Дир почесал в затылке.
– Так, стало быть, я не могу его взять себе в услужение? У него денег нет совсем, он говорил.
– У тебя тоже нет, однако же ты не идешь в услужение.
– Я служу князю.
– В качестве холопа?
– Но ведь я из хорошего рода.
– Вот и не позорь свой род. Не стыдно тебе? Зодчего унизил.
– Но ведь … все-таки … так он может, стало быть, сидеть с нами за столом?
– Я очень уважаю зодчих, Дир. И почту за честь, если Ротко с нами сядет.
– Но люди из хорошего рода…
– Дир, я тоже не из последнего рода. И даже кузен шведского конунга.
– Да, это верно.
– Все. Давай есть.
Дир вернулся к столу и, мрачно глянув на Ротко, сказал, —
– Ну, эта … вроде бы ты можешь сесть. С нами. Только не очень панибратствуй. Зодчий ты там или еще какой – это еще не очень известно. А вот панибратствования я не люблю. Кстати, Хелье тоже не очень любит, он просто любит говорить неожиданности всякие. – Он повернулся к Хелье, уже успевшему набить себе полный рот еды. – А вот Гостемил, не в обиду ему буде сказано, со всеми как с равными говорит.
– Это потому, Дир, – сказал Хелье, жуя, – что мы с тобою хорошего роду…
– Да. И что же?
– А Гостемил – очень хорошего.
– Не понимаю.
– И не надо. Ты, когда по поручению ходил давеча, ничего странного не слышал? В городе?
– Нет. Пуст город. Рано еще. А что?
Ротко не слушал. Он утолял голод и очень хотел спать.
– Послезавтра после полудня будет суд над Детиным.
– Это кто такой?
– Строитель такой.
– Тоже зодчий? Эка развелось…
– Самый богатый человек в Новгороде.
– Ну да?
– Да.
Хелье задумчиво посмотрел на Ротко. Зодчий жевал теперь очень медленно, глаза у него закрывались сами собой.
– А за что его судят? – спросил Дир.
– За убийство.
– Кого же он убил?
– Он-то никого не убивал. Но кто-то другой убил Рагнвальда. Слышал о таком?
– Да, конечно. Его убили? Жаль. Неплохой собеседник. Пировали мы с ним раза два.
– Убил его не Детин. Но судят Детина. И если докажут, что убил именно он…
– Но если убил не он, как же можно доказать, что он?
– Можно, уверяю тебя. Так вот, если докажут, то…
– То?
– То будет плохо.
– Кому?
– Многим.
– А если не докажут?
– Тоже может быть плохо.
– Кому?
– Всем.
– Не понимаю.
– Нужно попытаться сделать так, чтобы его оправдали.
– Зачем?
– Нужно. Для этого нужно найти видока. Который видел, что было на самом деле.
– А ты знаешь, что было?
– Знаю.
– Ну да?
– Да.
– Тогда ты и есть тот самый видок, – уверенно заключил Дир.
– Нет.
– Почему?
– Я знаю, но я не видел.
– Откуда же ты знаешь?
– Своим умом дошел.
– Это как же?
– Не важно. Нужно, Дир, найти видока. Не может быть, чтобы никто не видел убийства. Так не бывает. Все-таки Новгород – город густонаселенный. Кто-нибудь все время либо смотрит в окно, либо шляется по улице. Кто-то видел! Кто?
– Ты меня спрашиваешь?
– Нет, я размышляю вслух.
– Ага. Можно я доем твой стегун? А то ты, я вижу, сыт уже. Говоришь много, ешь мало.
– Доедай. Можно было бы опросить всех жителей окрестных улиц … и всех непотребных девок, промышляющих там же…
Ротко уронил голову на стол и захрапел. Хелье поглядел на него неодобрительно.
– Вроде еще не старый, а храпит. Ладно. Мне нельзя появляться в городе. Но мне нужно быть на этом суде. Стало быть, мне нужно изменить наружность. Если я попрошу тебя сходить на торг и купить мне ту одежду, которую я скажу, ты сможешь ничего не перепутать?
