– Разрешите мне подъехать… Разговор конфиденциальный.
– Хорошо, Виктор Алексеевич. Приезжайте, буду вас ждать. Запишите код…
– Спасибо, код я помню… Приеду минут через сорок.
– Вы один? – с порога спросил Балашов.
– Супруга и дочь за городом, любовница появится ближе к вечеру, – не то пошутил, не то всерьез сообщил Аркадий Борисович.
– Хорошо! – никак не отреагировал на шутку Балашов и строевым шагом прошел в гостиную.
– У меня для вас неприятное известие, Аркадий Борисович, – начал начальник службы безопасности, усаживаясь в кресло. – Вчера поздно вечером Генеральная прокуратура выписала ордер на арест некоего Андрея Гущина.
– Ничего себе новость… – Утренний оптимизм окончательно испарился. Аркадий Борисович выжидательно смотрел на державшего паузу Балашова.
– Я хорошо знаю Гущина, – спокойно продолжил тот. – Если его прижмут по-настоящему, молчать он не будет. А сказать ему есть что, не так ли? Мне не нужно напоминать?
Тон начальника службы безопасности все больше раздражал банкира, однако он сдерживался, полковник вел игру на своем поле, и Аркадий Борисович это хорошо понимал.
– Давай без мелодрам, Виктор Алексеевич. У тебя есть предложения? – банкир старался сохранить уверенный и невозмутимый вид, хотя это ему плохо удавалось.
– У меня должны быть полностью развязаны руки. Полностью! – голос Балашова зазвучал жестче. – Я буду действовать по собственному плану, и, будьте уверены, мы выйдем из этой ситуации без потерь, просто ускорим некоторые события, которые все равно должны были произойти.
– М-да… – неопределенно протянул Романенко. Подсознательно он всегда опасался матерого зверя с Лубянки, поэтому старался держать его на коротком поводке, но сейчас почувствовал, что роли могут перемениться. – А как вы узнали об ордере?
– У меня везде свои люди, в том числе и в Генеральной прокуратуре, – веско заметил Балашов. – Все держат в строжайшей секретности, ордер подписан лично Генеральным прокурором…
– А Генеральный, случаем, не ваш человек? – поддел Аркадий Борисович.
– К сожалению, нет, – серьезно ответил Балашов. – Я жду вашего решения…
– И что вы хотите предпринять?
– Надлежащие в данной ситуации действия. – Виктор Алексеевич пригладил седеющий ежик. – Вас интересуют подробности?
– Нет-нет, – поспешно проговорил банкир, – подробности меня не касаются, не интересуют и никогда не интересовали!
– Вы мудрый человек, Аркадий Борисович, – усмехнулся Балашов. – А насчет?
– Насчет этого не беспокойся! – неожиданно перешел на «ты» Романенко. – Если все пройдет как надо, обижен не будешь. Вся ментовская доля твоя.
– С этого и надо было начинать, – назидательно проронил Балашов. – Связываться с ментами вообще не стоило, это не тот народ! Они слишком жадны и тупы… Или продадут, или засветятся, как Гущин. – Балашов немного помолчал и продолжил с почти командирской интонацией: – Расходы во время спецмероприятий в конечную оплату не входят! Надо зарезервировать отдельный реестр!
– Ладно! – чуть помолчав, согласился банкир. Скупость была одним из его основных качеств. Но он понимал – здесь скупиться нельзя…
Проводив гостя, Аркадий Борисович снова подошел к окну. Кремль уже не казался ему столь близким, солнце куда-то скрылось, над Москвой нависли отвратительные серые тучи. Пожалуй, надо принять таблетку: давление опять скачет… Балашов, может, и удержит ситуацию под контролем, тем не менее радоваться нечему. Выпущенного из конуры верного зверюгу вряд ли теперь загонишь обратно: зверь подрастает на глазах и уже в старую конуру не влезет, потребует новую. Ну что ж, бачилы чортови очи, що купувалы, то й йижте, хочь повылазьте… В критической ситуации Аркадий Борисович Романенко, российский банкир, неизменно начинал думать и действовать, как мелкий одесский жулик, каковым он не так давно был и оставался по своей сути, убеждаясь, что навыки наглого баклана, спекулянта и фарцовщика – это как раз та квалификация, которая наиболее соответствует сегодняшнему деловому климату в России.
