– Парень, ты хоть представляешь, чем это все может закончиться для тебя? – стараясь сохранять спокойствие, задал вопрос Зажим. Уголовник прилагал неимоверные усилия, чтобы его голос звучал грозно и решительно, в то время как его внутренности словно безжалостно завязали узлом чьи-то костлявые пальцы. – Мне очень жаль, если ты не понимаешь. Не понимаешь, что тебя ждет за твои фокусы.
Дикий усмехнулся.
– Малыши-карандаши, – нараспев проговорил он. – А знаете ли вы, что в природе существует гриб, который может передвигаться? Это слизевик, по-научному – физарум многоголовый.
– Зажим, о чем он? – захныкал Ходжа. Он выглядел настолько испуганным, как только может выглядеть человек, увидев ночью склонившийся над своей кроватью самый ужасный кошмар из детства.
Зажим что-то буркнул, даже не взглянув на приятеля.
– Протоплазма этого гриба сначала перетекает вперед, затем назад, – продолжал Дикий. – Этот цикл занимает примерно две минуты. Слизевик способен самостоятельно находить выход из лабиринта. Понимаете, ребята? Эти грибы могут передвигаться к еде и при этом выбирают для этого кратчайший из возможных путей. Это было доказано экспериментом. Ученые считают, что по уровню интеллекта слизевик можно отнести к социально организованным насекомым, таким, как муравьи. Представляете?!
Зажим издал истеричный смешок.
– Зачем ты побрил нас?
Дикий развел руки в стороны:
– Всему свое время, мальчики. Вы хотите все и сразу, а так не бывает.
– Ладно. Пошутили, и будет, – резко сказал Зажим. – Это было очень здорово. А теперь развяжи нас, и мы разойдемся, как будто не знаем друг друга. По-хорошему.
Дикий визгливо рассмеялся.
– Говоришь, по-хорошему? Возможно, меня вы не знаете. А вот я вас как облупленных знаю.
– Эй, послушай, – дрогнувшим голосом заговорил Ходжа. – Никому не нужны геморрои. Мы люди Доктора. Понимаешь? Знаешь, кто это?
– Ага. Он уже давно дожидается вас.
Ходжа с Зажимом недоуменно переглянулись.
– Так ты… хм… – запнулся Ходжа. – Ты…
– Ты от Доктора? – вместо него спросил Зажим.
Дикий качнул головой. Затем нагнулся и, ухватившись за ноги Ходжи, с неожиданной стремительностью поволок зэка по коридору. Туда, где темнела крошечная дверца.
– Зажим! Зажим, останови его! – вне себя от ужаса заблеял Ходжа. Он чувствовал, как под его беззащитным телом шуршат мелкие камешки, больно царапая кожу. Зэк мотал головой из стороны в сторону, дыхание с хрипом вырывалось из его глотки. – Эй! Пожалуйста, не надо! Не надооооо!!
– Мы в лесок пойдем… мы грибок найдем, – ворковал Дикий. Смахнув пот со лба, он прибавил: – В шапочке нарядной, светло-шоколадной… ты хочешь шапочку, малыш?
– Не надо!! – как в заезженной пластинке повторил Ходжа, и из его глаз хлынули слезы.
Заскрежетал ключ, и через мгновение дверь медленно отворилась.
– Нет, – забормотал Ходжа. Его обдало спертым, давно непроветриваемым воздухом. Словно он склонился над тяжело больным, в каждом выдохе которого ощущалось приближение неминуемой смерти.
– Нет, нет. Нет!!! – взвыл он, когда Дикий бесцеремонно втащил его внутрь.
– Жди меня, – погрозил пальцем егерь и направился к Зажиму. Ходжа продолжал истошно кричать, но Дикий даже не оглянулся.
– А ты хочешь шапочку? – полюбопытствовал он, обращаясь к Зажиму.
– Ты зря это делаешь, – выдавил зэк. Его лицо покрылось мертвенной бледностью. – Гм… Парень, давай поговорим!
