Антони Микулскис достал блокнот из кармана плаща и задал еще несколько вопросов, на которые женщина, казалось, не могла ответить. Потом ее голос стал раздраженным, она всплеснула руками. Микулскис ответил ей резким тоном, и только затем разговор был окончен уверенным кивком литовских полицейских. Женщина выразила свое недовольство еще несколькими громкими восклицаниями, прежде чем зайти в дом и закрыть за собой дверь.
– Он переехал, – объяснил Антони Микулскис. – Она живет здесь одна и сдает маленькую комнату.
Полицейский указал на табличку в окне, чтобы подтвердить сказанное женщиной. Kambarių nuoma. Сдается комната.
– Он переехал чуть больше недели назад и должен ей сто лит за четырнадцать дней аренды. Все, что она знает: он собирался искать себе работу. Сейчас она не знает, чем кормить ребенка. Комнату сдать тяжело. Отсюда в город не ходит автобус.
«Сто лит», – подумал Вистинг. Женщина сдавала комнату в своем доме чужому человеку за сумму меньшую, чем пятьсот норвежских крон в месяц. Такую же сумму он заплатил вчера вечером за вязаную куколку той девочке в переулке.
– Поедем дальше? – предложил Алберг.
Литовский полицейский попросил взглянуть на список адресов, которые они хотели посетить.
Вистинг протянул ему распечатку.
– Теодор Милош живет ближе всего, – сказал Микулскис и протянул бумаги назад. – Всего в пяти минутах отсюда.
– Давайте поедем туда, – согласился Вистинг.
Он сел назад в полицейский автомобиль и изучил фотографию коротко стриженного мужчины с широкой шеей. Теодору Милошу было двадцать четыре года, он был второй по старшинству в группе литовцев, прозванной норвежской полицией «Квартетом Паняряй», и, вероятно, главным. Именно он владел серым фургоном, на котором путешествовали литовцы, и именно он заказал паром через Балтийское море. В материалах расследования, лежащих у Вистинга на коленях, были телефонные подтверждения, помогавшие определить его положение в пространстве и времени, когда происходили события в Невлунгхавне.
Дом Милоша находился в более плотно населенной области, но и здесь упадок был очевиден. Водитель дважды свернул не туда, прежде чем остановился возле низкого кирпичного строения, спрятавшегося между несколькими раскидистыми деревьями. Несколько окон были заколочены ставнями. Крыша просела и была покрыта мхом. Списанный грузовик без колес стоял на кирпичах, сливаясь с ландшафтом. Но несколько детских игрушек, венчавших земляную насыпь, свидетельствовали, что дом все же населен.
Вистинг вышел из автомобиля и почувствовал вонь гниющих листьев и слабый запах костра.
Они подошли к дому. Серо-бурая штукатурка на фасаде обвалилась вдоль углов и карнизов. Водосточная труба болталась на восточной части крыши.
Одни из двух литых перил, ведущих вверх вдоль широкой лестницы к входной двери, почти отвалились. Полицейские перешагнули через несколько мешков с мусором, прежде чем подобрались к двери, покрытой пятнами и комьями земли.
Начальник уголовного розыска постучал.
Почти сразу же на крыльцо вышла одетая в темно-зеленый свитер молодая женщина с маленьким ребенком на руках. У нее были коричневые прямые волосы, спускавшиеся вниз по обеим сторонам лица.
Полицейский представился, и Вистинг услышал, как коллега произнес слово «Norvegija» и махнул рукой в его сторону.
Женщина кивнула, когда они спросили о Теодоре Милоше. Потом задала вопрос. Антони Микулскис ответил, они обменялись несколькими словами, и литовец повернулся к Вистингу.
– Это его сестра, – объяснил он. – Теодора Милоша нет дома. Она говорит, что он был в Норвегии, работал, но вернулся домой раньше, чем планировалось. Вчера он снова уехал.
– Как она думает, где он?
Микулскис перевел вопрос.
– Она не знает, но, возможно, он на рынке «Гарюнай».
– Воровской рынок, – прокомментировал Мартин Алберг.
– С кем он? – хотел уточнить Вистинг.
Вопрос был переадресован.
Ответ последовал незамедлительно: она не знает.
Ребенок начал хныкать. Литовские полицейские завершили беседу, Вистинг не смог уловить обычных фраз вежливости.
– Что теперь? – спросил начальник уголовного розыска, когда машина выезжала задом со двора.
– Они довольно скоро узнают, что мы их ищем, – сказал Вистинг.
– Она наверняка сейчас позвонит своему брату, – кивнул Микулскис и достал сигаретную пачку из кармана плаща. – Отправимся к последнему в списке прямо сейчас?
