Дайнека бездумно смотрела во двор сквозь окно. Из их подъезда вышли двое рабочих и отправились к арке. Оттуда появилась высокая девушка и пошла через двор.
Дайнека сорвалась с места прежде, чем поняла зачем. Не одеваясь, выскочила в подъезд, спустилась по лестнице, пулей вылетела во двор и кинулась к внучке пострадавшей старухи, Светлане, которая в этот момент заходила в подъезд.
Тяжелая металлическая дверь захлопнулась перед самым Дайнекиным носом.
– Вот так, – сказала она себе и поплелась обратно.
Пройдя пару метров, остановилась. У подъезда стоял золотистый «Бентли».
К счастью, под входную дверь опять подложили камень. Она успешно проникла в подъезд без ключей и подошла к лифту. Там стоял мрачный тип в черном пальто. Из-за его плеча выглянул добродушный старик.
– Пусти девочку в лифт, – не то приказал, не то попросил он.
Дайнека не стала ждать еще одного приглашения, зашла в кабину и встала рядом со стариком.
– Тебе на какой? – В его голосе звучала забота.
– На второй.
Он улыбнулся и, ничего не сказав, просто нажал сначала вторую кнопку, потом – третью.
– Вы на третий? – спросила Дайнека.
– Там снимают кино. Слышала?
– Вы – артист? – поинтересовалась она.
– Еще какой! – хохотнул старичок.
Дверцы лифта открылись, и Дайнека вышла. Дома схватила телефон и позвонила Сергею.
– Слушай, ты здесь?
Он прошептал:
– Некогда мне… Родионов сидит в кутузке, а на съемочной площадке – инвестор.
Теперь у нее не было никаких сомнений: инвестор, старик в лифте и Ефременко – один и тот же человек.
Глава 35 Флешбэк № 7
Село Муртук
январь 1944 года
Ровно месяц проработала Манечка на дороге. Освоилась, притерпелась. За день выхаживала пять-шесть концов. Рубила ледяные бугры, как велели. Возчики говорили, что ее километр самый ровный. Теперь она знала всех, но лучше других – безрукого Проню. Он, когда мимо нее проезжал, всегда останавливался. Заговаривал, рассказывал про себя: вернулся, дескать, с войны без руки, нанялся в леспромхоз.
Манечка больше слушала. О себе ничего не рассказывала, только раз и спросила, глядя на его обветренное лицо:
– Сколько ж тебе лет, дядька?
– Двадцать шесть, – ответил Проня.
– Выходит, ты всего-то на семь лет старше меня? – Манечка растерялась. Она-то думала, что он как ее батька.
В декабре ее перевели на делянку рубить сучки. Работа такая: брать по одной хлыстине и рубить ветки с лапками. У макушки, где тонкий сучок, – легче. К середке – потяжелей. Как обтешешь залыску[19], ее раскорчуют. Потом все вместе грузят бревна на сани. Снег глубокий, а бревно нужно поднять. Провалишься в сугроб по грудь и ничего сделать не можешь.
Возчик Проня, хоть и с одной рукой, всегда помогал бабам. Когда и прикрикнет, а глаза добрые-добрые и синие-синие. И морщинки вокруг глаз светлые, будто незагорелые.
В первый же день Манечка промахнулась и топором тюкнула себе по ноге. Прорубила через батькины кальсоны до самой кости. К утру нога загноилась, до делянки Маня еле доковыляла. Мучилась несколько дней, а когда терпеть сил не осталось, пошла в медпункт к фельдшеру. Фельдшер – немец, переселенец с Поволжья, ногу лечить не стал, сказал – сама заживет.
Возчик Проня, когда узнал, пошел и дал ему по башке. Тот сразу принес мазь, и все зажило.
Теперь Манечка часто уезжала домой на санях. С Проней всегда хорошо. С другими возчиками – если прицепится. Вальщицы и рубщики цеплялись за бревна, потому что в село сани отправляли только гружеными.