– Ты не прячь, грибок, под листок свой бок, – с многозначительным видом сообщил Дикий, начиная волочить Зажима. – Ты ребятам нужен. К вечеру, на ужин[23].
– Ого… а ты потяжелее будешь, – счел необходимым сообщить он.
– Тебе кранты, – вяло проговорил зэк. Несмотря на охвативший его страх, он был потрясен силой этого сумасшедшего – его волочили, словно он был мешком, набитым сухими листьями.
Оказавшись у дверей, Дикий толкнул дверь ногой.
– Кто ты? Кто ты, парень? – спросил Зажим надреснутым голосом.
Дикий отволок тело уголовника внутрь.
– Я думал, ты понял, – мягко произнес он. – Я грибник. А вы – мои грибы.
С этими словами егерь захлопнул дверь, и беглых зэков поглотила ночь.
* * *Снаружи звякнули ключи, и находящийся в комнате мужчина вскинул голову. Спустя пару секунд в комнату вошел Дикий. Нос стоял посреди гостиной, заведя руки за спину, и егерь неуклюже остановился, по инерции качнувшись вперед. Он словно растерялся в какое-то мгновение, и некоторое время братья просто разглядывали друг друга, не говоря ни слова.
Наконец Дикий шагнул вперед.
– Ну что… Привет, братишка?
Он распахнул объятия, и Нос обнял его.
– Я думал, ты спишь, – сказал Дикий, внимательно глядя на брата.
– Что-то сон не идет, – обронил Нос.
– Как царапина? – поинтересовался егерь, указывая на пластырь, который был прилеплен на рану, оставленную Олесей.
– Заживет. И голова почти профла.
Нос подошел к наглухо заколоченному окну и ткнул в него указательным пальцем.
– Послушай. Часто ли тебе приходилось слышать, чтобы родных братьев помещали в комнату без окон? Да еще закрывали на ключ?
Дикий присел на кровать.
– Нет, нечасто, – признался он. – Да вот только обстоятельства складываются так, что иначе нельзя. Или ты не врубаешься?
– Врубаюсь.
– На вашей зоне сейчас полнейший армагедец, – проинформировал Дикий. – Я слушал новости. На ноги подняты все ментовские службы, а также внутренние войска. По лесу рыщет фсиновский спецназ и легавые, под каждый куст заглядывают. Полагаю, они уже нашли вашу последнюю стоянку. Хорошо, что я регулярно обрабатываю подступы к моему хозяйству. Собаки не должны ничего учуять.
– А если учуют? – спросил Нос, лениво разминая кисти рук.
– А если учуют, я спрячу вас.
Рот Носа искривился в недоверчивой ухмылке.
– Где? У себя в теплице?
Дикий наградил брата ответной улыбкой.
– А чем тебя не устраивает моя теплица? Между прочим, это самое безопасное место. Там есть вода, вентиляция и запасы еды на неделю.
Нос вздохнул:
– Мне нельзя тут находиться. Легавые «пробьют» мою родословную и выйдут на тебя. Что тогда будем делать?
Дикий поморщился, словно надкусил лимон.
– Братишка, давай посмотрим на эту проблему под другим углом. Куда ты двинешь? Будешь скрываться в лесу? Тебя возьмут через пару часов. А вывозить тебя из города опасно – все въезды-выезды перекрыты, шмонают каждую машину. Так что выбирать особо не из чего.
Нос лишь плотнее сжал губы.
В воздухе снова повисла неловкая пауза.
– Сколько мы не виделись? – тихо спросил Дикий, когда молчание стало уж совсем невыносимым. – Пять лет? Или шесть?
Нос равнодушно пожал плечами:
– Наверное. Я не слежу за временем.
– Неужели ты даже не вспоминал обо мне?
– Почему же. Ты единственное, что у меня осталось. – сказал Нос. – Только… жизнь сама все расставляет по своим местам. Раз она раскидала нас по разным концам, то на это, наверное, были причины. Я всегда помнил о тебе, братифка.