Вистинг согласился, вытащил из стопки на коленях распечатку из реестра с информацией на Алгирдаса Сквернелиса и протянул вперед на пассажирское сиденье. Начальник уголовного розыска сунул сигарету в рот и прикурил, прежде чем взять распечатку.
– Мы хорошо знаем брата этого парня, – сказал он и постучал пальцем по фотографии. – Он сидит в Лукишской тюрьме и ждет приговора за ограбление магазина.
Он говорил, зажав сигарету между губами и прикрыв глаза, чтобы дым не попадал в глаза и не мешал.
– Алгирдас – просто мелкий вор, пока что, – продолжил он. – Он будет разговаривать.
На магистрали они застряли за фургоном, который тянули лошади. Он был доверху нагружен соломой, и они не могли ничего поделать, пока фургон не исчез, свернув на деревенскую дорогу.
Вистинг заметил, что ни один из домов, которые они проезжали, не был пронумерован, и только на нескольких улицах он видел таблички с названиями. Следователь удивился, как водитель вообще может что-то здесь найти.
Еще через десять минут они подъехали к новому серому каменному дому. По двору были разбросаны плуги, старые моторы и запчасти от грузовиков были разбросаны. Старый велосипед был накрепко прикован толстенной цепью к ржавым воротам. В некоторых окнах горел свет, и маленькая и щуплая женщина, ровесница Вистинга, выглянула из окна, когда они парковались. У нее было узкое бледное лицо с коротким прямым носом. Прежде чем они оказались у двери, она открыла.
Полицейские представились, женщина смотрела на них голубыми, похожими на стекло глазами.
Она что-то сказала по-литовски, повернулась и со сгорбленной спиной направилась внутрь. Вистинг последовал за Антони Микулскисом через прохладный коридор, чьи темные стенные панели и обои, коричневые от ветхости, делали атмосферу мрачной. Кое-где на полу не хватало плиток, но дом казался чистым и опрятным.
Их проводили в гостиную. Комната имела оранжевые плафоны с бахромой и коричневыми следами копоти. Поблекшие желтые занавески свисали с каждой стороны окна, единственный вид открывался на другое серое каменное здание. Наверху на пустой книжной полке стояло чучело птицы, которую попытались сделать чуть более живой, приоткрыв клюв, раскинув крылья и вместо погасших глаз вставив стеклянные шарики с угрожающим блеском.
Под книжной полкой стоял большой плоский телевизор. Он сильно выделялся из удручающе старого убранства комнаты.
Женщина опустилась на диван, накрытый одеялом, подходившим к занавескам. Два литовских полицейских сели напротив нее. Больше стульев в маленькой гостиной не было, так что Вистинг вышел на кухню за табуретками.
– Это мать Алгирдаса, – объяснил начальник розыска. – Сын больше недели не появлялся дома. Он в Норвегии на работе.
– Она не знает, что сын вернулся? – спросил Вистинг.
Литовский коллега задал еще несколько вопросов. Женщина уверенно помотала головой.
– Она считает, что он по-прежнему на работе в Норвегии. Он должен был оставаться там три месяца. Он бывал там и раньше, ее сын – способный плотник.
– Расскажите ей о билетах на паром, – предложил Мартин Алберг.
Снова беседа пошла на языке, который Вистинг не понимал.
– Она думает, что он бы приехал к ней домой, если бы он действительно уже вернулся в Литву на пароме. Она стирает его одежду и готовит ему, но он нечасто бывает дома.
Женщина терал руки и продолжила говорить, раскачиваясь вперед и назад.
– Она не может понять, что такого нехорошего он сделал в Норвегии, – перевел Микулскис. – Он хороший мальчик, и она не понимает, что здесь делает норвежская полиция.
Женщина все не замолкала, литовский коллега переводил.
– Она за него волнуется. Обычно он звонит домой пару раз в неделю. Сейчас она ничего не слышала о нем с тех пор, как он позвонил и сказал, что приехал в Норвегию.
Мартин Алберг встал с места.
– Спросите, откуда у нее этот телевизор, – сказал он.
Начальник уголовного розыска пришел в замешательство. Вистинг поднял руку и попросил пока отложить этот вопрос.
– Здесь мы закончили, – заявил он.
Антони Микулскис, очевидно, был согласен. Он встал с дивана и завершил разговор с пожилой женщиной, как понял Вистинг, убеждая попросить сына связаться с полицией.
– Теперь нам нужно поесть, – решил Микулскис, когда они вернулись в машину. – Я знаю о ресторане тут неподалеку, где делают великолепный кугелис. Можем поесть и обсудить стратегию, – предложил он.
