Она проводила Крюкова за дверь и на площадке встретила соседку с первого этажа.
– Слышали новость? – спросила Вера Ивановна и сама все рассказала: – Киношники съезжают. Сколько жертв я возложила на этот алтарь! – Она смерила Дайнеку недружелюбным взглядом. – И если бы некоторые не отказывались подписывать документы…
– Знаете что? – Дайнека не пыталась себя сдержать. Слишком долго хотелось сказать эти слова. – Вы – сплетница, интриганка и скандалистка.
В этот момент открылась дверь соседней квартиры и к ним вышла Эльза Тимофеевна. Она вскинула голову, отчего высокомерно вздернулся ее сухонький подбородок.
Не ответив Дайнеке, Вера Ивановна ретировалась.
– Зайдешь? – спросила Эльза Тимофеевна. – Нина уже дома.
– Нет! – поспешно отказалась Дайнека.
Она еще не осмыслила неловкую ситуацию, когда застала отца врасплох у дверей их квартиры. Сказав, что торопится, и отправившись к выходу из подъезда, он вернулся и тайком зашел к ним. Неужели Нина его любовница?
Дайнека вернулась домой и пошла на кухню, чтобы вымыть посуду. В этот момент зазвонил телефон. Взглянув на дисплей, она улыбнулась.
– Слушаю, папа.
– Людмила, у тебя все в порядке?
– Только что был Крюков.
– Он ушел?
– Да.
– Значит, едем?
Она удивилась:
– Куда?
– В Большую Кисленку, к твоему старику.
– Едем!
– Тогда выходи.
– Ты уже здесь?
– Жду тебя в машине в нашем дворе.
– Бегу!
* * *К трем часам они проехали Тверь. Из Москвы выехали после обеда, поэтому отец гнал машину. Дайнека сидела рядом и не отвлекала его от дороги. Скорость, на которой шли, не допускала каких-либо разговоров.
Внезапно ей в голову пришла мысль: отец намеренно избегает общения, опасаясь нежелательных объяснений. Она искоса посмотрела на него и отметила в его лице признаки недовольства. Было заметно, что его что-то мучает.
Дайнека задалась вопросом: не та ли щекотливая ситуация у соседской двери была этому причиной? Что связывает Нину с ее отцом? Предположение о любовной интрижке была отринуто как противоестественное. Однако, поразмыслив, Дайнека решила, что Нина в роли отцовской жены ее бы устроила. Избавиться от Насти и Серафимы Петровны было ее непреходящим желанием.
И все же каким-то внутренним женским чутьем она понимала, что дело не в том и причина его переживаний намного серьезней.
По дороге тащились вереницы грузовиков. Они, как упрямые ослики, тянули свою поклажу. Вдоль трассы стояли безжизненные полузаброшенные деревни. Казалось, именно она, эта напряженная трасса, забирает из них жизнь и уносит ее в какое-то другое, благополучное место.
К четырем проехали Торжок, он остался невидимым слева по борту. Судя по навигатору до Большой Кисленки осталось четырнадцать километров.
К слову сказать, эта Кисленка, вопреки заявленному размеру, оказалась на удивление маленькой. Проезжая мимо белой таблички с надписью «Б. Кисленка», отец чуть притормозил. На въезде в деревню стояло несколько сгоревших домов. Потом два заколоченных с провалившимися крышами и косыми заборами. Вдоль дороги и во дворах все было завалено мусором: пакеты, пустые банки, бутылки. Здесь же стояли ржавые транзитные фуры. Дайнеку охватило страшное понимание того, что жить в таком антураже – жуткая жуть.
– Будто Мамай прошел. – Это была первая фраза, которую сказал ей отец за все время дороги.
По адресу, который был им нужен, стоял приличный жилой дом. Молодая женщина во дворе снимала с веревки мерзлое белье.
– Здравствуйте, – обратилась к ней Дайнека. – Прохор Федотыч в этом доме живет?
Та улыбнулась.
– В этом. А вы кто?
