И я совсем больше не боюсь, когда он снимает очки. У него такие добрые, близорукие и такие красивые глаза, в них отражается такая нежность, когда он на меня смотрит. Мне так хорошо оттого, что он со мной. И немножко оттого, что где-то далеко есть Миша… Неужели можно любить двоих? Эх, поговорить бы с Марией Евграфовной. Но звонить ей мне неудобно. Что я ей скажу? Знаете, я переспала с Голубевым, я его люблю, но еще немножко люблю Мишу? Бред! Но если я буду держать это в себе, меня просто разорвет! А может, поехать к Авивке? Она давно зовет, и отдохнуть недельку у теплого моря не мешает. Авивке можно рассказать все. Я так и слышу, как она мне говорит своим удивительным низким голосом, похожим на звучание контрабаса: «Тут все элементарно, мадемуазель! Ты просто сучка в период течки!» Авива работает ветеринаром, и все ее сравнения из мира животных. В детстве мы с ней собирали всех шелудивых котят и собак в округе, но относили их к ней, так как меня в дом с живностью просто не пустили бы. Авива как-то с детства понимала, как их выхаживать. Врожденный дар ветеринара. И сейчас в Тель-Авиве у нее большая практика. Хочу к Авиве в Тель-Авив. Правда, она всегда говорит, что раньше октября в Израиль лучше не соваться, жарко. А что, я уже три года не была в отпуске, имею право. Надо до октября разобраться с заказами, а новых пока не брать, высвободить себе недельку… Ох, а как же я без Голубева? А вдруг он захочет со мной поехать? Вот было бы классно! Хотя нет, если он будет со мной, я не смогу много общаться с Авивкой. Да ну, скорее всего мне просто не удастся вырваться. Работы так много, и нельзя ею пренебрегать… Я тут на днях прочла в каком-то журнале, что, когда один из супругов бросает другого, виноват тот, кого бросили. Какая-то артистка разразилась житейской мудростью. Чушь собачья! Бред самонадеянной бабенки. Чем я виновата в том, что меня бросил муж? Тем, что у меня денег меньше, чем у дочки олигарха? Да о чем я вообще думаю? У меня сбылась хрустальная мечта детства – меня полюбил Голубев! Он не может на мне жениться? Подумаешь, большое дело! Главное – он со мной. Я просыпаюсь иногда, а он спит рядом! Я смотрю на него спящего и не верю себе… А что это значит? Только одно – я самая счастливая женщина на свете, и гори оно все синим пламенем!
Что я наделал, думал Владислав Александрович. Да, я кажется и впрямь люблю эту женщину, но что я могу ей дать, кроме себя самого, а это не такой уж подарок… Я не могу на ней жениться, а ей нужна семья, ребенок, она нормальная женщина, прекрасная хозяйка, ей нужно гнездо, птенцы, над которыми она будет хлопать крыльями. А я? Я не хочу гнезда, не хочу птенцов, я вольный орел… Хотя какой я, к чертям, орел? Так, кукушка. Кстати, по-немецки кукушка мужского рода. Дер Кукук! Я вольный Кукук! Сына подбросил родителям и летаю себе… «У жирафа вышла дочь замуж за бизона». А я даже не бизон, я кукук. Довольно уже общипанный кукук. А жирафики, они млекопитающие… И что птице делать с млекопитающим?
Так он пытался защититься от своей любви, от этого терзающего его чувства, от желания ни на минуту не расставаться с Ией. От нежности, переполнявшей его, когда он смотрел на нее. От влюбленного взгляда огромных карих глаз с невероятно длинными ресницами. А вкус ее поцелуев, а кожа, шелковая, как шкурка юного жирафенка. Все эти мысли и чувства донимали его, мешали жить и работать.
Позвонила Нина.
– Влад, надо поговорить.
– Что-то случилось, Ниночка?
– Нет, просто есть задумки новой программы, хотелось бы обсудить. Надо встретиться. Давай увидимся в кафе.