– Картофельный пудинг, – объяснил Мартин Алберг.
Звучало ужасно, но Вистинг почувствовал, что успел проголодаться.
46
Лине просыпалась медленно, чувства еще были притуплены после выпитого ими вина. Место в кровати возле нее пустовало, с кухни доносились звуки.
В спальне не было часов. Обычно она клала мобильный телефон возле себя на прикроватный столик, но сейчас он остался в гостиной.
Она протянула руку к занавескам и отдернула одну в сторону.
Могло быть уже около девяти. Погода прояснилась. Солнце еще не встало, но ночная темнота готовилась отступить, и день обещал быть более светлым, чем несколько предыдущих.
Она снова легла в кровать и осталась лежать, удивляясь тому, что вчера произошло. Она не знала, сожалеть ей или нет о том, что она снова подпустила Томми к себе. Думала, что все решила, но сейчас была не уверена.
Томми появился в дверях и улыбнулся, увидев, что девушка проснулась.
– Чай? Кофе? – спросил он.
– Кофе.
– Отличный выбор, – прокомментировал он. – Он готов. На твоей кухне ничего особенного. На завтрак будут хлебцы с сыром.
– С желтым или коричневым?
– С желтым.
Лине села в кровати и прикрыла обнаженное тело одеялом. Томми оставил ее одну, и она натянула спортивный костюм и пару толстых носков. Прежде чем она вышла к нему, она бросила быстрый взгляд в зеркало. Ей следовало что-нибудь сделать с лицом, но она оставила все как есть.
От чашки, которую он поставил перед ней, шел дымок.
– Мне нужно скоро ехать, – сказал он и отпил из собственной чашки.
Она не знала, радоваться или злиться в ответ на сообщение. В некотором роде оно заставило ее почувствовать себя использованной. В то же время события всколыхнули в ней столько чувств, что неплохо было немного побыть с ними наедине.
– Мне нужно быть в Осло до одиннадцати. Отдать Пие машину.
Она только кивнула.
– Сейчас столько всего происходит, – продолжил он. – Брат подруги Руди, вероятно, сгорел дома.
Лине нахмурила лоб. Она знала, кто такой Руди. Он был одним из тех, кто купил часть «Шазам Стейшн» после того, как одному из товарищей Томми, открывших вместе с ним ресторан, пришлось отойти от дел. Она только несколько раз здоровалась с Руди. Но успела его невзлюбить. У него было огромное эго, но слабое самосознание. Его женщина была загорелой блондинкой с отбеленными зубами и на высоких каблуках. С ней невозможно было вести разумную беседу. Через несколько встреч Лине стала держаться от них на расстоянии.
– Сгорел дома? – все, что она смогла сказать.
– Да, никто ничего о нем не слышал несколько дней, а в понедельник его квартира в Гроруде сгорела дотла. Там еще даже не все разобрали.
Лине кивнула, о пожаре она слышала в новостях.
– Как это случилось? – спросила она.
– Я не знаю, но квартира выгорела полностью. Я вчера заезжал туда. Хорошо бы они определили причину.
Он осушил свою чашку и поднялся с места.
– Когда ты приедешь домой? – спросил он.
Она не ответила. Девушка сказала Томми, чтобы он собрал вещи и нашел себе новую квартиру, и только после этого она собиралась вернуться домой. Его визит все повернул с ног на голову, и теперь она жалела о случившемся. Ее опыт по-прежнему говорил, что не имеет смысла строить их отношения дальше. Горячая ночь и поездка на юга ничего не могли изменить.
– Посмотрим.
Томми казался неудовлетворенным ответом, но ничего не сказал. Он поставил кофейную чашку в раковину, подошел к двери и надел кроссовки.
– Я должен ехать, – сказал он.
Лине встала из-за стола.
– Я провожу тебя до машины, – сказала она и выпила остаток кофе стоя.
Они последовали по узкой тропке, ведущей к парковке. То тут, то там им приходилось обходить жидкую грязь и зеленые лужи.
Томми подошел к синему «Пежо». Серый фургон, оказавшийся на парковке в первый день, когда она приехала, сейчас стоял рядом с машиной Лине, внутренняя сторона лобового стекла запотела. «Фольксваген Каравелла». Лине подошла к микроавтобусу и заглянула в кабину водителя, пока Томми открывал свою машину. Было чисто, за исключением пары кроссовок, стоявших на пассажирском сиденье. Кузов был закрыт. Она прочитала номерной знак и, сложив руки на груди, ждала, когда Томми попрощается.
Он подошел к ней и хотел поцеловать. Она подставила щеку и обхватила его руками так, что вместо поцелуя получилось объятие.