Дайнека не нашлась, что ответить. В разговор вмешался отец:
– Нам нужно с ним поговорить.
– Тогда проходите…
У входа в дом они тщательно вытерли ноги, хоть грязи на них не было, скорее из уважения к чистоте, которая царила внутри.
– Дед! – крикнула женщина и бросила пахнущее морозом белье на диван. – К тебе пришли, выходи!
В дверях комнаты появился крепкий старик. Пустой рукав фланелевой клетчатой рубашки был заправлен под брючный ремень.
– Прохор Фетотыч? – Дайнека смотрела на однорукого старика. Потом тихо спросила: – Прохор и Проня – это вы?
Глава 49 Живите долго
– Я даже не мечтала найти вас. И уж тем более с вами поговорить. – Дайнеку переполняло чувство восторга. – Я читала про то, как вы любили Манечку.
– В книжке? – Прохор Федотович посмотрел на нее сквозь очки. Взгляд у него был добрым-добрым, глаза – синие-синие. И морщинки вокруг глаз светлые, будто незагорелые. – Я тоже читал. Только давно. Все там – вранье.
– А где сейчас Манечка?
– Не знаю, – сказал он.
Вячеслав Алексеевич сидел чуть в стороне, предпочитая слушать и наблюдать. Дайнека беспомощно оглянулась, и он понял: ей нужна помощь.
– Эта женщина, героиня, описанная в романе «Земная правда», жива? – спросил он.
– Вряд ли, – ответил старик.
– Значит, она умерла?
– Это мне не известно.
– Если не ошибаюсь, вам девяносто шесть?
– Столько не живут? – спросил старик и, усмехнувшись, заметил: – А я – жив и пока на своих ногах.
К разговору подключилась Дайнека.
– Из романа можно понять, что вы поженились.
– Нет. Манечка ушла.
– Куда? – оторопела она.
– Не знаю. Собрала сына, вещи и ушла из села.
– И вы не знаете, что с ней стало?
– Никто не знает. Больше ее не видели.
Вячеслав Алексеевич и Дайнека переглянулись. Старик продолжил:
– Я ее искал. Потом понял: она ушла от меня, потому что я был ей не нужен.
– Как же так…
– Что? – Старик приложил руку к уху.
– Вы ее сильно любили? – повторила она чуть громче.
– Любил больше жизни. – Старик на мгновение задумался. – А когда узнал про ее жизнь, полюбил еще больше.
Дайнека спросила извиняющимся, виноватым тоном:
– Можете рассказать?
– Ее жизнь? Что же не рассказать… Дело-то прошлое… Жизнь прошла. Бояться мне некого.
– Вы ездили с ней в Чистовитое?
– Привез ее, высадил и уехал в Покосное.
Дайнека кивнула.
– Но ведь потом вы вернулись?
– Посмотреть, как она живет. Пошел вместе с ней к матери того парня, которого зарубили перед самой их свадьбой. Думал, сынок Манечкин от него. Кто ж знал, что оно так обернется… Пришли, а та на Манечку с топором. Кричит, дескать, я все знаю. Ты, говорит, виновата, из-за тебя Митька мой помер. Я еле ее отбил, а утром увез с сыном в Покосное. Оттуда отправил в Муртук. – Старик снял очки. – Задело это меня сильно. За живое задело. Манечку я знал… За что ж на нее с топором? Отправил их с сыном домой, а сам – обратно в деревню. Пришел к той старухе, что на Манечку кинулась, сел и говорю: ну, рассказывай, старая, все как на духу. Никуда не уйду, пока все не выложишь. Она меня прогонять…. Я – сижу. Соседей, говорит, позову… Я – сижу. Она ни в какую. Тогда я ей говорю: ты, старая, жизнь прожила, а Манину жизнь заедаешь. Пошто на девчонку кинулась?
– Рассказала? – не утерпела Дайнека.
Старик обхватил голову руками.