Балашов
Более десяти лет из восемнадцати, не считая учебы в ВКШ КГБ[14] и лет выслуги, Виктор Алексеевич Балашов прослужил в 7-м Управлении КГБ СССР. Официально управление называлось Службой наружной разведки, иными словами осуществляло скрытое наблюдение за сотрудниками иностранных посольств и гражданами СССР, подозреваемыми в шпионаже, диссидентами и их окружением, представителями крупных преступных сообществ и прочим контингентом, подведомственным тогдашнему грозному комитету. Непосвященному такая работа могла показаться достаточно примитивной и не требующей от сотрудника «семерки» больших талантов и знаний. Однако так могло показаться только на первый взгляд. Отбор в наружную разведку был жесточайший, каждый сотрудник должен был обладать отменным здоровьем, выносливостью и специальной физической подготовкой. Среди «наружников» было немало мастеров спорта по различным суровым дисциплинам, почти каждый имел по несколько спортивных разрядов. Каждый должен был отлично водить автомобиль, иметь задатки психолога и психоаналитика, желательно было знание нескольких иностранных языков. И, разумеется, иметь отличную выдержку и хладнокровие, наблюдательность и хорошую зрительную память. Ко всему прочему «наружник» должен иметь маловыразительную внешность, которую можно легко изменить с помощью грима или специальной одежды. Как обладающего почти всеми этими качествами, Виктора Балашова направили в 7-е Управление сразу же по окончании школы КГБ. В душе он ликовал, назначение в центральный аппарат было большой удачей. Во всяком случае, это было гораздо лучше, чем всю жизнь гнить на режимном объекте в какой-нибудь автономной республике, осуществляя контрразведывательное обеспечение. Пройдя курс спецподготовки в учебном центре под Ленинградом, Балашов приступил к исполнению обязанностей.
В «семерке» Виктор Алексеевич прослужил долго, почти до 1990 года. Затем некоторое время служил в отделе по борьбе с незаконными вооруженными формированиями и оборотом оружия и наконец в 1992 году успешно вышел в отставку. После этого рыцарь плаща и кинжала оказался в службе безопасности нарождающегося коммерческого банка, а через два года ее же и возглавил.
Ранняя юность Виктора Алексеевича пришлась на период развитого социализма, родись он на пару десятков лет позже, навряд ли связал бы свою судьбу с оперативной работой. Однако в то время высокооплачиваемых профессий было не так уж много, а жизненным кредо Балашова всегда были деньги. И власть.
В юности, окончив школу, Витя Балашов решил связать свою дальнейшую жизнь с советской торговлей, попытался поступить в Институт народного хозяйства имени Плеханова. В школе Виктор учился хорошо, понимая, что фундаментальные знания станут для него в дальнейшем опорой на пути к финансовому благополучию, усиленно занимался спортом. В основном игровыми видами – волейболом и баскетболом. Его постигла неудача: не добрав нужное количество баллов, он очутился в рядах Вооруженных сил. Ближе к дембелю на отличника боевой и политической подготовки ефрейтора Балашова положил глаз офицер из особого отдела дивизии. Предложение поступить на учебу в школу КГБ Виктор принял не сразу. Однако, поразмыслив, пришел к выводу, что КГБ – это для него: престижно, денежно и, возможно, связано с зарубежными поездками. К тому же служба в грозном ведомстве даст Балашову столь желанную им власть…
Перемены конца 80-х – начала 90-х Виктор Алексеевич воспринял с удовлетворением. Наконец-то свершилось – заработать можно сколько угодно, причем не стесняясь в методах. Ему сказочно повезло с работодателем: бывший фарцовщик Аркаша Романенко, недоучившийся студент пединститута, за короткий срок ставший одним из самых богатых людей России, был для Балашова фигурой подходящей. Хитрый, но не слишком умный, амбициозный, завистливый и чрезвычайно гадкий человечишко был тем самым трамплином для бывшего полковника, с которого он намеревался шагнуть… Впрочем, об этом говорить пока не следует.
Личная жизнь Виктора Алексеевича не сложилась. Женился он в первый же год службы на сослуживице (в «семерке» работало немало женщин). С симпатичной светловолосой Катей он познакомился еще под Ленинградом, в учебном центре. Через год последовал развод – характерами молодые чекисты не сошлись. Екатерина потом вышла замуж за какого-то майора из Второго главного управления КГБ (контрразведка), родила двоих дочерей-близняшек и рассталась со службой. Виктор же так и не женился до сего дня, не желая более обременять себя чем и кем-либо. В свои пятьдесят высокий, хорошо сохранившийся, спортивный, Виктор Алексеевич продолжал пользоваться бешеным успехом у дам юного возраста, поэтому настроение у него почти всегда было хорошим.