Он удивился. Одно время он частенько бывал у нее. Видимо, она что-то поняла. И ведет себя на удивление деликатно. Она умна. И не хотелось бы портить с ней отношения. Она может быть хорошим другом. Хотя она, кажется, любит меня… Господи, я сошелся с ней, что называется, с горя, а теперь приходится расхлебывать. Идиот, тебе уже пятый десяток, а скачешь из постели в постель… Стыдно, господин Голубев.
Ия никогда не звонила Голубеву. Он сам звонил ей довольно часто и присылал нежные эсэмэски. Она с восторгом отвечала, но сама не была инициатором переписки. Боялась быть назойливой, боялась ему надоесть. И каждый день повторяла как заклинание: сбылась моя мечта, и даже если больше ничего не будет, все равно… Главное, что я услышала от него признание в любви.
На примерку Таня приехала с отцом. Ия увела девушку в примерочную.
– Ой, я не знаю, боюсь, он будет во все лезть. Он в самую последнюю минуту сказал, что хочет поехать со мной.
– Ничего страшного. А может, вашему папе еще все понравится.
– Да, как же… Он ничего не понимает, у него вообще нет вкуса.
– Таня, в примерках мужчины вообще ничего не смыслят, да задурим мы ему голову. Не волнуйтесь.
Платье сидело идеально.
– Ну еще бы, такая фигура. А сверху накинем пелеринку.
– Ой, как красиво… Ия, вы волшебница.
– Все, можете показаться вашему папе.
Девушка вышла из примерочной.
– Вот, папа, смотри.
– А эта хрень с капушоном зачем? – он так и сказал «капушон».
– Папа, я надену ее, если будет холодно, а потом сниму.
– Сейчас сыми!
Ия помогла Тане снять пелеринку.
– Богато! Ничего не скажешь! А у тебя, дочка, оказывается, фигура что надо! Жаль, мордашка подкачала.
– Что вы такое говорите! – возмутилась Ия.
У Тани между тем глаза были полны слез.
– Что есть, то и говорю! Пусть знает, что красотой не блещет, и мужа своего ценит.
– Вы совсем не любите вашу дочь? Тогда зачем вы сюда приехали? Говорить ей гадости? А в день свадьбы вы с утра тоже будете ей говорить такое? – вдруг страшно разозлилась Ия.
– Да я ж только правду говорю. Ты вот красавица с мордочки, а фигура у тебя не очень, длинная и тощая.
– Вы знаете, на вкус и цвет товарищей нет. А Таня в день свадьбы будет такой красивой, что вы ахнете.
Таня от испуга сжала руку Ии.
– А знаете почему? Потому что избавится от вашей тирании.
– Смелая девушка, – с угрозой в голосе произнес папаша.
– Просто я тоже говорю правду, как вы. Вам эта правда не нравится, а нам тоже не нравится ваша правда.
– А ты мне нравишься, норовистая лошадка! – И он как-то плотоядно ухмыльнулся. – И платье красивое. Даю добро.
Ах ты, сволочь, подумала Ия, добро он дает, капушон несчастный!
Наконец они ушли.
– Ийка, ты спятила? – накинулась на нее Аня. – Он же тебя может в порошок стереть!
– Ничего, как-нибудь, меня просто захлестнуло ненавистью. Капушон!
– Ага, я тоже отметила. Давай будем звать его Капушон.
– Давай. Но как можно на людях так говорить о дочери? Это ж каким носорогом надо быть.
– А он, между прочим, тут о тебе все расспрашивал. Видать, запал.
– А что спрашивал?
– Ну, замужем ли ты…
– А ты что сказала?
– Правду, что в разводе… Еще спросил, есть ли у тебя мужик. Я сказала, что не в курсе. Но поклонников много. Ох, Ийка, чует мое сердце, ты еще с ним хлебнешь.
– Да что я с ним хлебну? Сдам платье, и прощай, Капушон!
– Хорошо бы так…
– Ой, Ань, вечно ты что-то придумаешь.
Тут запищал Иин телефон. Пришла эсэмэска от Голубева: «Любимая, можно я приеду в восемь?»
Она ответила: «Ура! Но лучше в девять».
– Твой?