Дир дожевал, проглотил, запил водой, и кивнул.
– Монах – это уже было. За монахами следят … кабаны слюнявые, уж монахов-то могли бы, казалось, оставить в покое. Купцом я здесь тоже побывал, да и с толпой не очень смешаешься, если ты купец, они порознь ходят. Остаются – сынки богатых боляр. Видел давеча этих сынков?
– Да. Неприятные.
– Не скажи. Забавный народ. Говорят смешно – припорхаем, упорхаем … не кузит … Константинополь называют Консталем … По возрасту я от них недалеко ушел. Сойдет. Значит, купишь все киевское. И – рубаху покороче, свиту покороче, сленгкаппу с разрезами с боков. Сапожки киевские повыше, до колена почти. И шапку – чтобы только один околыш да тесемки, и околыш чтобы зеленый. Вроде все. Нет, не все. Там есть, на торге, скоморошья лавка. Знаешь?
– Знаю.
– Накладную бороду. Щеголеватую какую-нибудь, короткую. Рыжеватую. А волосы я сам себе подрежу. Жалко, но что делать. Сынки богатых портят себя, режут волосы коротко, хотя те, кого я видел, вовсе не мужеложцы. И примкну я к их группе. Они наверное придут на суд – делать им целый день нечего. Кто-то сюда бежит … Торопится.
Хелье и Дир одновременно поднялись с ховлебенков и прошли в угол за свердами. Враждебный ли человек спешит к дому, нет ли – Хелье не понял. Ротко продолжал спать. Дверь распахнулась.
– Master! My master! – закричал с порога Годрик.
– Годрик! Что ты орешь? Где ты был?
Годрик кинулся к Диру и обнял его. Дир выронил сверд и оторопел.
– Что это с тобой? Напугал тебя кто-то?
– Master, I must tell thee … Hark! Lend an ear! Please. Just listen. Hear me out, tis all I ask.
– А?
– If thou dost not listen, I’m going to burn in hell, and I’ll hold thee responsible, Master, I’m warning you!
Дир дико посмотрел на Хелье.
– Что он лопочет? Годрик, что ты лопочешь? Что с тобой?
– Listen … Shit. Suddenly I don’t seem to remember a word of the local dialect, imagine. Nor any other dialect, for that matter. I can’t recall any Swedish either.
– Что он говорит?
– Ты не понимаешь? – спросил Хелье.
– Нет.
– За столько лет общения мог бы и запомнить несколько слов.
– Да я ж его не слушаю почти никогда. Он такое городит каждый раз, что это просто … А теперь вроде что-то важное у него на уме. Ты понимаешь его наречие?
– Кое-что понимаю.
– Что же он?…
– Говорит, что если ты его не выслушаешь, он будет гореть в аду.
– Please hear me out, Master. Here’s what I’ve got to tell thee. The tiny one … no, I can’t remember. Shit, shit! Well, the gist of it is that the whore from the Stout Spinners has seen … witnessed … the murder. Was that it? Yes, I believe so. The tiny one? Ah, yes, she’s small of stature, or some such nonsense.
– Small of stature? – переспросил Хелье.
– I don’t know. Diminutive, maybe?
– Понял.
В этот момент Ротко поднял голову и безумными глазами уставился на них.
– Что он сказал? – спросил Дир.
– Вроде бы … Ого! Улица Толстых Прях! – вспомнил Хелье. – Годрик, а Годрик. Ты ведь именно Улицу Толстых Прях имеешь в виду?
– Stout Spinners, yes, my lord.
– Маленького роста хорла с Улицы Толстых Прях видела убийство. Дир, ты понимаешь?
– Будто совершенно точно известно, – сказал Годрик по-славянски, и Дир уставился на него, – что это именно то убийство, о котором … О! На каком языке я болтаю сейчас?
– По-славянски, – заверил его Хелье.
– Ну! А придержатель кошелька моего усвоил слова мои? Уфф! Как легко на душе стало!
– Повтори, – попросил Хелье.
– Что именно?
– То, что ты сейчас сказал.
– Как легко на душе стало.
– До этого. Про то, что совершенно точно известно.
