— Ты можешь уйти, дорогая, — сказала она Нине, словно удивившись ее присутствию здесь. — Ты нам не нужна.
Нина Волдыриха перевела взгляд с Эда на мужа и сделала недовольный жест.
— Не-а, — ответила она.
— Уходи, — попросил ее Эд. — Им нужен я.
Нина упрямо замотала головой.
— Ты можешь уйти, — повторил Эд.
— Нам нужен он, — согласилась Эви Крэй. — Ты бы лучше ушла, дорогуша.
Тиг Волдырь схватил Нину за руку. Она позволила ему отвести себя на шаг-другой, но тело и голова ее оставались повернуты к Эду. Он улыбнулся лучшей своей улыбкой. «Уходи же», — молча взмолился он. И сказал вслух:
— Спасибо за все.
Нина неуверенно улыбнулась в ответ.
— Погоди-погоди, — сказала Эви Крэй, — нам твой гребаный муженек тоже нужен.
Она полезла было в сумочку, но Эд уже выхватил автоматический «хайлайт» и приставил к ее лицу так близко, что дуло пушки уперлось Эви под левый глаз и оставило ссадину.
— Не вынимай руки из сумочки, Эви, — посоветовал он. — И ничего не предпринимай.
Он смерил ее взглядом.
— Если, конечно, ты не запустила себя в культиварку.
— Ты никогда этого не узнаешь, говнюк дипнутый, — сказала она. И добавила: — Убей его, Белла.
Эд обнаружил, что смотрит поверх макушки Эви в дуло большого пистолета Чемберса, который сжимала Белла Крэй. Он пожал плечами.
— Убей меня, Белла, — произнес он.
Тиг Волдырь мгновение созерцал эту сцену, тихо пятясь. Он не выпускал руки Нины.
— Пока, Эд, — сказал он, развернулся и припустил вниз по улице. Сперва ему приходилось волочь Нину за собой, потом она словно очнулась и побежала уже по собственной воле. Они напоминали пару высоких неуклюжих птиц. Вокруг мелькал снег, частично скрывая из виду их странную побежку на непослушных ногах. Эда Читайца пронзило облегчение: он так многим был им обязан. Оставалось надеяться, что они поладят между собой, вернутся к детям и заживут счастливо.
— Пока-пока, — произнес он рассеянно. — Нырните глубже, ребята.
— Говнюк ты дипнутый! — молвила Эви Крэй.
Пушка в ее клатче громко бухнула. Сумочка взорвалась, по улице просвистел снарядик из пистолета Чемберса. Подскочив от неожиданности, Эд выстрелил Эви в лицо. Тело ее напряглось и повалилось на сестру, ударив по руке с пистолетом, так что Белла тоже выстрелила — ей в затылок. Эд отпустил Эви, позволил трупу рухнуть и наставил Белле в подбородок «хайлайт».
— Надеюсь, это была культиварка, Белла, — сказал он и предупредил: — Если вдруг ты не в культиварке, лучше брось пушку.
Белла глянула на тело сестры, потом на Эда.
— Ах ты, гребаная тварь! — сказала она. И бросила пистолет. — Тебе не спрятаться. Тебе теперь нигде не спрятаться.
— Ага, значит, не культиварка, — заключил Эд и пожал плечами. — Прости.
Он выжидал, пока не уверился, что Тиг с Ниной скрылись. Потом собрал все валявшееся на месте драки оружие и припустил по Стрэйнт в противоположную избранной ими сторону. Он понятия не имел, куда бежит; снег перешел в дождь. Он слышал, как позади орет на ганпанков Белла Крэй. Оглянувшись, он увидел, как та пытается поднять в сидячее положение тело сестры. То, что было некогда головой Эви, завалилось назад и в свете фонарей напоминало мокрую тряпку. «В упор, — подумал он. — Я ей выстрелил прямо в глаза».
