– Сказала, что нет. Но я думаю, заметили. Иначе бы ее не пытались убить.
– Не в этом дело, – Дайнека вышла на лестничную клетку и обернулась. – Спустя пару дней она позвонила в полицию. Думаю, об этом кто-то узнал. Так что ты правильно делаешь. Не верь никому.
Глава 38 Флешбэк № 8
Село Муртук
май 1945 – декабрь 1946
По радио говорил Левитан. Объявил, что война закончилась. Люди сбежались к конторе, плакали и смеялись. Мальчишки на конях поскакали кто в лес на делянки, кто к реке, где уже начали сплавлять лес. Леспромхозовское начальство разрешило всем оставить работу, прийти на митинг к конторе, потом разойтись по домам. Долгожданная победа пришла в Муртук.
Манечка работала в лесу на квартале, теперь – десятницей: замеряла бревна и выбивала на них метки. Должность ответственная, поэтому трудилась она с большим прилежанием.
За Митенькой, за сынком, смотрели теткины дочки. Прошлой зимой им повезло. Соседский дед украл с тока мешок зерна, и, когда ночью вез на санках мимо их дома, встретил коня, на котором сидело двое конторских. Со страху дед перекинул мешок через забор к ним в огород. Под утро Мария Саввична увидела мешок, втащила в хату и спрятала в подпол. Сколько ни ходил дед, сколько ни клянчил, зерно ему не вернула. Детей теперь было трое, и всех нужно кормить.
Возьмет тетка ступу, насыплет зерна, пестиком тук-тук-тук, да сварит пшеничную кашу. Распухнет каша в печи – тот же хлеб. Так до лета и дотянули.
Летом стали ходить за ягодой в лес. Вдоль ручья – сплошь смородиновые кусты. Встанет Манечка в ручей, вода холодная, ключевая. Сморода над этой водой висит, да так много. Стоит, пока не наберет полным ведро. Ноги застынут так, что совсем их не чует. Тетка пугала:
– Смотри, застудишься, не родишь!
Манечка отвечала:
– А мне и не надо. У меня Митенька есть.
Скажет – и к жимолости. Жимолость высокая. Где-то кланяться надо, а здесь стой да рви.
Принесут они ягоду, потолкут, а дети галдят, ждут не дождутся. Митенька по столу ручкой стучит – давай скорей есть. Хлеб в ту пору еще давали по карточкам, взрослым по шестьсот, ребятам по четыреста граммов. В магазине – шаром покати, только спички, соль да махорка.
После войны в леспромхозе, слава богу, стали платить деньги.
В августе сорок шестого вернулся с войны теткин муж Николай и сразу устроился работать на трактор. Ездил по лесу, собирал в кучу хлыстины.
С войны, не в пример тем, кто привез по две телеги добра, он пришел с красным шелковым одеялом. Оно было толстым, глубокая стежка делила его на пухлые квадраты, похожие на подушки.
Теперь в лесу работали до шести, в семь были дома. На ужин Мария Саввична готовила затируху. Насыплет горочку из муки, воды в середку нальет и трет муку между ладошками. Трет, крутит, а из-под руки на стол падают длинные катушки. Скинет их в воду да чугун в печку поставит. У детей слюнки текут. Знают, затируха – редкая вкусность.
В тот же год Манечка пошла в район за паспортом. Мария Саввична проводила ее до реки. Она перешла реку вброд, оглянулась, тетка помахала рукой. Двадцать километров до Шало брела одна по незнакомому лесу. Мог ее и медведь порвать, и рысь – кровь высосать. Зато обратно в Муртук вернулась уже с паспортом.
В ту пору в село приехали ссыльные литовцы, бандеровцы, даже греки. Бараков понастроили, дранкой покрыли. В бараке – по четыре подъезда. В каждом подъезде – сени, из них на две стороны комнаты. Такую комнату выделили Манечке и Митеньке. Мария Саввична говорила:
– Оставайся, еще поживи.