– А! Будто совершенно точно известно, что это то самое…
– Совершенно точно, – Хелье кивнул. – Не думаю, что именно в той части города убили за это время кого-то еще. Все-таки это не Черешенный Бугор.
– Да, – согласился Годрик. – Ты скорее всего прав. Уфф! Как легко дышится. Что вы тут едите? Я два дня навигировал по поселению, как в тумане Скотланда. Память моя отказывается удерживать все, что было со мною. Пустота желудка моего требует немедленных действий.
Он позаглядывал в плошки и крынки, ничего не нашел, и ужасно расстроился.
– Не понимаю, – сказал Дир, следя за немедленными действиями.
– Но ты согласен с планом? – спросил Хелье.
– Каким планом? – откликнулся Дир.
– Мне нужна одежда. Ты запомнил, какая именно?
– Как у болярских сынков.
– Да. И накладная борода.
– Да.
– Можно было бы послать Годрика, но…
– Нет, – возразил Годрик. – Годрика послать нельзя. Члены Годрика истомой исполнены, Годрику нужен покой, Годрик не двенадцатижильный.
– Я бы сходил, – предложил вдруг Ротко.
– Нет уж, – Дир поднялся. – Ты поспи лучше. Вместе с Годриком. Морока от вас. А я пойду на торг. Денег две гривны всего, но на тряпки должно хватить.
– Я знаю эту … – сказал Ротко. – Маленькую, с Улицы Толстых Прях. Не совсем с той улицы. С перпендикулярно идущей улицы. Она там каждый день промышляет. Во всяком случае, она мне так сказала.
Хелье подскочил к нему.
– Ты ее видел?
– Я с ней говорил.
– То есть, она на самом деле существует.
– Да. Совсем дитя еще. Вообще-то нет, взрослая, но выглядит как ребенок. Ужасный город этот ваш Новгород. Заставляют детей заниматься развратом за деньги. Правда, в Риме тоже заставляют. И в Константинополе. Но все-таки. Да и не на улице же.
– Ты можешь сказать точно, где ты ее встретил?
– Могу. Посплю только немного.
– Поспи. – Хелье победно посмотрел на Дира. – Дело налаживается, – сообщил он. – Выход есть. Я знал … нет, я надеялся, что выход будет. И вот он, выход.
За дверью раздалось протяжное мычание. Хелье, нахмурившись, подошел к двери и выглянул. У самого крыльца рыбацкого домика стояла корова и укоризненно на него смотрела.
– Так, – сказал ей Хелье. – Тебе чего?
Корова продолжала укоризненно смотреть. Выглянул Дир.
– Заплутала, бедная, – догадался он. – Зря ты сюда пришла. Годрик тебя сейчас съест, всю.
Выглянул Годрик.
– О! Какие гости к нам.
– Чего ей здесь надо? – спросил Хелье. – Заплутала, что ли?
– Заплутала, – подтвердил Годрик. – И тяжело ей. Хочет, чтобы ее подоили. Сейчас я ее подою. Где-то тут крынка была вместительная.
– Интересно, – сказал Дир.
– Дир, ты ж вроде собирался на торг, – недовольно заметил Хелье. – Ты что, никогда не видел, как коров доят? Иди на торг. Некогда.
– Я…
– На торг иди. И возвращайся быстро. Чем скорее, тем лучше. Кстати, заодно купи чего-нибудь поесть по пути, а то мы действительно корову эту съедим.
Годрик выскочил на крыльцо и приблизился к корове.
– Так, – сказал он, приседая. – Ого. Долго тебя не доили.
Дир прицепил сверд, накинул сленгкаппу, сказал, «Ну, я пошел тогда» – и вышел.
