— Я вполне доверяю вам, мистер Льюис. — Сомалиец расплылся в белоснежной улыбке: — И я приятно удивлен, что на этот раз мы решили проблему так быстро. Всего за неделю — нет, даже за шесть дней. Намного быстрее, чем обычно…
Он выжидающе посмотрел на представителя лондонской юридической фирмы, однако никаких комментариев по этому поводу от англичанина не последовало. Поэтому предводитель пиратов по прозвищу Асад решил продолжить сам:
— Честно говоря, меня даже несколько удивляет подобная оперативность.
— Не думаю, господин адмирал, что нас с вами должны беспокоить вопросы подобного рода, — достаточно вежливо, но весьма твердо закрыл тему для обсуждения мистер Льюис.
Сомалиец, в свою очередь, не стал настаивать и сменил тему:
— Обычно в таких случаях у нас интересуются, все ли моряки здоровы и живы…
— Все ли моряки здоровы и живы? — Мистер Льюис как настоящий британский джентльмен уважал деловые традиции и правила игры.
— Да, конечно, все они вполне благополучны.
— Тогда, может быть, вы пригласите сюда капитана теплохода?
— С удовольствием, мистер Льюис.
…Как оказалось, литовцы нисколько не уступают англичанам в невозмутимости и умении владеть собой.
Когда капитану теплохода «Профессор Пименов» Любертасу, доставленному под конвоем на свой собственный мостик, было объявлено, что переговоры о выкупе завершились успешно и что судно в любой момент может покинуть пиратскую бухту, он только вежливо поблагодарил представителя лондонской фирмы-посредника.
— Имеются ли у вас какие-то жалобы, господин капитан? Претензии?
Выразительным пожатием плеч моряк продемонстрировал, что, даже если ему и есть что сказать, он не считает для этого подходящим ни время, ни место:
— Нет, у меня нет никаких жалоб.
Вид у капитана был бледный, усталый и не очень здоровый — но, скорее, от груза свалившейся на его плечи ответственности, чем от страха или бытовых неудобств, связанных с положением, в котором оказались экипаж и судно.
— Может быть, пожелания?
Капитан ответил, почти не раздумывая:
— Члены команды хотели бы, как только это станет возможным, связаться со своими семьями по телефону. Им нужно успокоить родных и близких.
— Разумеется, господин капитан. Я устрою это буквально в течение часа.
— Не держите на моих людей зла, капитан. Ничего личного, как говорят, только бизнес, — вмешался в разговор сомалиец. — Я отдам приказание, чтобы на борт теплохода доставили свежие продукты и воду.
— Сколько времени вам понадобится, чтобы запустить судовые машины? — поинтересовался у капитана британский юрист.
— Не знаю. Надо все осмотреть и проверить.
— К вечеру управитесь?
— Не уверен. — Литовец озабоченно покачал головой.
— Сделайте все возможное. Вам и самим ведь хотелось бы поскорей выйти в море?
— Да, конечно, — не стал спорить капитан. Посмотрев на британца, он задал вопрос: — Каковы будут дальнейшие указания?
— Вы их получите, когда свяжетесь с судовладельцем. Но, насколько я знаю, он хочет, чтобы вы срочно следовали в Порт-Судан. Сообщите об этом команде. И еще сообщите, что каждому члену экипажа в конце рейса будет выплачена денежная компенсация за те неудобства, которые им пришлось пережить. А если кто-то захочет списаться в Судане, ему оплатят билет на самолет.
— У вашего судна хороший владелец, — заметил капитану сомалиец.
Когда литовский моряк ушел вниз по трапу в кают-компанию, где его с нетерпением ожидала команда, представитель юридической фирмы повернулся к пирату:
— Адмирал, мне хотелось бы иметь дополнительные гарантии того, что по пути в Порт-Судан этот теплоход не будет повторно захвачен вашими… коллегами.
— Мистер Льюис, мы же приличные люди, — с искренней обидой посмотрел на англичанина чернокожий мужчина по прозвищу Асад…
//- * * * — //Когда приходит время праздновать победу, любое вооруженное ополчение совершенно утрачивает революционную бдительность.
Беспорядочная пальба вокруг началась еще утром, и Николай Проскурин, сидевший за рулем грузовика, даже снял с предохранителя свой пистолет-пулемет:
— Кто-то мочит кого-то…
— Да вроде похоже, — прислушался Оболенский.
— Слушай, как бы и нам тут случайно не перепало.
