Теперь, стоя на причале, она нетерпеливо поглядывала на часы, а он наблюдал, как огромный корабль пришвартовывается к причалу.
— Они немного запаздывают, — снова посмотрела на часы Марина.
— Ничего, — успокоил ее Аврутин, — у нас еще много времени.
— Обязательно нужно было брать билеты на завтра? — спросила Марина. — Мы могли бы выехать прямо сегодня. И выиграть один день.
— Нельзя, — терпеливо произнес ее напарник, — такая женщина, как миссис Спадони, не может выезжать в Родезию в день своего приезда. Это не соответствует ее образу жизни. Посторонний наблюдатель может задаться вопросом: почему она так торопится? Поэтому нам придется потерять один день.
— Остается всего три дня, — напомнила Марина, — он может приехать в Солсбери раньше нас и уехать оттуда. А мы останемся ловить экзотических бабочек. Или она собирает статуэтки?
— Она собирает все. Но в данном случае ты не права. Так нужно по легенде. Нужно знать Милену, чтобы говорить такие вещи. Она ни за что не пересядет на поезд с корабля, даже если это нужно в интересах дела. Это аристократка.
— Чертова баба, — пробормотала в сердцах Марина. — Я столько о ней слышала, что просто интересно ее увидеть. Неужели все, что о ней говорят, правда?
— Практически все, — серьезно подтвердил Аврутин. — Она работает с Марковым уже лет восемь. И, насколько я знаю, работает просто здорово.
Милена Минич была многолетним агентом Комитета государственной безопасности. Родившаяся в тридцатом году в семье сербских аристократов, близких к королевской семье Югославии, она с детских лет воспитывалась в лучших колледжах Лондона и Цюриха. Ее отец сумел предвидеть разгром Европы и переместить большую часть своего имущества в Южную Америку. Милена отправляется туда после окончания войны и уже в семнадцать лет выходит замуж. Брак оказался неудачным. Через два года она развелась, оставшись с сыном на руках. К тому времени капиталы рано умершего отца значительно поубавились, и Милена принимает решение вернуться. В сорок девятом во Франции она будет завербована самим Огаянцем, резидентом советской разведки в Париже. По непроверенным сведениям, даже станет его любовницей.[4] Позже Овалов передаст ее своему преемнику Крохину.[5] Во Франции имя Милены Минич, сербской аристократки и красивой женщины, довольно быстро становится известным повсюду. Ее принимают в лучших салонах Парижа. О ее знакомствах с министрами и депутатами знает весь парижский бомонд. Но никто не догадывается, что под маской светской львицы скрывается многолетний агент КГБ СССР. Информация регулярно поступает в Москву самому Лаврентию Павловичу Берии.
Именно информация Минич по западному сектору Германии подталкивает Берию к принятию непростого решения по Восточной Германии. Получая объективную информацию из Европы, он понимает, что развал Германии не принесет ничего полезного Советскому Союзу, вынужденному фактически содержать восточную зону оккупации. И именно он первым среди государственных деятелей Советского Союза осознает возможность и необходимость объединения двух Германий. Его тщетные попытки получить положительное решение по этому вопросу наталкиваются на возмущенное большинство в Политбюро, и без того встревоженное усилением роли Берии в стране. После грузина Сталина членам Политбюро не нужен новый диктатор в лице Лаврентия Берии. И его единогласно сдают Хрущеву, молчаливо соглашаясь на его изоляцию и казнь. А сообщения Минич просто кладут под сукно.
За семь лет, с сорок девятого по пятьдесят шестой год, неразбериха вместила в себя и последнее время величия Сталина, и его развенчание, и осуждение Берии, и амнистию политзаключенным, и многочисленные переименования некогда грозного ведомства НКВД в МГБ, МВД и КГБ. За эти годы во главе разведки сменятся четыре человека — Петр Васильевич Федотов, Сергей Романович Савченко, Василий Степанович Рясной и Александр Семенович Панюшкин. И только с приходом в разведку Александра Михайловича Сахаровского все наконец встанет на свои места. В советской разведке появится человек, возглавлявший ее полтора десятка лет и сумевший придать своей службе ту стабильность, которая нарабатывается годами и ценится в разведке более всего остального.