Дикий поднял ладонь, и Нос шутливо ударил в нее кулаком.
– В общем, посидишь здесь пару месяцев, – решил егерь. – Потом – как захочешь. Можешь остаться у меня. А нет – я помогу тебе выбраться из города.
– Спасибо, – рассеянно ответил Нос, но в голосе его даже не было намека на благодарность. – А где мои коллеги по несчастью? В теплице?
Егерь кивнул.
– Не все, – добавил он, и Нос удивленно вскинул брови. Затем кивнул с понимающим видом.
– Ясно. Жентину рефыл оставить себе?
– Не себе. У нее есть муж, – сухо ответил Дикий, и глаза Носа округлились.
– Во как. И кто же этот счастливчик?
– Тот самый толстяк, которому ты подпортил физиономию.
Некоторое время Нос с изумлением таращился на брата, затем расхохотался. Дикий напряженно улыбнулся, терпеливо ожидая, когда тот успокоится.
– Надо же, – покачал головой Нос, прекратив смеяться. – То-то я смотрю, он на нее все время украдкой пялился, знаки какие-то пальцами делал… А кто такой «Зэня»? Он самый и есть?
– Тот самый. «Зэня» значит Женя.
– Конспираторы, – с неподдельным восхищением проговорил Нос. Он начал неторопливо прохаживаться по комнате. – Так что, он теперь мечтает отомстить?
– Не парься, – успокаивающим голосом проговорил Дикий. – Мы все обговорили, и он скоро уедет. Вам просто не нужно пересекаться.
– Ты хочеф сказать, что мне стоит опасаться этого тюфяка? – полюбопытствовал Нос. – Он крепкий орефек?
Дикий хмыкнул:
– Не знаю насчет орешка, но Зажиму он рога обломал. Никогда нельзя недооценивать людей. Женя непростой парень и может за себя постоять. И у нас с ним особые отношения.
Нос уселся на старую, покосившуюся табуретку.
– Знафит, все, что было, – просто игра?
В его тусклых глазах-монетках скользнула догадка, и он, не дав ответить брату, задал очередной вопрос:
– Вы все подстроили, и Сава косил под размазню?
– Считай, что так.
Нос умолк, переваривая информацию.
– От них нужно избавиться, – после непродолжительной паузы произнес он. – У меня плохое предчувствие. Я вижу сны. И почти каждый сон связан с нафей матерью, Дикий. Ты помниф ее?
– Помню, – не глядя на брата, ответил егерь.
– И я помню. Особенно последние минуты ее жизни. Это ведь при мне она выбросилась из окна. Она встала на подоконник. Якобы поправить зана…
– Не будем об этом, – перебил Дикий резким голосом. – Ты рассказывал это миллион раз.
– Хорофо, – послушно произнес Нос. – Так вот, нафа мать сказала, что эти двое принесут беду в нафу семью.
Он подался вперед, не сводя с егеря пытливого взгляда.
– Ты мне вериф? Я никогда не офибался. Убей их. Посади в свою теплицу. Что угодно, но чтобы их не было. Так будет лучфе.
Дикий поднялся с кровати.
– Извини, братишка. Но я буду делать то, что считаю нужным, – мягким, но решительным тоном промолвил он. – И вы не тронете друг друга даже пальцем. Во всяком случае, не у меня дома.
Нос расплылся в улыбке.
– Никаких проблем. Выведи его за забор и дай мне нож. И все произойдет не у тебя дома.
Он широко открыл рот, коснувшись пальцем почерневшего зуба:
– А впрочем, можно обойтись и без ножа.
Дикий скептически покосился на брата.
– Справишься?
– Думаю, фто да, – с серьезным видом ответил Нос, и они одновременно рассмеялись, словно услышав удачный анекдот.
– Ничего. Будет время, вставлю себе новые, – пообещал Нос. – Железные.