Судя по всему, к неприятностям приготовились и те, кто ехал в машине сопровождения: офицер секретной полиции Сулейман, Михаил Иванов и Карцев, который отзывался теперь исключительно на обращение «синьор Маринео». Транспортное средство им досталось, как и предупреждал ливиец, довольно своеобразное — американский «виллис» без лобового стекла, забытый союзниками в этих краях, очевидно, еще во времена сражений против фельдмаршала Роммеля.
Проскурин сразу же обозвал его на афганский манер «барбухайкой». Однако совсем неожиданно на защиту легенды военной автомобильной промышленности встал Алексей Карцев, который потребовал от товарищей проявить уважение к возрасту и боевым заслугам четырехколесного ветерана. И, надо признать, за всю дорогу «виллис» не подвел их ни разу, хотя бензин поглощал в неприличных количествах, а время от времени принимался совсем по-стариковски чихать и кашлять изношенным двигателем…
— Стой, Коля! Видишь, они притормаживают. Только двигатель не глуши.
— Обижаешь, начальник. — За рулем КамАЗа Николай Проскурин освоился почти сразу, без труда восстановив армейские навыки.
— Пойдем, с ребятами поговорим.
Откуда и куда стреляли, определить оказалось невозможно даже усилиями всего коллектива — возникало такое впечатление, что беспорядочная пальба, почти не затихая, доносится отовсюду. Поэтому после непродолжительной остановки решено было двигаться дальше, приняв дополнительные меры предосторожности.
— Еще раз… — повторил инструктаж Оболенский. — Ты, Коля, у нас теперь египтянин. Поэтому только молчишь и киваешь. Если что, говорить буду я.
— Все понятно, — кивнул Николай.
— Сулейман в вашей машине — за старшего. Огонь открывать только по его команде.
— Постараемся. — Иванов поправил на плече ремень автомата и почти незаметным движением дотронулся до «грача», спрятанного под одеждой.
— Вы двое разговариваете между собой только по-итальянски. Или, хотя бы так, чтобы выглядело похоже… — усмехнулся Оболенский. — На все вопросы, которые вам будут задавать, реагируете идиотской улыбкой, потом показываете на переводчика. Как, собственно, и положено иностранцам.
— Хомо хомини люпус эст[16] — попытался блеснуть эрудицией Карцев.
— Это вообще-то не совсем по-итальянски.
— Ну, ладно придираться-то.
— Поехали, чего стоять? Упремся — разберемся…
Причина повсеместной пальбы выяснилась через несколько километров при первой же встрече с повстанцами.
— Все в порядке, Коля, — сообщил Оболенский, забираясь обратно в кабину. — Это не война. Это праздник. Что-то вроде салюта победы.
— Кто кого победил-то? — понизив голос почти до шепота, уточнил Проскурин и начал осторожно выруливать вслед за «виллисом» от обочины.
— Говорят, CNN показала по телевизору, что войска оппозиции вчера ночью заняли Триполи. Резиденцию полковника Каддафи не то расстреляли из танков, не то разбомбили до основания. Сам он, вроде, убит или скрылся в Алжире, зато в плен взяты двое его сыновей.
— Что-то не верится…
Прежде чем высказать свое мнение, Оболенский расплылся в широкой улыбке и помахал кому-то на прощание через опущенное боковое стекло. В ответ раздалась короткая, безобидная очередь в воздух из автомата и радостный крик по-арабски.
— Какая разница? Главное, им сейчас не до нас.
И действительно, из-за всеобщего всенародного ликования паспорта и бумаги пришлось показывать только на одном из многочисленных блокпостов, установленных повстанцами вдоль дороги на север, и вдоль трубопровода, соединяющего крупнейшее в мире нефтяное месторождение Серир с побережьем страны. На остальных контрольно-пропускных пунктах оказалось вполне достаточно пары-тройки приветственных восклицаний с обеих сторон и двух блоков сигарет «Мальборо», которые Карцев раздарил ополченцам по случаю праздника.
— Нет, послушай, но кто бы подумал, что это сработает… — не переставал удивляться Проскурин, стараясь выдерживать дистанцию до джипа, который пылил впереди.
Старенький «виллис» поразительно напоминал сейчас армейские внедорожники, которые можно увидеть на улицах Питера или Москвы в День десантника. Только вместо знамени ВДВ, над ним развевались трехцветный флаг оппозиции и большое полотнище с эмблемой итальянской энергетической компании ENI[17].
