Тетка сама показала ей, как нужно рубить. Манечка быстро приноровилась и при ней отколола несколько бугорков льда.
– Домой вернешься той же дорогой. Если возчик какой на сани возьмет – доедешь. Не возьмет – пешком приходи. – Мария Саввична вынула из-за пазухи свернутую тряпку и запихнула Маньке под телогрейку. – Здесь – драники. Как солнце поднимется – костер разожжешь. Девки с парнями на обед собираются у пятого километра. Тебе туда не поспеть, далеко.
Тетка потопала в село, и, когда скрылась за поворотом, Манечка подумала, что придется обойтись без костра. Спичек-то не было…
Она сняла рукавицы и приложила ладони к лицу. Потом набрала снега и натерла им сначала одну, а потом другую щеку.
Из лесу вышел конь, запряженный в сани с широким ходом[17], груженные бревнами. Впереди сидел однорукий мужик лет сорока. Проезжая мимо нее, он спросил:
– Не замерзла?
Манька помотала в ответ головой.
– Меня Проней зовут, – представился он.
– А меня – Манькой.
– Стало быть – Маша. Мария. – По мере того, как удалялся, он все больше поворачивался в ее сторону и говорил громче. Потом крикнул: – Новенькая?!
– Первый день! – крикнула она и пошла вслед за санями, высматривая на дороге крупные ледовые бугорки. Наклонится, срубит, откинет лопатой в сторону и опять смотрит, где бугорок.
Мимо проехали еще одни сани. Возница, мелкий подросток, даже не обернулся и ничего не сказал. А Манька все кланялась и кланялась бугоркам. Дошла до конца участка, развернулась – и обратно. До обеда Проня обернулся три раза. Она – всего два, но сил совсем не осталось.
– На других участках уже обедают. Бросай работу, костер разжигай!
– Спичек нет, – сказала она.
– Тогда садись на сани, на квартал[18] повезу, с лесорубками пообедаешь.
– Обратно груженый поедешь?
– Груженый.
– Я лучше здесь.
– Тогда держи, – он что-то кинул, и она инстинктивно поймала. – Спички…
Проня уехал. Манька отложила лопату, взяла топор и пошла в лес рубить ветки. Притащила. Согнула тоненькую березку и тюкнула топором в сгиб. Деревце хрястнуло и сломалось. Вытоптала у дороги местечко, скинула ветки и подсунула под них срубленный ствол. Для розжига надрала бересты. Села на корточки и чиркнула спичкой. Дождавшись, пока займется огонь, подсунула бересту к веткам, опустилась на колени и подула с разных сторон. Костер разгорелся.
Она достала драники и нанизала на длинный пруток. Когда подпеклись, сняла и съела их в три минуты. Погрелась, сдвинула прогоревший ствол и подкинула в огонь веток. От еды и тепла обветренные щеки заполыхали.
Посмотрела – неподалеку рябина. Вся красная, листьев нет, одни ягоды. Добралась до нее по снегу, веток наломала, вернулась к костру. Надрала с веток ягод, пригоршню сунула в рот. Так она во рту вяжет, а когда мороженая – сильно хорошая.
Когда груженый Проня ехал с делянки, Манька уже работала и от костра ушла далеко. Нагнется, срубит бугорок – отбросит. Нагнется, срубит – отбросит.
Дотемна обернулась несколько раз. А когда вальщики на груженых санях проехали мимо, постеснялась к ним попроситься. Домой пришла поздно. Тетка все глаза в окно проглядела.
Манечка села на лавку, и у нее не было сил стащить с себя валенки.
Глава 33 День разочарований
– Электрошокер стреляющий… – Дайнека набирала на клавиатуре слова и сама себе вслух диктовала: – Нет… Лучше – электрошокер дистанционный.
Нажала на «энтер» и просмотрела первые результаты. Интернет предлагал сорок тысяч ответов.