Он перехватил взгляд брата – изучающий и цепкий. Так опытный филателист исследует редчайшую марку на предмет подлинности.
– Ты помнишь Наташу, братишка? Мою Наташу? – вдруг спросил Дикий.
На лице Носа не дрогнул ни один мускул.
– Конечно, помню. Ты очень любил ее. Кажется, вы собирались пожениться. Несмотря на то, что у нее был ребенок от другого. Я прав?
– Совершенно верно. Я любил ее. Но потом она куда-то пропала. Прямо из дома, где была ее трехлетняя дочь, – тихо произнес Дикий. – А на кухне и в комнате нашли следы крови.
Нос вздохнул:
– Жизнь – непредсказуемая фтука.
– Да. Не знаю, что там произошло, но бедная девочка лишилась дара речи. Несколько месяцев она пролежала в глубокой коме, а когда пришла в себя, то стала инвалидом.
– Очень жаль, – с сочувствием произнес Нос. – У нее была вся жизнь впереди. А почему ты затеял этот разговор? Я считал, что ты не хочеф лифний раз бередить старую рану. Натафа наверняка умерла, и с этим уже ничего не поделаеф.
Дикий внезапно растерялся и отвел взор.
– Не знаю, – хрипловатым голосом выдавил он. – Не знаю, зачем. Но я тоже вижу сны. И каждый раз она приходит ко мне.
Нос шагнул к брату, осторожно положив на его плечо руку.
– Это придется пережить, братифка. Пусть она будет в твоих мыслях. В твоей памяти. Пусть это будет как коробка с елофными игруфками. Когда праздник проходит, их снимают с елки, протирают и заботливо укладывают в коробку, обкладывая мятой газетой или ватой. А потом убирают на антресоль. Убери свои мысли о Натафе в самый дальний угол своих воспоминаний. Туда, куда не проникает свет.
– Да тебе книжки писать надо, – с грустью улыбнулся Дикий. Его глаза повлажнели от слез. – Убрать на полку, говоришь?
Нос улыбнулся в ответ:
– Именно так.
– Что ж, попробую. Ладно. День был тяжелым. В сортир хочешь? Пожрать что-нибудь? Выпить?
Нос отрицательно качнул головой.
– Тогда ложись спать, – велел Дикий и с этими словами вышел из комнаты. Заскрежетал ключ, запирая дверь на замок. Улыбка с лица Носа мгновенно испарилась, уступив место озлобленному, почти ненавидящему выражению. Он с силой прикусил губу, а когда показалась кровь, меланхолично растер ее пальцами по подбородку.
– Зачем ты вспомнил эту историю? – едва слышно прошептал он. – Зачем расковырял эту могилу, братик?
* * *– Зажим… Ты… здесь?
Голос Ходжи прозвучал как хруст фольги.
Темнота липла, словно влажное одеяло – скисшее и дурно пахнущее. Казалось, помимо ремней, которыми они были скручены, тьма спешно обволакивала их своей пеленой, угольно-черной и непроницаемой, как брезент.
– Зажим, – проскулил Ходжа. – Ты в норме? За…
– Прикрой пасть, – устало перебил его уголовник, и Ходжа почувствовал небольшое облегчение.
– Где мы? И что это за беспредельщик? Кто он?
– Хрен его знает, – зло отозвался зэк. Он потянул носом, сморщившись. Витающий внутри запах был невыносимым – муторно-затхлая смесь из давно непроветриваемого помещения и протухшей еды, которую щедро разбавлял смрад человеческих выделений.
Зажим поерзал, напрягая мускулы, пытаясь при этом хоть немного ослабить ремни, но все усилия были тщетны. Этими движениями он только лишний раз потревожил сломанную руку.
– Падла, – хрипло выругался он. – Связал на совесть.
– Зажим, – тихо окликнул его Ходжа.
– Ну?
– А ведь он нас обкорнал. Под корень. Ты это заметил? Мы теперь бритые. Все равно что бильярдные шары.