Глава двадцать первая. Случайный заработок
Ко времени прибытия Дира торг оживился, наполнился народом, заговорил, задвигался. Сперва Дир отправился в скоморошенную лавку и там купил накладную бороду. Взяли с него полгривны. Он не возмутился, хотя и прикинул, что это очень дорого, а скоморохи, вроде бы, люди не слишком богатые. У Готского Двора, в лавке, торгующей самыми изящными фасонами, в том числе киевскими, Дир понял, что денег ему не хватит. Он и сам любил приодеться и покрасоваться перед народом в щегольских сапогах или эффектной расцветки сленгкаппе, но, попросив показать ему то, что пользовалось наибольшим спросом у богатой новгородской молодежи и справившись о ценах, впал он в уныние. Одни порты с узорами по бокам, о которых Хелье забыл упомянуть, но которые считались неотъемлемым атрибутом молодежного костюма, стоили две гривны! Сапоги с нарочито просторными, чрезмерно широкими голенищами – две гривны! Сленгкаппа с разрезами – три гривны. Шапка – не шапка, а один околыш – шесть гривен! Полгривны за какую-то специальную обмотку поверх гашника, с драконами. Пряжка для сленгкаппы – полгривны. Итого – четырнадцать гривен!
Дир не стал даже торговаться – глупо. Ну, собьешь гривны две-три, а смысл какой? Освободил их Ярослав от дани, видите ли … а они вон чего себе покупают … за такие деньги…
Понурый, Дир походил по торгу, зашел в другую лавку, торговавшую обычной одеждой, где полный набор можно было купить за четверть гривны, осмотрел этот набор и затосковал. Действительно, одежда в Готском Дворе была совсем другого покроя.
Выпив кружку свира, он понаблюдал за представлением скоморохов, которое не показалось ему смешным. Хелье расстроится. Может, купить обычную одежку, а потом пусть Годрик что-нибудь придумает, переделает? Нет, не выйдет. Все-таки Святополк мог бы и больше денег выдать на путешествие. Я, правда, поиздержался на пиру у Второго Волока, но не подобает ведь киевскому военачальнику пить, есть и угощать меньше, чем какому-то там купцу Кундере! Тот всех кормил, поил – ну и я тоже. Так надо.
В одном из увеселительных заграждений демонстрировалось искусство кулачного боя. Гвоздем программы состоял огромного роста и небывало мощного телосложения псковитянин, учившийся в свое время искусству своему у греков. Еще несколько бойцов, тоже кряжистых, показывали публике разное – пробивали насквозь доски, упражнялись друг с другом. Наличествовал хозяин представления, предшественник будущих импресарио, зычным голосом зазывающий публику. Одним из самых эффектных номеров было предложение любому желающему испытать свои силы, сразившись с любым из его воспитанников. Желающий делал ставку – в пропорции один к десяти! Любому поставившему гривну обещалось в случае победы десять гривен. Только что проигравший бой понурый крепкий варанг покидал поле. Гвоздь программы вышел в центр заграждения, голый до пояса, поигрывая огромными мускулами, и надменно оглядел толпу.
– Кто желает? Кто желает? – скандировал импресарио. – Одна гривна против десяти! Кувалда – лучший кулачный боец в мире! Победить его равносильно присвоению тебе звания лучшего! Кто желает?
– Гривна против пятнадцати, – сказал Дир, перегибаясь через загородку.
Чья-то рука легла ему на плечо.
– Не дразни их, – сказал Гостемил. – Люди заняты делом. Деньги зарабатывают.
– А мне-то что, – возразил Дир. – Предлагают, и я тоже предлагаю.
– Зачем?
Дир помялся.
– Нужны деньги. У тебя нет ли четырнадцати гривен?
– С собою нет.
– А дома?
– Не знаю. Может и есть. К вечеру точно будут.
– К вечеру мне не нужно. Мне нужно сейчас.
– Зачем? – спросил Гостемил удивленно.
– Нужно. Так что же! – крикнул Дир. – Гривна против пятнадцати! Кувалда, говоришь? Вот с Кувалдой и буду драться! Пятнадцать гривен!
– Он тебе башку твою дурную снесет, – спокойно сказал Гостемил.
– Отстань.
– Как ты сказал? – импресарио приблизился к ним. – Пятнадцать?
– Именно. За десять я с ним не буду кулачиться. А за пятнадцать – почему бы и нет. Вот гривна.
Импресарио оглядел Дира и усмехнулся.
– Правила знаешь?