– Посмотрим картинки, – она кликнула по слову «картинки», и на мониторе отобразилось множество черных палок с петлями для руки. – Попробуем видео…
Из всех «выпавших» видео выбрала одно и нажала, чтоб посмотреть. Женские руки показали, как правильно в электрошокер вставить съемный картридж. Одно нажатие пальца – свистящий звук с треском в конце, как будто зацепили и отпустили сухую звонкую ветку, и два наконечника вонзаются в дерево.
Дайнека поежилась. Ей не понравился этот тревожащий звук. Она забила в поисковик: следы на теле от электрошокера, кликнула по иконке «картинки». Увеличила одну с обнаженным мужским торсом. На груди неизвестного алели две круглые язвы.
– Гадость… – Дайнека встала с кресла и отошла от компьютера. Обернулась и вдруг увидела Веру Ивановну, старуху с первого этажа. Ее будто откинуло в сторону. – Господи! Как вы меня напугали!
– У тебя дверь открыта.
– Наверное, за отцом не заперла.
– Его опять дома нет? – огорчилась Вера Ивановна.
– На даче.
– Я смотрю, частенько он туда уезжает.
– Он не уезжает туда, – недружелюбно пояснила Дайнека. – Он там живет.
– Придется тебе подписать.
– Я уже вам говорила…
– Что несовершеннолетняя – знаю. – Она бесцеремонно прошла в комнату и положила на стол бумагу. – Обращение к президенту. Можешь подписать, пока его рассмотрят, тебе исполнится восемнадцать.
– А зачем вы к нему обращаетесь? – обескураженно поинтересовалась Дайнека.
– Хочу до его сведения довести. Сколько раз говорила им не курить…
– Вера Ивановна, прошу вас, не надо, это я уже слышала.
– Послушай еще раз. Вон до чего дошло, на людей стали нападать!
– На них начали нападать еще на прошлой неделе.
– Это еще на кого? – осведомилась Вера Ивановна подозрительно дружелюбным голосом.
– На Лидию Полежаеву.
– Теперь и до жильцов добрались.
– Еще кого-то убили? – оторопела Дайнека.
– Старуху инвалида из шестого подъезда с четвертого этажа… – Намеренно сделав паузу, Вера Ивановна продолжила: – Стукнули. Много ли ей надо. Эх-эх-е…
Дайнека недоверчиво уставилась на соседку, потом бросилась к окну и посмотрела на знакомый балкон. Старухи там не было. Она обернулась:
– Это правда?
– Я врать не стану.
– Она умерла?
– Я так не сказала.
– Вера Ивановна!
– Что? – удивилась та.
– Зачем же пугать?
– Жива, говорю, но ее хотели убить. Внучка дома не ночевала, утром пришла – дверь открыта. Старуха – на полу, все перевернуто.
Дайнека прошла к выходу и выразительно побренчала ключами.
– Мне надо к соседям.
Вера Ивановна взяла свой листок.
– В какую квартиру? – По ее лицу читалось, она собиралась пойти вместе с ней.
– В соседнюю, к Эльзе Тимофеевне.
Решимость Веры Ивановны резко сошла на нет.
– Вы со мной? – спросила Дайнека.
– К этой горгоне? – Старуха вздернула подбородок и вышла за дверь. Уже с лестницы из-за шахты лифта послышалось: – Никогда!
Дайнека постучала в соседнюю дверь. Открыла Нина.
– Слышала? – спросила Дайнека.
– Про старуху? Заходи, мы с бабулей как раз говорили об этом.
– Добрый день, Эльза Тимофеевна! – Дайнека вошла в кухню и уселась за стол.
– Добрый. – Та взяла в руки заварочный чайник. – Будешь?..
– Не откажусь.
– Вижу, что ты встревожена, – Эльза Тимофеевна поставила на стол чашку, налила в нее чаю и положила на тарелку две гренки. При этом в ее высокой старомодной прическе не сбился ни один волосок. Ни одна складочка не образовалась на чистом платье. Камея, как всегда, ровно держалась на белоснежном воротничке.