– Ой, что тут началось! В кино не увидать, в книжках не прочитать. Она заплакала и давай говорить… В тот день, в аккурат перед свадьбой, когда Митя, сынок этой старухи, в баню пошел, к ним во двор залезла Хохлиха. Ее в деревне ведьмой считали. Повадилась она лазать через забор, коров соседских доить. Залезла Хохлиха во двор, прокралась в сарай, а в бане Митя с кем-то ругается. Прислушалась у двери – там такой разговор… Митя кричит: «Ты пошто Маньку спортил! Баб тебе не хватат?»
– Ну? – Сидя на стуле, Дайнека наклонилась вперед.
– Тот ему отвечает: «Отпусти, не то плохо будет». Видно, не отпустил. Тюкнули его топором.
– Кто был тот второй?
– Хохлиха сказала, кто-то с Покосного. В тот день как раз из их конторы трое на конях приезжали.
– Так и не узнали, кто это сделал?
– Как не узнал… – Прохор Федотович прищурился. – Я потом к Хохлихе пошел. Она – в крик. С ней не стал церемониться, сразу в подпол загнал. Пока, говорю, не скажешь, не выпущу. Все ж таки – ведьма. Мало ли что…
– Это все россказни, неужели вы не понимаете, – усмехнулась Дайнека.
– Это вы теперь такие все умные. А мы тогда верили и боялись.
– Неужели наколдовала?
Старик махнул рукой.
– Где там… В подполе до ночи просидела. Как выпустил, все рассказала. Только начала не с того, как Митю убили, а все про Петрушу Кустова, мужа Манечки говорила. Он перед смертью пришел к ней, зерна полмешка принес, чтобы она наколдовала и Манечка в деревню вернулась.
– И что Хохлиха?
– Голову ему задурила, позарилась на зерно.
– Петруша поверил, что Манечка в деревню вернется?
– Хохлиха пообещала. Воск в воду лила, молитвы читала. Потом, чтобы задобрить его, сказала, что на обидчика Маниного, того, кто ее обрюхатил и Митю погубил, навела страшную порчу. Тут Петруша за горло ее схватил и пообещал, что удавит, если она не скажет ему, кто тот человек.
– Сказала?
– Сказала. Петруша вмиг ее отпустил, и как был в рубашке, штанах, босиком – выбежал из избы. Утром она его в колодце нашла.
– Сам туда прыгнул?
– Как сам… Хохлиха все видела, за ним побежала.
– Значит, его убили? Кто это сделал? Она рассказала?
– Как не сказать… В подпол-то лезть не хотела.
– Кто? – спросила Дайнека.
– Книжку читала, а не поняла? – прищурился Прохор Федотович.
– Да там все с ног на голову поставлено, разве поймешь? – возмутилась Дайнека.
В этот момент в разговор вступил Вячеслав Алексеевич. Он тихо спросил:
– Это сделал председатель Савицкий?
Старик внимательно на него посмотрел:
– Как догадался? Я ведь и сам было поверил, что кто-то из Покосного приезжал. Все в деревне так думали.
Дайнека возмутилась:
– Такого не может быть! – Она развернулась к отцу. – Ты же сам писал сочинение про его светлый образ…
– В романе все с ног на голову поставлено, что ж теперь удивляться, – напомнил ей отец.
– Я потом с многими говорил, – продолжил старик. – Он ведь, паршивец, что делал… К примеру, нужно какой бабенке коня, чтобы дров из лесу привезти. Она идет к нему с утра на конюшню. Он ей условие – ты мне дашь, и я тебе дам. Вся деревня об этом знала: как дал бабе коня, значит, та с председателем ночевала. К бабам домой сам приходил. Как у какой загулял, ей яйца, курей, сметану с фермы несут. Так гужевался… Что хотел, то и делал, пока мужики на войне воевали.
– Н-да… – проронил отец. – Женщин понять можно. Как их упрекнуть? В конечном счете речь шла о выживании детей. Не привезет из лесу дров – дети замерзнут. Зерна не привезет – с голода перемрут.