Несколько секунд в темноте слышалось лишь натужное дыхание, после чего Зажим процедил:
– Заметил. Больной урод, чего с него возьмешь.
Ходжа почувствовал, как откуда-то изнутри наверх медленно, словно утопленник, всплывает жуткое понимание беды, в которую они угодили.
«Стул. Электрический стул».
Эта мысль с неожиданной силой острым клювом заколотилась в стенки черепа.
– Зажим, он хочет нас сжечь на электрическом стуле, – зашептал Ходжа. Во рту мгновенно стало сухо, и он провел кончиком языка по шершавым губам. – Въезжаешь?
– Нет. При чем тут стул?!
– Я слышал… гм… я слышал, так у пендосов делали! Когда нашего брата к вышке приговаривали, им черепушки брили. Потом на башку шапочку специальную надевали с проводами. Через голую кожу ток лучше всего проходит, – дрожащим голосом проговорил Ходжа. Он всхлипнул, представив себя на этом жутком приспособлении для казни – жалкий, трясущийся, с гладким черепом, на котором отражается свет от ярких ламп…
– Не гони порожняк, – сердито оборвал его Зажим. Он закряхтел, снова выругавшись.
– Это все Сава, – с ненавистью прошипел он. – Херов валенок! Это он все подстроил! Он и этот псих бородатый! И… – помедлив, он спросил уже спокойней: – А где Нос, кстати?
– Не… знаю.
– Подбери сопли, девчонка, – презрительно бросил Зажим. – И вообще…
– Что?
– Попробуй зубами разорвать эту срань на мне. Потом я развяжу тебя. Освободимся и сломаем дверь.
– Зажим… – начал робко Ходжа.
– Ты оглох, что ли? – злобно рыкнул уголовник. – Начинай, пока этот псих не пришел!
– Зажим, мне показалось…
Ходжа кашлянул.
– Тут кто-то есть, – испуганным шепотом произнес он. – Я слышал что-то. Там, сзади.
– Ты… – начал было Зажим, но тут же осекся, прислушиваясь. Ходжа тоже замер, непроизвольно считая стуки собственного сердца.
Откуда-то издалека раздался тихий вздох. Затем что-то прошуршало, и зэки отчетливо услышали хлюпающий звук.
«Как будто камень в слякоть упал», – пронеслась у Зажима мысль, и по телу пробежал озноб.
– Кто там, Зажим? – забормотал Ходжа. – Там человек?
– Заткнись, – шикнул Зажим.
Вздохнув поглубже, он громко спросил:
– Есть тут кто живой? А?
Зэк моргнул, напряженно всматриваясь в угольную черноту.
«Она движется. Тьма идет прямо на нас», – с ужасом подумал он. С носа, повиснув, сорвалась капелька пота.
– Кто здесь есть? – уже не так уверенно спросил он.
Очередной болезненный вздох.
– Это… это необязательно человек, – глухо произнес Зажим. – Это может быть собака. На цепи.
– Выходи… выходи, грибной народ, – неожиданно раздался где-то за спиной дребезжащий голос. Он звучал странно, будто человек не до конца прожевал пищу. – Выходи, грибной народ…
Булькнув, голос оборвался, причем так резко, что ошеломленный Зажим задался вопросом, не померещилось ли ему это.
– Слышь, Ходжа, – зашептал зэк. – Давай, скорее, рви зубами ремни. Не нравится мне эта хрень. Валить надо отсюда.
– Зажим, я…
– Выходи, грибной народ, – в третий раз прошамкал голос. Человек в темноте удовлетворенно хрюкнул, как если бы наконец-то вспомнил дальнейший текст. – На веселый хоровод. Легкий дождичек осенний…
– …В круг веселый всех зовет, – едва слышно закончил четверостишье Ходжа.
– …В круг веселый всех зовет! – радостно повторил квакающий голос.
– Что за хрень? – прошипел Зажим. – И ты спятил, Ходжа?!