А Манечка все равно переехала, хотела жить своим домом. В соседней комнате жили бандеровцы: мужик с бабой. Дочку ихнюю звали Надику. Она и смотрела за Митенькой.
После работы к ним часто захаживал Проня. Сядет в угол на табуретку, там и сидит. Зимой, когда в село стали возить кино, звал ее в клуб. Уложит Манечка сына, наденет фуфайку, старый платок, отцовские валенки и по пятидесятиградусному морозу с Проней – в кино.
В тот вечер в клуб привезли фильм «Серенада солнечной долины». Народу набилось много, крутили только один раз. Многие пришли с табуретками. Проня согнал пацанов и посадил Манечку на лавке в первом ряду. Сам устроился рядом.
На стене висела белая тряпка – вот и весь экран. Лампочку выкрутили, свет погас, механик запустил движок. На экране возник неведомый мир. В ярком свете ожили красивые смелые люди. Манечка распахнула глаза. Ей до смерти захотелось быть среди таких, как они.
В темноте Проня взял ее руку. Она сидела не шевелясь. Вдруг вспыхнул свет, кончилась пленка, и лампа проектора безжалостно обнажила то, что скрывала от глаз темнота. Проня отдернул руку. Манька опустила глаза, потом снова подняла и увидела в дверях незнакомого человека, который в упор смотрел на нее. Механик поставил новую часть, запустил пленку, и в клубе снова стало темно.
Перед Новым годом на собрании лучших работников муртукского леспромхоза награждали подарками. Когда вызвали Маньку, из президиума встал большой начальник из центра, отодвинул директора и сам вручил ей темно-синий отрез бостона[21]. Пожимая Манькину руку, пристально глядел ей в глаза. Она покраснела, потому что узнала в нем того, кто наблюдал за ней в клубе.
Глава 39 Зачем это нужно
Сергей пришел к Дайнеке в шесть часов вечера. Она ждала его весь день, боялась, что не придет, но виду не подала.
– Я не узнал адрес, – сказал Сергей и, помолчав, добавил: – Зато нашел его сына.
У Дайнеки дрогнуло сердце. Она улыбнулась.
– Спасибо тебе!
– Он учился вместе с нашим оператором во ВГИКе.
– С тем, что моложе?
– С тем, кому сорок пять. Его зовут Константин. Сына Левченко – Тимофей. Так что, если хочешь, можешь с ним поговорить.
– С Тимофеем?
– С Костей. Он расскажет, как найти Левченко.
– Чаю попьешь? – предложила Дайнека.
Сергей немного поколебался, но, когда она сказала про колбасу, за которой сбегала с утра в магазин, посмотрел в сторону кухни и согласился.
Дайнека быстро включила чайник и нарезала бутерброды. Глядя, как он ест, осторожно спросила:
– Сережа… Не мог бы ты сам с ним поговорить?
– С кем?
– С оператором вашим.
– С Константином? – Сергей откусил слишком большой кусок, видимо, хотел скорей отвязаться. Когда прожевал, спросил: – Для чего мне с ним говорить?
– Было бы хорошо, если бы мы вместе с ним пошли к сыну Левченко. Ты только представь, ну, приду я… Ну, скажу… Да он меня просто выгонит. А если с другом его, с Константином, это ж другое дело. Во-первых, они давно не виделись, во-вторых, есть о чем вспомнить. Поговорят, то да се… И заметь, я сижу рядом. И вроде бы как своя. Тогда и мне легче спросить будет.
Глядя на нее, Сергей улыбнулся.
– Да ты, я вижу, стратег.
– Спасибо тебе!
– За что?
– За то, что согласился поговорить.
– А я согласился? – Он был удивлен, но не слишком.
– Согласился-согласился, – рассмеялась Дайнека.
– Хитрая ты девчонка, – сказал он, допил чай, встал и направился к двери. – Ладно, поговорю.