16 Венчурный капитал
Вернувшись в Лондон, Майкл Кэрни запер дом в Чизвике и в тот же день перебрался к Анне.
Груза набралось немного, и это было очень кстати, поскольку Анна накапливала барахло с маниакальным пристрастием, ограждаясь им от собственных мыслей. Дом ее напоминал Крольчатник: планировка линейная, но каждая комната служит переходом из одного помещения в другое. Трудно было определить, где именно находишься. Естественное освещение практически отсутствовало. Анна сделала дом еще темнее, покрыв стены керамоплиткой оттенка желтой тосканы, а поверх наляпав бледной терракоты. Кухня и санузел были крошечные, стены ванной разрисованы бледно-голубыми рыбками. Повсюду виднелись маски, ленточки, китайские абажуры, грязные шторы, дешевые стеклянные канделябры и крупные высушенные фрукты из невиданных стран. Книги словно стекали с наклонных полок из мягких пород дерева на мелассовый паркет и дрейфовали по всему дому.
Кэрни сперва планировал спать на футоне[25] в дальней комнате, но, полежав там, обнаружил, что у него сердечко пошаливает и накатывают приступы необъяснимой тревоги. Проведя в дальней комнате пару ночей, он переместился в постель к Анне. Вероятно, это было ошибкой.
— Ой, мы как будто снова женаты, — сказала Анна утром с болезненно-ослепительной улыбкой.
Выйдя из ванной, Кэрни увидел, что Анна уже приготовила яйца пашот с тостами из черствого хлеба, присовокупив к ним такие же черствые круассаны. Девять часов утра, а на аккуратно застеленном столе стоят зажженные свечи в подсвечниках. В целом, однако, ей вроде бы стало лучше. Она записалась на курсы йоги в Уотерменовском центре современного искусства.[26] Перестала Анна и писать записки сама себе, хотя старые оставила прикнопленными на тыльной стороне двери в спальню, где Кэрни то и дело на них натыкался и чувствовал эмоциональную ответственность. «Кто-то тебя любит», — сообщала записка. Он большую часть темного времени суток проводил глядя в потолок на пятно уличного света и слушая шум транспорта в районе Чизвикского моста. Приведя нервы в порядок, он отправился к Тэйту в Фицровию.
* * *В понедельник после обеда пошел дождь. Улицы к востоку от Тоттенхэм-Корт-роуд опустели.
В исследовательский центр, раньше входивший в структуру Имперского колледжа, а ныне сиротой пущенный в свободное плавание по волнам рыночной экономики, можно было попасть через мрачный, но чистый цоколь с недавно покрашенными черной краской железными ставнями и матовой табличкой на двери. Несколькими улицами восточнее — и квартировало бы тут литературное агентство. Вентиляторы противно гудели, через покрытые изморозью окна Кэрни заметил какое-то движение. Тихого бормотания радио тоже не было слышно. Кэрни спустился по лестнице и набрал код на панели домофона. Когда дверь осталась заперта, он нажал кнопку интеркома и стал ждать, пока Тэйт поднимет трубку. Интерком захрипел, но ответа не последовало, и трубку никто не снял.
Спустя минуту он позвал:
— Брайан!
Он снова нажал кнопку интеркома и подержал ее большим пальцем. Ответа не было. Он вернулся на улицу и попытался заглянуть сквозь ставни. На сей раз он никого не увидел. Только жужжали вентиляторы.
— Брайан?
Подождав, он решил, что ошибся и в лаборатории пусто. Кэрни поднял воротник кожаной куртки и пошел в сторону Центр-пойнт. Не успев дойти до конца улицы, он додумался позвонить Тэйту домой. Ответила жена Тэйта.
— Нет, совсем не здесь, — сказала она, — и я рада это сказать. Он ушел, когда мы еще спали.
Поразмыслив, она сухо добавила:
— Если вообще приходил этой ночью. Когда увидишь, скажи, что я забираю детей в Балтимор. Так и передай.