Большегрузный КамАЗ, разумеется, также был разукрашен по полной программе. Кроме государственного итальянского флага, закрепленного над кабиной, на его бортах были намалеваны белой краской арабские лозунги с проклятиями в адрес Муаммара Каддафи и пожеланиями свободы героическому ливийскому народу. Дополнительно, на всякий случай, на всех металлических бочках, стоявших в крайнем ряду, красовались большие наклейки с логотипом все той же…
Большегрузный КамАЗ, разумеется, также был разукрашен по полной программе. Кроме государственного итальянского флага, закрепленного над кабиной, на его бортах были намалеваны белой краской арабские лозунги с проклятиями в адрес Муаммара Каддафи и пожеланиями свободы героическому ливийскому народу. Дополнительно, на всякий случай, на всех металлических бочках, стоявших в крайнем ряду, красовались большие наклейки с логотипом все той же…
— Они что здесь, действительно так итальянцев любят?
— Нет. Они к ним уже просто привыкли, — немного подумав, пояснил Оболенский.
Действительно, мало кто из ливийцев вспоминал теперь недобрым словом период недолгого итальянского колониального владычества. Зато работа на предприятиях по разведке, добыче и переработке углеводородного сырья многим из них дала средства к существованию — за последние годы ENI вложила в экономику Ливии миллиарды долларов, импортируя из страны до пятисот тысяч баррелей нефти в день. К тому же всем было прекрасно известно, что именно итальянцы совместно с французами начали нынешнюю военную кампанию против режима Каддафи.
— Между прочим, перед самой войной ENI планировала сделку с нашим «Газпромом»…
— С чьим, простите, «Газпромом»? — уточнил Проскурин, который всегда недолюбливал отечественных олигархов.
— С российским, — усмехнулся Оболенский. — Итальянцы должны были уступить нефтяной «дочке» «Газпрома» примерно треть в проекте разработки ливийского нефтегазового месторождения Элефант. Сумма контракта оценивалась в сто восемьдесят миллионов долларов, но Россия уже имеет здесь две собственных разведочных лицензии на суше и на шельфе. Ну, еще доли в некоторых концессиях…
— И что теперь будет с этим контрактом? — Проскурин махнул рукой в сторону, из которой донесся очередной раскат праздничной автоматной стрельбы.
— Не знаю. Не думаю, что итальянцы захотят делиться. Тем более что сделка по месторождению Элефант продвигалась и готовилась под личные гарантии полковника Каддафи.
— «Газпром»… — с выражением произнес Проскурин. — Мечты сбываются.
— В первый раз, что ли? Вспомни Кубу, Германию или, к примеру, Ирак… — Военный переводчик посмотрел за окно, на бесконечные трубы, по которым из Ливии на экспорт перекачивается черное золото. — Знал бы ты, сколько денег мы там потеряли.
— Мы с тобой потеряли? — не удержался от уточнения Николай.
— Страна потеряла. И мы с тобой, значит, тоже…
На участке магистрального трубопровода, мимо которого они сейчас проезжали, были явно заметны следы разрушений, которые кто-то поспешно восстановил. Оболенский припомнил, что месяц или два назад в средства массовой информации по этому поводу выплеснулся целый поток взаимных обвинений — представители полковника Каддафи утверждали, что бомбардировку крупнейшего восточного месторождения совершили самолеты НАТО, а оппозиция пыталась доказать, что это дело рук правительственных войск.
— Говорят, геологические запасы нефти только в этом районе оцениваются почти в четыре миллиарда тонн.
— Это много?
— Этого достаточно, чтобы начать войну. — Оболенский высунул руку через боковое окно, чтобы поправить трехцветный флажок над кабиной:
— Между прочим, ENI имеет свои интересы и у нас дома. Итальянцам принадлежит половина газопровода «Голубой поток», большой пакет акций компании «Газпромнефть», а когда обанкротился «ЮКОС», они прикупили себе еще кое-какие активы Ходорковского.
— Ловкие ребята.
— Не то слово!
Как бы то ни было, фирменная эмблема итальянского нефтегазового гиганта и революционные атрибуты срабатывали пока лучше всяких бумаг с фотографиями, пропусков и печатей на бланках. Поэтому остаток дороги до оазиса Аль-Джагбуб удалось преодолеть довольно быстро и без особых проблем.
…Население одноименного городка, расположенного на перекрестке караванных путей и вполне современной магистрали, составляет, по справочникам, около тысячи человек. И, как показалось Иванову, все это население сейчас прыгало и бесновалось на главной улице прямо перед колесами «виллиса». Почти каждый местный житель, увидев на проезжающих автомашинах флаг победившей революции, считал своим долгом выкрикнуть что-нибудь радостное и пальнуть пару раз в небо.