– Я тебе позвоню, – сказал он, когда она разжала руки.
– Отлично, – ответила она.
Потом он сел в машину, захлопнул за собой дверцу и сдал задним ходом, чтобы вырулить на узкую подъездную дорожку.
Лине осталась стоять и смотреть на машину Томми. Она чувствовала себя совершенно опустошенной, потерявшей силы. Уверенность, которой она так гордилась несколько дней назад, исчезла. Теперь она была просто в смятении. И одинокой. Снова.
47
Ресторан находился возле парка, деревья были укрыты желтой осенней листвой. Вистинг послушал совета литовского коллеги и заказал картофельный пудинг.
Пока они ждали, им подали квас. Напиток напомнил сладкое легкое пиво, которое мать Вистинга варила к Рождеству, но только меньше ему понравился.
– Осталось поговорить с матерью Дариуса Платера, – сказал Антони Микулскис. – Может быть, у нее есть сведения о том, где находится наша троица.
– У нас есть одна проблема практического характера, – сообщил Вистинг. – Мы не до конца уверены в том, что наш покойник – Дариус Платер. Наше опознание основано на отпечатках пальцев, которые были сняты во время его ареста в Норвегии в прошлом году. В тот раз он предъявил свой паспорт, но мы не можем гарантировать, что он не был фальшивым. Мы не можем связываться с его семьей прежде, чем будем совершенно уверены.
– А когда вы будете уверены?
Мартин Алберг ответил:
– Он ведь зарегистрирован в литовской базе отпечатков пальцев. Интерпол сейчас работает с отпечатками в обеих странах. Бюрократический хоровод, разумеется, но, думаю, ответ мы получим сегодня или завтра.
– Когда придут ответы, у нас появится официальная работа, – кивнул коллега. – Чем займемся, пока будем ждать?
– Мы можем поехать на рынок «Гарюнай»? – спросил Вистинг. Он хотел посмотреть, как продаются ворованные в Норвегии вещи. – Возможно, мы найдем наших ребят там.
Начальник уголовного розыска пригубил стакан. Пил и думал.
– Там семь тысяч торговых точек, – наконец произнес он. – Безнадежное дело, но мы можем вас туда отвезти. Мне нужно на работу, бумажная волокита ждет.
Мартин Алберг кивнул.
– Мы можем вернуться в гостиницу на такси, а завтра утром встретиться.
– Хорошо, – улыбнулся литовский коллега. – У вас есть моя карточка. Позвоните мне, и мы еще раз попытаемся связаться с этими людьми.
Они практически полчаса прождали, когда еда окажется на столе. Традиционное блюдо неуловимо пахло орегано и какой-то другой специей. Оно немного напоминало запеченный в сливках картофель и выглядело как кусочки картошки, переложенные беконом и поданные в форме. Сметана и брусничный соус венчали композицию.
Было очень вкусно.
После Вистинг настоял на том, чтобы оплатить счет, и отмел все протесты, упомянув про государственный командировочный бюджет. После быстрого перевода валют в уме он понял, что весь ужин стоил ему меньше ста пятидесяти норвежских крон.
Начальник уголовного розыска зажег новую сигарету, когда они сели в автомобиль. Дорога до «Гарюная» заняла четверть часа. Гигантский рынок располагался за длинным, в несколько сотен метров, забором, за которым проходила широкая магистраль на Каунас.
Водитель остановил машину перед полицейским постом у входа. Антони Микулскис вышел из машины вместе с гостями. Вистинг стоял и рассматривал череду торговых палаток, представлявших из себя жестяные отсеки, накрытые брезентом. Сверху лежали покрышки, камни и другие тяжелые предметы, призванные помешать ветру сорвать эти временные крыши.
Вистинг бывал на рынках во время отпуска в Турции и Испании, но никогда не видел ничего подобного. Этот был гигантским. Со своего места он видел метры полок с автомобильными стереосистемами, мобильными телефонами, электропилами, динамиками, пылесосами, газонокосилками, автозапчастями, музыкальными центрами, холодильниками и дюжиной белых свадебных платьев. Будто собрали все известные гипермаркеты мебели, техники и автозапчастей вместе под открытым небом.
– Что это вообще за место? – спросил он сам себя.
– Это торговый центр для людей, у которых нет денег, чтобы покупать еду или одежду в обычных магазинах, – объяснил начальник уголовного розыска. – Многое из того, что можно тут купить, было в употреблении, и цены потому низкие.
– Краденые вещи? – спросил Вистинг.
Коллега пожал плечами.
– Некоторое количество есть, конечно, но с карманными кражами у нас проблем куда больше, – сказал он и ткнул пальцем в камеру наблюдения.