Милена Минич становится наиболее ценным агентом Сахаровского. Она разъезжает по миру с разными паспортами и легендами. Блестяще владея семью европейскими языками, красивая, умная, образованная, Минич становится ощутимой ударной силой ПГУ в мире во время «холодной войны». Уже в середине шестидесятых, когда по инициативе Сахаровского создается группа «Кларисса» для выполнения особо деликатных поручений руководства ПГУ, Милена Минич передается в ведение группы Маркова. Никогда не состоявшая на службе в самом КГБ, Милена за свои услуги получала огромные деньги, позволявшие ей платить за обучение сына в Гарварде и вести тот роскошный образ жизни, который полностью соответствовал легендам ее героинь.
И теперь именно в ожидании этой женщины Аврутин и Чернышева стояли на причале в окружении толпы снующих индусов и китайцев, предлагавших свои услуги по переноске багажа. Негров в порт не пускали даже работать носильщиками. На многих ресторанах и барах висела характерная табличка: «Неграм и собакам вход запрещен». И это никого не возмущало. Режим апартеида был нормальной формой существования белых расистов на юге Африки, пытавшихся сохранить здесь обычаи и нравы девятнадцатого, а то и восемнадцатого века.
Судно наконец закрепилось у причала, и с него начали сходить пассажиры. Улыбающиеся таможенники и полицейские встречали белых пассажиров приветливыми возгласами. Здесь радовались любому гостю, любому приехавшему туристу, здесь гостеприимно встречали любого бизнесмена и банкира. Но с одной лишь поправкой — кроме денег, приехавший обязан был иметь приемлемый цвет кожи. Иначе в этой удивительно красивой и непонятной стране он сразу становился нежелательным иностранцем.
Послышался какой-то шум. Несколько матросов кинулись помогать очаровательной пассажирке, успевшей вызвать всеобщую симпатию во время своего пребывания на корабле. Показалась женщина, одетая в темно-красное платье. Сверху было накинуто какое-то невообразимо огромное аргентинское пончо. На руках у женщины была маленькая белая болонка, словно дополнявшая ее образ. Сразу три матроса несли ее чемоданы, видимо, пассажирке удалось очаровать и капитана корабля, любезно предоставившего своих людей.
В июне в Кейптауне стояла прохладная погода. В Южном полушарии в это время была зима. И хотя даже зимой здесь было достаточно жарко, это была не та тропическая жара, которая обычно бывает здесь в январе — феврале.
— Она, — негромко сказал Аврутин.
Марина внимательно всмотрелась в легенду советской разведки. Генерал Марков, чьим мнением она дорожила, однажды, уже после начала их совместной работы, обмолвился, что у него не было лучше женщины-разведчика, чем Милена Минич. Теперь, смотря на то, как женщина выходила на причал, она понимала слова генерала. Перед ней была элегантная красивая женщина, которая, хотя и выглядела на свои сорок четыре, тем не менее была настоящей Женщиной. Той самой, для которой возраст не имеет никакого значения. Когда не имеют значения красота ее кожи и упругость ее грудей. Когда ее глаза говорят гораздо больше ее тела. Когда все заменяется интеллектом и опытом. Словом, когда женщина соответствует тому недосягаемому идеалу, который в природе иногда встречается у особ королевского рода и самых известных куртизанок, заставляющих ради себя начинать войны и безумствовать тысячи взрослых самцов. Кто знает, может, и легендарная Троянская война началась именно из-за этих качеств Елены.
Милена увидела Аврутина, которого и раньше знала в лицо. Но позвала не его, а Марину.
— Аугуста, — требовательно произнесла она, — подойди ко мне и возьми эту несносную собачку.
Она никогда в жизни не видела Марину, но догадалась, что стоящая рядом с «ее помощником» молодая женщина — ее новый секретарь. Марина не удивилась. Она уже знала, как умеют работать профессионалы. Подойдя к женщине, она взяла собачку.
— С приездом, миссис Спадони, — сказала, вежливо улыбаясь, Марина.
— Здравствуйте, моя дорогая, — сердечно ответила женщина, внимательно вглядываясь в Чернышеву. Кажется, она осталась довольна увиденным, если на губах появилась поощрительная улыбка.
— Вы заказали мне номер в отеле?
— Конечно. Мистер Рэнд распорядился, — показала на своего напарника Марина.
— Ах, Томас, — закричала на весь причал «миссис Спадони», — вы даже не представляете, как я рада вас видеть. Представляете, Томас, у меня началась мигрень, и мне пришлось два дня пролежать в каюте.
— Ах, Томас, — закричала на весь причал «миссис Спадони», — вы даже не представляете, как я рада вас видеть. Представляете, Томас, у меня началась мигрень, и мне пришлось два дня пролежать в каюте.