Кэрни уставился на телефон, пытаясь вспомнить, как ее зовут или как она выглядит.
— Ну, — продолжила она, — в общем-то, я пока не серьезно, но если что, так сразу.
Он не ответил. Она резко позвала:
— Майкл?
Кэрни показалось, что ее имя Элизабет, но люди называют ее Бет.
— Мне жаль, — промямлил он. — Бет.
— Вот видишь! — сказала жена Тэйта. — Все вы одинаковые. Ну почему бы тебе просто не барабанить в гребаную дверь, пока он не откроет? — И добавила: — Может, у него там любовница? Я была бы рада. Это был бы намек на человеческое поведение.
Кэрни начал:
— Послушай, не бросай трубку, я…
Он обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Тэйт поднимается по лестнице, на миг задерживается посмотреть в обе стороны, потом, перебежав улицу, быстрым шагом удаляется к Гоуэр-стрит.
— Брайан! — завопил Кэрни. Из телефона, передавшего этот крик по линии, понесся возмущенный визг. Отбив звонок, он побежал за Тэйтом.
— Брайан, это я! Брайан, что там, черт побери, творится?
Тэйт и ухом не повел. Он опустил руки в карманы и ссутулился. К этому моменту дождь разошелся не на шутку.
— Тэйт! — заорал Кэрни.
Тэйт обернулся, с ужасом глянул на него и пустился бежать. На Блумсбери-стрит Кэрни его настиг, но оба уже задыхались. Кэрни сгреб Тэйта за плечи серой лыжной куртки и развернул к себе. Тэйт издал сдавленный всхлип.
— Оставь меня, — простонал он и остался стоять под дождем, бессильно опустив руки. Потоки воды лились по его лицу.
Кэрни отпустил его.
— Не понимаю, — сказал он. — В чем дело?
Тэйт потоптался на месте и выдавил:
— Ты меня достал.
— Что?
— Оставь меня, — простонал он и остался стоять под дождем, бессильно опустив руки. Потоки воды лились по его лицу.
Кэрни отпустил его.
— Не понимаю, — сказал он. — В чем дело?
Тэйт потоптался на месте и выдавил:
— Ты меня достал.
— Что?
— Ты меня достал. Мы вместе должны были работать. А тебя вечно нет, ты вечно не отвечаешь на звонки, и чертов Гордон собирается сорок девять процентов впарить банку. Я в финансах ни хрена не смыслю. Я и не обязан. Ну где ты пропадал две недели?
Кэрни схватил его за плечи.
— Посмотри на меня, — сказал он. — Все в порядке. — Он принудил себя засмеяться. — Господи, Брайан, — произнес он, — ты совсем заработался.
Тэйт сердито посмотрел на него, но тоже рассмеялся.
— Слушай, — сказал Кэрни, — а давай в «Лимфу», по стаканчику пропустим.
Но Тэйт не позволил бы себя так легко укротить. Он сказал, что терпеть не может клуб «Лимфа». И потом, ему работать надо.
— Полагаю, ты хочешь туда вернуться? — предположил он. — Со мной.
Кэрни, выдавив улыбку, согласился.
В лаборатории воняло кошками, несвежей едой и пивом «Жираф».
— Я обычно на полу сплю, — признался Тэйт. — У меня нет времени домой возвращаться.
Котята возились в куче картонных упаковок от бургеров у стола. Заслышав Кэрни, они вздернули головы и воззрились на него. Котенок шмыгнул к нему и потерся о ноги, но кошечка осталась сидеть, где была, ожидая, пока Кэрни приблизится, и свет лампы очертил ее голову прозрачной короной белой шерсти. Кэрни протянул руку к ее остренькой белой мордочке и засмеялся.
— Ну и дом для примадонны, — сказал он кошечке.
У Тэйта был озадаченный вид.
— Им тебя не хватало, — заключил он. — Но взгляни сюда.