– С чего ты взяла?
– А ты вон как заулыбалась… Смотреть приятно.
Но тут явилась очередная клиентка.
Голубев принес ей букет пестрых астр.
– Люблю астры, – улыбнулась она, целуя его. – Но мне от них всегда немножко грустно.
– Почему?
– Потому что астры – это конец лета.
Я зиму не люблю.
– Да, московская зима – это противно. Но можно поехать за город, походить на лыжах…
– Вы голодный?
– Признаться, да. Но, может быть, мы сходим куда-то поужинать, чтоб тебе не возиться?
– Нет, у меня есть ужин, я утром приготовила. Как чувствовала, что вы придете.
Она принялась накрывать на стол. Он обожал смотреть, как она снует по кухне, что-то достает, хлопает дверцей холодильника, гремит сковородкой, у нее все это получалось легко, ненатужно и очень красиво. На ней было легкое домашнее платьице какого-то удивительно красивого и невульгарного желтого цвета, восхитительно оттенявшего смуглую кожу.
– Какое красивое платье… Цвет дивный.
– Да, дюшес.
– Что дюшес? – не понял он.
– Цвет называется дюшес. Цвет груши.
Он встал, подошел к ней сзади, обнял, поцеловал голубую жилку на шее.
– Ты мое счастье, – прошептал он.
Она, не отрываясь от сковородок, погладила его по щеке.
– Садитесь. Все готово. Вина хотите?
У меня чудесное чилийское вино. «Тарапака» называется.
– Белое?
– Да. Сухое.
– Хочу. Ты ж не прогонишь меня до утра?
– Вы со мной кокетничаете?
– Отнюдь. Просто я не уверен, что…
Я должен буду тебя огорчить.
У нее упало сердце.
– Что? Что случилось?
– Ничего не случилось. Просто я вынужден буду уехать на целый месяц.
– Куда?
– Далеко. В Латинскую Америку. Буду снимать для канала программу о жизни бывших нацистских преступников в Аргентине. Мне это очень интересно…
– Садитесь. Все готово. Вина хотите?
У меня чудесное чилийское вино. «Тарапака» называется.
– Белое?
– Да. Сухое.
– Хочу. Ты ж не прогонишь меня до утра?
– Вы со мной кокетничаете?
– Отнюдь. Просто я не уверен, что…
Я должен буду тебя огорчить.
У нее упало сердце.
– Что? Что случилось?
– Ничего не случилось. Просто я вынужден буду уехать на целый месяц.
– Куда?
– Далеко. В Латинскую Америку. Буду снимать для канала программу о жизни бывших нацистских преступников в Аргентине. Мне это очень интересно…
– А вы один едете?
– Нет, со съемочной группой.
– А Нина Бронникова тоже едет?
– Да. А почему ты спросила?
– Просто так…
– Ты что, ревнуешь меня? К Нине?
– Да. Ужасно. И буду мучиться. Весь месяц.
– Дурочка! Жирафенок мой глупенький!
Я только тебя люблю. Запомни, только тебя.
– Но ведь у вас что-то было с Ниной, я знаю!
– Как ты можешь знать, чудачка, то, чего не было?
– Я чувствую.
– Ну, придумать себе можно любую страшилку. Хочешь терзаться ревностью, терзайся, – рассердился вдруг он. – Я же вот не задаю тебе вопросов про твоего деверя, хотя меня это тоже мучает.
– Но я в Москве, а мой деверь сейчас спасает людей на Дальнем Востоке, а вы с Ниной будете там вместе… И она тоже будет вас ревновать ко мне, и вы, чтобы доказать ей, что она ошибается, будете с ней спать, тем более вы вряд ли целый месяц сможете обойтись без женщины.
Он был крайне озадачен.
– Девочка моя родная, я только тебя люблю. Поверь ты мне.
– А я верю. Но спать с ней вы будете.
И потом у вас с ней столько общего… работа… Но пусть… Просто помните, что я буду мучиться, потому что люблю вас больше жизни и кроме вас у меня никого нет и никто мне не нужен.
И все, мы закрыли эту тему. Когда вы едете?
