— Что ты этим хочешь сказать? — насторожилась я.
— Ничего. Вот ты мне про гомиков красочно рассказываешь с какой целью? Может, я, дурак, сообразить должен, что Олег этот самый не исчез, а попросту сдернул с любовником? А благоверная поняла, пpостила, потому и не искала?
— Какая еще цель? Ты просил рассказать, я и рассказала. И ни с каким любовником он никуда не сдернул, потому что его любовником был Гера-Алексей присвистнул:
— Ну и компашка у вас. Гадюшник.
— Какая есть. То есть была.
— А вот любопытно, Наташка, про Олега ты все время говоришь, как про покойника: «был», а о подруге — точно о живой.
— Правда? — Вот черт, надо же… — Это оттого, наверное, что Олег давно исчез, а Дина… не привыкла еще.
— Ага. Интересное кино выходит. Два гомика, у каждого своя фирма, люди небед-ные, но чем занимаются — неизвестна. Что, совсем ничего не знаешь? — усмехнулся он.
— Олег вроде бы перевозками занимался. На кирпичном заводе у него гараж был. И еще я там контейнеры видела, такие большие.
— Ясно, кто-то что-то возит, кто-то что-то продает. В свободное время два молодых предпринимателя трахаются, и вдруг один исчезает. Слушай, может, его Гера кокнул? На почве ревности? Надоел он твоему Оле гу, тот решил начать новую жизнь и к жене вернуться, ну и…
— Глупость какая! Во-первых, они очень любили друг друга. — Тут Алексей фыркнул и головой покачал. — А потом, — разозлилась я, — Гера уехал раньше Динки, и Олег был жив-здоров.
— Гера мог вернуться.
— А охрана?
— Кирпичный завод большой, а охран ники на воротах стояли. Перемахнул твой Гера через забор или в дыру какую пролез, — в наших заборах дыр сколько хочешь — и укокошил любовничка.
— Ты меня нарочно дразнишь? Издеваешься? То у тебя выходит, что всех перестреляли. потому что Олег пропал, то вдруг Гера Олега убил. А остальных кто, тень отца Гамлета?
— Так ведь и с Олегом не все ясно. К примеру, почему он должен быть покойником? Ведь труп так и не нашли.
— О Господи, только не говори, что Олег вернулся и в обиде на Геру всех перестрелял.
— Ладно, поваляли дурака, и хватит. На тебя охотятся. Причину нужно здесь искать — это как дважды два.
— Интересно, откуда такая уверенность? — съязвила я.
— Интуиция подсказывает, — усмехнулся Алексей.
— А-а-а, тогда конечно.
— Олег кому-то мешал, его убрали. За месяц что-то произошло, отчего вы все, кто был рядом с ним, стали опасными свидетелями. Копать надо здесь. Как фамилия твоего Геры?
— Феоктистов Герман Эдуардович. Записать?
— Не надо, запомню. А Олег?
— Герасимов. Отчество Николаевич.
— Еще вопрос. Когда исчез Олег, кто стал заправлять делами фирмы?
— Как кто? — удивилась я. — Гера, конечно. Кто ж еще? Динка ничего в этом не смыслит, а вся фирма — это Олег, бухгалтер да еще двое ребят на подхвате. Охранников, шоферов и уборщиц я не считаю.
— До чего ж фирма интересная, чем больше ты о ней рассказываешь, тем меньше я о ней узнаю. Ладно, не злись. Разберемся.
— Как? — насторожилась я.
— Слухами земля полнится. Кто-то что-то обязательно слышал, нам бы ниточку, и клубочек распутаем.
Я смотрела на него, прикидывая: способен он в самом деле распутать этот клубок? Кто его знает… На всякий случай стоило быть настороже. Слава Богу, допрос и его утомил, он наконец от меня отвязался. Для разнообразия занялся моей рукой. Выглядела она по-прежнему устрашительно, но, как ни странно, почти не болела. Рана как будто была чистой, и заражение мне не грозило, чему я, естественно, радовалась.