Остаток дня прошел в томительном ожидании. Дайнека ходила по комнатам, прислушивалась, смотрела на потолок. Где-то там был человек, от которого теперь зависело все самое главное и важное для нее.
В девять часов вечера ей позвонил Сергей.
– Ну? – спросила она. – Согласился?
Дайнека даже зажмурилась, ожидая услышать что-то вроде «нет» или «ему некогда». Однако Сергей сказал:
– Быстро одевайся, ждем тебя у подъезда.
Оделась она мгновенно и уже через минуту выскочила во двор. У подъезда стоял Сергей и пятидесятилетний мужчина.
– Знакомься – Константин. Это – Дайнека. Ну, я пошел?
Она почувствовала такой дискомфорт, как будто ее оставили одну в темной комнате.
– Ты с нами не едешь? – спросила она.
– С какой стати? – удивился Сергей.
Константин похлопал его по плечу.
– За компанию. По дороге купим бутылочку… Ну, а на обратном пути машину ты поведешь.
Сергей окончательно скис.
– Вот я попал.
До Мосфильмовской доехали на машине оператора Константина. По дороге он выскочил в магазин и вернулся с пакетом, в котором гремели бутылки.
В дверь квартиры звонил Константин, Дайнека и Сергей стояли за ним, опустив головы, словно опасаясь, что их заметят и тут же выставят вон.
– Здравствуй, Тимка! – крикнул Константин, когда дверь отворилась. – Сто лет тебя не видел, сукин ты сын!
Он бросился обнимать худого длинного человека с жидкими волосами.
– Здравствуй, Костя, – ответил тот и, обнимая, похлопал его по спине. Потом отступил: – Пожалуйста, проходите.
– Это мои друзья: Дайнека… Сергей. – Константин протянул пакет. – Давай, организуй все по-быстрому.
Левченко прошел в комнату, потом оттуда выглянул и сказал:
– Идите сюда.
Они устроились в полупустой гостиной за журнальным столом. Сели на продавленный низкий диван. Коленки Дайнеки торчали у самого ее носа.
Левченко прошел в комнату, потом оттуда выглянул и сказал:
– Идите сюда.
Они устроились в полупустой гостиной за журнальным столом. Сели на продавленный низкий диван. Коленки Дайнеки торчали у самого ее носа.
Тимофей принес тарелку с солеными огурцами.
– У меня ничего больше нет. – Он прошел к телевизору, включил его, бросил пульт на диван.
– Пойдет, – Константин открутил колпачок и разлил коньяк по стаканам. Один пустой отодвинул и кивнул на Сергея. – Он не будет, за рулем.
Дайнека взяла стакан, решив не отказываться, а просто не пить.
Мужчины выпили, закусили, после чего Тимофей сообщил:
– С женой развелся. Как видишь, теперь я один.
– Дело житейское, – сказал Константин. – Ну, по второй?
Они выпили по второй. Дайнеку это несколько напрягло. И когда Константин стал разливать по третьей, она забрала у него бутылку.
– В чем дело? – спросил он.
Дайнека выразительно посмотрела и четко произнесла:
– Потому что нужно поговорить.
– Ты говори, а мы с Тимкой выпьем.
Она решила, что разговор и в самом деле не стоит откладывать.
– Тимофей…
– Вы от моей жены? – испуганно спросил он.
– Нет. Я с ней не знакома. Речь пойдет о вашем отце.
Тимофей вздохнул с облегчением.
– С чего это вдруг? Он давно умер.
– Знаю. В Интернете смотрела.
– Тогда чем вызван ваш интерес?
– Меня интересует история с плагиатом романа.
Он усмехнулся.
– Не думал, что она еще кого-то интересует.
– Интересует, – подтвердила Дайнека и быстро спросила: – Его написал ваш отец?
– Не знаю. Мне он не говорил. Вообще предпочитал не распространяться на эту тему.