– Через неделю.
Она достала из холодильника бутылку и налила ему вина. Он понял, что она не прогонит его. Ох, хитрюга, подумал он, сумела заранее внушить мне чувство вины. Но до чего же хороша…
Платье для Тани было готово за два дня до свадьбы. За ним приехал папаша.
– Ну что, красавица, давай платье!
– А Таня почему не приехала? А вдруг что-то не так? Надо же примерить.
– Она наказана.
– Господи, за что?
– Это тебя не касается. Вот твой гонорар. Да пересчитай, деньги счет любят.
Ия пересчитала.
– Все в порядке. Спасибо.
– Слушай, а почему это твоя фирма ютится в каком-то переулке? Тебе надо другое помещение подыскать. Где-нибудь на Тверской или на Садовом кольце. Там попрестижнее будет.
– У меня пока нет денег на такое помещение. Аренда и так дорогая. Заработаю, переберусь.
– А тут хрен заработаешь, многим сюда ходить западло.
– Но вот вы же пришли.
– Ну, Танька долго ныла. И потом Анциферовская дочка у тебя свадебное платье шила. Слушай, а хочешь, я тебе куплю магазин где-нибудь в хорошем месте?
– Нет, спасибо. Не хочу.
– А почему это ты не хочешь?
– Но вы же взамен чего-то потребуете. А я не готова.
– Ишь ты, умная баба. Не люблю умных. Значит, не хочешь?
– Благодарю вас, но для меня ваше предложение неприемлемо. Меня вполне устраивает это помещение. Еще раз спасибо, – убийственно холодным тоном проговорила Ия.
– Ну, была бы честь предложена. Так что, в случае чего, пеняй на себя.
С этими словами он удалился.
– Ой, Ийка, с огнем играешь! – сказала Аня, слышавшая весь разговор.
– Да что он мне сделает!
– Что в его башку взбредет. Поджечь может. Еще как-то навредить… Да мало ли…
– Ерунда! Побесится и перестанет. У него через два дня дочка замуж выходит, не до меня ему будет, а там, глядишь, еще какую-нибудь девушку приметит, более сговорчивую.
– Поглядим. Но мне что-то боязно.
А Ия могла думать только о том, что завтра рано утром Голубев улетает на целый месяц. Вчера они уже попрощались. Он сказал, что в последний вечер не сможет к ней приехать, и она буквально сходила с ума от ревности. Но постаралась скрыть это от него. Не нужно, чтобы он уехал с раздражением в душе. Она приготовила вкусный ужин, весь вечер была спокойна и даже весела. Они провели бурную ночь, а утром он спросил:
– Ну что, жирафенок мой любимый, ты успокоилась?
– Да! – покривила душой Ия.
А он счел за благо поверить ей.
Но он был еще в Москве, и это ее терзало. Может, улетит и тогда я успокоюсь, все равно уже ничего не изменишь…
Ия допоздна задержалась на работе, не хотелось идти домой, тут ей было легче. Внезапно в дверь позвонили. В такой час двери всегда заперты. Сквозь дверное стекло она увидела мужскую фигуру.
– Вы к кому?
– Ия, открой!
– Кто это?
Голос был незнакомый.
– Ия, это Леха Чащин, помнишь меня? Мы с тобой учились…
– Господи, Алешка! – Она отперла дверь.
Это и в самом деле был ее одноклассник Леха Чащин, он был в нее влюблен классе в восьмом. Теперь это был здоровенный детина в спортивной куртке. Они обнялись.
– Леха, ты что, жениться надумал? Чего так срочно? Да заходи, хочешь кофе? Печенье вкусное есть… Куда ты пропал?
– Ийка, все потом… Я пришел тебя предупредить. Тебе надо срочно смыться из Москвы.
– Леш, что ты такое говоришь?
– Ийка, ты знаешь Валерия Курдюмова?
У Ии оборвалось сердце.
– Ну, знаю, просто он… вернее, его дочка…
– Короче, тебе надо в два дня смыться из Москвы. Причем соблюдая все меры предосторожности. Он надумал тебя похитить.