— Как на собаке, — философски заметил мой лекарь.
Это показалось обидным, но я промолчала.
День был жаркий, и мы расположились в саду, пили пиво и друг к другу приглядывались. Я уже поняла, что заблуждалась насчет его сообразительности. Как бы по словица об уме и силе не сыграла со мной скверную шутку. Алексей вызывал смутную тревогу, она росла, крепла, не давая расслабиться. Что будет, если он вдруг узнает в чем дело, — об этом даже думать не хотелось. Жизнь моя по-прежнему не стоила и копейки.
Я покосилась на Алексея. Он нацепил очки от солнца, и теперь его физиономия выглядела совершенно бандитской. Агрессивный, крупный, уродливый — типичный портрет городского хищника.
— Ты чего на меня уставилась? — лениво усмехнулся он, швырнув банку в ведро возле веранды — Я проследила за ее полетом: попадет или нет? Попал.
— В баскетбол играешь? — поинтересовалась я.
— Не-а, я больше в другие игры.
— В какие, например?
— В разные…
— Ты за что в тюрьму угодил? — поинтересовалась я, продолжая его разглядывать.
— Вот что, дорогуша, я по мере возможности тащу тебя из дерьма, а ты, в знак признательности, в мои дела не лезешь. Усвоила?
— Конечно. Я не из любопытства даже. Просто хотелось бы знать, с кем имею дело. Он извлек еше одну банку и вдруг заявил:
— Я тебе должен, я это помню.
Я посмотрела на него поверх очков и кивнула. Забавно, но он мне нравился.
— Какие у нас планы? — спросила я.
— Сегодня отдыхаем. Надо все как следует обмозговать. Утром поеду к крестному, тянуть нельзя больше. Пора показаться отцу родному.
— Мне с тобой можно?
— Нет.
— Одной страшно.
— Закройся в доме и не выходи. Здесь безопасно. Я недолго. Покажусь, заскочу еще в пару мест, новости узнаю и вернусь.
— Поосторожней, ладно? — промямлила я, отводя глаза.
Он снял очки, внимательно посмотрел на меня и кивнул:
— Само собой.
Остаток дня Алексей пребывал в задумчивости, бродил по дому, курил на веранде и насвистывал. Я за ним наблюдала и тосковала, потому как неведомо мне было, какие мысли в его стриженой голове роятся и какие умозаключения назревают. Вместе с беспокойством возникло какое-то странное томление. Странным оно, возможно, было лишь для меня, а остальная часть человечества признала бы его вполне естественным и даже уместным. Я, однако, в силу ряда причин, связанных с особенностями моей прежней жизни, понятия не имела, что с этим томлением делать и как от него избавиться. Весь вечер я не открывала рта, зато воровски пялилась на Алексея, на его голую грудь, здоровенные ручищи и пыталась себя в чем-то убедить. К примеру, в том, что физиономия у него вовсе не уродливая, встречаются и похуже. Естественно, если у человека все лицо изрезано, трудно ожидать, что он будет выглядеть, как Том Круз. Опять же, воспитание в семье, где наблюдаются устойчивые уголовно — алкоголические традиции, тоже мало хорошего добавило, и все-таки… Он до сих пор меня не сдал, что говорило о врожденном благородстве… или глупости? .. А что бы я сделала на его месте? Прежде всего не позволила бы упечь себя в тюрьму какому-то Серому. Тут я опять уставилась на его грудь, и мысли потекли куда-то… в общем, завели они меня довольно далеко.
Я прислушалась к своему внутреннему голосу. Он настойчиво рекомендовал убраться от Алексея подальше. Хотя бы в другую комнату, что я и решила сделать. Однако прежде необходимо было выяснить одну вещь, и я нарушила затянувшееся молчание:
— Ты где с крестным встретишься?
— Что? — очнулся он.
— Где вы с крестным встречаетесь?
— Дома у него.
— А где он живет?
