И вот как-то раз Рейчел спросила:
– Как продвигается ваш новый фильм?
– А, новый! Да. Ничего.
– Я просто сгораю от желания скорее его увидеть.
Что-то в том, как она это сказала, дало понять: она в курсе дела. Ну да, глупо было бы рассчитывать, что она не узнает.
– Да, э-э… Слушай. Ты, возможно, уже знаешь: это тебе. Типа, это как бы про тебя и э-э… да.
– Я знаю.
Я пытался сохранить нейтральное выражение лица.
– А, ты уже в курсах?
– Да, мне сказали.
– Гм, и кто же? – Мой голос был «немного» громче и выше обычного. Честно говоря, в ту минуту он был чертовски похож на голос Дениз Кушнер.
– Ой, да я уже и не помню. Мэдисон говорила. Мама как-то упоминала. Анна, Наоми. Эрл. Еще кто-то.
– А, – сказал я. – Э. Ой, ты мне напомнила. Мне надо обсудить кое-что с Эрлом.
– О’кей.
Глава 34 Рохля в бойцовском клубе
Мы с Эрлом никогда не дрались. В основном потому, что я слишком труслив, а также частично благодаря замечательному деловому сотрудничеству с четко расписанными ролями. Но главное – я никогда на него не сердился, а кроме того, ужасно боюсь любого конфликта. Особенно с Эрлом – мастером удара в голову.
Но меня взбесило, что он проболтался Рейчел. И я пошел к нему ругаться.
Даже просто описывая это, я ощущаю пронизывающую боль в подмышках.
Всю дорогу до дома Эрла я бормотал себе под нос – репетировал, что ему скажу.
– Эрл, – говорил я сам с собой, – основа любого сотрудничества – это доверие. Я больше не могу тебе доверять. Разболтав Рейчел о нашем фильме, который вообще должен был стать сюрпризом, ты предал мое доверие.
Я ковылял по улицам Эрловой части – не лучшей, мягко говоря, части – Хоумвуда, шевеля губами и издавая получленораздельные звуки, походкой слишком быстрой, чтобы быть изящной в исполнении обладателя лишнего веса, и выделяя примерно с кварту пота.
– Не знаю, смогу ли снова с тобой сотрудничать. Тебе придется по новой завоевывать мое доверие, если хочешь со мной работать. Понятия не имею, как ты будешь это делать.
Я уже дошел до его квартала, и вид полуразвалившегося дома Джексонов заставил мое сердце колотиться еще быстрее, чем оно уже стучало.
– Тебе придется убедить меня, что я могу тебе доверять.
Мозг выдавал одну глупость за другой.
Я прошел по дорожке, где сломал руку, и остановился там, перестав наконец бормотать. Звонить в дверь мне было откровенно страшно, и вместо этого я написал эсэмэску.
Эй, я стою перед твоим домом.
Не успел Эрл среагировать, как на крыльцо вышел Максвелл.
– Че надо? – рыкнул он, правда, довольно спокойно и без угрозы.
– Просто жду Эрла, – ответил я своим новым громким голосом еврейки средних лет.
Появился Эрл.
– Че? – приветствовал он меня.
– Хей!
Повисло молчание.
– Зайдешь?
– Нет, мне и тут хорошо, – услышал я собственный голос. Отказавшись от нормального приглашения войти в дом, я ясно дал понять, что на носу большая буча.
– О-го! – присвистнул Максвелл.
Эрл перешел из обычного режима «Перманентного раздражения» в нестандартный режим «Неописуемого бешеного раздражения».
– Твои, на хрен, проблемы, – процедил он.
– Э-э… я говорил с Рейчел, и она сказала, что ты ей разболтал про… э-э… наш фильм.
Все, что Эрл ответил на это, было «ага». Может, прикидывался, что не понимает, насколько все серьезно. Возможно, пребывал в таком раздражении, что даже не замечал этого.
