- Лорд Вейдер позаботился об этом, - ответил Пиетт и увидел, как удивление мелькнуло в глазах моффа. Ну да, устало подумал он. А ты думаешь, что ситхи – это одно только развлечение удушением или молниями Силы. Ситхи – это… ситхи. – Я имею в виду, что главнокомандующий отбросил его Силой, - пояснил он.
Явственное изумление и недоверие моффа стали ему компенсацией за многое, что он пережил раньше. Компенсация эта была грустной. Пиетт знал, что ещё долго будет чувствовать себя усталым, но теперь это выглядело мелочами. Всё стало мелочью перед изменённым отношением главнокомандующего имперского флота.
- Насколько я понимаю, “Исполнитель” практически не повреждён и снова встанет во главе активно действующего флота?
- Так было сказано сегодня на совещании, господин мофф.
К чему он ведёт, немного рассеянно спросил сам у себя Пиетт. Он считает, что у меня больше информации о том, что вокруг происходит, и хочет с моей помощью разобраться в обстановке? Соответственно, обладать большей полнотой знаний, чем остальные. Владение информацией всегда означало силу. Моффу она была нужна. Она ему была нужна всегда.
Моффом и командующим станции мог стать только очень честолюбивый человек. Сам Пиетт стал капитаном лишь из-за своих выдающихся военных качеств. И определённой случайности. Даже на “Исполнитель” попал почти случайно. Сыграл свою роль безупречный послужной список и отличные качества военного и командира. Везение. Но то, как он стал адмиралом…
Около года непрерывного нервного стресса.
Тому человеку, который вчера говорил с ним битых два часа, сидя нога на ногу в соседнем кресле, он поверил. Он понял разгадку, и она оказалась на удивление понятной. Лорд Вейдер сам на протяжении последних лет находился в состоянии непрерывного стресса. А теперь всё закончилось.
Когда некое действие поддаётся объяснению, это успокаивает быстро. Главное, найти логику. Да и от человека, с которым они обсуждали потери, пополнение и новую координацию, исходило нечто другое, нежели чем в этот год. Пиетт подозревал, что зачаточная способность к восприятию эмоций у него имеется. Возможно, восприятию именно милорда. Он всегда ощущал его настроение. Возможно, невесело резюмировал он, потому и выжил.
- Странно, что секретное совещание было столь многолюдным и открытым, - прозвучал голос моффа.
Все мысли Пиетта уместились в частичку секунды.
- Боевое совещание, - ответил Пиетт. – Половина флота уже в пути к местам назначения. В совещании не было ничего секретного. Простая дислокация.
- Но обычно такого рода дислокация проводится путём передачи секретных приказов непосредственно на корабли. А не в открытой аудитории, когда все прочие слышат о том, что будет делать та или иная группа. И все знают об общем рисунке операции.
Пиетт взглянул на моффа:
- Хотите ли вы сказать, что среди имперских военных могут быть предатели?
На холодный тон Пиетта Джержеррод никак не отреагировал.
- А почему и нет? – спросил он невозмутимо. – После того сволочного взрыва Альдераана знаете скольких скрытых шпионов я выловил у себя в секторе?
Да и я, мрачно подумал Пиетт. Альдераанцев под его началом было немного, но все они оказались потенциально опасны. А у каждого были друзья и друзья друзей, и просто такие, кому показалось, что его планета тоже может вполне подойти для воспитательно-показательного взрыва. Проклятый Таркин. Он породил волну дезертирства и столько шпионов…
Самое неприятное, что именно его протекции Пиетт был обязан первоначальному этапу своей карьеры.
Он знал, что лорд Дарт Вейдер не забывает ничего. А в личном деле Пиетта, безусловно, указывались все шаги и этапы его становления на пути к капитанству на первом звёздном разрушителе нового класса. И это заставляло его нервничать ещё больше. Адмиральство казалось издёвкой… но не оказалось. “Не всё ли равно, кто вас заметил, - сказал ему лорд. – Главное, что верно. Таркиновскую камарилью я не люблю. Но вы не из её числа”.