— Тебе зачем? — насторожился Алексей.
— Так… чтобы знать, куда гранату швырнуть в случае чего…
Он усмехнулся, а потом и хохотнул, головой покачав:
— А ведь и вправду швырнешь…
— Отчего ж не швырнуть? Терять мне особо нечего…
— Ерунда, прорвемся. Главное, найти ту самую печку, откуда танцевать, а там… — Он наклонился ко мне, вызывая своей близостью беспокойство. — Особенно не бойся.
— Адрес скажи. Или это великая тайна, которую мне доверить никак нельзя?
Алексей пожал плечами.
— Николо-Перевозинская, дом три.
Я присвистнула: район мне был известен.
— Крестный, случаем, не нефтяной магнат? — поинтересовалась.
— Может. Сие неведомо. На то он и крестный, чтобы дела свои в секрете держать.
Перед сном я обдумала план действий на завтра. Потом осторожно пробралась на веранду, принесла бинокль, который углядела еще днем, и сунула под кровать: завтра он мог пригодиться.
Проснулась я от того, что Алексей грохнул в мою дверь кулаком и гаркнул:
— Подъем.
Я головой потрясла, глаза потерла и пошлепала в ванную. Алексей хозяйничал в кухне, готовил завтрак. Как мужчина самостоятельный и с хорошим аппетитом, о пище телесной он неизменно заботился сам, столь ответственного дела женщине не поручая.
Жара стояла страшная, а столбик термометра упорно лез вверх. Свой дом я покидала налегке, в легкой кофте и джинсах, в которые переоделась на даче. Ходить в джинсах при температуре плюс 30 — самоубийство, и я превратила их в шорты.
— Привет, — хмуро бросила я, садясь к столу.
Алексей перегнулся через стол и на мои ноги уставился, потом все-таки опустил свой зад на стул, скроил мерзкую рожу и заявил:
— Ножки — зашибись.
— Дурак, — ответила я.
— Да это я так, в порядке комплимента.
— Засунь свой комплимент знаешь куда…
— Догадываюсь… Я ж забыл про вашу интересную компашку: мужики, значит, с мужиками, а бабы от тоски с бабами. Угадал?
— Опять дурак, — сказала я, впрочем, без всякой злости и налила себе кофе.
— Не угадал, значит… И все-таки ты шлюха какая-то не правильная…
— Правильная. Упадок сил у меня отбеготни. Устраивает?
— Ага. Значит, надежда есть?
— Надежда умирает последней. А что это за странное направление мыслей с утра пораньше?
— Да так… Взгрустнулось… Красивая ты баба, Натаха…
— Ага. А главное, пока живая. Ты не цепляйся, ладно? Без того тошно…
— Уговорила.
Он поднялся, шагнул к холодильнику, с легкой тоской взглянул на поллитровку, подумал и взял кефир.
— Вот и правильно, оно для здоровья полезней, — съязвила я.
— Как вы, бабы, можете жизнь человеку отравить!
Алексей усмехнулся и опять на меня посмотрел по — особенному. Я поерзала и вроде бы даже покраснела, а он засмеялся. Как видно, ему понравилось вгонять меня в краску: он все пялил на меня глаза поверх стакана с кефиром и ухмылялся. Новый поворот наших отношений был мне не по душе. К счастью, он взглянул на часы и заторопился.
Я пошла его проводить. Он вывел из гаража машину, открыл ворота и кивнул мне:
— Пока. Сиди дома, не высовывайся
— Ты уж поосторожней…
Он уехал. Я закрыла ворота и бросилась в дом. Сумка была собрана. Я заплела волосы в косы, превратив себя в умненькую студентку, сунула в сумку найденную в кладовке сломанную ракетку, нацепила солнечные очки и осталась собой довольна. Шорты в сочетании с сандалиями на босу ногу делали меня непременным и неприметным атрибутом летнего города. Я вздохнула, мысленно выпрашивая у судьбы удачи, и вышла из дома.