– Просто, – забормотал я, – знаешь, я хочу сказать, сначала ты рассказываешь Рейчел о наших фильмах, потом приносишь их ей, не спрашивая меня, и вообще, типа, готов ей все выложить, а меня вообще, типа, как будто нет, я не хочу сказать, что ей не надо было, типа, узнать или смотреть их, я просто хочу сказать, мне хотелось бы, чтобы ты сначала спрашивал меня, я…
– Знаешь что? Заткни хайло! Заткни свое долбаное хайло!
– Я просто…
– Я устал от этого дерьма. Я реально задолбался слушать его. Слышь, чувак, завязывай с этим дерьмом, или, блин, у меня на фиг лопнет долбаное терпение!
Я быстро прикинул, стоит ли читать Эрлу лекцию о доверии. И еще быстрее решил, что это не поможет, а, скорее, приведет к апокалипсису. Кроме того, мне с каждой секундой становилось все труднее говорить; я стоял перед ним и – это не описать словами – изо всех сил пытался не расплакаться.
– Не, заткни на фиг хлебальник. Ты, блин, так много думаешь, че подумают другие, ты, блин, скрытный как я не знаю кто, ты, блин, отсосать всем готов, лишь бы притворяться, что вы, типа, друзья, потому что, блин, ты все боишься, что о тебе подумают. Так вот, я те, блин, так скажу: да всем насрать на тя, ты понял! Всем на тя насрать. У тебя нет никаких не друзей. Никому до тебя нет никакого не дерьмового дела.
– Ладно, ла…
– Никому на фиг. Да всем на тя насрать. Всем, с кем ты типа дружишь и все такое, на тя насрать. Чувак, ты все переживаешь, что они о те подумают, а им по хрену. Им по хрену, жив ты или помер, сука ты толстожопая. Им по хрену! Слышь сюда: Им. По. Хре. Ну.
– Ла-лад-но. О б-бо-же.
– Чувак, просто заткни хайло – я, блин, не могу уже не это не слышать. Да, блин, я на фиг рассказал Рейчел про фильмы, я дал, блин, ей посмотреть несколько из ентих на хрен фильмов, потому что она, типа, единственный человек, которому не по хрену! Ага. У ей нет титек размером с жопу, поэтому ты не сучишь перед ей лапками, но той, блин, суке на тя насрать, а, блин, Рейчел нет, а те на нее на фиг ващще насрать, потому что ты тупой жирный козел.
– Мн-не н-не нас…
– Хоре уже, блин, мямлить тут, рохля жопастая.
– Л-лад-д-но.
– Я, блин, сказал харе мямлить!
– О’кей.
Я сказал, что за всем этим наблюдал Максвелл? О, он просто наслаждался. Уверен: его присутствие дополнительно подстегивало Эрла.
– А теперь вали, блин, отсюдова! Меня достала твоя толстая заднисса, рохля и дерьмо.
Я ничего не ответил и не пошевелился. От этого Эрла просто прорвало.
– Бли-и-ин, как же меня на фиг в задницу достало смотреть, как ты относишься к этой девушке как к какой-то, блин, обузе, при том, что она больше, блин, всех может считаться твоим, сука, другом и к тому же скоро умрет. Ты врубаешься, козел? Она снова дома, потому что умирает. Эта девушка лежит там на своем долбаном смертном, блин, ложе, а ты заваливаешься ко мне, скуля и мямля что-то о какой-то дерьмовой ерунде. Хоцца… надрать те задницу. Слышь, ты? Мне хоцца… выбить из тя все дерьмо.
– Давай.
– Ты хочешь?
– М-мне в-все равно.
– Блин, ты че серьезно?
Я уже почти собрался саркастически, хотя и со слезами, ответить: «Да, Эрл, я, блин, на фиг этого хочу», как он заехал мне в живот.
Короче. И вот я лежу, второй раз за месяц, во дворе дома Джексонов, скрючившись от боли, с воинственным коротышкой, нависающим надо мной. Однако на сей раз у коротышки, по крайней мере, не было социально неодобряемой татуировки на шее, и он не бил меня по лицу, пока я изо всех сил пытался заново научиться дышать.
Наоборот, он бормотал что-то вроде: «Чувак, поднимайся» и «Да я же не со всей силы».