Пиетт понимал, что подразумевает главнокомандующий под “таркиновской камарильей”. Не военных и стратегов – главным образом политиков и интриганов. Пиетт всегда и только был военным. К политике у него не было ни способностей, ни интереса. И после вчерашнего разговора он понял, что это также сближает его с милордом. Тёмный лорд как политик?… При всём уважении к главнокомандующему Пиетту хотелось зажмуриться и сказать: “Пропала Империя…”
Все знали, что мозговой центр и центр политической интриги в Империи всегда – Палпатин. Двое ситхов составляли столь идеальный симбиоз, что только их разрыв мог пошатнуть Империю. Только их разрыв…
- Если вы считаете, что на станции и во флоте могут быть предатели, - сказал он Джерджерроду, - то ваша прямая обязанность – сообщить о своих подозрениях его императорскому величеству или господину главнокомандующему.
- Позвольте, - усмехнулся Джерджерод, - если бы я мог указать на конкретных людей пальцем… Я всего лишь говорю, что такое совещание было неосторожностью… если оно не было интригой, - умные глаза моффа смотрели прямо на адмирала Пиетта и, казалось, усмехались. Ну, обвини меня в отсутствии лояльности! – А, учитывая безусловный гений нашего императора, я, конечно же, склоняюсь ко второй версии. Вы, адмирал, - небрежно произнёс он, всё играя в руках бокалом, - случайно не знаете, в чём она состоит?
- Учитывая безусловный гений нашего императора, - ответил Пиетт ему в тон, - я бы не стал думать, что, если такая интрига имеет место, его императорское величество будет посвящать в неё всяких там адмиралов.
Мофф опустил взгляд. К сожалению, это были его собственные слова, сказанные им накануне. В следующий раз, положил он себе, я никогда не буду допускать таких ошибок. Меня оправдывает лишь то, что вчера положение было совершенно иным. И казалось вечным и неизменным. Положение всех. В том числе и Пиетта. Сейчас он равен ему, моффу. А может быть, и выше…
- Я прошу простить меня, - он поднял голову и взглянул на Пиетта прямо. – Это были мои слова. Я сожалею о них.
Адмирал удивился. Он не думал, что мофф ответит на намёк. Потом он подумал снова, что просто так никто не становится моффом и не занимает столь высокий пост. Этот человек умеет вести себя как надо с теми, с кем надо.
- Всё в полном порядке, господин мофф, - сказал он, наклонив голову. – Это я прошу простить меня за неуместные намёки.
Теперь мофф усилием воли заставил себя не сжать губы. Эта фраза говорила об изменившемся положении адмирала больше, чем прямой приказ главнокомандующего. Неуверенный в себе человек агрессивен и старается за счёт агрессии восполнить ощущение своей неполноценности. Пиетт…
На руке адмирала запищал небольшой комлинк. Он напоминал браслет и умещался под лацканом.
- Прошу прощения, - сказал Пиетт и, отогнув лацкан, взглянул на строчки текста. После чего надавил на миниатюрную пластину на панельке, что означало подтверждение приказа.
Пиетт встал и вытер руки салфеткой.
- Прошу простить меня, господин мофф, - сказал он Джерджерроду. – Меня вызывают. Благодарю вас за прекрасный обед. Боюсь, что не смогу в ближайшее время ответить вам тем же.
По тону, интонации, реакции Джерджеррод понял: адмирала вызывает главнокомандующий. На чей ещё приказ адмирал главного флота Империи будет реагировать так оперативно?
- Всё в порядке, - ответил он. – Я понимаю.
Пиетт коротко кивнул, повернулся и быстро зашагал прочь.
Командующий станцией смотрел на удаляющуюся фигуру. Для мужчины попросту низкий, метр шестьдесят пять, адмирал. Когда он скрылся, мофф почему-то твёрдо знал, что в Империи наступили новые времена.
Лея.
Можно умирать от страха, можно ненавидеть. Можно весь мир сконцентрировать в горьком и страшном чувстве поражения, сходном с тем, когда под ногой соскальзывает камень, и вот – вся горная тропинка, такая ровная на вид, обваливается фрагментом в пропасть. И ты летишь вместе с нею.
Чувство поражения не горечь, но страх. Отчаяние. Жизнь разбита. Жизнь расколота на бессмысленные куски. Ты в плену. И будешь игрушкой в руках твоих врагов. Или умрёшь.
Лея предпочитала умереть.
Но Вейдер с Люком ушли, оставил её и император. Ничего больше не сказал и оставил. Каюта вокруг не походила на камеру. Функциональное удобство. Но удобство.
Была душевая кабина. Линия доставки пищи. И одиночество. И неопределённость.
Была душевая кабина. Линия доставки пищи. И одиночество. И неопределённость.