Автобус пыхтел на остановке, отравляя воздух черным дымом. Две старушки торговали семечками. Я купила стакан, вошла в автобус и заняла место возле двери. Пассажиров было человек десять, в основном пенсионеры. Шофер тяжко вздохнул, закрыл двери, и автобус тронулся. Через четверть часа я уже была в городе и пересела в троллейбус. Доехала до центра, вышла у старого драмтеатра и дальше отправилась пешком.
Николо-Перевозинская улица тянулась вдоль реки. В начале века здесь царило купеческое благолепие. Внизу была пристань, при ней церковь о пяти главах с высокой колокольней. Потом улицу переименовали в Красномилицейскую, колокола сняли, а в церкви разместили обувную фабрику. Добротные купеческие дома с крепкими заборами заселили трудовым людом, семей по десять в каждый, с одной громадной кухней на всех и удобствами во дворе.
Поколения сменяли друг друга, а люди по-прежнему терпели прелести коммунального быта, с тоской поглядывая на растущих вокруг близнецов-многоэтажек. Кому везло, те выбирались в квартиры, где кухня маленькая, зато сосед не маячит перед глазами в трусах и майке, а в туалет с утра не надо занимать очередь. Оставшиеся доживали свой век, наблюдая из окон с ванькой-мокрым на подоконнике за бесчисленными стаями бродячих собак и котами на завалинке.
Однако жизнь сделала еще один крутой поворот. Обувь стали шить в более подхо-дяшем для этого месте, на колокольню вернули колокола, на золотые луковки — кресты, а улицу вдруг облюбовали появившиеся богатеи. Как всегда, русская душа не знала удержу. Иные покупали по пять квартир, расселяя туда древних стариков и старушек, чтобы занять бывший купеческий дом. Через год дореволюционному благолепию нечего было и тягаться с нынешними роскошными особняками. От старых задворок областного центра остались только бесчисленные кусты сирени, шиповника и акации. Бродячие псы куда-то делись, зато появились мастифы и доги, а забредшие по глупости коты сидели на деревьях и жалобно орали. После таких перемен называться Красномилицейской улица положительно не могла, и ей вернули исконное название.
Эти мысли блуждали в моей голове, когда я, спустившись по чугунной лестнице, оказалась в прохладном раю Николо-Перевозинской. Народ здесь проживал далеко не бедный, и адрес уже сам по себе наводил на размышления. Если Лешкин крестный и не был шейхом из Саудовской Аравии, то на простого пенсионера тоже не тянул. Впрочем, редкие развалюхи здесь еще остались, вполне возможно, одну из них я сейчас и увижу.
Я свернула на песчаную тропинку, под прикрытие сирени, и пошла вдоль улицы, поглядывая на номера домов.
Дом номер три на первый взгляд не являл собой ничего примечательного. Двухэтажный особняк из красного кирпича, крытый черепицей, крыльцо с гнутыми железными перилами и симпатичными фонарями с обеих стоpон. Дом утопал в зелени и быд обнесен металлической оградой на каменных столбах. Солидно и без излишеств. Мне понравилось. Хозяин такого дома красный пиджак ие напялит, хотя, может, я оши-баюсь.
Я прошла мимо, успев заметить, что Лешкиной машины во дворе нет, и свернула в переулок, размышляя, где укрыться. Через минуту я вышла на соседнюю улицу, параллельную Николо-Перевозинской и носившую имя Фрунзе, что было, конечно, явлением временным. Особняки и здесь теснили деревянные домишки, но процесс колонизации был еще в начальной стадии, и улица напоминала захламленную строительную площадку. Возможно, из-за жары на площадке этой особого оживления не наблюдалось.
Завидев скамейку, я присела, пытаясь сориентироваться. Находилась я где-то позади нужного мне дома, и здоровенный дуб с похожим на скворечник сооружением, сделанным местной детворой для одним им ведомых целей, мог мне пригодиться. Если хозяева отсутствовали, конечно. В такую жару я бы на их месте отправилась на речку.