Ошеломленные таможенники провожали взглядами столь неотразимую даму и весь ее груз, даже не думая досматривать багаж. Два заказанных «Бьюика» уже ждали на выходе из здания морского порта. В первую машину сели сама миссис Спадони, ее секретарь и помощник. Во вторую бережно погрузили вещи приехавшей.
— Надеюсь, здесь хорошая погода, — уточнила приехавшая у своего секретаря.
— Да, миссис Спадони, почти прохладно, — односложно ответила Марина, подавленная грандиозной игрой и красотой женщины. А та, видимо, поняв, в чем дело, вдруг наклонилась к Марине и тихо по-русски, с явным сербским акцентом, сказала:
— Чуть спокойнее, душечка. Не волнуйтесь так. Я тоже раньше очень сильно волновалась.
В отеле их уже ждали. Сам менеджер гостиницы взялся проводить почетную гостью наверх, в апартаменты. Была обычная суета вселявшихся гостей, ускоренная качеством обслуживания и сервисом гостиничного персонала. Только через пятнадцать минут они остались наконец одни. Милена вышла на балкон. Ее помощник и секретарь поспешили за ней.
— Как здесь здорово, — вздохнула Милена, — я последний раз была в Южной Африке двенадцать лет назад. Да и то проездом. Не так часто дела забрасывают меня сюда.
Она говорила по-английски, четко произнося слова, словно сама кончала Оксфорд или Кембридж. Когда она говорила по-французски, вообще нельзя было определить, кто перед вами — француженка или представитель другой национальности. А вот по-русски и по-итальянски она говорила с заметным акцентом. Ее испанский язык был безупречен. Как и все европейские аристократы, она знала основные европейские языки, так помогавшие в общении и ее передвижениях по миру.
— Мы выезжаем завтра днем, — сообщил Аврутин, наклоняясь к Милене, — билеты уже купили.
— Нет, — внезапно сказала, словно очнувшись, Милена, — мы выезжаем сегодня ночью. Должен быть поезд в Преторию. Вот на него и возьмите билет.
— Сегодня? — ошеломленно переспросил Аврутин. — Я думал, вы захотите отдохнуть.
— В дороге и отдохну.
Она поманила их рукой и, войдя в большую ванную комнату, открыла воду. Теперь шум воды заглушил бы любое подслушивающее устройство.
— Со мной плыл один пассажир. Он поедет именно этим рейсом в Йоханнесбург, — тихо сообщила Милена, — мне он показался подозрительным. По-моему, он что-то знает о нашем подопечном. Нам нужно уехать вместе с ним.
— С чего вы взяли? — спросил ошеломленный Аврутин.
— Очень просто, — спокойно ответила Милена, — капитан корабля был очень любезен и разрешал мне иногда звонить домой, и в Европу, и в Аргентину. И однажды я сама услышала, как мой попутчик договаривается о свидании в отеле «Виктория» в Солсбери. И обещает потом встречу на корабле в Руанде. Вы верите в такие случайности?
Аврутин ошеломленно молчал.
— Значит, выезжаем сегодня, — решила Милена.
Глава 4
Вечерний поезд из Кейптауна вышел точно по расписанию. Инфраструктура железных дорог юга Африки была лучше, чем всех остальных по всему континенту. Сказывался разный уровень развития этих стран и наличия у власти квалифицированного белого персонала. Все три крупных порта на юге страны — Кейптаун, Порт-Элизабет и Ист-Лондон — были связаны железнодорожным сообщением с Йоханнесбургом, самым большим городом страны. Расположенные вокруг него города-спутники, уже давно превратившиеся в большие промышленные центры, делали эту часть страны похожей на промышленные районы Англии или Германии, с поправкой на африканское своеобразие. Отсюда шли главные пути в Мозамбик, Ботсвану и Зимбабве, здесь был промышленный центр огромной страны, обеспечивающий ее процветание и благоденствие.
Заказав для себя три купе первого класса, миссис Спадони расположилась в следующем на север страны поезде с максимальным удобством. В соседнем вагоне ехал некто Гвидо Алтьери, коммерсант из Буэнос-Айреса, направлявшийся по своим делам в Йоханнесбург. Обратив внимание Аврутина на этого господина, Милена пригласила к себе в купе своего секретаря. В отеле они так и не смогли поговорить, и теперь, оставшись одни, с любопытством смотрели друг на друга.
Милена была старше на пятнадцать лет и обладала тем бесценным опытом, который невозможно получить нигде, кроме как общаясь с огромным количеством людей и попадая в бесчисленные переделки. У Марины, благополучной выпускницы МГИМО, только недавно начавшей работать на ПГУ, такого опыта, разумеется, не было.