Тэйту удалось растянуть время жизни кубитов в полезном состоянии восьмикратно, десятикратно. Они с Кэрни отволокли мусор от алтаря высокой науки и сели перед большим плоскоэкранным монитором. Кошечка гуляла вокруг, высоко подняв хвост, или сидела у Кэрни на плече, мурча в ухо. По экрану, как выплески синаптической активности мозга, проплывали данные экспериментов в свободном от декогеренции пространстве.
— Это еще не квантовый компьютер, — ответил Тэйт, когда Кэрни принялся его поздравлять, — но мы опережаем Кельпиньского с командой, во всяком случае пока что. Ты понимаешь, зачем я тебя вызвал? Не хочу, чтобы Гордон нас по миру пустил как раз накануне момента, когда любое наше желание будут рады исполнить.
Он потянулся к клавиатуре. Кэрни остановил его.
— А еще?
— Что — еще?
— Глюк модели, чем бы эта штука ни была.
— А-а, — сказал Тэйт, — это? Ну, я сделал что смог.
Он постучал по клавишам. Запустилась новая программа. Вспыхнул актинический синий свет; кошечка-сиамка напряглась у Кэрни на плече; результаты более раннего тестового эксперимента расцвели на экране перед ними, и система «Беовульф» принялась имитировать пространство. На сей раз иллюзия была куда медленнее и лучшего качества. Где-то из кода что-то возникло и расплескалось об экран. Миллион цветных огней, кипящий вихрь, стайка перепуганных рыб на мелководье. Белая кошка сию же секунду соскочила с плеча Кэрни и кинулась на монитор с такой силой, что тот закачался. Целых полминуты фракталы, подергиваясь, затапливали дисплей. Потом все замерло. Кошечка, чья шерсть в сиянии экрана отливала ледяной голубизной, еще полминуты отиралась у дисплея, потом утратила к нему интерес и стала усердно вылизываться.
— Что скажешь? — спросил Тэйт. — А, Кэрни?
Кэрни сидел и с отстраненным ужасом поглаживал кошечку. Как раз перед коллапсом модели, когда фракталы распались, он увидел еще кое-что. Ну как теперь спасаться? Как все это собрать воедино? В конце концов он выдавил:
— Наверное, артефакт.
— Я тоже так подумал, — согласился Тэйт. — Нет смысла дальше в нем копаться. — Он рассмеялся. — Разве что затем, чтобы кошку повеселить.
Кэрни отмолчался, и Тэйт начал менять параметры для следующего эксперимента. Через пять с небольшим минут Тэйт, словно бы продолжая прерванную фразу, произнес:
— А, ну и еще тут какой-то маньяк тебя ищет. Он несколько раз приходил. Его Стрэйк зовут.
— Спрэйк, — поправил Кэрни.
— Я так и сказал.
Кэрни показалось, что его разбудили среди ночи ударом по голове. Он аккуратно поставил белую кошечку на пол и оглядел лабораторию, размышляя, как Спрэйк ухитрился его разыскать.
— Он что-нибудь отсюда прихватил? — Кэрни ткнул пальцем в монитор. — Он не видел этого?
Тэйт рассмеялся:
— Да ты шутишь. Я его даже не впустил бы. Он тут шлялся вверх-вниз по улице, вздымая руки и посылая мне проклятия на неведомом языке.
— Этот пес лает, но не кусает, — сообщил Кэрни.
— Когда он снова приперся, я поменял код на двери.
— Знаешь ли, я заметил.
— Я просто на всякий случай, — огрызнулся Тэйт.
* * *Кэрни встретил Спрэйка лет через пять после кражи костей. Это случилось в переполненном пригородном поезде до Юстона, проезжавшем Килбёрн. Стены килбёрнского вокзала были изрисованы граффити: в изобилии присутствовали насыщенные красные, пурпурные и зеленые пятна, подобные следам от фейерверков или перегнившим тропическим фруктам; на сверкающей поверхности значилось: Эдди, Дагго или Минс — не столько имена, сколько картинки в форме имен. Стоило их увидеть, как все остальное делалось гнетущим и унылым.