– Вера Ивановна сказала…
– Эта интриганка опять к тебе заходила? – Эльза Тимофеевна положила в рот конфету и приложилась к своей чашке. – Гони ее в шею.
– В следующий раз так и сделаю, – пообещала Дайнека.
– Светку сегодня встретила, на ней лица нет. – Нина широко распахнула глаза. – Говорит: бабулю чуть не убили. В больницу к ней побежала.
– На нее и вправду напали? – спросила Дайнека.
Эльза Тимофеевна заметила:
– Трудно вообразить, что старуха инвалид сама себя стукнула, а потом перевернула вверх дном всю квартиру.
– Когда ее обнаружили?
– Утром. Полицейские сказали, преступник проник ночью, между двумя и тремя часами.
– Так же, как к Полежаевой… – протянула Дайнека.
– При чем здесь артистка? – спросила Нина.
– Ни при чем, – согласилась Дайнека, встала и подошла к кухонному окну. Посмотрела на балкон, где обычно сидела старуха.
– Она не заслужила такого.
– Интересно, за что ее так? – молвила Нина.
– И мне… – проронила Дайнека.
– Что? – не поняла Нина.
– Интересно, за что. – И она уточнила: – Я тоже хотела бы знать.
– Эта особа в курсе всего, что происходит у нас в доме, – произнесла Эльза Тимофеевна. – Она все время сидела у окна.
– И на балконе, – подтвердила Дайнека.
– Могу предположить, что она знает то, чего не должна знать. – Эльза Тимофеевна отставила чашку. – Любопытство – опасная вещь.
Дайнека вскочила на ноги.
– Ты куда? – спросила Нина.
– Мне нужно идти.
– А чай?
– В другой раз, – Дайнека кинулась к двери.
Нина едва успела ее проводить.
Вернувшись домой, Дайнека не могла найти себе места. Ходила взад и вперед, мысленно сопоставляя время нападения на старуху с вчерашним визитом Родионова. Он мог явиться после того, как на нее напал. Увидел их с Сергеем из окошка ее квартиры и пришел их уличить, не догадываясь, что уличат его самого.
Дайнека прошла в кухню и взяла со стола визитку Крюкова, которую оставил отец. Вернулась в комнату, нашла телефон и позвонила следователю.
– Это Людмила Дайнека.
– Что стряслось? – И он напомнил: – Мы с вами расстались чуть больше часа назад.
– Где вы?
– Над вами.
– В квартире на третьем этаже? – уточнила Дайнека.
– В точку, – сказал он.
– Это правда, что ночью напали на старуху?
– Правда.
– Вы знаете почему?
– Нет. А вы знаете?
– Знаю, – заявила она.
– В этом я не сомневаюсь.
– Это ирония?
– Всего лишь жизненный опыт, – вздохнул Крюков и уточнил: – От меня вам что сейчас нужно?
– Да как вы не понимаете! Ее окна как раз напротив моих!
– И что?
– Она все время наблюдала, то с балкона, то в окно.
– Она инвалид. Что еще ей оставалось. – Наконец Крюков изрек то, чего она ждала. – Вы хотите сказать, что старуха видела убийц Полежаевой?
– Да! Ее надо спросить! – выпалила Дайнека.
– Прошу вас, не мешайте работать, – сказал следователь и отключился.
Разочарование – ключевое слово этого дня. Дайнека плюхнулась в кресло, закинула голову и стала изучать потолок. Там наверху проходила насыщенная киношная жизнь. По квартире ходили разные люди, в том числе Крюков.
Последнее утверждение было ошибочным, потому что Крюков «нарисовался» в ее гостиной.
– Почему дверь нараспашку? – Он оглядел комнату. – У вас все нормально?
– Все… очень… плохо, – не глядя на него, проговорила Дайнека.
Следователь замялся.
– Знаете, а ведь вы были правы…
– В чем? – она ожила.