Максвелл пару раз пытался подзуживать Эрла репликам типа: «Да, задвинь ему еще раз» или «НАДЕРИ ЕМУ ЖИРНУЮ ЗАДНИЦУ», но без истового рвения. Думаю, наша «драка» его разочаровала. Честно говоря, не знаю, на что он рассчитывал. Он бы еще ждал зрелищного боя между росомахой и, не знаю, зверюшкой, сделанной из пастилы.
Наконец Максвелл ушел в дом, и на крыльце остались только мы, и если Эрл все еще злился, то на мне уже не срывался.
– Блин, ну ты и цыпочка. Один удар в брюхо, и ты уже, типа, помираешь. Блин.
– У-м-м.
– Да ладно, пошли, сынок.
– Боже.
– Ладно те, давай, пойдем к тебе. Дело стоит.
– У-м-м. Черт.
– Да все в порядке. Пошли, я помогу тебе.
Глава 35 Крайний срок
Для плана «Д» нам даже не потребовалась папина камера – обошлись ноутбучной. Нас вдохновил Ютьюб, Господи, спаси и помоги.
Как скучающие нытики по всему миру, мы решили, что лучший способ самовыражения – это просто говорить, глядя в камеру.
Ни сюжета, ни операторской работы, ни работы со светом. Мы решили выбросить все эффекты и посмотреть, что останется.
Ужасная мысль? Пожалуйста, оставайтесь на линии, пока я соединю вас с президентом Йестонии.
ИНТ. КОМНАТА ГРЕГА – ДЕНЬ
ГРЕГ
Короче. Рейчел.
ЭРЛ
Привет, Рейчел!
ГРЕГ
Ну, мы тут попытались снять фильм для тебя кучей разных способов, и… э-э… что-то не выходит сделать, как бы нам хотелось.
Если не написать текст диалога заранее, то перед камерой вы все время будете запинаться и скажете миллион «э-э-э…». Так что поначалу будет казаться, будто вы только что получили черепно-мозговую травму средней тяжести.
Ну, мы тут попытались снять фильм для тебя кучей разных способов, и… э-э… что-то не выходит сделать, как бы нам хотелось.
Если не написать текст диалога заранее, то перед камерой вы все время будете запинаться и скажете миллион «э-э-э…». Так что поначалу будет казаться, будто вы только что получили черепно-мозговую травму средней тяжести.
ЭРЛ
Мы пытались сделать что-нить с куклами, но это оказалось не очень подходящим к твоей… э-э… ситуации.
ГРЕГ
Э-э… мы записывали у всех в школе пожелания выздоровления, но… э-э… у тебя уже и так куча открыток с пожеланиями, а нам… э-э… хотелось сделать что-то… э-э… более личное.
ЭРЛ
Мы пытались снять о тебе документальный фильм. Э-э…
ГРЕГ
Э-э-э-э…
ЭРЛ
Но у нас, короче, оказалось мало материалов для… э-э… работы.
ГРЕГ
Потом мы пытались снять… э-э… таким сложным методом… э-э… покадровой анимации, чтобы ты рассердилась на рак и стала с ним бороться, но… э-э… Получилось просто дебильно и… э-э… не то, что мы хотели.
ЭРЛ
Короче, теперь мы… э-э… пытаемся сделать это.
ОБА
[Нрзб.]
ГРЕГ
Ты начинай.
ЭРЛ
Нет, ты.
ГРЕГ
Да начинай уже.
ЭРЛ
медленно, порой мучительно
Э-э… Ладно. Э-э… Ты, возможно, не понимаешь, как я благодарен, что узнал тебя так близко. Потому что прежде всего вероятность этого в нормальной жизни была бы очень низкой, потому что, если честно, мы вращаемся в разных кругах, ты и я. В общем, это типа… благословение – что ты появилась в моей жизни в эти несколько недель.