Килбёрнский перрон пустовал, но поезд тут задержался надолго, словно ожидая кого-то, и наконец в вагон протолкался мужчина. У него были рыжие волосы, бледные жесткие глаза и застарелый желтый шрам через всю левую щеку. Кроме плаща камуфляжной расцветки с пояском, по виду с распродажи, на нем вроде бы ничего больше не было — ни рубашки, ни куртки. Вошедший извлек сигарету и с наслаждением закурил, усмехаясь и кивая попутчикам. Мужчины уставились в полированные мыски ботинок. Женщины с неодобрением разглядывали густую, песочного цвета растительность у него на груди. Двери сомкнулись, но поезд не двигался с места. Спустя пару минут вошедший закатал рукав глянуть на часы, и стало видно вытатуированное на внутренней стороне грязного запястья слово «ФУГА». Продолжая усмехаться, он указал на граффити снаружи.
— Они это называют «бомбастер», — сказал он попутчице. — Наши жизни должны быть такими же.
Та немедленно уткнулась в свою «Дейли телеграф».
Спрэйк кивнул, словно услышав какой-то ответ. Вытащил сигарету и воззрился на ее сплющенный, пористый, запятнанный слюной конец.
— Вы все тут, — произнес он затем, — вы все тут, знаете, на самодовольных сутенеров похожи.
В вагоне ехали корпоративные айтишники и риелторы лет двадцати с небольшим, но дизайнерские галстуки или барсетки должны были придавать им сходство с грозными финансистами из Сити.
— Вы этого хотите? — Он расхохотался. — Вас бы всех бомбастерами на тюремных стенах прописать! — выкрикнул он.
Те попятились, остался только Кэрни.
— А что до тебя, — продолжил Спрэйк, заинтересованно глядя на Кэрни и понизив голос почти до шепота (смотрел он искоса, скосив голову, точно птица), — ты ведь просто вынужден продолжать убивать, не так ли? Это единственный способ удержать его на расстоянии вытянутой руки. Я прав?
Кэрни уже обуревало такое же неприятное чувство (аура, словно предзнаменование эпилептического припадка), что и при появлении Шрэндер, словно тварь решила сегодня предстать в этом необычном свете. Впрочем, в те годы Кэрни все еще мнил себя ее учеником или искателем истины. Он надеялся выжать из этих появлений что-нибудь позитивное. Он продолжал воображать свое бегство от Шрэндер визуальным двойником незримой противоположной траектории, к ней, по которой считал возможным достичь некоего трансформирующего перехода. Но по правде говоря, к моменту встречи со Спрэйком он уже давно, целую вечность, двигался наугад, бросал кости, ездил куда попало и ничего не достигал. Накатило мимолетное головокружение (а может, это просто поезд наконец тронулся в путь, сперва медленно, затем все быстрее, в сторону Южного Хэмпстеда), и Кэрни, чтобы не упасть, схватился за плечо Спрэйка.
— Откуда ты узнал? — выдохнул он. Собственный голос показался ему хриплым и угрожающим. Давно вышедшим из употребления.
Спрэйк секунду смотрел на него, потом фыркнул, жестом обведя попутчиков.
— Толчок локтем, — ответил он, — все равно что подмигивание. Для слепого коня.
Кэрни потянулся к нему, но Спрэйк с хитрым видом отстранился. Кэрни чуть не упал на женщину, закрывшую лицо «Дейли телеграф», умалил тяжесть проступка поспешным извинением и тут же подумал, что телесные метафоры на редкость удачны. Головокружение. Он в бегах. Ничего хорошего из этого теперь уже не получится. Он пал в тот же миг, как впервые коснулся костей. Он вышел из поезда за Спрэйком, они протолкались через шумный, отполированный до блеска вокзальный вестибюль и вместе очутились на Юстон-роуд.