– Галкина звонила в дежурную часть.
– Галкина – это старуха с балкона? – догадалась Дайнека.
– Звонила с намерением сообщить важную информацию. Потом, видимо, передумала или испугалась чего-то. Если бы сообщила – осталась бы невредимой. Так что вы оказались правы. – В его голосе послышалось уважение.
– Вот видите, – сказала Дайнека, тут же забыв о страшных разочарованиях, которые ее преследовали весь этот день.
Глава 34 Подлиза
Дайнеке пришлось постараться, прежде чем секретарь соединила ее с Музычко, главным редактором «Литературного вестника».
– Это Дайнека говорит. Людмила. – Она прикрыла трубку рукой и прокашлялась.
– Простите, что-то я вас не припомню.
– Как же так, Виктор Николаевич, мы с вами говорили про Тихонова, про его роман, то есть про тот, который он…
– Девочка-ручки-домиком? – Музычко захохотал. – Теперь-то зачем я вам нужен? Надеюсь, не просто так поболтать.
– Нет, что вы! Я же понимаю, вы человек занятой.
– И тем не менее мне звоните.
Дайнека не нашлась, что ответить.
– Ну, так что? – спросил Музычко.
– Хотела у вас спросить…
– Давайте.
– Я опять насчет той рукописи.
– Понимаю.
– Как она выглядит?
– Это вы у меня спрашиваете?
– Я неправильно выразилась. Лучше так: как она могла бы выглядеть?
– Листы писчей бумаги. Стопка толщиной сантиметров десять, не меньше. Предполагаю, что в изданный Тихоновым роман вошла только ее часть.
– Подождите, я запишу… – она взяла ручку и придвинула к себе листок. – Десять сантиметров. Все, записала.
– Послушайте! – на этот раз в его голосе послышалось раздражение. – Зачем вам все это? Для чего вы тратите свое и мое время? Займитесь лучше уроками.
– Я уже закончила школу, – доложила Дайнека. – И сдала первую сессию.
– Ну так отдыхайте! И оставьте меня в покое.
– Виктор Николаевич, – в эти слова она вложила все свое желание получить нужную ей информацию. – Вот мы все говорим, что молодежь мало читает…
– Вы издеваетесь надо мной? – спокойно спросил Музычко. – Неужели вы рассчитываете, что я поведусь на эту дешевую провокацию?
– Простите, я просто не знаю, как к вам подступиться.
– Хорошо, что там у вас еще? – По-видимому, его тронула ее искренность.
– Как, по-вашему, выглядит текст на листах?
– Написан, скорее всего, от руки. И, замечу, не шариковой ручкой – их тогда в природе не было. Может быть, напечатан на пишущей машинке. – Он помолчал. – Что вряд ли.
– Почему?
– Печатные машинки в те времена были дефицитом. И если предположить, что роман создан далеким от издательских дел человеком, то, скорее всего, он писал от руки. Наверняка в тексте немало помарок и исправлений.
– А как страницы обычно складывают?
– О чем вы?
– Ну, в папку, или скрепками соединяют, или сшивают.
– Здесь вы не мудрите. Прятал ее Тихонов. Например, в обычной конторской папке.
– Вот о чем я подумала. Наверняка еще живы люди, которые были свидетелями тех событий.
– С какой целью интересуетесь?
– Они-то знают, кто про них написал.
Музычко замолчал, потом нехотя произнес:
– Вы, дорогая Людмила, утратили чувство реальности. Описываемые события происходили во время войны. Году в семидесятом еще можно было кого-то найти. Однако я не ставил перед собой такую задачу, сосредоточил усилия на анализе текста, сопоставлениях, экспертизах. Меня интересовал исключительно литературный аспект.
– Действительно, глупо было об этом спрашивать.
– Мой товарищ, который тоже занимался этим вопросом, году в шестьдесят восьмом нашел одного человека, но тот жил не в Чистовитом. Он жил в Муртуке и не располагал какими-либо сведениями. К тому же отказался с ним встречаться.