Можно умирать от страха. Может горло перехватывать от отчаяния. Можно быть готовым к смерти. Именно эта решимость крепла в Лее, как в горле комок. Палпатин поставил ей такое условие? Хорошо. Пусть. Жить ей незачем. Игрушкой в его отвратительных старческих руках она не будет. Он хочет, чтобы она умерла? Она умрёт. И пусть он не думает, что ей будет страшно. Страх свойственен только первой стадии. Когда ещё не знаешь, что тебя ждёт. Когда ещё надеешься. Но теперь, взглянув в его изменившие свой цвет глаза – древнее зло, тлен и дурная вечность – она знала, что надежды нет. Она умрёт. Она готова.
Она была готова ещё час. Но никто не пришёл. Никто не потревожил.
Можно ненавидеть, можно умирать. Но когда не умер – раньше или позже, но тело захочет пищи. И после нескольких дней в полевых условиях, после боёв, плена, камеры – оно захочет в душ.
Маленькие, бытовые, совсем не героичные мелочи. Грязь, пот, усталость… Для неё, выросшей на цивилизованном Альдераане, это было хуже всего. Из-за своего сложения и особенностей организма она могла обходиться без пищи довольно долго, даже о ней забывать. Самое яркое впечатление от определённого куска детства – она, плотно сжавшая губы и отворачивающая лицо от ложки с кашей. Тётя пытается накормить её завтраком, а маленькая девчонка, растрёпанная, тогда с короткой стрижкой, больше напоминающая мальчишку, смотрит за окно, на солнце и зелень: сбежать! Через придворцовый парк, кубарем по косогору, к друзьям. И бегать с ними до ночи, пока за маленькой, вымазанной, пятилетней наследницей альдераанского престола не будет послана куча дроидов под предводительством одной из её тёть…
Лея сухо усмехнулась. Нет того косогора. И придворцового парка нет. И друзей детства из окрестных мест. Их матерей, которые поили соком их ораву, ворвавшуюся после игр. Один миг. Женщина отворачивается от накрытого стола, смотрит в окно сквозь прозрачные занавески, там к дому бегут её дети, а потом вспышка – и всё…
Ветер и солнце.
Лея сжала виски и удержалась от того, чтобы заплакать. Хватит уже. Наплакалась.
И всё-таки тело невыносимо чесалось, и от него исходило то липкое, противное ощущение, от которого, и только от него, Лея страдала больше всего на протяжении всей своей кочевой жизни.
Ладно. Раз уж они не сразу собираются её убивать, она не доставит им такой радости и не будет ходить немытая, нечёсаная и с голодными глазами.
Лея решительно зашла в душевую.
А когда вышла из неё, завернувшись в махровое полотенце, поскольку одежду тут же пришлось засунуть в машину для чистки – в комнате за накрытым столом сидела та самая женщина. Мара… Джейд?
Принцесса от неожиданности остановилась.
- Присаживайтесь, ваше высочество, - домашним и мирным тоном сказала та. – Придётся нам какое-то время терпеть общество друг друга. Приказ императора, - она пожала своими точёными плечами. – Да, а чистая одежда – вон, - она кивнула на стул. Я заказала.
Лея молча и быстро переоделась. Одновременно она искоса наблюдала за своей гостьей-надзирательницей. В той не было прежней агрессии. Покой.
Убранные назад рыжие волосы были стянуты тугим узлом. Яркое лицо. Зелёные глаза. Прекрасная фигура с плавными движениями хищника. Она красивая, подумала Лея угрюмо. Очень красивая. И очень опасная. Интересно, что их связывает с императором, помимо одарённости?
Раз ей дали шанс и оставили на время в покое, то следует этим шансом воспользоваться. Надо разузнать…
- Значит, - Лея застегнула последнюю пуговицу и повернулась лицом к своей тюремщице, - меня пока раздумывали убивать?
Голос её звучал насмешливо.
- Император счёл, - ответила Мара, - что вы не сможете сделать сознательный выбор, поскольку лишены правдивой информации о нашей стороне. Поэтому в мою задачу всходит сопроводить вас в Центр Империи и ознакомить в общем и целом с тем, что мы из себя представляем.
- Вы?
- Мы. Имперцы. Ситхи. Те, против кого вы боролись всю жизнь.
Лея насторожилась. В голосе у женщины не было подвоха. Кажется, она говорила правду. Но почему?
- Вам не удастся меня переубедить, - сказала она.
- Ваше высочество, - ответила Мара, - в мою задачу не входит вас переубеждать. В мою задачу входит лишь ознакомить вас с той стороной, о которой вы до сих пор имели весьма смутное представление.