«И когда же у них патроны-то кончатся», — подумал про себя Иванов, изо всех сил удерживая на лице затяжную улыбку. Расположившийся рядом с ним Карцев тоже не забывал крутить головой по сторонам и приветствовал каждого очередного стрелка поднятым над головой кулаком с двумя пальцами, оттопыренными на манер латинской буквы «V».
Тяжелее других приходилось сидевшему за рулем Сулейману — ливийский офицер с большим трудом подавлял в себе желание прибавить газ, чтобы на всей скорости врезаться в толпу врагов Джамахирии. А потом достать из-под сидения автомат и разряжать по ним магазин за магазином, пока кто-нибудь не оправится от неожиданности и не откроет ответный огонь…
Относительное спокойствие в городке сохраняли, наверное, только верблюды, которых здесь было великое множество. Они только мелко потряхивали ушами после каждого нового выстрела и опускали длинные мохнатые ресницы, чтобы отгородиться от несовершенства окружающего мира.
…Слава Аллаху, заслуженный «виллис» окончательно умер уже после того, как городок Аль-Джагбуб остался позади.
— Элиф айр аб тизак! — громко выругался Сулейман, когда последняя попытка реанимировать двигатель не принесла никаких результатов.
— Это точно, — вынужден был согласиться с ним Иванов, вытирая промасленной ветошью руки. — Полный тизак, без вариантов.
— Ну, что, перегружаемся? — уточнил Оболенский.
— По старой схеме?
— Да, наверное. — Иванов бросил на сидение тряпку и потянул за ремень свой АК-47. — Мужики, забирайте оружие, вещи и что там еще…
Залезать в духоту, под брезентовый тент грузовика, никому не хотелось, однако выбора не было. Пока Оболенский возился с флагами, пытаясь как можно надежнее закрепить их на КамАЗе, Алексей Карцев с Колей Проскуриным откатили американский джип к краю дороги.
— Поджигать будем? — уточнил у командира Николай.
— Или, может, растяжек поставим? — предложил Карцев. — У меня есть граната.
— Нет, не стоит, — после некоторых колебаний решил Иванов.
Привлекать к себе внимание шумной акцией вроде пожара или диверсии не было необходимости. К тому же он не считал эту войну своей и ничего не имел против местных крестьян, которых отчего-то не устраивал нынешний режим.
— Осторожно, Петрович, под ноги смотри! — предупредил Иванов.
— А что такое?
— Мины.
— Согласен, — отозвался Алексей, собравшийся справить нужду за каким-то строением.
— Это часть незаконченного водопровода, — пояснил Сулейман. — Он должен был называться «Великая рукотворная река» и на севере уже начал действовать. Полковник Муаммар Каддафи мечтал, чтобы глубинные насосные станции перекачивали подземную воду по всей стране, чтобы люди уже никогда не испытывали в ней нужды. Вот сюда, например, планировалось протянуть специальную ветку…
Сулейман посмотрел на часы:
— Надо ехать. К утру мы должны быть в Египте.
— Иншалла, — предусмотрительно добавил за него Иванов.
…Разговаривать в кузове грузовика из-за шума и тряски оказалось практически невозможно.
Зато у севшего за руль Сулеймана наконец появилась возможность высказать все, что было у него на душе:
— Неблагодарные твари! Гиены, прислужники империализма…
Радиоприемник в кабине КамАЗа не работал, поэтому при обсуждении сегодняшних новостей ему и Оболенскому приходилось основываться лишь на обрывочной информации, которую удалось получить по дороге.
— Эти грязные свиньи в Бенгази и западные журналисты опять нагло врут, я уверен! Мятежники никогда не смогли бы захватить Триполи. Я сам видел — столица готовится к обороне, и тысячи жителей добровольно взялись за оружие. Они все как один готовы отдать жизни за своего вождя, за свободу и за независимость Ливии…
Сулейман совершенно непроизвольно придавил педаль газа, и стрелка спидометра тотчас же перевалила за восемьдесят километров в час:
— Я знаю, полковника Муаммара Каддафи охраняют отборные подразделения гвардии. Солдаты и офицеры будут сражаться с врагом до последнего…
Прежде чем сказать что-то в ответ, Оболенский посмотрел за окно на мелькающие по обеим сторонам дороги финиковые пальмы:
— Война не всегда заканчивается даже с падением столицы…
— Совершенно справедливые слова! Даже если полковнику сейчас и пришлось покинуть Триполи, он вполне может перебраться в свой родной город Сирт, чтобы оттуда нанести по предателям беспощадный ответный удар. Потому что, за исключением кучки продажных мерзавцев, которые соблазнились подачками и обещаниями империалистов, весь ливийский народ поддерживает свое законное правительство.