плечами.
- Да, - сказал он спокойно. - Наверно, так лучше. Еще раз задрал голову, посмотрел на свою фамилию, потом скользнул взглядом вниз по ряду остальных выбитых в мраморе фамилий и неожиданно остановил это скольжение на надписи "Бемьян ДЕБНЫЙ, кремлевский поэт". Скривил губы, вспомнились слова из прошлого: "Коммунист хороший, но человек очень плохой".
- Ты знаешь, я тут забавную штуку слышал, - заговорил Волчанов, решивший отвлечь своего друга от возможных тяжелых раздумий. - У американских капиталистов интересная привычка есть: там чем богаче человек, тем хуже он одевается, будто бы под бедного маскируется. И наоборот, те, что победнее, все деньги на одежду тратят, лишь бы про них не подумали, что они бедные. Интересно, да?
Добрынин кивнул.
- ...Так преступные элементы уже сообразили в Америке и грабят тех, кто похуже одет... Ну ладно, - Волчанов перешел на серьезный тон, заметив, что Добрынин на рассказ про Америку особого внимания не обратил. - Пойдем, у меня к тебе еще разговор есть... предложение одно...
Поднялись наверх, вышли из домика. Волчанов закрыл дверь на ключ и проверил ее, несколько раз дернув за ручку.
Было уже совсем темно, и небо, усыпанное звездами, висело низко, над самым Кремлем.
- Пошли туда вон, под елку, там скамеечка есть, - предложил генерал.
Сели на скамейку. Добрынин почувствовал, что стало прохладно.
- Как ты, Павлуша, насчет важного задания? - полушепотом спросил Волчанов.
Добрынин не поверил своим ушам. Он пристально посмотрел на друга.
- Я серьезно, - продолжил Волчанов. - Задание чрезвычайно важное. И, наверно, опасное... ну, ты как?
- Я готов! - быстро проговорил Добрынин, но голос его прозвучал как-то нервно. Он и сам это заметил и еще раз повторил эти слова, уже спокойным шепотом.
Мысли Добрынина вернулись в Краснореченск, домой, где жили теперь Таня Ваплахова и Митя. Вернулись, попытались внести сомнения в голову народного контролера. Но Добрынин был тверд. Он решительно отогнал их.
- Что делать? - спросил он Волчанова.
- Ну, как на Севере, помнишь? Надо будет поехать в один закрытый отдаленный городок и провести там важное расследование... Я тебе здесь объяснять ничего не буду. Если твердо решил - задание получишь на месте, а я организую самолет для тебя. Ну как?
- Поеду, - сказал Добрынин.
- Отлично, - Волчанов был очень доволен. - Я ведь никому так, как тебе, не доверяю. А наших посылать нет смысла - каждому дураку видно, кто они и откуда. Ну пойдем, переночуем в кабинете, а утром на аэродром!
Добрынин расстелил одолженный генералом матрац, улегся и сразу заснул, усталый и счастливый.
Генерал Волчанов еще долго сидел за столом, звонил кому-то, выходил из кабинета и возвращался. Но часам к трем и он улегся на полу рядом со своим старинным другом.
Проснулись в семь. Сходили в дежурный буфет на четвертый этаж, выпили чаю, съели по вареному яйцу и по тарелке овсяной каши на молоке.
Машина уже ждала внизу. Добрынин взял вещмешок, забросил на плечо.
- Как самочувствие? - спросил уже на улице Волчанов.
- Хорошее.
- Тогда вперед! Сделаешь дело, - Волчанов понизил голос, - помогу тебе в Киев съездить... к дочери...
Черный "ЗИЛ" уже выезжал из Кремля, когда Добрынин попросил на минутку остановиться.
Он вышел и, пока машина ждала, сходил на могилу Тверина, постоял там немного. Опять вспомнился ему рассказ "Ленин и Тверин" - и приятная мысль согрела душу - ведь ехал он сейчас на задание, а значит, в чем-то продолжал дело Ленина-Тверина.
Подошел Волчанов.
- Павлуша, - сказал он, - надо ехать. Самолет ждет.
Добрынин кивнул.
- Знаешь, посади на его могиле березку, все-таки он был русским человеком, - говорил он по дороге Волчанову. - Обязательно посади...
Волчанов пообещал.
Ехали по Москве удивительно долго. Проезжали новостройки.
Добрынин вспоминал, как это было много лет назад, и воображал себе, что вот сейчас выезжает он на поле, видит полосатую будку с сачком ветроопределителя на крыше. А летчик сидит в будке, пьет чай и ждет его, единственного пассажира.
Но в этот раз все было по-другому. Машина въехала в открытые железные ворота, охраняемые солдатами. Потом мимо пронеслись несколько огромных антенн и радарных установок.
Наконец машина остановилась. Вышли. Метрах в пятидесяти стояли зеленые с красными звездами на крыльях самолеты, стояли в ряд.
Подбежал к Волчанову молодой офицер, что-то сказал и побежал к самолетам.
- Да, Павлуша, - окликнул Волчанов народного контролера. - Вот, возьми. То, что я обещал!
Добрынин принял в руки перевязанный бечевкой пакет. Посмотрел вопросительно на старого друга.
- Там перевод "кожаной книги" и то, что Тверин просил передать тебе перед смертью... Ты ведь летать любишь? - спросил вдруг Волчанов, увидев идущего к ним летчика.
- Да, - признался Добрынин.
- Я так и думал. Туда ведь можно было и на поезде ехать, а потом на машине, но что я, для тебя самолет жалеть буду? А?
Летчик подошел, доложил Волчанову о готовности.
- Ну давай, до встречи! - обернулся генерал к Добрынину. - Дай Бог, будем живы - еще увидимся.
Обнялись они крепко. Постояли так, обнявшись, минуту или две. Потом Волчанов похлопал Добрынина по плечу.
- Давай, Паша! До встречи!
И пошел Добрынин следом за летчиком к стоянке самолетов. Пошел, неся на плече вещмешок, а в руке - пакет. Летчик шел быстро, и Добрынин едва за ним поспевал. Не хватало дыхания, но он, сцепив зубы, старался идти быстрее.
Волчанов долго смотрел ему вслед. Взгляд его был грустен и задумчив.
- Товарищ генерал-лейтенант, - подошел к нему шофер. - Через час совещание...
- Да, иду... - не оборачиваясь, сказал Волчанов. "Увидимся ли еще?" думал он, глядя в ту сторону, куда ушел Добрынин.
Взревел двигателями один из самолетов на стоянке.
Выкатился из ряда.
- Ну, в добрый путь! - прошептал Волчанов и сел в машину.
Шофер посмотрел на часы. Видно, нервничал.
- Не бойся, - сказал ему Волчанов. - Опоздаем, так опоздаем. Не на рыбалку ездили!
"ЗИЛ" развернулся и, набирая скорость, выехал из железных ворот военного аэродрома.
Над проснувшейся Москвой поднималось красноватое осеннее солнце.