- Ну да, смутное, - усмехнулась Лея. – Я гостила на вашей первой Звезде.
- А теперь гостите на второй, - невозмутимо ответила Мара. – Впрочем, понимаю, что на первой вам вряд ли понравилось. Не хотите присесть и перекусить?
Лея угрюмо посмотрела на стол. Есть ей до сих пор не очень хотелось. Но скоро захочется. А потом она просто ослабнет. Она кивнула и села за стол. То, что она ела, не имело значения. Значение имел только странный диалог, который они вели. Лея не чувствовала в сидящей напротив неё женщине агрессии. А она обычно знала настроение тех, кто говорил с нею.
Лея задумалась и не донесла ложку до рта. А ведь похоже, Люк был прав. Форсьюзерство и у неё в крови. Только она никогда не думала об этом.
Мара с любопытством смотрела на неё. Лея быстро изменила застывшую позу.
- Я хочу сказать, - произнесла она, - что на первой Звезде я уже имела честь познакомиться с лучшими представителями высшего командования Империи.
- С Таркиным, что ли? – усмехнулась Мара.
- И с Вейдером.
Мара как будто не слышала её ответных слов.
- Таркин не был лучшим, - сказала она. – Он был умён, честолюбив, хитёр и жесток. Но лучшим он не был. Держать в кулаке звёздные системы – его идея. Презрение ко всем, кто не достиг его уровня – его характер. Органическая ненависть к одарённым, доходящая до отвращения – его мания. Он собирался организовать собственную империю. Во главе с диктатором Таркиным. В ней мало кому предполагалось достойное место… - она хмыкнула. – Например, чисс Траун там не предполагался вообще. Император, конечно, не сама доброта, - принцесса чуть не подавилась, потому что женщина эта произнесла вслух язвительную фразу, которая через секунду была готова сорваться с её языка. – Политик вообще редко бывает добрым. Но его ум и его природное превосходство над остальными позволяют ему мыслить гораздо более широко.
Лея полуоткрыла рот, а потом сердито сжала губы. Она не ожидала от этой… Руки таких слов. Впрочем, она тут же нашла им объяснение. Она сама сказала: приказал император. Естественно, этот старый паук дал соответствующие инструкции. Создать определённое впечатление. Якобы о том, что подчинённые Палпатина могут столь свободно рассуждать о нём.
Хорошо, не свободно. Но в таком тоне.
Она обнаружила, что Мара внимательно следит за ней.
- Я ваша ровесница, - сказала внезапно она. – Мне тоже двадцать три года. Я родилась примерно в одно время с вами – в первый год Империи. На Корусканте.
- Вам повезло больше, чем мне, - усмехнулась Лея. – Как я понимаю, моей матери пришлось меня рожать в условиях, которые для этого мало подходили…
- Ваша мать предала вашего отца, - ответила рыжеволосая женщина спокойно. – Она заслужила свою смерть.
- Не вам судить!…
- Почему же?
- Что вы помните о своих родителях?
- А что вы знаете – о своих?
Лея сердито смотрела на женщину перед собою.
- Тем более, - добавила та, - что вы знаете о моих родителях?
- Скорей всего то, что у них вас отобрали, когда вы были ещё младенцем! – с отвращением сказала Лея. – Раз ваш… паук не уничтожал форсьюзеров, а подгребал к себе, значит, он таскал детей из семей…
- Как до него джедаи.
Лея замолчала. Упрямо наклонила голову.
- Джедаи спрашивали позволения у родителей.
- А если те отказывали? – насмешка мелькнула в зелёных глазах.
- Они оставляли детей в покое.
- Кто это вам сказал? – насмешка перешла в ямочки на щеках. Мара улыбалась.
- Так говорится в истории Ордена.
- Принцесса, историй много. Каждый сочиняет свою.
- Спасибо за философию! – сердито ответила Лея. – Так просветите меня, раз я ничего не знаю!
Женщина подумала.
- Говорить о глобальных вещах долго, - сказала она. – Я лучше расскажу вам о своих родителях. Вы совершенно правы, ваше высочество. Это было время, когда одарённые уничтожались. Так говорила пропаганда. О том, что мой… паук берёт их себе и для себя воспитывает, знал только он и Вейдер. Таким образом, когда моим родителям было в роддоме сообщено, что девочка, произведённая ими на свет, имеет в крови много мидихлориан, те перевозбудились…