– Какие?
– Действовать можно только кулаками. Не хватать, не наваливаться телом, не обнимать, ногами не бить.
– Это старинные правила.
– Самые лучшие.
– Согласен, – сказал Дир.
– Дир, не дури, – предупредил Гостемил.
– Я и не дурю.
Гостемил вздохнул и, подумав, что дальнейшие попытки убедить дурака бессмысленны и утомительны, замолчал и стал наблюдать за действом.
Дир перелез заграждение и вышел к центру. Кувалда был чуть выше его, но шире туловищем. Дир и не знал, что такие широкие люди бывают, топчут землю. Псковитянин Кувалда, надо же.
– До первого падения, – добавил импресарио. – Ниже пояса не бить.
Дир кивнул.
Кувалда поглядел на него, улыбаясь.
– Я тебя не очень сильно, – сказал он медленно. Возможно, ему было трудно выговаривать слова. Может, у него язык тоже сделан был из неестественно больших мускулов.
Бойцы встали в позицию. Богатырское телосложение Дира и рост его как-то потускнели слегка на фоне Кувалды. Люди вокруг восторженно загудели.
Скинув сленгкаппу, Дир бросил ее через заграждение в направлении Гостемила. Гостемил сделал вид, что ничего не заметил, и сленгкаппа упала на землю.
– Ну ты чего? – возмутился Дир.
– А?
– Почему не поймал сленгкаппу?
– Ты меня, кажется, с Годриком перепутал, – сказал Гостемил.
– На равных, на равных, – пробурчал Дир, вспоминая давешний разговор с Хелье, и встал в позицию.
Кувалда спокойно ждал. Дир понял, что противник не собирается нападать первым. Тогда он чуть присел, мотнул головой, подскочил к противнику и нанес первый удар. Кувалда закрылся одной рукой, запястье пришлось на запястье, и кулак Дира не достал до головы супостата. Кувалда улыбнулся. Дир ударил его в живот и снова наткнулся на защиту.
Да, умелый парень, подумал Дир. И силища какая. Такие удары должны доходить до цели, прикрывайся, не прикрывайся. А тут нет. Сейчас мне придется туго. Жалко нельзя действовать ногами. Очень жалко.
Тут Кувалда нанес первый удар – ленивый, как от мухи отмахивался, но Дир едва успел увернуться. Кулак Кувалды скользнул мимо, слегка задев ухо Дира, и Дир оценил этот удар. Силой гада не побьешь, понял он, чувствуя, как туман в голове сгущается. Он отступил на два шага, тряхнул головой, посмотрел по сторонам, и неожиданно метнулся к Кувалде. Последовала очередь яростных ударов, и шестой, слева, с подпрыгом, достиг цели – Дир попал Кувалде чуть ниже глаза в скулу. Кувалда качнулся, воспринял противника всерьез, и перешел в наступление. Дир, ловкий, гибкий несмотря на телосложение, уворачивался, уходил, приседал, перемещался, ища открытые места в защите противника, отвечая короткими ударами. Один раз он попробовал остановить удар в ребра, подставив локоть, и боль, которую он почувствовал, дала ему понять, что делать этого больше не надо. Кувалда наступал. Дир, метнувшись в сторону и не давая Кувалде времени повернуться, проскочил, пригнувшись, у него под локтем и нанес удар снизу по челюсти. Кувалда качнулся, отступил на два шага, но не упал. Глаз у него начал заплывать, и был он заметно озлоблен. Дир, не давая ему опомниться, атаковал напрямую, круша защиту – один за другим удары, каждый из которых уложил бы, вроде бы, любого противника, достигали цели, но Кувалда все не падал. И Дир, начавший уставать, потерял самообладание. В ярости, забыв обо всем, он замолотил кулаками куда попало – и пропустил главный удар, пришедшийся ему рядом с ухом, прямой справа.
Дир рухнул на землю.
Кругом восторженно закричали, загикали, затопали. Дир с трудом очухался, приподнялся на руках, снова упал, снова приподнялся, и в конце концов, сориентировавшись в качающемся пространстве, встал в полный рост.