Бывало, и падали. На ее глазах шестнадцатилетний мальчишка, переселенец с Украины, под сани свалился на всем ходу. Когда его тело привезли к бараку, мать рвала на себе волосы, кричала, звала сына по имени: «Михальцуне!» – верила, что он еще жив, одеялом укрывала, встать уговаривала.
Бабы вокруг нее обревелись. Да что ж делать, его уж не вернуть.
Рожать Манька стала в лесу, когда рубила сучки. Отбросила топор, схватилась за живот и упала на мягкие лапки[20]. Крикнула:
– Бабы, рожаю!
Там же, на делянке, у нее отошли воды. Из лесу понабежали вальщицы, схватили ее под руки и потащили к саням. Сбросили бревна. Проня кинул в сани свой тулуп, сам остался в тонкой фуфаечке. Маньку уложили поверх тулупа.
Проня гнал лошадь до самой теткиной хаты. Пока ехали, нет-нет обернется да скажет:
– Манечка, почему не кричишь? Кричи, легче будет!
Как привез в теткин двор, взял одной рукой и потащил ее в дом. Тетка велела положить Маньку на кровать, кинулась греть воду и рвать тряпки. Проня поехал за повитухой. Та, когда приехала, ребенок уже вышел, только пупик отрезала. Помыла его, к Манечке на кровать подложила.
– Мальчонка слабенький, недоношенный.
А Манечка про себя так решила: если – сынок, колбинская старуха ее не обманула. А значит, и выживет, и вырастет, и большим начальником станет. Она приложила сына к груди, тот присосался и посмотрел на нее будто бы взрослый.
Глава 36 Одержимая
Человек в «Бентли» оказался инвестором сериала. У Дайнеки на глазах рушилась уже выстроенная добротная схема. Все ее домыслы и подозрения рассыпались в прах. Непонятно, куда идти дальше и что теперь делать. Она чувствовала себя неуместной, смешной и глупой девчонкой, сунувшей нос туда, куда ее не просили.
Говорила ей гадалка, предупреждала: не нужно, не лезь, потом пожалеешь. Хоть и не случилось с ней ничего плохого, беда прошла совсем рядом, как и пообещала гадалка, – над ее головой.
Рассуждая, Дайнека попыталась нащупать почву, хоть какой-нибудь островок, точку опоры, от которой логика поведет ее в правильном направлении.
Мысли снова возвращались к Ефременко. Все-таки он побывал в квартире Тихонова за день до официального начала съемок. Это он крикнул слова: «Светлый путь». Его люди бродили по квартире, и она, Дайнека, хорошо это слышала.
Убеждая себя в этом, она все равно возвращалась к тому, что ничегошеньки у нее не складывается, и никого ни в чем нельзя обвинить. Кроме Родионова.
Возникшая пустота, практически вакуум, вокруг нее стала невыносимой.
В этот критический для нее момент раздался звонок, и она подняла трубку.
– Здравствуйте, сейчас с вами будут говорить…
– Кто? – спросила она.
Женский голос будто бы удивился:
– Виктор Николаевич Музычко, главный редактор «Литературных ведомостей». Соединяю…
– Алло… алло… – Дайнека говорила в пустоту.
Наконец раздался голос Музычко.
– Здравствуйте, Людмила, у меня всего несколько минут, и вы…
Она его прервала:
– Откуда вы знаете мой телефон, я вам его не давала.
– Не задавайте глупых вопросов, – рассердился Музычко. – Вы мне звонили. В каждой серьезной организации служба безопасности может установить номер абонента.
– А она у вас есть? – спросила Дайнека.
– Послушайте… – Виктор Николаевич прервался, по-видимому, пытаясь совладать со своим раздражением. – Вам рассказать о нашей структуре или вы позволите мне сделать то, для чего я позвонил?
– Простите. – Она притихла.
– Так-то лучше, – сказал он и продолжил: – Я позвонил для того, чтобы сообщить одну информацию. Мы поговорили, и я потом вспомнил. Это к вопросу о моей абсолютной памяти на имена и названия.