Меня восхищает в тебе многое. Меня восхищает, какая ты умная, какая чуткая и наблюдательная. Но, э-э… Что заставляет меня просто благоговеть, это твое… э-э… не знаю, как это выразить. Думаю, так: терпение. Я бы на твоем месте бесился, вел бы себя жалко и… и ужасно – я стал бы невыносимым для окружающих. А ты такая сильная и такая терпеливая, даже когда все плохо, и я благоговею перед тобой. И ты заставила меня почувствовать себя… э-э… благословенным.
заканчивая, хрипло
Короче… э-э… вот.
Ну и что, черт возьми, я мог сказать после такого?
Самое главное – Эрл действительно говорил то, что думал и чувствовал, а в моем случае нечто подобное было бы откровенным враньем. Просто потому, что Эрл гораздо лучше меня. Не хочу показаться картинным злодеем, но это правда. Я был совершенно уверен, что не смогу сказать ничего столь же чуткого и ободряющего, и трогательного, не соврав.
ЭРЛ (продолжение)
прокашлявшись и начиная закипать
Твоя очередь.
Оказывала ли Рейчел на меня такое вдохновляющее воздействие? Считал ли я ее умной, чуткой, терпеливой и все такое? Нет. Извиняйте. Слушайте: я чувствовал себя отвратно. Мне бы тоже хотелось, чтобы сближение с Рейчел так вдохновило бы меня и изменило мою жизнь к лучшему. Правда, хотелось бы. Я понимаю, что именно так все и должно было произойти. Но вот не произошло.
ЭРЛ (продолжение)
Чувак, твой выход.
И что мне было говорить? Правду?
ЭРЛ (продолжение)
пихая Грега под руку
Твоя очередь, козел.
ГРЕГ
Ладно. Хорошо-хорошо. Э-э… Главная причина, почему мы записали этот ролик, это… э-э… потому что мы хотим, чтобы ты поправилась. И… э-э… Смотри, фишка в том, что я знаю, ты можешь выздороветь. Я знаю: ты достаточно сильная и… э-э… да. Просто хотел тебе сказать… э-э… я верю в тебя.
возможно, теперь говоря лишнее
И вот поэтому… э-э… как я теперь понял, вот именно поэтому мы и хотели снять фильм. Чтобы сказать: мы в тебя верим.
продолжая врать до кучи
И вот поэтому мы… э-э… сняли этот фильм.
Я провел целые выходные, слушая это «мы в тебя верим» и борясь с желанием заехать себе в рыло. Ну потому что вранье же! Если бы мы действительно верили в Рейчел, мы не спешили бы так сляпать фильм, пока она еще жива. И вообще, черт побери, с чего это нам так «в нее верить»? Она и сама-то в себя не верила. Сама четко сказала мне, что думает, будто умирает. Она отказалась от лечения и вернулась домой ожидать неизбежного. Кто мы такие, чтобы спорить с этим?
С другой стороны, а что еще я мог сказать?
Поздно вечером в воскресенье в компьютерную комнату зашла мама.
– Котик.
– А, привет.
– Ты все занимаешься этим фильмом для Рейчел?
– Ага.
– И как?
– Нормально.
– Ох, мой котик. Ш-ш-ш…
– Да все норм.
– Ш-ш-ш-ш…
– Хм.
– Нелегко терять друга.
– Да… не… ну… не.
– Как же тяжело, мой котик.
– Да нет, н-не, это…
– Ш-ш-ш…
Глава 36 Фильм «Рейчел»
«Рейчел» (реж. Г. Гейнс и Э. Джексон, 2011). Этот фильм, бессвязное любительское видео, снятое для больной лейкозом Рейчел Кушнер, возможно, прежде всего заслуживает внимания своим смешением стилей: документальных кадров, исповедальных монологов, покадровой анимации и наручных кукол – одним словом, свалкой всякого барахла. Режиссеры Гейнс и Джексон начинают фильм с неприглаженного, «кривого» извинения перед Рейчел, честно признаваясь, что фильм совершенно не выстроен и получился на удивление бессвязным. Затем идет мешанина неуклюжих пожеланий выздоровления от учеников и учителей школы, потом мордобой наручных кукол, персонажей ЛЕГО-анимации с невнятными говорами, дурно отсканированные детские фотографии Кушнер, и прочие дурацкие поделки на скорую руку, едва-едва связанные с темой фильма. Слезливое заключение – снова с участием самих режиссеров – честно говоря, смотреть просто невозможно. Однако такая концовка в самый раз подходит этому, вероятно, худшему фильму всех времен и народов.★
Когда я последний раз говорил с Рейчел, она уже успела посмотреть «Рейчел» несколько раз. Я не знал, как говорить с нею о нем. Она лежала, как обычно, в постели, но без шапочки. И говорила, как всегда, немного неровным голосом и чуточку в нос. Я впервые подумал, что, наверное, и сам говорю примерно так же.