– И это понятно, – Прохор Федотович закивал. – Мужики на фронт уходили, что говорили? Детей береги! Вот и берегли как могли… А когда мужики с войны приходить стали, вот тут и началось. Детей понародилась целая куча, и все беленькие да крепкие – вылитый председатель. Баб тех смертным боем били.
– А председателя?
– Кто же его побьет? Он – начальство. Однако же и он испугался, собрался из деревни бежать.
Дайнека сосредоточенно смотрела перед собой.
– Стало быть, Митю Ренкса зарубил председатель?
– Хохлиха его видела в бане, в окно, а людям сказать побоялась.
– Откуда Митя узнал, что Манечка беременна от Савицкого?
– Думаю, она сама ему перед свадьбой сказала. Честная была, врать не умела. – Старик улыбнулся, и морщинки у глаз сомкнулись светлыми лучиками.
– Какая она была? – спросила Дайнека.
Прохор Федотович задумался, глядя в одну точку, потом опять улыбнулся.
– Добрая была… Красивая… Светлая… Всем улыбалась. Жизнь – горше редьки, а она светится, будто бы изнутри.
– Он ее изнасиловал, – убежденно заявила Дайнека. – Я уверена.
– Этого ты знать не можешь, – поправил ее отец.
– Могу, – упрямо возразила она. – Сама Манечка с ним не могла.
– Сама не могла, – подтвердил Прохор Федотович. – Я Манечку понимал. Сама не могла.
– Значит, он все-таки ушел от ответственности, – в голосе Вячеслава Алексеевича послышалось недовольство. – Значит, сбежал.
– Кто сказал? – Старик опустил голову. – Никуда не сбежал. Я его в Покосном дождался, когда он в контору приехал. Увез в лес и там задавил.
– Что значит задавил? – Дайнека уставилась на него, не понимая, о чем идет речь.
– Взял удавку, – Прохор усмехнулся, – рука-то одна. Накинул и удавил.
– Убили?
Старик поднял глаза.
– Убил. Теперь могу рассказать. Жизнь прожита.
– Вот как… – проронил Вячеслав Алексеевич и встал на ноги. – Если все – мы поедем. Нам еще в Москву возвращаться.
– Подожди, – попросила Дайнека. – Хочу спросить одну вещь… – Она снова обратилась к Исаеву: – Сын Манечки и сын Верки Ехременковой родные братья?
Старик кивнул.
– И еще… Кто, по-вашему, написал тот роман?
– И думать нечего: брат ее, Ленька. Он ко мне приезжал, Маню разыскивал, расспрашивал, у других узнавал. Все записывал.
– Ясно, – Дайнека тоже встала со стула, обняла старика и с чувством сказала:
– Живите долго, Прохор Федотыч.
Глава 50 Разоблачение
Когда выехали в Москву из деревни, было уже темно. Впереди – более двухсот километров плохой дороги. Дайнека спросила:
– Ты как?
– Не волнуйся, доедем, – сказал отец. – У тебя в сумке звонит телефон.
Дайнека вынула его, ответила:
– Слушаю, – и, зажав трубку, прошептала: – Это Светлана.
Больше ничего не сказала. Вячеслав Алексеевич не отрывал глаз от дороги, поэтому не заметил, как изменилось ее лицо. Наконец, она засунула трубку в сумку.
– Папа, они опять были в нашей квартире…
– Кто? – не понял Вячеслав Алексеевич.
– Те люди. Трое мужчин.
– С чего ты взяла?
– Светлана видела их из окна.
Отец не сдержался:
– Они что? Идиоты?!
Дайнека не поняла: то ли он испугался, то ли был раздражен.
– В каком это смысле?
– Только идиоты приходят в чужую квартиру и расхаживают по ней при включенном свете и раздвинутых шторах.
– Когда в ночь убийства они явились к Тихонову, один из них сразу прошел к окну и зашторил его.
– Что еще сказала Светлана?
– Десять минут назад они были у нас, что-то искали на шкафу в моей комнате.