– Что очень редко встречается, – влезла Дайнека.
– Не подхалимничайте, вам это не идет. У меня сложилось впечатление, что вы умница.
Дайнеке стало стыдно за то, что она не оправдала его надежд. Музычко не ждал оправданий. Он продолжил:
– Вот что я вспомнил: деревня, в которой началось действие романа, как вы помните, Чистовитое. А колхоз назывался иначе, в традициях того времени.
– Как?
– «Светлый путь».
– Как? – переспросила она, и у нее вдруг пересохло во рту.
– Да что вы, в самом деле? Не расслышали? Колхоз «Светлый путь».
– Спасибо.
– Не за что, – сказал Музычко и добавил: – Всего вам хорошего.
Дайнека прошлась по комнате и сказала:
– Вот это да!
Когда очень-преочень нужно, обязательно происходит что-то хорошее.
* * *– Чего ты звонила? – спросил Сергей, когда забежал к ней после работы.
– Сегодня сюда снова приехал тот в «Бентли». Он поднялся на третий этаж.
– Инвестор сериала. Большой человек.
– Ты сказал, что не знаешь его.
– Так я и не знал.
Дайнека прислонилась к дверному косяку и пристально посмотрела ему в глаза.
– Не понимаю…
– Он приехал на съемочную площадку впервые. До сих пор с ним контактировал только Родионов. Теперь его нет, остаюсь только я. Сама подумай, зачем мне врать, – зачастил Сергей.
– Помнишь, я говорила тебе: за день до того, как съемочная группа попала в квартиру Тихонова, здесь побывал Ефременко?
– Кто это? – не понял Сергей.
– Вашего инвестора зовут Семен Михайлович Ефременко.
– И что?
– И что?
– Он очень громко произнес два слова.
– Ах да! – Сергей хлопнул себя по лбу. – Что-то там про дорогу.
– Не про дорогу, – проворчала Дайнека, – про путь. Светлый путь.
– Ну и что? Теперь-то мы знаем, как он туда попал.
– Как? – оторопела Дайнека.
– Только что охранник возвратил ключ от квартиры.
– Откуда он у него?
– Помнишь, Родионов сказал, что с запасного ключа снял дубликаты? – Сергей объяснил: – Инвестор хотел посмотреть, где будут снимать. Родионов не смог ему отказать и передал ключ.
– И Ефременко не побоялся теперь его возвращать? – Она пожала плечами. – Его могли обвинить в убийстве.
– Вакантное место занято. За это уже сидит Родионов. – Сергей нетерпеливо напомнил: – Так что там про светлый путь?
– Так назывался колхоз, где работала главная героиня романа Тихонова.
– К какому месту это пришить?
– К заднице, – огрызнулась Дайнека. – В романе Тихонова ни разу не упоминается это название. В его версии колхоз назывался «Рассвет».
– Ну, это можно просто объяснить. В романах часто меняют реальные имена и названия.
– Только не в этом случае. Тихонов по незнанию сохранил настоящие имена героев и названия мест. Изменил только название колхоза. – Дайнека настойчиво требовала Сережиного участия. – Понимаешь? «Светлый путь» он изменил на «Рассвет».
– Какая тебе разница?
– Мне – никакой. Просто он изменил то, что хотел скрыть.
– Зачем? – Сергей не понимал, чего она от него добивается. – Говоришь какую-то хрень и хочешь, чтобы я тебя понял.
– Он изменил название колхоза потому, что так назывался оригинал. Я уверена, что настоящий автор Леонид Левченко назвал свой роман «Светлый путь».
– Идиотское название. К тому же это не факт. Ты окончательно свихнулась на этой теме. Еще немного, и я начну обходить тебя стороной.
Дайнека кивнула.
– Обходи. Можешь даже не здороваться. Только узнай для меня одну вещь.