Хозяев видно не было. Повесив на плечо сумку, я полезла на дерево, с грустью подумав, что поспешила обрезать джинсы: длинные щтанины сейчас бы пригодились.
Ободрав колени, я все-таки достигла скворечника, огляделась и порадовалась, что не ошиблась: дом номер три отсюда смотрелся как на ладони. Если поднимусь чуть выше, смогу увидеть и крыльцо с витым козырьком. Впрочем, неизвестно, пустят ли Алексея с парадного хода…
Я забралась повыше, выбрала основательный на вид сук и устроилась на нем, не обращая внимания на сердитые взгляды вороны с соседней ветки.
— Лети отсюда, — сказала я ей, извлекая бинокль из сумки.
Затея сильно смахивала на авантюру: сидя на ветке, многого не узнаешь, а вот если взрослую тетю сердитые дяди засекут на дереве с биноклем в руках, будет тете худо. Однако Алексей занимал меня чрезвычайно, а крестный его — и того больше, потому я и решила рискнуть. Авось что-нибудь да высмотрю.
С этой стороны особняк выглядел намного интересней. Деревья, посаженные вдоль крепкого забора, через несколько лет должны были надежно укрыть его от нескромных взоров. А пока я и без бинокля хорошо видела веранду с распахнутыми настежь дверями и настоящий бассейн с мраморными ступенями. Бассейн был небольшим, но как-то чувствовалось, что им пользуются. Чуть в стороне, возле кустов роз, стоял белый столик с витыми ножками, пяток стульев к нему и плетеное кресло под веселым полосатым грибком.
В кресле кто-то сидел. В бинокль я разглядела мужчину лет шестидесяти в спортивных штанах и футболке. Он читал газету, то и дело поправляя очки, сползающие с носа, наверное, из-за жары. Мужчина походил на пенсионера-сторожа или садовника. Сидит себе человек в хозяйском кресле, пока «сам» отсутствует, сидит и газетку читает. От его облика веяло чем-то устоявшимся и мирным.
Я обшарила взглядом сад, двор и окна дома, но больше ни души не обнаружила. А что, если Алексей сыгpал со мной шутку? Только я подумала об этом с тихой злостью, как появился он собственной персоной. Увидела я сначала машину, но не нашу расхристанную «восьмерку», а вполне приличную «Ниву» белого цвета. Только когда из нее вышел Алексей, до меня дошло, что это вторая «тачка», купленная Соловьем.
Стоило Алексею показаться, как дом ожил, да так, что мие пришлось вертеть головой во все стороны, чтобы не пропустить что-нибудь интересное. С крыльца спустились двое молодых людей — как видно, Алексея они хорошо знали, потому что принялись по очереди трясти ему руку и улыбаться. Слов я не слышала и по губам читать не умею, но общее впечатление: встреча прошла в теплой, дружеской обстановке. Пока все трое входили в дом, в саду тоже наметилось оживление. Крупный, почти квадратный паренек скатился по лестнице, остановился за пару метров от старика и что — то сказал, выгибая спину. Выглядело это забавно: спина гнулась с трудом от чрезмерного количества мускульной массы. Старичок кивнул, снял очки, отложил их вместе с газетой в сторону. Квадратный исчез в кустах, а старичок задумался, потер переносицу и вроде бы даже вздохнул, но тут же бодро поднялся и улыбнулся во всю ширину рта, сверкая золотыми ко-ронками.
Причиной такой радости было появление Алексея. Он спускался по ступеням без сопровождения и без улыбки. Возле бассейна они встретились, обнялись, пожали друг друту руки, а старичок, который, кажется, все-таки оказался крестным, наклонил к себе стриженую Лешкину голову и трижды его облобызал. Они еще с минуту постояли, крестный держал Лешку за руку чуть выше локтя и вроде бы рассматривал, а потом махнул рукой в сторону полосатого грибка, приглашая проходить и быть как дома.