– Похитить? Что за бред?
– Это не бред, Ийка, это, к сожалению, реальность. Я его охранник и еще… выполняю всякие поручения. Так что я знаю, что говорю. Такое уже бывало. Но если ты исчезнешь на месяц, он поищет-поищет, да и махнет рукой. Проверено. Но ты его здорово разозлила… Он мне уже велел разработать план…
– Какой план?
– Ийка, не тупи! Лучше тебе не знать… как все бывает.
– Но зачем же ты на него работаешь?
– А у меня отец инвалид, Курдюмов дал мне денег на операцию в Германии, а еще… Короче, я ему должен… Но когда я понял, что он на тебя покушается, не выдержал и вот примчался к тебе. Поверь, все более чем серьезно. Ты должна как можно скорее выехать в Питер.
– Почему в Питер?
– Я не договорил. Выехать в Питер, а оттуда вылететь за границу, если у тебя есть шенген, или в любую безвизовую страну.
– Но почему из Питера?
– Потому что он проверит все аэропорты.
– Но он может и в Питере проверить.
– Нет, у него такие завязки только в Москве. И потом, он не должен понимать, что ты сбежала, просто уехала куда-то в отпуск. И лучше, чтобы я тоже не знал, куда ты полетишь.
– Леха, но как я могу… – вконец растерялась Ия. – У меня же работа…
– Но бывает же форс-мажор! У тебя есть кому доверить ателье?
– Ну, в принципе, есть… Аня.
– Можешь прямо сейчас позвонить?
– Ну, наверное, могу…
– Звони!
– А что говорить?
– Можешь вызвать ее сюда?
– Попробую.
– Звони с моего телефона!
– Почему?
– А он велел поставить твой телефон на прослушку. Приедешь в какую-нибудь страну, купи тамошнюю симку. У тебя деньги-то есть?
– Есть. Алло, Анюта, можешь сейчас вернуться в салон?
– Что-то случилось?
– Да.
– Иду!
Аня тоже жила поблизости и буквально через десять минут влетела в салон.
– Ийка, что? Капушон?
– Да.
– Ой, а вы кто?
Алексей не сводил глаз с хорошенькой пухленькой Ани.
– Ой, я вас видела! Вы охранник Капушона!
– Кого? – не понял Алексей.
– Да мы так прозвали Курдюмова.
– А!
– Ань, мы с Лехой учились в школе, и он пришел меня предупредить… Короче, мне надо уехать.
– Куда?
– Об этом никто знать не должен, ни вы, ни я! – вместо Ии ответил Алексей.
– Но как же заказы?
– Ань, Гуля дошьет, что раскроено. Если будут претензии, выписывай расписки, а я, когда вернусь, выплачу все неустойки…
– Но меня же будут спрашивать…
– Обязательно, – заметил Алексей.
Несмотря на подлинный драматизм ситуации, Аня почувствовала, что нравится Алексею, который тоже ей глянулся, и это вдохновило ее.
– Я знаю, что надо делать!
– Что? – хором спросили Алексей и Ия.
– Я буду всем говорить, что ты умчалась на Дальний Восток к своему мужику, который там попал в больницу. Ищи там тебя, свищи!
– Нет. Про больницу я не согласна!
– Алеша, а ваш патрон меня пытать не станет?
– Да нет, ерунда.
– Знаете что? Просто скажешь, что я плохо себя чувствовала в последнее время и меня положили в больницу, я упала в обморок, у меня кровотечение, короче, что-то по женской части… Авось, ему станет неприятно…
– А что, мысль неплохая. Но он может захотеть в этом убедиться. Заставит меня прочесать все больницы, навести справки в «скорой». Он не так прост. Но направление мысли верное. Надо придумать, кто тебя в больницу увез.
– Ты просто позвонила какому-то своему другу-медику, он за тобой приехал. А кто он такой, я понятия не имею. Я в такой панике и растерянности, что с ума схожу. Твой телефон не отвечает, клиенты замучили, я кляну тебя на чем свет стоит… – вдохновенно сочиняла Аня.