Сергей развернулся, открыл дверь и уже вышел на лестничную площадку. По ходу бросил:
– Ты – одержимая. Лечиться тебе нужно.
– Сережа, – тихо сказала она, – когда ты ворвался ко мне под утро, я не сказала тебе, что ты одержимый, а пошла вместе с тобой в эту проклятую квартиру. Не кажется ли тебе, что ты сам притащил ко мне эту проблему? И я же после этого виновата?
Он остановился, потом медленно обернулся:
– Говори, что тебе нужно.
– Адрес кинодокументалиста Левченко Леонида Ефремовича. Он умер, но может быть, там живут его родственники. Данные Левченко есть в Интернете. Ты – киношник. У тебя есть знакомые.
– Попробую. Потом пообещай отвязаться от меня.
– Отвяжусь, – пообещала Дайнека.
Глава 37 Не верь никому
Когда в комнате включен телевизор, кажется, что весь мир с тобой заодно и тебе не о чем беспокоиться. Стоит его выключить – страхи и неудовлетворенность собой принимают гипертрофированные, извращенные формы.
Рефлексировать, сомневаться и грызть себя изнутри было ее привычным занятием. Единственный способ избежать внутренних разрушений – срочно уйти из дому и с кем-нибудь поговорить. Дайнека накинула кофточку, заперла квартиру и постучалась в соседнюю дверь.
Эльза Тимофеевна вышла в платье цвета перванш. Белый воротничок ришелье, седые волнистые волосы, собранные в аристократический благородный пучок. Взглянув на нее, Дайнека почувствовала: вот человек, который и подумает вместо нее, и посоветует.
Они прошли в кухню. На столе кипел самовар. Дайнека никогда не видела, чтобы он был холодным. В любое время, когда бы она ни зашла, в этом доме был кипяток.
– Как ты себя чувствуешь? – Эльза Тимофеевна мимоходом тронула рукой ее лоб.
– Простуда прошла.
– Вид у тебя нездоровый.
– Просто не выспалась. – Дайнека сменила тему: – Нина скоро придет?
– Жду. Ты ее знаешь. Она может, не предупредив, пойти ночевать к матери.
Эльза Тимофеевна выставила на стол две старинные чашки.
В прихожей хлопнула дверь и голос Нины спросил:
– Бабуль, ты где?
– Здесь я, на кухне. У нас Людочка.
– Это хорошо, – Нина вошла на кухню и обняла Дайнеку.
– Что-то ты поздно, – заметила Эльза Тимофеевна.
– Полтора часа во дворе мерзла.
– Зачем? – удивилась старуха и выставила еще одну чашку.
– Говорили со Светкой из шестого подъезда. Теперь она боится оставаться одна дома.
– Уехала бы на время, – предложила Дайнека.
– Некуда.
Дайнека замолчала, а Нина сказала:
– Боится она кого-то. Я ей говорю: глупости. Смени замки, и дело с концом.
– Ты думаешь, ей ничего не грозит? – Из опасения поспорить с подругой, Дайнека рассеянно отвернулась.
– И ты туда же…
– Ее бабке тоже ничего не грозило. – Дайнека посмотрела Нине в глаза. – Пока на нее не напали.
– Ты что?.. – опешила та.
– Об этом мы уже говорили.
Эльза Тимофеевна вспомнила:
– Я еще сказала, что любопытство – опасная вещь.
– Она не из любопытных, – заметила Нина.
Дайнека молча смотрела в чашку.
– Ты что? – опять спросила Нина, тронув ее за руку.
– Мне нужно с ней встретиться.
– Со Светкой?
– Да.
– Для чего?
– Узнаешь, когда встретимся.
Помотав головой, Нина заявила:
– Ты не представляешь, в каком она состоянии. Давай лучше завтра.
– Потом может быть поздно, – жестко сказала Дайнека.
– Неужели ты действительно думаешь…
– Нина, позвони ей сейчас.
Та взглянула на часы и сообщила:
– Уже поздно. К тому же мы только что расстались. – Она потянулась за телефоном.