— Как вас зовут? — спросила Милена у молодой женщины.
— Марина, — чуть поколебавшись, ответила Чернышева. Из рассказов Аврутина она знала о некоторых предыдущих заданиях госпожи Минич, вот уже четверть века работающей на советскую разведку.
— Какое красивое имя, — восхищенно сказала Милена, — это ведь греческое имя. У меня в Белграде была подруга Марина. Она была дочерью русского офицера, бежавшего от революции. У вас есть родители?
Все-таки по-русски она говорила с заметным акцентом.
— Только мама. Папа у меня был раньше дипломатом. Недавно я узнала, что и разведчиком тоже.
— Значит, вы прирожденный разведчик, — засмеялась Милена. — Это ваша первая командировка?
— Раньше я бывала за рубежом, — честно призналась Марина, — но с разными конкретными заданиями.
Она не стала добавлять, что впервые выехала за рубеж в качестве нелегала и впервые получила такое ответственное задание.
— Вы, наверно, учились? — поняла Милена.
Марина кивнула.
— Можете не беспокоиться, — махнула рукой Милена, — тут нас вряд ли прослушивают. Да и по-русски здесь не каждый понимает. Кажется, мы проехали Вустер. Утром будем в Кимберли. Нужно будет позвонить оттуда в Буэнос-Айрес, пусть нам дадут справку, кто такой этот Гвидо Алтьери. Не забудьте позвонить. Я вам дам телефон. Я уже послала запрос, чтобы все выяснили. К тому же это так удачно вписывается в нашу легенду. Может ведь эксцентричная синьора позволить себе узнать новости из своего города.
— Хорошо, — кивнула Марина.
— Вы говорите по-испански? — внезапно вспомнила Милена. — Английский у вас безупречен.
— Я неплохо знаю испанский, — перешла на этот язык Марина, — в детстве некоторое время мы жили в Латинской Америке, и я выучила испанский язык.
— Господи, боже ты мой, — заохала Милена, — у вас блестящее произношение. Где вы научились такой кастильской речи? Просто великолепно. Никогда бы не поверила. Ну, моя милочка, вы себя просто недооцениваете. А какие еще языки вы знаете?
— Сейчас овладеваю французским.
— Это правильно. Французский язык создан для любви. Эти слова с придыханием словно помогают человеку объясняться с любимой. У вас есть муж?
Она так и спросила, вместо слов «вы замужем».
— Нет.
— Ну и правильно. Никогда не нужно спешить с этим делом. Успеется еще. Вы молодая и красивая женщина. Да и, честно говоря, в нашем деле нельзя связывать себя семьей. Родить, конечно, нужно, но вот иметь рядом мужчину — это не совсем обязательно. И потом, любящий супруг вряд ли согласится на ваши постоянные отъезды. Поэтому придется выбирать. А никакой мужчина не стоит нашей интересной жизни. Поверьте мне, девочка, у меня было много мужчин.
— Вы не любите мужчин? — улыбнулась Марина.
— Как это не люблю? — расхохоталась Милена, тряхнув своими рыжими волосами. — Я их просто обожаю. Но я люблю их слишком сильно, чтобы остановиться на ком-то конкретно. Понимаешь?
Марина кивнула.
— А вообще это лотерея, — сказала вдруг очень серьезно Милена. — В жизни редко выпадает счастливый билет, но если найдешь мужчину, который будет настоящим мужчиной, тогда держись за него крепко. И люби его больше всего на свете. Даже если ты встретишься с ним всего один только раз и всего на полчаса, то и тогда свет этого чувства будет греть тебя всю твою жизнь.
Она замолчала.
— Это был отец вашего ребенка? — спросила Марина.
Милена посмотрела в зеркало, поправила прическу.
— Нет, конечно. Это был редкий идиот, обладавший смазливой внешностью и характером страуса. При малейшем скандале он сбегал из дому. Нет, это был не он.
Она не стала более ничего рассказывать, а Марина не стала расспрашивать.
В купе осторожно постучали.
— Войдите, — разрешила Милена, оправляя роскошный японский шелковый халат, в котором сидела в кресле.
Быстро вошел Аврутин.
— Он в соседнем вагоне, — стал докладывать, — едет один. Заперся и не выходит. Билет у него до Йоханнесбурга. Вечером пойдет на ужин, попросил проводника разбудить в одиннадцать часов.