Вячеслав Алексеевич фыркнул:
– Я же говорю – идиоты! – Одной рукой он обнял дочь. – Не бойся. Сегодня я переночую с тобой. Завтра во всем разберемся. Я найду этих ребят. Что-то они зачастили.
Дайнека счастливо улыбнулась. Она готова была подвергнуться любым испытаниям, лишь бы папа был рядом с ней.
К дому подъехали в три часа ночи. На страх не осталось сил. Просто поднялись к себе в квартиру, разошлись по своим комнатам и мгновенно уснули.
Дайнека проснулась раньше отца. На часах было шесть. Она повела глазами и сосредоточилась на шкафу, куда, по словам Светланы, заглядывали незваные гости. Поднявшись с кровати, взяла стул и приставила к шкафу. Влезла, пошарила рукой, пытаясь понять, что там наверху. Сразу же наткнулась на проводок, потом обнаружила цилиндрическую штуку, похожую на толстую ручку. Один ее конец придвинули к самому краю. Не нужно было иметь опыт шпиона, чтобы понять, что это видеокамера. Дайнека взяла ее, слезла со стула и направилась в отцовскую спальню. Там растолкала его и, когда он открыл глаза, показала ему находку.
– Что это? – спросил он сонным голосом.
– Видеокамера.
– Откуда она у тебя?
– Нашла на шкафу в моей комнате.
Вячеслав Алексеевич энергично помотал головой, заставляя себя проснуться.
– Видишь? – Дайнека показала ему коротенький проводок, торчащий из цилиндра.
– Вижу…
– Видеокамера дистанционная. Сидит сейчас кто-нибудь где-то недалеко и смотрит на нас. – Она направила камеру на себя и помахала рукой. – Алло, ребята, вы меня видите?
Вячеслав Алексеевич протянул руку и отобрал у нее камеру.
– Что будем делать?
Он сел на кровати, уперся локтями в колени и опустил голову.
– Па-а-ап…
– Иди к себе. Мне нужно одеться.
Дайнека вышла за дверь и отправилась в свою спальню. К ней заглянул отец и удивленно спросил:
– Ты еще не одета?
– А мы куда-то идем?
– Недалеко, – он уточнил. – Впрочем, можешь пойти в тапках.
Дайнека недоуменно застыла, пытаясь постичь смысл его слов. Он же взял ее за руку и потянул за собой. Они вышли на лестничную площадку, отец подошел к соседской двери, достал ключ, после чего открыл ее и зашел внутрь. Дайнека вслед за ним перешагнула порог, намереваясь поинтересоваться, как он смеет заходить в чужую квартиру без спроса.
Вячеслав Алексеевич жестом велел ей помолчать, взял за руку и повел в дальнюю комнату, где обычно никто не жил. Комнаты Нины и Эльзы Тимофеевны располагались в противоположной части квартиры. Распахнув дверь, он велел дочери зайти внутрь.
У окна стоял большой стол, на котором размещались три монитора. В креслах у столов сидели три человека. Все трое – мужчины. Все в темной одежде. У каждого из них на голове были наушники.
– Что это? – Дайнека потопталась на месте, потом указала рукой. – Кто это?
Вячеслав Алексеевич подошел к одному из сидящих и снял наушники. Тот обернулся и резко встал. Вслед за ним подскочили другие.
– Все, ребята. Спасибо. Работа закончена, – сказал Вячеслав Алексеевич. – Все свободны.
Один за другим они сложили на стол наушники и вышли из комнаты.
Отец сел в одно кресло, в другое села Дайнека. Ее взгляд перебегал с одного монитора на другой, с другого – на третий. На всех трех экранах отображалась их квартира.
– Ты мне объяснишь? – спросила она.
Отец повел рукой и спокойно сказал:
– Как видишь, за тобой велось наблюдение.
– Зачем?
– А как еще я мог тебя защитить?
– Это они заходили в нашу квартиру?
– Им приходилось там появляться. Что-нибудь постоянно ломалось.
– А почему приходили все трое?
– Времени было мало. Один – камеру проверяет, другой микрофон…