– Вряд ли он жив, – вздохнула Дайнека.
– Он уже тогда был немолодым человеком.
– Жаль… – Она вздохнула: – Глупо спрашивать… Вы не помните его имя?
– Нормальный человек после такого вопроса положил бы трубку.
– Простите.
– Но я – не из тех. У меня абсолютная память на имена. Его звали Прохор Федотович Исаев. Довольны?
– Спасибо.
– Я готов попрощаться.
– Пожалуйста, подождите… – взмолилась Дайнека. – Только один вопрос. Реальные географические названия совпадают с теми, что указаны в романе?
– По большей части – да. Есть сомнения по поводу деревни, где родилась главная героиня. Деревни больше не существует. В разных источниках ее называют то Чистовитым, то – Чистый Вид. – Музычко увлекся. – И я вам больше скажу! Есть предположение, что в романе описаны реальные люди и указаны реальные имена.
– Для чего?
– Тихонов этого просто не знал. А у настоящего автора, думаю, не спросил.
Дайнека замолчала.
– Я могу быть свободным? – поинтересовался Музычко.
– Спасибо, Виктор Николаевич. Большое спасибо!
Она отложила телефон и посмотрела на свои записи.
– Толстенная получается папка. – Потом прочитала вслух: – Исаев Прохор Федотович. Может быть, живет-поживает сейчас где-нибудь этот дед…
Дайнека покачала головой, признавая всю абсурдность такого предположения. Она снова взяла телефон, встала из-за стола и подошла к окну. Глядя на то, как понемногу темнеет, взгрустнула. У нее такое бывало – ничем не спровоцированные приступы одиночества. В такие минуты она всегда звонила отцу.
– Папа…
Он ответил вполголоса:
– Подожди, я сейчас выйду… – В трубке слышались голоса, потом они стихли. – Что случилось?
– Ничего. Все хорошо.
– Слава богу.
– Пап, ты меня любишь?
Он вздохнул.
– Конечно.
– И я тебя, – она почувствовала, что сейчас расплачется.
Отец все понял и повторил:
– Я тебя очень люблю.
– Знаешь, я тут подумала, может, мне действительно стоит приехать на дачу?
– Было бы хорошо. Я немедленно приеду и заберу тебя.
Она промолчала.
– Вот видишь, – с упреком сказал он.
– Просто мне очень грустно. – Она взглянула на стол, потянулась, взяла листок. – Пап, я слышала, что есть такие базы данных, в которых можно найти любого человека.
– Ну…
– Мне нужно отыскать одного.
– Зачем? – Голос отца сделался жестким.
– Я могла бы тебе соврать. Сказать, что знакомая девочка ищет своего дедушку. Но я скажу правду: это связано с историей плагиата.
– Вот оно что, – судя по тону, отец не относился к этой истории слишком серьезно. – Хорошо, давай его данные.
– Исаев Прохор Федотович.
– Так, записал. Год рождения?
– Только не пугайся и не говори, что такого не может быть.
– Ладно, давай, говори.
– В общем, где-то до двадцатого года.
– Шутишь? Я правильно понял: до двадцатого года прошлого столетия? Ты хоть понимаешь, сколько ему должно быть лет?
– Я же предупредила.
– Передам в свой отдел безопасности. Но вряд ли его найдут. Теперь столько не живут. Особенно мужики.
– Ты у меня проживешь очень долго.
– Подлиза, – сказал отец. – Мне надо вернуться на совещание.
Он отключился.
Дайнека бездумно смотрела во двор сквозь окно. Из их подъезда вышли двое рабочих и отправились к арке. Оттуда появилась высокая девушка и пошла через двор.
Дайнека сорвалась с места прежде, чем поняла зачем. Не одеваясь, выскочила в подъезд, спустилась по лестнице, пулей вылетела во двор и кинулась к внучке пострадавшей старухи, Светлане, которая в этот момент заходила в подъезд.