– Скажи, чтобы Света пришла сюда… Или нет, лучше ко мне. – Дайнека покосилась на Эльзу Тимофеевну.
Старуха невозмутимо, с прямой спиной, сидела за столом и держала в руках изящную чашку.
– Света… Я тут подумала… Можешь сейчас прийти? – Нина перевела взгляд на Дайнеку и снова заговорила в трубку: – Нет, не ко мне, в соседнюю квартиру к моей подруге. Ага… Ждем.
Дайнека поднялась.
– А как же чай? – спросила старуха.
– Спасибо, Эльза Тимофеевна. Можно я попозже зайду?
– Приходи, Людочка. Ты нам как родная…
Они перешли к Дайнеке домой. Минут через пять туда явилась Светлана.
– Что случилось?
– Вы знакомы? – спросила Нина, указав на Дайнеку.
– Видела ее много раз, – улыбнулась Света.
– А я сегодня бежала за тобой по двору. Дверь подъезда так быстро захлопнулась, что чуть не оттяпала мне нос, – посетовала Дайнека.
– Что ж ты мне не крикнула?
– В спешке не догадалась.
– Хотела поговорить?
Дайнека задержала дыхание, решаясь сказать самое главное.
– Твоя бабушка ничего тебе не рассказывала?
Светлана потупилась, и всем стало ясно – она что-то скрывает.
– Я имею в виду что-нибудь необычное, – Дайнека понизила голос и тихо добавила: – Или страшное.
Девушка вскинула глаза и резко спросила:
– Для чего тебе это?
– Если ты что-то знаешь… Или даже не знаешь, но кто-то другой считает, что бабушка тебе рассказала…
– Думаешь, я в опасности? – спросила Света.
– Зачем так пугать? – вмешалась Нина. – У нее и так…
– Подожди, – остановила ее Светлана. – Пусть говорит.
– Я все сказала. – Дайнека пожала плечами. – И хочу предложить поехать на дачу.
– У меня ее нет.
– На дачу, где живет мой отец. Там безопасно.
– Это удобно? – недоверчиво спросила Светлана.
– Удобно. – Дайнека взяла мобильник и позвонила отцу. – Пап, ты где? – Убедившись, что он в городе, попросила: – Можешь заехать домой? Одному человеку нужно пожить у нас на даче. – На его вопрос, кто этот человек, пояснила: – Моя подруга. Поживет в моей комнате, потом я приеду.
Конечно же, отец не поверил, но согласился приехать.
Светлана пошла домой собрать кое-какие вещи. Дайнека отправилась с ней, встала у балконной двери, где пустовало инвалидное кресло, и стала смотреть на темные окна тихоновской квартиры. Светлана подошла и, глядя на те же окна, мрачно сказала:
– Вчера приходили из полиции. Спрашивали: не говорила ли бабушка про убийство?
– И что? – Дайнека смотрела перед собой.
– Я сказала, что об этом не знаю.
– А на самом деле? Она сказала тебе, что видела той ночью, когда убили артистку?
– Да… Она видела, как в квартиру вошли три человека. Все трое – мужчины.
– Так…
– В гостиной горел свет, и в окно просматривалась прихожая. Один из них прошел к окну и задернул шторы. В остальных окнах было темно.
– Во сколько это было?
– Не знаю.
– Она запомнила тех мужчин?
– Сказала, что они одинаковые.
– То есть? – удивилась Дайнека.
– Так и сказала: черные, одинаковые.
– Негры? – предположила Дайнека.
– Не знаю. – Светлана жалобно попросила: – Пообещай, что никому не расскажешь.
– Обещаю.
– Даже следователю.
– Почему?
– Я теперь никому не верю. После того, как бабулю чуть не убили – никому.
– Правильно делаешь. – Дайнека заметила, что во двор въехала машина отца. – Идем. – Подхватив одну сумку и пройдя пару шагов в сторону двери, спросила: – Когда она смотрела в окно, ее заметили?