– Привет!
– Привет.
Мне почему-то хотелось «дать ей пять», но я сдержался.
– Я посмотрела «Рейчел».
– М-м-м.
– Мне понравилось.
– Знаешь, ты не обязана так говорить.
– Нет-нет, мне правда понравилось.
– Ну, как знаешь.
– Конечно, это не самый мой любимый фильм.
Почему-то я испытал огромное облегчение, когда она честно в этом призналась. Даже не знаю, почему. Думаю, у меня какое-то эмоциональное нарушение, при котором человек в большинстве ситуаций чувствует что-то неуместное. Я бы назвал это синдромом эмоционального идиота.
– Да уж, если бы это был твой любимый фильм, это означало бы, что у тебя весьма сомнительный вкус, потому что на самом деле он просто никудышный.
– Он хороший, но не такой хороший, как некоторые другие.
– Да не, серьезно. Прямо не знаю, что с нами случилось: мы работали над ним как проклятые, и вдруг – прямо не знаю – ничего не получалось.
– Ребята, у вас отлично получилось.
– Да ни фига у нас не получилось.
Мне хотелось объяснить ей, почему все пошло наперекосяк, но, конечно я не знал почему. Я что хочу сказать: конечно, мы с Эрлом не мастера мирового кинематографа, но на этом этапе своей кинокарьеры могли бы уже сделать что-то получше, чем тот зубодробительно унылый хаос, который получился.
– Ты такой забавный, – воскликнула Рейчел, улыбаясь так хорошо, как давно не улыбалась.
– Что?
– Ты ужасно строго себя судишь. Это так забавно.
– Я строго себя сужу, потому что я осел.
– Нет, вовсе нет.
– Да ты понятия не имеешь, какой я осел.
Может, я и не мог объяснить, почему у нас получился Худший Фильм Всех Времен и Народов, но говорить о себе гадости я умел непревзойденно! Я начинаю понимать, что это мое самое любимое занятие.
– Нет, ты просто не видела, что у меня в голове. На каждую невероятно глупую вещь, которую я сделал или сказал, найдется пятьдесят еще худших, которые я не сказал и не сделал по чистой счастливой случайности.
– Грег.
– Я серьезно.
– Я рада, что мы снова подружились.
– Да? Я хочу сказать: да. В смысле: да, я тоже.
Потом мы сидели и молчали. Вы, наверное, думаете, что я сидел такой, переполняемый любовью и нежностью. Тогда, возможно, вам стоит переключиться на какую-нибудь другую книгу. Хотя бы, к примеру, на руководство по эксплуатации холодильника или чего-нибудь в этом духе. Ей-богу, окажется душевнее.
Потому что по большей части я чувствовал обиду и раздражение. Обижался на Рейчел за ее решение умереть. Очень глупо, да? Мне порой кажется, я и не человек вовсе. Но, так или иначе, да – меня бесило, что она вот так вот просто смирилась со смертью. И, возможно, еще больше меня бесило чувство, будто мною манипулируют, заставляя притворяться в фильме «Рейчел», якобы я думаю, что она не смирилась. Я смотрел в камеру и говорил: «Я знаю, ты можешь выздороветь» и «Я в тебя верю», а по моим дурацким глазам было видно, что ни фига я не верю. И никаким монтажом этого было не подправить. И, конечно, я большой козел, но именно Рейчел поставила меня в такое дурацкое положение, отказавшись от борьбы и заставляя всех окружающих притворяться, что она не отказалась.