– Выпьем? – спросил Константин, однако Левченко покачал головой, и он налил только себе. Опрокинул коньяк в рот, закусил и скучающим взглядом уставился в экран телевизора, сделал звук чуть громче. Посмотрел, потом сообщил: – Березин идет в президенты. Да здравствует партия «Демплатформа»! – выкрикнул он и выключил телевизор.
Дайнека снова спросила у Левченко:
– А ваша мама ничего не рассказывала?
– Они с отцом поженились через несколько лет после того, как вышел роман Тихонова. Когда я родился, отцу было тридцать пять.
– Что вообще вы знаете о нем?
– Родился он в деревне Чистовитое. Уехал оттуда, учился в институте, работал в областной газете. Потом перебрался в Москву, жил у родственников.
– В доме у Тихонова?
– В доме его родителей. Сам Тихонов тогда еще в Литинституте учился и, говорят, был фарцовщиком.
– Выпьем? – снова предложил Константин и, не дожидаясь, налил только себе.
Тимофей продолжил:
– Конечно, когда я услышал об этой истории, – и он заметил: – Не от отца, я попытался хоть что-нибудь узнать. Интересно же…
– И что? – спросила Дайнека.
– Понял лишь то, что у отца были большие амбиции. Возможно, небезосновательные. Потом он переехал от родственников в какое-то общежитие и вскоре купил кооперативную квартиру, а Тихонов опубликовал свой роман. Повторяю, папа никогда не говорил, что это он его написал.
– Кем приходился вашему отцу Василий Иванович?
– Кажется, двоюродный брат. Родители Тихонова уехали из деревни давно.
– Расскажите о семье вашего папы. О тех, кто жил в Чистовитом.
– Его отец умер еще до войны. Мать осталась одна с четырьмя детьми на руках. Старшая – Мария, в сорок первом ей было шестнадцать. Потом – мой отец и еще двое младших. Их уже нет в живых. О старшей сестре он мало рассказывал. Знаю, что она вышла замуж, родила пацана. Куда делась потом, я не слышал. На моей памяти отец не поддерживал с ней отношений.
– Вы сказали, ее звали Марией… – Дайнека заговорила с какой-то особенной, вкрадчивой интонацией.
Тимофей усмехнулся.
– Понимаю, о чем вы. Я тоже читал роман. Не сложно предположить, что главная героиня – его сестра. Однако, если вы обратили внимание, в тексте нигде не упоминается фамилия Маньки. Приходится только догадываться. К тому же это не документальная хроника. Описанные события могут быть вымышленными.
– Вы верите в то, что Тихонов мог написать роман со слов вашего отца или по его наброскам?
– Почему нет? Вполне допускаю. Ведь отец никогда не отрицал такую возможность. Как и не утверждал, что это он сам написал тот роман.
– Да… – протянула Дайнека и в первый раз за весь вечер посмотрела на Сергея, намекая, что пора уходить.
Тот кивнул на Константина, уснувшего на диване.
– В тюлечку… Как мы его повезем?
Левченко взял подушку и сунул ее под голову друга.
– Пусть остается. Жене его я сам позвоню.
Дайнека и Сергей уже спускались по лестнице, когда, перевесившись через перила, Тимофей их окликнул:
– Забыл спросить… Зачем это вам нужно?
Дайнека помолчала. Потом, сказала:
– Сама не знаю.
Глава 40 На даче
Сергею ничего не стоило завезти Дайнеку домой. Ему надо было пересесть в свою машину, а Костину оставить во дворе ее дома.
Тем не менее она поблагодарила его. А заодно предложила:
– Отвези меня на дачу к отцу.
Сергея умилила ее непосредственность.
– Ты знаешь, сколько сейчас времени?
Она достала телефон, посмотрела.
– Полпервого ночи.
– И ты предлагаешь мне везти тебя за город?
– Ну, нет так нет. – Дайнека подняла глаза и посмотрела на темные окна своей квартиры. Ее никто там не ждал. Никто даже не отругает за то, что поздно вернулась.