Задача стояла не из легких – Гущина надо было убирать, причем немедленно. Ордер выписан вчера вечером. Руоповцам в руки он еще не попал, но фора у Балашова минимальная, счет пошел уже на минуты. Сегодня Гущин должен еще быть на службе – в министерстве намечалось какое-то совещание по вопросу передачи УИН[15] Минюсту. В служебных помещениях Гущина арестовывать не будут. Огласка в данном вопросе министерству и РУОПу ни к чему, постараются сделать все без лишних глаз и ушей. Возможно, брать референта будут дома, поздно вечером. Из этого и будем исходить…
Балашов вызвал двух проверенных ребят, оба когда-то служили под его началом в «семерке», один в звании прапорщика, другой – старшего лейтенанта. Служили они в специальной группе, ориентированной на «съемку» – так на оперативном сленге называлось негласное задержание, при котором захват «объекта» совершался таким образом, чтобы никто из окружающих ничего не заподозрил. Как правило, такая нужда возникала при различных нештатных ситуациях. К «объекту» незаметно подкатывали двое «съемщиков», аккуратно обнимали и столь же аккуратно сажали в подъехавший автомобиль. В «съемщики» брали специалистов по рукопашному бою, умеющих отключать человека одним малозаметным ударом.
Оба бывших «съемщика» были неплохими профессионалами своего дела. Ни тот, ни другой понятия не имели о совести, страхе, пахали исключительно за деньги. Внимательно выслушав указания руководителя, «съемщики» тронулись «приводить в исполнение».
Конец Гущина
Будучи профессионалами, ребята рассчитали все точно: РУОП, скорее всего, уже пасет жилище Гущина, пробираться к его квартире придется через соседний подъезд, по чердаку. Менты разместились где-нибудь во дворе, торчать в узком коридоре между лифтом и квартирой крайне неудобно и бессмысленно. Зафиксировав вход Гущина в подъезд, оперы вряд ли кинутся за ним. Они немного подождут, возможно, с помощью оптических приборов убедятся, что референт находится в квартире, и только потом нагрянут к нему. Так что на всю акцию у киллеров будет минуты полторы-две. Надо успеть уйти тем же способом – через чердак и соседний подъезд. Задача непростая, но решаемая…
«Съемщики» осторожно расположились на кровельной жести, внимательно разглядывая двор и подступы к подъезду Гущина. Снизу их видно не было – проверили заранее.
– Вон они, по-моему, – указал более молодой «съемщик» на скромные «Жигули» цвета белой ночи, припарковавшиеся в глубине двора. – Мы здесь будто в театре на галерке, – продолжал он. – Подъезд как на ладони, да и весь двор… Да, точно, они! Их там несколько лбов сидит! Посмотри… – он протянул оптику старшему.
– Да, они, – уверенно произнес старший. – Не высовывайся особо. Если заметят, сам понимаешь… На Шаболовке тоже не идиоты сидят.
Киллеры замолчали. Они терпеливо ждали, когда к подъезду подкатит Гущин. И хотя они знали, что появиться он должен между шестью и семью вечера, балашовские орлы неотрывно наблюдали за подъездом. Наконец в ожидаемое время высокая, плотная фигура референта по особым поручениям скрылась в подъезде.
– Теперь быстро! – скомандовал старший.
Настроение у подполковника Гущина было в тот час весьма недурным. Взносы лучших врагов и злейших друзей – кавказца и славянина – обещали свободную, разнообразную и веселую жизнь. Устраивал ее себе Гущин уже не раз, появились привычки и опыт в выборе удовольствий, благо в Москве были поистине неограниченные возможности. Отправив два дня назад жену и двух сыновей-школьников на дачу, референт уже наметил обширные планы. Сегодня он подустал, нужен хороший расслабон, в самый раз как следует оттянуться, прямо сейчас надо будет…
Додумать эту интересную мысль Андрей Гущин не успел – машинально открыв все замочные устройства железной двери и пройдя в прихожую, он получил сокрушительный удар в висок…
– Вносим, – вполголоса произнес старший, подхватывая потерявшего сознание Гущина, – тяжелый, подлец…
– Отожрался на ментовских хлебах! – отозвался второй «съемщик», захлопнув дверь. Все трое оказались в квартире референта.
– Хорош! – удовлетворенно произнес старший, извлекая из подмышечной кобуры беспамятного подполковника табельный пистолет. – Фантазировать не придется!
Умелыми, точными движениями киллер вложил оружие в безжизненную пятерню Гущина, зажав ее своей огромной лапой, точно тисками.
– Взбодри его! – приказал старший.