Перехватив ее взгляд, Сергей вдруг спросил:
– Где твоя дача?
Дайнека объяснила, еще не понимая, к чему идет дело.
– Тебе повезло, – сказал он. – Я живу в Лесном городке.
– Так это же через дорогу от нас! – обрадовалась Дайнека и, не дожидаясь приглашения, уселась в его машину.
На дачу они приехали в половине второго. Сергей подождал, пока она откроет ворота и помашет рукой, потом развернул машину и уехал домой.
Дайнека пошла по дорожке. Судя по темноте на участке, отца дома не было. Во время его отъездов Серафима Петровна отключала наружное освещение. Она не успела открыть дверь, как та сама распахнулась перед ее носом. На пороге стояла Серафима Петровна.
– Людмила?..
Дайнека сразу предупредила:
– Всего на одну ночь.
– Чего ж так поздно, все уже спят. – Серафима Петровна впустила ее, выглянула, осмотрелась, потом захлопнула дверь и замкнула на все замки. – Есть оладушки с медом, можно суп разогреть…
– Спасибо, Серафима Петровна. Есть я не хочу.
Та смерила ее взглядом.
– Похудела-то как.
– Я всегда такая была. – Дайнека сняла куртку и пошла на второй этаж.
– Постелешь в кабинете отца, он в командировке. Подружку свою не буди, дай девчонке поспать! – Серафима Петровна зашаркала в свою комнату. – Шабалда…
Дайнека не обиделась. Иллюзий насчет родственниц у нее не было: они не любили ее. Однако сегодня Настя и ее мама казались ей меньшим из зол, потому что она не хотела оставаться одна.
Запасной комплект постельного белья всегда лежал в шкафу кабинета на тот случай, если отец допоздна работает. Застилая диван, Дайнека решила, что здесь она будет ближе к папе и будет думать о нем до тех пор, пока не уснет.
Сон не шел, а мысли приходили одна за другой. Вспомнилось, когда папа узнал имя человека из «Бентли», он тут же взял отпуск, чтобы побыть с ней, но в первую же ночь уехал к Насте. Теперь и вовсе оставил ее одну. Дайнеку поражало то, как охотно он верил во все ее отговорки. Ни о чем больше не спрашивал, ни в чем ее не подозревал. Похоже, отец потерял к ней всякий интерес. И это было очень обидно.
И все же он был ее папой, и она его очень любила. На этой мысли Дайнека заснула. И когда сквозь сон услышала голос отца, не поверила, ведь, по словам Серафимы Петровны, тот уехал в командировку.
Утром проснулась оттого, что скрипнула дверь. В кабинете появился отец, взял кресло, придвинул к дивану и сел рядом с ней. Дайнека открыла глаза. Он, улыбаясь, смотрел на нее.
– Прости. Будить тебя не хотел.
– Я уже не спала, – сказала она.
– Ты так говоришь, чтобы успокоить меня? – Он тронул ее волосы. – Обманщица.
Дайнека была согласна на все, только бы он сидел рядом, гладил ее по голове, смотрел в глаза и улыбался. Несколько минут около него полностью оправдали ее приезд сюда и нежелательную встречу с постылыми родственницами.
– Я рад, что ты, наконец, приехала. Твоей подруге здесь тоже хорошо.
Она притихла, ожидая расспросов. Однако отец просто смотрел на нее и улыбался.
– Ты не возражаешь, если Света здесь еще поживет? – Этот вопрос был маленькой провокацией, проверкой, насколько он далек от ее проблем.
Он только сказал:
– Пусть поживет.
И больше ничего. Ни вопросов, ни малейшего беспокойства.
– Ты даже не спросишь зачем? – не выдержала Дайнека.
– Разве это мое дело?
– Раньше бы ты спросил, – произнесла она с сожалением.
– Ты уже взрослая. Слава богу, это я понял.
Дайнека никак не могла успокоиться.