Молодой профессионально надавил на болевую точку, просунув руку под пиджак. Гущин слегка застонал и приоткрыл мутные глаза.
– Все хорошо, – почти ласково сообщил ему старший киллер и спокойно надавил на палец референта, лежащий на спусковом крючке. Оружие было удобно вдавлено под подбородок Гущина. Выстрел прозвучал негромко.
– Не запачкался? Перчатки-то сними! – уже на крыше продолжал давать указания старший.
Балашовские ребята были правы: в лимузине цвета белой ночи действительно всю вторую половину дня сидели полковник Громов, майор Каменев, Саня Пушкарев и только прибывший из «командировки» лейтенант Сергей Сомов. Во избежание утечки полковник не решился подключать других оперативников. К семи вечера руоповцы обкурились, истомились и отсидели все места в тесном салоне «Жигулей».
– Ну вот, наконец-то… – радостно сообщил Сомов размякшим коллегам: Гущин двигался к подъезду.
– Сидим спокойно! – взял инициативу в свои руки полковник, сдерживая рвущихся размяться подчиненных. – Все, как договорились. Следим за окнами. Пока свет не загорится, не дергаться…
Свет загорелся минуты через четыре.
– Точно! Вошел, сходил в туалет, приступил к приготовлению пищи! Саня, остаешься во дворе, на всякий случай фиксируешь происходящее! Миша и Сережа – пошли! – Громов был в родной стихии: руководил операцией по задержанию.
– Вот черт! – Сомов пнул ногой железную дверь.
Руоповцы топтались около квартиры Гущина уже минут пять. Рядом стояла невысокая женщина лет сорока, соседка референта, которую Громов учтиво попросил позвонить в дверь. Ей же была уготована роль понятой.
– Он же в квартире! – продолжал недоумевать Сергей.
– Гущин, открывайте! Московский РУОП, полковник Громов! – в полный голос, презрев всю конспирацию, объявил Игорь и что есть силы в который раз надавил на кнопку звонка.
– Телефон не отвечает, – спокойно сообщил вернувшийся из соседней квартиры Каменев. Он пытался связаться с Гущиным по телефону.
– Плохо дело… – полковник расстегнул «молнию» спортивной сумки, которую оперативники захватили с собой. – Будем взрывать! – он извлек небольшую, незнакомую обывателю толстую квадратную пластину.
– Идите, пожалуйста, к себе, – повернулся к начавшей волноваться соседке Каменев, – заприте дверь и ждите. Через некоторое время мы вас позовем. Телефон есть? Никому не звоните, мы позвоним вам сами, назовите номер…
Дождавшись, когда женщина ушла, полковник самолично прикрепил квадрат к замку в гущинской двери и нажал на рычажок. Руоповцы моментально отскочили за лифт, секунд через двадцать грохнул взрыв. Дверь, как по волшебству, отворилась сама. Специальное взрывное устройство для «отмыкания» металлических дверей полковник предусмотрительно позаимствовал у ребята из СОБРа. Держа наготове пистолеты, оперативники стремительно ворвались в квартиру.
– Всем лежать! Московский РУОП! – прозвучали обычные в подобных случаях команды.
Однако референт и так лежал посреди большой комнаты. Полчерепа было снесено, пахло свежим порохом, дорогой восточный ковер быстро пропитывался кровью.
– Ни черта… себе… – вырвалось у молодого лейтенанта.
– Быстро проверить квартиру! – скомандовал Громов.
Через три минуты операм стало ясно, что, кроме остывающего тела хозяина, в квартире никого нет.
– Зови понятую… – полковник устало опустился на табурет.
Тем временем Саня Пушкарев, выполняя распоряжение руководства, фиксировал происходящее во дворе. Покинув надоевший автомобиль, он выбрал новый наблюдательный пункт – уютное, затененное местечко рядом с клумбой и грунтовой дорожкой; разросшийся кустарник скрывал начинающего сыщика от редких прохожих. Практикант Пушкарев отрабатывал приемы маскировки на местности. Из соседнего с гущинским подъезда появились двое молодых людей. Они спокойно постояли, огляделись по сторонам и неспешно тронулись дальше. Проходя мимо Саниного «наблюдательного пункта», один из парней задержал свой взгляд на кустарнике, замедлил и без того неторопливый шаг и что-то сказал приятелю. Оба остановились.
– Эй, в кустах! Быстро вылазь! – негромко, но жестко скомандовал один из них.
Саня понял, что экзамен по маскировке на местности он сдал на единицу. Пушкарев вылез было из кустарника, но тут же инстинктивно попятился, ибо вид прохожих не сулил ничего хорошего.